Глава 7. Золотой колос

Международная космическая станция — МКС — была выведена на орбиту в конце 1998 года. На ней есть американский сегмент и российский сегмент. Космонавты и астронавты могут приходить, точнее прилетать, в невесомости в гости друг ко другу.

МКС двигается с первой космической скоростью, и всегда есть опасность, что она столкнется с большим метеоритом, с микрометеоритом или с космическим мусором, накопившимся за десятилетия освоения космоса. От большого мусора или метеорита станция научилась увертываться, а от маленького увернуться невозможно. Из-за этого могут возникнуть небольшие повреждения корпуса и разгерметизация станции.

Именно с этой проблемой предстояло работать Шелестину. Но — всё по порядку.

Узнав о предстоящем сокращении, Петр Шелестин обратился за помощью к Олегу Ивановичу Котову — с ним когда-то вместе работали на Байконуре, потом он стал главным инженером института, защитил кандидатскую, сейчас он замдиректора по космической тематике.

— Странно, что тебя, Петр, хотят сократить. Твою лабораторию ведь считали перспективной. У нас новая работа, я возьму тебя. Ведущим темы. Не забыл, что это такое?

Для любой работы приказом назначается не только ответственный исполнитель — обычно это начальник отдела или лаборатории, — но и ведущий темы. Он ведет договор, оформляет акты о выполнении договора или этапов, отчитывается у заказчика.

Но пока еще Шелестин работал начальником своей лаборатории. В конце февраля эксперт по серийному изготовлению медицинского насоса «Марс» сформулировал замечания к институту и перечислил их в акте. Первый замдиректора Михаил Сергеевич Кошелев передал акт для согласования новому главному инженеру. Ранее работавшего, которого хорошо знал Петр, недавно отправили на пенсию.

Кошелев успокоил:

— Петр Аркадьевич, не волнуйтесь. Новый главный инженер — очень опытный специалист, он работал в военном представительстве на крупном заводе. Если не захочет согласовать акт, мы его убедим. «Марс» делать будем.

Через неделю, когда закончился контракт Шелестина, Михаил Сергеевич перевел его ведущим инженером к Котову.

На следующий день по иронии судьбы директор института Кропот снял своего Первого заместителя Кошелева и назначил Юрасова. Все-таки Шелестин был глубоко благодарен Михаилу Сергеевичу за то, что тот в 2002 году взял его на такую интересную работу и активно поддерживал.

Новый главный инженер, как бывший военпред, умел контролировать производство, но не хотел его организовывать. Он доказал Юрасову, который не имел «мечты идиота» создать систему экстракорпорального кровообращения, что институт не может изготавливать медицинские насосы «Марс». Вот так! Не может! Якобы, для организации серийного изготовления потребуются огромные затраты. Главный инженер, видимо, не понял, что основные блоки должны делаться на стороне, и не просчитал прибыль от продажи высокоинтеллектуальных систем медицинского назначения. Тем более он не мог предвидеть, что через двенадцать лет начнется эпидемия коронавируса и жизненно важна станет оксигенация — насыщение крови кислородом. А именно это насос «Марс» смог бы делать хорошо.

А Петру в шестьдесят четыре снова пришлось начать с чистого листа. В конце концов, это было даже интересно. Главное — нужен. Оказалось, что он очень был нужен Котову.

— Петр, пойдем, я познакомлю тебя с начальником твоего отдела. Кстати, ты же наверняка знаешь Анатолия Андреева, он когда-то закончил у нас аспирантуру.

— Конечно, я помню Толю.

Кабинет Олега Ивановича находился на четвертом этаже, с левой стороны коридора после приемной Кошелева. Затем две комнаты отдела Андреева. Дальше библиотека, где заведующая Людмила Шелестина, жена Петра, понятно. В конце коридора — приемная директора — главного конструктора ЦНИИ «Иксприбор», члена-корреспондента РАН Валерия Алексеевича Кропота. Элитный уголок организации.

Андреев стал солидный, в очках, ростом Шелестин его немного обошел.

— Петр, здравствуй. Рад, что ты в нашем отделе. Пойдем, я покажу тебе рабочее место.

— Когда обустроишься — зайди, я у себя, — Котов уже торопил.

