На Дунае

            Голову с плеч капитану, да здравствует капитан!
           Григорий Поженян, офицер,морской пехотинец, командир морских разведчиков, поэт.


 На этот раз я встретился  с ним в маленьком уютном кафе. Оно находится совсем недалеко  от железнодорожного вокзала  в древнем городе Феодосии.  Здесь на открытом  всем ветрам,  огороженным  низеньким  плетеным из  тростника заборчике, месте за столиком под полосатым  цветным  широким  зонтом мы и устроились. Где-то за вокзалом шумело море. В Крыму уже наступила осень. Это стало заметно лишь тогда, когда  в самом конце августа  легкомысленные родители вдруг вспомнили, что кроме отпуска, нагретого за лето моря, радости отдыха и удовольствия, есть еще и школа, к которой хорошо бы вовремя вернуться.  Спохватились и побежали покупать билеты  домой.  Ну а я радовался,  наконец-то  опустели пляжи, нет сутолоки и суеты, не  носятся  повсюду неугомонные мальчишки и девчонки на разноцветных самокатах со сверкающими в темноте  колесами.  Все, шумное и жаркое крымское лето закончилось, и море отдыхает. Оно будет набираться сил после кошмара, который называется «летний пляжный  сезон».
Мы сидели  и слушали шелест осеннего моря, неясный шепот уставших за прошедшее  горячее  лето,  будто вырезанных из бумаги,  темно-зеленых  листьев акаций и  из высоких  прозрачных турецких стаканчиков  пили ароматный  черный  крепкий сладкий чай. Давно я не был в этих местах, что-то осталось здесь  по-прежнему: вот этот детский парк, а вот из той городской водоразборной колонки  Айвазовского мы  набирали воду  в большой синий бак и, с осторожностью,  тщательно  закрыв крышку,  везли  за город в грузовике ГАЗ-51  в  приморское село  Береговое. В советские годы вода здесь ценилась и сберегалась. 
С моим знакомым, я  расстался нынешней ранней весной в Москве.  Сергей приехал в  этот  крымский  город  по каким-то своим делам, ну а я воспользовался еще одной возможностью  послушать  очередной  рассказ  моряка. У моря и на своем танкере Сергей словно оживает, взгляд становится твердым,  с оценивающим прищуром. И куда только  исчезает  его  неуверенность, какая-то  растерянность, когда он вынужден выживать в столице?
- Вот говорят, что вода в Дунае будто небесно-голубого  цвета, - начал он, - но это не так  или не совсем так. Возможно,  что в девятнадцатом веке, когда Штраусом был написан вальс  «На прекрасном  голубом   Дунае»,  река действительно была настолько чиста и прозрачна, что в ее водах отражалось небо. Но в наше время все изменилось.  Даже у истока, в верховьях Дунай не так уж чист. Более сорока тонн ртути, свинца ежегодно  попадает  в Черное море.  Река постоянно меняет цвет. Она  то  желтая,  то свинцово-серая. Течение быстрое, на всем своем протяжении  перемещает  огромное количество гальки, гравия, песка. Эти гигантские по своему весу  массы, находясь в постоянном движении, довольно с большой скоростью устремляются  вниз, образуя разветвленные рукава, протоки, тысячекилометровую дельту  с выходом в Черное море…  Вот по такой  реке в низовье   ходят суда, сухогрузы,  нефтеналивные танкеры  морского класса, а также класса «река-море».
В самом конце восьмидесятых  на таком танкере мы вышли из  Херсона.  Наш водный путь лежал до Измаила. Везли  соляру. Раннее утро, туман стелется,  река  в этом  рукаве  быстрая и узкая, что называется и двум шлюпкам    не разойтись.- Взяли мы на борт одного "охотничка", долго он уговаривал капитана, что мол срочно нужно ему добраться до дому, после пожалели об этом. Утром этот охотник с ружьем "выплыл" на палубу и начал палить в низко пролетавших чаек, боцман видя такое, от досады даже полез за находящимися под запретом как нарушающие пожарную безопасность на судне сигаретами в карман.- Эх ма, вот увидите еще,произнес он, принесет нам большие неприятности эта пальба, кто его салагу такого научил в чаек целиться с палубы - плохая примета.  Прибрежные ивы  в три обхвата   полощут  свои  ветви-руки  в зеленоватой воде. Небольшие бухточки  совсем  заросли  осокой и  рогозом. Август, птицы готовятся к перелету… Сюда из Румынии прилетают  пеликаны. Эти большие белые  птицы  плавают парами, то и дело скрываясь в воде  выискивая  рыбу. Наш танкер шел с опережением  графика, мы спешили. Чем больше рейсов  сделаем, тем выше будут премиальные за досрочное выполнение плана.  Маршрут  известен, по Дунаю ходили не раз…
Но что такое? Под килем  зашуршала  галька,  заскрежетали камни  по днищу, судно дернуло… И мы  сели  на «банку». Рулевой по пытался повернуть штурвал, но как оказалось напрасно. - Штуртрос заклинило,произнес старший помощник, мать честная, вот теперь  возись с передачей,хорошо если только где то в шкиве цепь застряла, надо срочно руль осмотреть,не ровен час и его погнули на этой проклятой  банке и он со всей силой ударил крепко сжатым кулаком по висевшему в самом углу  на выходе из ходовой рубки  порошковому огнетушителю с раструбом из черного пластика. Весной   размывали, углубляли в этих местах  фарватер, но своенравная река  снова  наносила  с верховьев  камни, песок.
Из  Измаила подошли два буксира, из Херсона  вызвали танкер  с меньшей осадкой. Шло время. На подошедший  танкер перекачали часть соляры. Буксирами и своими дизелями не сразу, но сдернули  судно  с мели.  Река коварная, с подвохом. В этих местах можно увидеть, как на намытых галечных островах ржавеют брошенные полузасыпанные остовы кораблей, которых так и не смогли снять. Вот вам и прекрасный  голубой  Дунай!
Чай давно остыл,  на наш столик  со старой  акации упало  несколько  запыленных  листьев.  Я  взглянул  на часы, до отхода  моего  поезда  оставалось ровно десять минут. Наскоро простившись  с  Сергеем,  я все же договорился с ним  о новой встрече  в Москве.