Елена Лаврова. Марина Цветаева о танце

Танец – зрелище. Отношение М. Цветаевой к такому виду искусства, как танец было более чем скептическим. Отношение к танцу она переносила и на тех, кто танцует. Марина Ивановна говорила, что способна смотреть на танцовщицу три минуты  лишь бы она не говорила. В этой фразе   ирония, которая говорит о многом. Отношение Цветаевой к танцу можно выразить высказыванием Г.В.Ф. Гегеля: «…голая виртуозность, доходящая в своей крайности до бессмысленности и духовной нищеты». Надо заметить, что Г.В.Ф. Гегель вообще не относился к танцу как к виду искусства. Место танцу он отводил не среди  важнейших видов искусств, но относил его к так называемым несовершенным искусствам, наряду с садоводством, и т.п.
Отношение Цветаевой к танцу было заложено в детстве её матерью, Марией Александровной. В очерке Цветаевой «Мать и музыка» есть такой эпизод. Первым словом младшей сестры Аси было слово – нога. Мать вознегодовала, что именно это слово было первым, и негодование её объяснялось тем, что она предположила, что дочь станет балериной: «У нас, слава Богу, в семье никто не танцевал». Впрочем, обнаружив, что у Аси нет больших способностей к музыке, мать немного смягчилась. Идя с девочками по осеннему калужскому лугу, мать рассуждает, что балерина тоже может быть порядочной женщиной. Мать рассказала девочкам, что знавала одну такую балерину, у неё было шестеро детей, и она была отличная мать, настолько образцовая, что даже дедушка (А.Д. Мейн) отпустил Марию Александровну к ней на крестины. То, что Мария Александровна уступила Асиной «ноге», было актом не капитуляции, но мужества. Как видно из высказываний Марии Александровны, быть балериной для порядочной женщины из хорошей семьи считалось неприличным. Профессиональное занятие танцем в начале XX века в глазах общества было для женщины занятием малопочтенным. Почему? Для Цветаевой ответ лежит в плоскости эстетической. Цветаева находит, что танец есть апогей тела, в то время как остальные виды искусств, которые она, как и Гегель, считает высшими, есть апогей души и мысли. Даже скульптура, по мнению Цветаевой, в этом смысле перевешивает танец. Цветаева, с её установкой на душу, на высоты духа, танец не мог нравиться. Она полагала, что всякий поэт хочет (удачно или неудачно) сказать свою душу, а из танцоров – один на миллион. Один на миллион – такое допущение было. Гегель тоже говорил, что «…мера, душевное благозвучие в движениях, свобода и изящество встречаются крайне редко».
Танец есть искусство владения телом. Тело через танец хочет показать свою силу, лёгкость, ловкость, грацию. В одном из писем А. Тесковой Цветаева рассказывает о своём споре с М. Слонимом: «Он танец ставит на одну высоту со словом. <…> Так этот «Бог или красота или добро» по его мнению, равно проявляются и в балерине и в пророке. Я ему ответила, что можно любить балет больше Священного писания, но что оправдать этого (уравнять их) – нельзя. Либо признать равенство души и тела, что не признаю никогда <…> Просто ему одинаково (а может больше приятно) смотреть на балерину. (Хлеба и зрелищ). Слово – разум. Танец – инстинкт. Ели жертвенное мясо, а потом танцевали. Козлы тоже танцуют, т журавли, кажется. (И очень хорошо делают!) И ребёнок скачет раньше, чем говорит. Танец – потребность тела. Слово – души».
Слоним вернулся к этому спору много лет спустя, уже после смерти Цветаевой. Он утверждает, что предмет спора был другим. У человека, по мнению Слонима, есть разные формы самовыражения в искусстве, и в этом смысле все виды искусств – на одной плоскости. Слоним заключает, что ни живопись, ни архитектура, ни танец до Цветаевой по-настоящему не доходили. Заключение это несправедливо. А что касается танца, то, как уже было сказано, Цветаева не считала его видом искусства, достойным внимания и длительного обсуждения. Цветаева защищает только одно: нельзя ставить на одну высоту (или на одну плоскость) потребность тела (низшее) и потребность души (высшее). Из высказывания Слонима, что танец предшествовал слову, что Цветаева вполне признаёт (ели жертвенное мясо, а потом танцевали), ещё не следует, что танец важнее слова. Из высказывания Цветаевой видно, что слово, а не танец возвышает человека над животным миром.