Стол Петра, с компьютером, оказался около дальней стены длинной полупустой комнаты, у окна. Через всю комнату тянулся другой стол — общий, для заседаний или банкетов, завален бумагами. Петру хорошо было видно всех немногих сотрудников, в том числе конструкторов Вениамина Попова и его жену Лену — создателей медицинского насоса «Марс». Раньше он часто к ним заходил. За стеной — библиотека, там Людмила. Ближе к жене места в институте просто не было! Да и подруга, Луиза Чайкина, часто туда заходила.

Олег Иванович курил трубку, читал газету. В интерьере кабинета — советский радиоприемник высшего класса «Фестиваль». Золотистый и большой, как тумбочка, на стеклянной панели названия городов.

Когда Шелестин вошел, замдиректора пыхнул дымом и отложил трубку:

— Есть срочное задание. Институт космической медицины в Москве может поручить нам разработку нагружателя. Это такой тренажер для космонавтов.

«Ничего себе! — подумал Петр. — Нагружатель им нужен. А бассейн им не нужен? Ах да, там же невесомость».

— Сейчас надо отправить им справку об основных достижениях нашего института, — продолжил Котов. — Они прислали вопросник. Сегодня пятница, в понедельник справка должна уйти. Материалы тебе даст Ара, сократи до двух листов.

Ара — незаменимый секретарь Котова и Андреева. Доброжелательная, шустрая, исполнительная, уже немолодая, она тоже давно знала Шелестина:

— Петя, привет. Мне Олег Иванович сказал, что срочно. Я уже переслала материалы на твой компьютер.

Материалов оказалось больше ста листов.

— Петр, что-то ты в справке указал только свой медицинский насос «Марс», будто других достижений в институте нет, — в понедельник покачал головой Котов.

— Так... это... их интересовала медицинская тематика.

— Ну ладно, молодец. Отправляй.

В российском сегменте МКС уже был нагружатель для тренировки космонавтов с использованием электромагнитной муфты, но она сломалась. Принцип работы муфты — чем больше прикладывается напряжение, тем больше нагрузка. Теперь нашим ребятам приходилось проситься на американский тренажер, он спроектирован на основе эспандера.

— Мы сами сделать электромагнитную муфту не сможем. Я выбрал муфту французского производства, — объявил конструктор Вениамин Попов на совещании у Котова в уютном малом зале заседаний института. Здесь шесть лет назад тогдашний Первый замдиректора института Кошелев решил принять Шелестина на работу, чтобы продвинуть медицинский насос.

— Нужно узнать у производителей, выдержит ли эта муфта перегрузки при выводе на орбиту, — сказал Петр. — Кстати, не лучше ли применить эспандеры?

— Эспандеры — слишком просто и дешево. Производители муфты про перегрузки нам не ответят, проведем свои испытания, — Вениамин был непреклонен.

Но это было не всё.

Петра снова вызвал Котов. В его кабинете сидел крепкий невысокий мужчина в темно-сером костюме, темной рубашке с галстуком, по-военному подтянутый. Возрастом, на вид, чуть моложе Петра.

— Рудольф Ильич, познакомьтесь, это Петр Аркадьевич Шелестин, наш опытнейший ведущий.

— Здравствуйте, — собеседник привстал, пожал Петру руку.

— Петр, Рудольф Ильич Монахов — начальник самого «космического» нашего отдела. Там продолжаются работы с системой мягкой посадки «Агава», которая по сей день используется на «Союзах». Ты ведь, помню, работал с этой системой? — Котов мягко стелил.

— Да, Олег Иванович, было дело.

— Но суть не в этом. В отделе Рудольфа Ильича проводятся работы по теме «Горизонт». Это для Роскосмоса. Мы предлагаем тебе быть ведущим темы «Горизонт».

— А как же «Нагружатель»?

— Остается. Ты будешь ведущим темы «Нагружатель» в отделе Андреева и темы «Горизонт» в отделе Монахова. Ежемесячную доплату будешь получать от двух отделов.

Это было выгодное предложение, и Петр согласился.

Разговор с Рудольфом Ильичом продолжили в его кабинете на пятом этаже, около лифта.

— По теме «Горизонт» мы делаем прибор для МКС. Бывает, что герметичность станции нарушается. Воздух начинает выходить.

— Стареет станция?

