Ну, даа-стаа-ли! медицинская юмористическая проза

Ну, даа-ста-а -ли!
  Нет, ну,  даа-ста-ли! В аэропортах хоть не показывайся. Это что же творится, граждане! Так мы ничего не построим и никуда не прилетим.
      Как 75 исполнится, так хоть …Что же нам, на печках сидеть, носа никуда не высовывать. А мы хотим его высовывать и будем.
      Проверки у них, загородки у них- всё металл ищут. Ищите, ищите, а мы всё-равно металлолом пронесём.  Нам по 75. Накопили за жизнь. Каждая железка в нас, как медаль за доблесть.

     Тут в руке, там в ноге, ещё в позвоночнике. А шейку бедра ломали, спешили к внучке не опоздать. Железная теперь  стоит. И что? А вы с миноискателем на нас. Молодцы! До чего бдительные!
Тут лечу я из Москвы. Кто читал меня- те знают: за сюжетами к брату. Он у меня, ну, про это я писала.
      И вот прямо, вот с ходу- проверять меня. Племянник терпеливый, он привык летать, эти законы знает, и ему как бы ничего.
       Совсем другое дело я.

      Ну, раз проверили, ну, два, но когда в шестой раз, когда и племянник уже ушёл, ибо провожающих не пропускают дальше, и весь накопитель полный, ибо все зарегистрировались, ждут посадки, я не выдержала.
 Сняла всё, что приказали, в корзину, стою перед ней, а она с металлоискателем.
     Дескать,  это что?
      -Это в ноге титановый.
      -А это что?
      -Это в плече титановый.
    Собирается уже опускать этот свой миноискатель, и вдруг он радостно запищал на уровне груди, в данном конкретном случае вернее сказать, на уровне грудей, ибо запищал он и справа, и слева.
  -А это что?

      И тут сработало моё знаменитое: "Ну, даа –стаа-ли".
Я окинула взором мизансцену.

     Таак, справа, слева от нас с миноискательницей ещё по три собирательницы металлолома, перед нами плюс-минус 200 пассажиров, вылетающих со мной, то есть, "театр уж полон, ложи блещут".
Мой выход!
Не спеша, так неторопливо, обстоятельно я начала поднимать спереди кверху свой красный свитерок. Вот блеснула полоска живота, вот уже и грудь близко- пора бы остановиться. Но ведь даа-стаа-ли! И я вместе со свитерочком поднимаю и бюстгалтер.
    И стою! И стою!
Кто читал меня, тот помнит: содержимое бюстгалтера отсутствует полностью. Ну, так звёзды сошлись.
   Дождавшись полной тишины в зале, дождавшись, что все взоры обратились на меня,  а вы помните про двести человек в накопителе  и по три справа- слева миноискательницы, я начала так не спеша, обстоятельно, так неторопливо объяснять причину поведения металлоискателя.
       "Вы понимаете, в нём, вот в нём, у меня вата, поскольку мне лично положить туда уже нечего. Видите, тут у меня, как у Маяковского про монахинь: «Где у женщин выпуклость, у этих  выем». А вообще, Маяковский – это такой поэт!
      Столько юмора, столько иронии!
        Вы читали? Уж если ему надо размазать по стенке кого-нибудь, да хоть этих шесть монахинь, он их размажет, не сомневайтесь.
        У меня сынок специально в Москву в его музей ездил"…
Только хотела я перейти к рассказу о сыне, тем более, внук народился полгода назад, да меня остановило совершенно белое лицо бдительной моей проверяльщицы по металлу.
        И я перешла ближе к телу.
       "Монашкам простительно, им можно с выемом, а мне никак нельзя.
       Ведь я молодая ещё женщина, мне всего 75. Не девяносто же.
  Вот будет девяносто, начну стариться, тогда хоть выпуклость, хоть выем, мне будет всё-равно.  А пока всего 75, поэтому и  бюстгалтер, и вата  в нём.   Но ведь вата, вы понимаете, веса не имеет, поэтому всё будет задираться выше, очень высоко, неправдоподобно высоко для пожилой леди.
       Поэтому я в правую и левую чашу положила по куску металла граммов по двести.
 Вот нащупайте вашим прибором, давайте я распорю и вы посмотрите. Нет, нет, не убирайте прибор, вы должны убедиться, что это так.
        Возможно, я не единственная семидесятипятилетняя пассажирка, пытающаяся протащить такое количество металла в самых неожиданных местах. Поэтому именно с нами будьте особо внимательны.
 Не стесняйтесь, это ваша работа. Вам хорошо видно? Может, свитерок ввыше поднять?" 
  Девочка с миноискателем уже не знает, куда деться. Ей стыдно, неловко. «Всё, всё, я поняла, извините».
Накопитель стоит остолбеневший, справа-слева по три тоже,  рты раскрывши, работу прекратили, и только я, обстоятельно так, не спеша, неторопливо продолжаю вещать.
      
    Не скажу, что аплодисменты громкие было. Их просто не было. Но ведь иногда и в театре при особо удачной игре артистов зал замирает, не в силах разрушить аплодисментами очарование от игры.            
      Гордо, со знанием честно выполненного долга, я прошла в накопитель. Народ с почтением расступился. Первой на трап автобуса, затем и самолёта  ступила  я.