Черная Воронежская Губерния 23

Проклятие скифов
   …Рабочие-колхозники, кто нашёл меч, сбили с  рукоятки золото и поделили между собой, кто сделал обручальные кольца, кто серьги, кто перстни! Но все, кто носил это золото, умерли! Его нашли у  села Иловка  — там были скифские захоронения.
   «Да потому,  — стала говорить Мария,  — нельзя было с меча снимать золото, меч и ручка были неотделимы!»
   Тут заговорил Витька, по прозвищу Муха: «Но ты же цел!» «Я — да, — ответил я спокойно, — этот меч мне придаёт силу и власть, я его люблю, и он мне дорог. И когда я беру эту реликвию в руки, я как будто сам участвую в сражениях, несусь на коне и сражаюсь с врагами! Моя рука и меч в этот момент становятся едиными! То, что хочет сделать рука, он подчиняется мгновенно, я только подумал — и он уже в воздухе, и делает пируэт!»
   Меч — это легенда, я тогда не знал, сколько ему лет, но когда Ева колдовала маятником, я спросил, сколько этому мечу лет. И тогда я узнал, что ему было 870 лет… Сейчас ему 871 год…
   Опять заговорила тётя Мария: «Вот поэтому ты и  цел, что ценишь этот меч, любишь его с  детства.  Видимо, теперь ты хранитель меча и  твоя семья, а  во время Великой Отечественной войны здесь немчура всё перекопала, говорят, много чего нашли, пленных русских здесь же и расстреляли! А находки увезли в Германию!»
   Мы стали собираться в дорогу. Уже дома, прощаясь в Глуховке, Витёк сказал: «Игорёк, я на ночь больше в эту Колдуновку к бабам не поеду. Давай найдём их в Иловке!»
   Но от судьбы не уйдёшь: он познакомился с хорошей девушкой Ирой, и  вот однажды вечером решили покататься на мотоцикле «Ява», было ещё не поздно, и Муха поехал до Колдуновки! На обратном пути, когда стрелка перевалила за двенадцать, неожиданно на трассу из леса выскочила большая чёрная собака! Муха и  девушка разбились на мотоцикле, их  нашли только утром, тела были обглоданы и покусаны! Старая ведьма не прощает ошибок!
   Я похоронил своего друга на иловском кладбище.
   Когда я служил в армии, я всегда обходил опасности, дух воина был всегда со мной рядом и оберегал меня!
   Вышел Серёга из тюрьмы — я ему подогнал уже в Москве хорошую тёлку с  ребёнком, с  квартирой на улице Свободы. Серёга гулял и часто пьяный приходил к Ирке домой, потрахивал да спать не давал, а ей утром на работу да девочку четырёх лет в садик собирать.
   Вот она и  звонит мне, говорит: «Толик, забери его куда-нибудь, хороший парень, но к жизни непригодный, шебутной какой-то… Я нагулялась, мне нужен муж, ну хотя бы нормальный мужик, чтобы помогал, а  такой мне не нужен. Он приходит пьяный, то в 3, то в 4 часа ночи…»
   Я ехал по Тверской улице. Серёгу к этому времени переселил в подвал на ул. Свободы, дом 24, где был у меня офис, пока временно. Едем с  ним, слушаем Цоя («Кровь на рукаве»), стоят красотки-девчонки, мы подкатываем к  ним на «БМВ», сняли их и везём к Серёге в подвал. Накрыли стол, пивасик, Серый вытащил два пистолета: один «Макар» с глушителем, а другой — немецкий браунинг, и, как ковбой, стал метить в телевизор, потом положил под матрас, а когда проснулся утром, то ни девочек, ни пистолетов не было. «О, суки! ****и! Найду — убью!»
   Потом он уехал в  Глуховку, поссорился с  Иваном Пятаком из-за денег, выпили напоследок, и,  когда Пятак уходил покурить, задвинул вытяжку на кухне. Серёга проводил Ивана и дверь закрыл изнутри на задвижку, лёг спать и больше не
проснулся! Снится ему сон перед смертью, что он стоит и смотрит на свой скелет, ходит вокруг себя, и так жарко, от тепла кожа чернеет и течёт, падает кусками на пол…
   Сергей задохнулся (угорел) и лежал так в кровати две недели, кожа с лица уже слезла, обнажилась кость носа и зубы с челюстью.
   Иван, его отец, в  это время гостил у  дочери в  Харькове.
Ему снится сон страшный, даже для такого, как его отец, повидавший страсти: его сын лежит в гробу, гроб старый, обшарпанный, весь гнилой, из щелей лезут белые толстые черви, гроб с телом летает по комнате, а в левом углу стоит Смерть с чёрной косою! Но коса неровная, с зазубринами, ржавая-ржавая! Он на глуховское кладбище едет, а там снега по шею, только глубокая колея ведёт к  вырытой в  замёрзшей земле могиле. Иван проснулся, время было два часа, и около бегали чертенята маленькие, такие хорошие, только на своей латыни говорят! Дед Ивана был в Глуховке колдуном, отец сразу понял, что сон в  руку. Встал, нахмурил лоб, почесал затылок, сказал вслух: «Что-то случилось!» — и поехал домой. А зима была снежная да холодная! Вспомнил отец по дороге про сон, что сын ему рассказывал: бежит сын в  Москве от мусоров, а  они его догоняют, ну вот-вот схватят… Фаерович ему кричит  — они вместе бухали на скамейке у канала, громко кричали, и соседи вызвали ментов… Ну, Серый и дал дёру от них, а впереди Восточный мост… Менты кричат: «Стой, стрелять будем!» А на следующий вечер всё это и сбылось, Сергей уже прыгнул с моста вниз в воду, но мент смог его поймать за одну ногу, так
и спас Серого, а то мог разбиться: дно у канала сделано из бетонных плит, а воды было мало! Поэтому отец и говорил — сон в руку! Сбудется!
   Нашёл отец убитого сына в страшном виде, запах дьявола стоят такой, что в доме что только ни делали, запах не уходил!
   Сны бывают разные! Но бывают страшные и в руку!
   Я, играясь скифским вековым мечом, вспомнил рассказ старшей сестры Марии… Не знаю, откуда, но память у меня хорошая, я даже сам порой удивляюсь, откуда я всё помню!