— Не только. Корпус может пробить мелкий метеорит. И тогда надо искать место, где это произошло. Изнутри станции это невозможно, поскольку там к корпусу не подобраться. «Горизонт» придумали для поиска дырки — места нарушения герметичности МКС — снаружи станции. Это такая «кочерга», подобно миноискателю, на ней закреплены датчики, которые улавливают молекулы воздуха в вакууме космического пространства. Космонавт обнаружит эти молекулы. Двигаясь в сторону увеличения их концентрации, найдет место утечки. Такой системы у американцев нет.

— Интересно. На какой стадии сейчас работа?

— Завершение разработки документации и изготовление образцов. Их будет три — первый для наземных испытаний, и два на поставку предприятию «Космос». А сейчас надо съездить в Федеральное космическое агентство, сокращенно ФКА, подписать допсоглашение к контракту. Обычно командировка занимает неделю, сейчас должно быть быстрее. Наш куратор Александр, я ему позвоню.

— Котов говорил, что работу заказал Роскосмос.

— Это старое название агентства, к нему привыкли.



Слуга двух господ, напичканный советами и документами, отправился в Москву.

Роскосмос находится около метро «Проспект Мира». Ура, это рядом со станцией «ВДНХ», а там жили друзья Петра — Володя и Ирина. Раньше он часто у них останавливался.

— Петя, у нас сын женился, мы не сможем тебя приютить. Но неподалеку, на Ярославской улице, есть гостиница «Золотой колос», там должны быть места.

Петр нашел «Золотой колос». Скромный вестибюль, не блещущий свежей отделкой, на стене схема корпусов гостиницы. Раньше здесь останавливались колхозники, приехавшие на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку — ВСХВ. Потом выставку стали называть Выставка достижений народного хозяйства — ВДНХ. Сейчас это Всероссийский выставочный центр — ВВЦ.

На ресепшене объявление, что номер можно снять на несколько часов. Перед Петром пара — молодые мужчина и женщина — оформляла такой номер.

— У нас совещание, — бойко объяснял мужчина кавказской внешности.

Женщина потупила взор. Хорошая услуга в этой гостинице. Может, не только в этой?

— У нас места от 1550 рублей в сутки, — объяснила дежурная портье Петру. — В стоимость входит завтрак.

— Девушка, но я же в командировке, буду часто к вам ездить, мне не оплатят такие деньги. Войдите в положение, пожалуйста, где можно подешевле? — Петр почувствовал, что на правильном пути.

Девушка внимательно оглядела уставшего Петра.

— Я вам верю и постараюсь помочь. У нас в восьмом корпусе Военная академия арендует этаж для курсантов. Офицеров. По четыре человека в комнате, туалет на этаже, кухня и душ. Там недавно сделали ремонт. Вас устроит?

— А сколько стоит место?

— Четыреста пятьдесят рублей в сутки. В стоимость входит завтрак. До 10:30 утра. Сегодня успеете позавтракать.

Это была большая удача. Завтрак — это время и деньги. И того и другого не хватает.

Петр оплатил проживание, получил «карту гостя» и ключ от комнаты, в которой сейчас никого не было. Позавтракал по системе «шведский стол». Хорошая еда — салаты, каша, сосиски, гарниры, яйца, колбаса, сыр, кофе, пирожные... Затем нашел восьмой корпус. Для гостиницы отдельный вход в здание — дверь с охраной и лифт. Охранник проверил «карту гостя».

Лифт сразу на пятый этаж. Длинный, хорошо освещенный коридор, в который выходят двери номеров, в конце поворот направо, там еще больше дверей. Из комнаты в комнату передвигалась уборщица.

В узкой комнате все четыре места были свободны. У каждой кровати тумбочка, один на всех платяной шкаф с вешалками. На стене около двери — телевизор. Со всех мест его хорошо видно. Посредине стол с пепельницей и четыре стула. На столе четыре стакана и электрический чайник.

Такое простое и, как показалось, спокойное жилье Петру понравилось. Он занял место у окна, бросил под кровать сумку, взял кейс с документами и вышел из гостиницы. Зашел к портье, сдал ключ от комнаты.

На станции метро «Проспект Мира» людской поток вынес взмокшего Петра из духоты и теплоты подземки на шумный проспект, весеннее солнце добавило жары. Вот трамвайное кольцо, «Макдональдс», пешеходная зона с книжным развалом. Дальше, направо, вдоль стадиона, уже видна башня. Вход в Федеральное космическое агентство рядом, в четырехэтажном, квадратном в плане здании. Там же бюро пропусков и железнодорожная касса.

Здесь, кроме Роскосмоса, располагались еще министерства. Петр разобрался в планировке, по переходу мимо конференц-зала и столовой прошел в многоэтажную башню. Поднялся на пятый этаж. В маленькой комнатке 508 трудились на компьютерах две симпатичные женщины и крупный молодой брюнет.

— Петр Аркадьевич, здравствуйте, как устроились? Я Александр.

— Спасибо, Александр, всё в порядке. С чего начнем? — Петр достал дополнение к контракту и письмо.

— Поднимитесь, пожалуйста, на девятый этаж и подпишите письмо у начальника нашего Управления пилотируемых программ, через секретаря.

Шесть лифтов расположены в середине башни, они так и снуют вверх-вниз. Здесь всегда много людей. Из зоны лифтов два выхода в коридоры, кабинеты только по одну сторону коридоров — к внешней стороне здания.

Александр послал Петра получить еще пять или шесть подписей разных служб. В конце дня сказал:

— Ну вот, в нашем управлении все подписали. Завтра нужно будет подписать в Сводном управлении. Государственных услуг по космической деятельности, — добавил он для ясности. — Там, кроме нашего управления, подписывают бумаги еще шесть управлений, народу много. Те же службы, что у нас, явное дублирование. Последняя подпись — статс-секретаря. Это заместителя руководителя агентства так называют.

Уставший, полный новых впечатлений Петр поел в «Макдональдсе» и приехал в «Золотой колос». Там развернулась вечерняя жизнь. По коридору, стуча дверьми, сновали туда-сюда люди, многие в военной форме. Громко разговаривали, кричали, смеялись. Были и женщины. Из кухни доносился концентрированный запах еды.

В комнате двое, военные — пили пиво, разговаривали, смотрели телевизор.

— Хотите пивка?

— Нет, спасибо. Только не курите, пожалуйста, — попросил Петр. — А свет и телевизор мне не мешают.

В душе оказалось несколько рожков, но его могли занять либо мужчины, либо женщины. После душа Петр нырнул в прохладную кровать и быстро заснул. Завтра надо быть у Александра в девять утра.



Сводное управление находилось в четырехэтажном здании, где вход в ФКА. Тут помещения выше, коридоры шире, много стульев для ожидающих. Почти все службы Сводного управления собраны на четвертом этаже, по коридору можно обойти кругом всё здание. С одной стороны кабинеты, в том числе статс-секретаря, с другой окна во двор.

Пользуясь инструкциями Александра, Петр согласовал допсоглашение у нужных служб и после обеда зашел в приемную статс-секретаря. Пожилая секретарь просмотрела документ:

— Так Вы из Санкт-Петербурга? Сейчас, я подпишу, — исчезла за дверью и через минуту вернулась. — Пожалуйста. Поставьте в канцелярии печать...



В следующий раз Петр поехал в Москву через две недели. Эта поездка получилась сложнее.

— Петр Аркадьевич, — Рудольф Ильич был сосредоточен. — Нужно закрыть этап. Работа не выполнена, образцы не готовы, вы это знаете не хуже меня. Но срок подошел. С военными мы договоримся. Готовьте акт.

Сказано — сделано. Петр подготовил акт о закрытии этапа темы «Горизонт», его со скрипом и обещаниями все подписали, и в воскресенье вечером он выехал в Москву.

Снова «Золотой колос». И Петр опять оказался первым в номере. Позавтракал и выехал к Александру в Роскосмос.

Согласование акта проходило медленно. Везде оказались очереди, приходилось ждать. К концу дня Петр добрался до комнаты 910, где находился Анатолий.

— Оставьте здесь, я занят, приходите завтра, — полноватый, с залысинами специалист встретил сухо.

В гостинице все места в комнате уже были заняты. Два майора ужинали, а возле окна спал старик южной национальности.

— Что это за человек? — тихо спросил Петр. — Он не военный?

— Да. Недалеко Онкологический центр. Родственники привозят стариков на обследование, они ждут результатов.

Петр принял душ, перекусил творожными ватрушками и молоком, их купил у метро. Каждый раз ужинать в «Макдональдсе» было накладно.

На следующий день Анатолий снова не принял Петра.

— Он сложный человек, к нему подход нужен, — сказал Александр в конце дня.

Про «подход» Петр понял, посетил винный отдел элитного магазина. Утром сразу зашел к Анатолию и поставил к его ногам, чтобы не заметили из коридора, бутылочку шотландского виски.

— Как Вас зовут? — спросил Анатолий.

— Петр Аркадьевич.

— Хорошо, зайдите через час.

Через час Анатолий исправил половину документа:

— Петр Аркадьевич, текст должен буквально повторять календарный план. Иначе не пропустит Сводное управление.

— Так придется переписать акт? И снова подписать в «Иксприборе»?

— Не волнуйтесь, сейчас устроим, — ответил Анатолий и вызвал Александра.

— Саша, надо заменить в акте последние семь строк. Приклей сверху, потом сделай цветные копии. Подписи и печати сохранятся. Ты же всё знаешь, чего я тебя учу...

Вернувшись в гостиницу, Петр обнаружил, что двое военных выехали, а старик у окна крепко спал. На тумбочке лежал градусник, он показал высокую температуру.

«Так. Деду плохо. Надо подлечить, а не то придется вызывать „скорую“», — подумал Петр и отправился в аптеку. Купил шипучие таблетки «Аспирин-упса» для снижения температуры, воды, чтобы их разбавлять, несколько булочек.

— Уважаемый, проснитесь, я хочу вас подлечить, — Петр растолкал старика.

Сначала тот ничего не мог понять, а когда сообразил, бросился совать деньги:

— Спасибо, дорогой, я совсем занемог один. Бери, бери сколько хочешь.

Старик оказался интеллигентным, с хорошей русской речью, высокий и худой, с типичной для кавказских людей горбинкой на переносице.

— Дорогой, дорогой. Что, думаешь, я ради денег, что ли, в аптеку бегал? Увидел, что у тебя температура. Садись к столу, лечить буду.

Дед еле вылез из кровати. За столом он пытался сразу проглотить большую таблетку.

— Стой! Надо разбавить водой, это же шипучка.

Растворили таблетку в стакане воды.

— Теперь слушай. Не спеша выпей стакан и закуси. Через полчаса, не раньше, выпьешь еще стакан. И больше нельзя. Понял?

Вскоре сосед оклемался. Спросил:

— Как тебя зовут, спаситель мой? Откуда ты?

— Петр. Из Петербурга. В командировке. А ты?

— Я Мурад. Из Дагестана, из Махачкалы. Сын лечиться привез, обследуют. Тут еще эта температура... Спасибо, что помог.

— Не за что. Ты был раньше в Москве?

— Я учился в Москве. Закончил Полиграфический институт, давно уже, и меня направили в Махачкалу, в местную газету. Там всю жизнь и проработал.

— Главный редактор, небось?

— Нет, заместитель. Главный всё боится, что я его подсижу. Зачем мне это надо? Незачем мне на старости лет иметь столько забот, как у него. А ты приезжай к нам в Дагестан, с семьей, я всё покажу, у нас на Каспии такие пляжи...

В пятницу в «Роскосмосе» Петр зашел в приемную статс-секретаря, чтобы получить последнюю подпись. На этот раз в приемной сидела молодая, высокая, белокурая секретарша. Петр заметил ее ярко-красный маникюр.

— Статс-секретарь сейчас занят, а в три часа уедет на коллегию.

«Что же, если не подпишет сегодня, придется сидеть здесь до понедельника? — подумал Петр. — Ситуация понятна». Он спустился в буфет, купил бо-ольшую шоколадку и снова зашел к секретарше. Подошел вплотную, чтобы не видели ожидающие посетители, положил шоколадку на стол и спросил:

— Как мой акт темы «Горизонт»?

— Подождите, — ответила секретарша и нырнула за тяжелую двойную дверь, унося с собой тонкий аромат изысканного парфюма...

Проблема была решена.



В институте делали образцы «Нагружателя» и «Горизонта».

Олег Борисович, начальник производства, спросил:

— Петр Аркадьевич, вы ведущий этих тем, а они разработаны в разных отделах. Как это?

— У меня два начальника.

— Понимаю. Это удобно.

— Да, — согласился Петр. — Можно каждому начальнику сказать, что пошел решать вопрос другой темы, а самому уехать по личным делам.

— Хе-хе-хе, — усмехнулся Олег Борисович. — Кстати, когда нам передадут датчики давления для «Горизонта»?

Датчики давления — это основные компоненты прибора «Горизонт», которые как раз и фиксируют молекулы воздуха в космосе при поиске места разгерметизации МКС.

С ними пришлось разбираться. На пятом этаже лаборатория, где установка для создания сверхнизкого давления. Датчики проходили проверку.

— Друзья, почему так долго проверяете? — в комнате находились два пожилых сотрудника в белых халатах.

— Почему долго, Петр Аркадьевич? После создания нужного вакуума датчики должны находиться там неделю. Потому что они «газят», то есть освобождаются от молекул воздуха. Потом начинаем поднимать давление и замерять их параметры.

— Как, датчики должны находиться в вакууме неделю, прежде чем начать измерять давление?

— Да, не меньше.

— И что, космонавт тоже должен выйти в космос с «Горизонтом» для поиска места повреждения МКС и ждать неделю? Как же так?

— Это не наша проблема, нас не спросили.

Интересно, знает ли об этом Монахов? Или Котов?..



Петр иногда заходил в лабораторию медицинской техники. Как-то увидел там акт о списании образцов насосов ПН-1. Акт подписан Леонардом Копчиком и Филиппом Алексеевым.

— Лео, дружище, когда же вы успели сделать образцы? — спросил Петр у доктора Копчика.

— Мы не успели их сделать. Ты был прав, это очень сложно. Но нас попросили их списать, вот мы и списали. Да. Ты знаешь, что мы сейчас сотрудничаем с НИИ Скорой помощи?

— Нет. А в чем состоит сотрудничество?

— «Марс» используется для консервации донорских органов. Их сохранить для пересадки больному очень сложно. Целая наука.

— Молодец, Лео. Здесь «Марс» может найти широкое применение.

— Да, перспективы большие...

Петр зашел к жене в библиотеку, там сидела Луиза Чайкина. Она сообщила:

— Петя, наш директор Валерий Алексеевич Кропот теперь еще и директор предприятия «Космос» в Москве, вернее президент ихней там корпорации.

— Интересно, как же это получилось?

— Там решили заменить руководство. Члена-корреспондента РАН Валерия Алексеевича хорошо знали, его и выбрали.

— А кто же стал директором нашего «Иксприбора»?

— Он. Он остался нашим директором тоже.



Настало время закрывать этап по теме «Нагружатель» — разработка документации и изготовление образца. Образец изготовлен не был. С военпредом Котов договорился, пообещал ему премию — акт был закрыт...

С приборами по поиску молекул воздуха в вакууме получалось сложнее.

— Петр Аркадьевич, есть два вопроса к «Космосу», — сказал Рудольф Ильич. — Мы используем в «Горизонте» аккумуляторы, как в скафандрах для космонавтов, в которых они выходят в космос. Эти аккумуляторы есть на МКС. Надо согласовать, чтобы нам их разрешили использовать. И еще — мы должны обучить космонавтов работать с прибором. На наши письма они не ответили. Поезжайте в «Космос», поработайте с начальником отдела, добейтесь ответа.

— А?..

— Нет, я сейчас ехать никак не могу. А Вы справитесь.

Это были проблемы Монахова, вообще-то.

Петр выехал на предприятие «Космос».

В Москве быстро перебежал с Ленинградского вокзала на Ярославский, купил билет на электричку, отправление через пять минут. Должен успеть. А выход на платформу перегорожен турникетами. Около каждого дежурный. Народу много. Петр едва успел. На станции Подлипки-Дачные при выходе с платформы опять турникеты и проверка билетов. Это что-то новое. Облава на зайцев.

Обласканный ностальгией, ведь в первый раз он был здесь молодым инженером лет сорок назад, Петр вышел на территорию «Космоса». Как в город — здесь дома, улицы, площади и перекрестки. Рейсовый автобус раз в час перевозит сотрудников по мосту через железную дорогу на другую площадку, где производственные цеха.

Дома обветшали. Появилось большое здание столовой. Еще меховая мастерская.

Петр нашел нужный корпус, по ремонтируемым запыленным коридорам и лестницам поднялся на четвертый этаж, зашел в приемную начальника отдела.

— Здравствуйте, Петр Аркадьевич. Заходите, Александр Николаевич ждет Вас, — секретарь, полнеющая брюнетка средних лет, встретила любезно.

— Рудольф Ильич мне звонил. Мы не можем дать аккумулятор для вашей системы. Они строго для выхода космонавтов в космос. Закупайте свой. — Александр Николаевич, в темном пиджаке, светлой рубашке, с галстуком, сидел за заваленным документами столом. — Вот, всё указано в этом письме. Для подготовки космонавтов и соответствующей полетной документации нам нужен год. И финансирование, — он назвал большую сумму, превышающую стоимость всего «Горизонта».

Свое изумление от названной суммы Петр постарался скрыть.

— А ваш новый директор, Кропот, не может выделить вам эти деньги?

— Наверное, нет, раз он подписал это письмо.

В ЦНИИ «Иксприбор» появился новый, молодой и энергичный директор — главный конструктор — Алексей Кропот, сын Валерия Алексеевича, прежнего директора. Транзит власти произошел.



Из Череповца приехал Василий Поляков, сподвижник Петра по насосу «Марс»:

— Петя, как дела, как твоя диссертация?

— Спасибо, Вася, за заботу, но никак. Сейчас у меня другая работа.

— Что же так? А мы сейчас изучаем прерывистый поток крови, близкий к физиологическому, для систем экстракорпорального кровообращения.

— Молодцы. И как успехи?

— Всё хорошо, но сейчас нам надо поработать с твоим насосом «Марс». Дай нам его на время.

— Так... это... я сейчас насосами не командую.

— Ну... Поговори с кем надо, объясни...

Петр отправился к своему прежнему начальнику Крыленко:

— Николай Николаевич, мы с вами работали с университетом Череповца. Они продолжают исследования по перекачке крови.

— Отрадно. И что?

— Для исследований им надо передать образец насоса «Марс». Временно, на полгода.

— Бывшая ваша лаборатория медицинских систем теперь подчиняется новому замдиректора, Рафаилу Зенчину. Его молодой директор недавно назначил.

— Да, мы знакомы.

Зенчин, среднего возраста, высокий, очень худой, подвижный, всегда опрятный, в белой рубашке, кандидат наук. Его считали лучшим специалистом в институте по лазерной технике.

— Петр Аркадьевич, присаживайтесь, в чем вопрос? — Рафаил занимал уютную выгородку в лаборатории лазерной техники.

— Мы работали с Череповецким университетом по договору о научно-техническом сотрудничестве. Сейчас они изучают прерывистый поток крови, близкий к физиологическому, в сосудистом русле человека для систем экстракорпорального кровообращения. Для продолжения исследований им надо передать наш насос «Марс».

Наступила пауза. Потом Рафаил неожиданно спросил.

— Зачем Вам это надо?

Такого вопроса Петр никак не ожидал. Ему всегда представлялось, что если сам понимаешь, то и другие понимают простые истины. Пришлось объяснить:

— Рафаил, это надо не мне, а Вам. Точнее, нашему «Иксприбору» надо. Мы сделали «Марс», он прошел все виды испытаний, зарегистрирован в Минздраве, а применять его в системах экстракорпорального кровообращения с перспективным прерывистым режимом не можем, поскольку не провели исследования. Череповецкий университет проведет исследования, а результаты будем продавать мы.

Рафаил кому-то позвонил:

— Алексей, я зайду. — Затем обратился к Петру. — Подождите, я скоро вернусь.

«Пошел советоваться с директором», — подумал Петр.

Вернулся Рафаил минут через сорок:

— Мы насос не передадим, нельзя разбрасываться интеллектуальной собственностью. Кстати, а за границей проводят исследования систем с прерывистым кровообращением?

Тут Петр не выдержал и громко рассмеялся:

— Эх, горе-ученые. По-вашему получается, что если за границей исследования не проводят, то у нас не надо? Всё равно не получится?

На худом и ровном лице Рафаила загуляли желваки.

Петр не стал ему объяснять, что за границей ученые заинтересовались прерывистым кровообращением давно, первые печатные работы были еще в 1885 году, а сейчас физиологическое воздействие пульсирующего и постоянного потока крови в системах экстракорпорального кровообращения исследуют в Штатах, в Техасском университете. Явление резонанса в кровообращении, которое увидели Поляков и Шелестин, еще не исследовал никто...

В большом зале заседаний, рядом с кабинетом директора — главного конструктора, провели Научно-технический совет института об использовании насоса «Марс» для консервации донорских органов с приглашением трех ведущих специалистов НИИ Скорой помощи. Петра попросили рассказать о насосе. Доктор Копчик рассказал о его медицинском применении. Начальник отдела трансплантологии НИИ Скорой помощи, лысый и какой-то мощный, какими вообще бывают многие хирурги, сообщил:

— В сохранении донорских органов очень важно время, которое прошло между гибелью человека и консервацией его органа, а именно отключением от кровообращения и промывкой его специальными растворами. После этого в течение суток орган можно пересадить другому человеку. В основном такие ситуации связаны с автомобильными авариями. В западных странах существует специальная служба, которая приезжает через минуты после аварии, где есть предполагаемый «донор», и здесь в первую очередь приходится решить юридические вопросы признания человека не живым, тратят на это драгоценное время. После этого забирают и консервируют нужный орган. Это может быть сердце, почки, легкие, нога, много органов. У нас такая служба только организуется, а для консервации органов идеально подходит ваш насос «Марс». Мы долго искали такой отечественный насос и уже опробовали его.

Шелестин спросил:

— А вам не мешает, что в некоторых режимах насос шумит?

— Нас насос полностью устраивает. Мы его купим, делайте.

— И еще вопрос, если можно. Раз у донора можно забрать сразу несколько органов, то не лучше ли законсервировать «донора» целиком?

Докладчик помолчал, потом улыбнулся и ответил:

— Да, так за границей уже делают. Консервируют «донора», отвозят в медучреждение и там «разбирают» на органы.

После совещания все трое гостей из НИИ Скорой помощи как-то сами собой пошли за Петром. Пришли к его рабочему столу в отделе Андреева, это недалеко от приемной директора, долго беседовали. Не знали они, что от Петра уже ничего не зависит...



Из Череповца пришло печальное известие, что умер Василий Поляков. Не стало талантливого ученого, друга Петра. Телеграмму соболезнования его семье подписали профессор Соболь, Котов, Крыленко, Шелестин и многие другие хорошо знавшие Полякова сотрудники ЦНИИ «Иксприбор».

За март 2011 года Шелестину премию не начислили. Выплатили голый оклад.

Петр возмутился, побежал к Котову:

— Олег Иванович, что же мне ничего не начислили?

— Петя, ты же знаешь, что в начале года плохо с заказами. Но мы написали тебе премию. Из списка тебя вычеркнул директор.

— Алексей Кропот?

— Он самый.

«И за что же меня молодой директор так невзлюбил? Пора увольняться», — понял Петр.



Настал последний день пребывания в ЦНИИ «Иксприбор». Петр выбросил бумаги из своего стола, потом отправился подписывать «бегунок». Зашел в механический цех, он любил туда заходить. Но что это? К теплому, такому знакомому запаху цеха — озона, промасленной ветоши, металла — прибавился кислый, незнакомый запах пластмассы. Демонтировали старые станки на чугунных зеленых станинах и устанавливали новые, их станины были облицованы светлыми пластмассовыми панелями.

«Да, — подумал Петр. — Станки отработали свой век. Их заменяют, как и людей».

Зашел попрощаться с профессором Романом Андреевичем Соболем, но не застал его.

В уютном уголке библиотеки за чашечкой ароматного кофе побеседовал с Людой и Луизой Чайкиной.

— Слышали, что у нашего бывшего директора в Москве большие неприятности? — сказала Луза.

— Нет, а что случилось?

— Дело завели. Думаю, что его подставили... Кстати, Петя, а что ты собираешься делать на пенсии?

— Ну... у меня... это... свет в конце тоннеля. Поеду в Чикаго, Настя зовет. Там за sitter со стариками платят шестьсот долларов за неделю. А здесь экс-начальнику научной лаборатории в этом месяце заплатили пять тысяч. Рублей. Разница есть?

Люда испугалась:

— Петя, ты что, бросаешь нас?

— Нет, Людочка, не бойся. Я обязательно вернусь. К тебе, Ксюше, Лизе. С деньгами.



Через год Петр и Люда катались на новой иномарке...