Магистерская

Мне часто снится один и тот же сон: я на свидании с Аидом. Сижу над обрывом пропасти Тартара и без устали болтаю ножками, словно маленькая девочка. Напеваю мелодию “london bridge is falling down”, а левой рукой расправляю многослойные юбки белого кукольного платья. Аид бросает золотую монетку в бесконечный мрак, крепко сжимает мою ледяную полупрозрачную ладонь и нежно улыбается.
—Ну как? Понравилось мое подземное царство?
—Понравилось, — шепотом признаюсь я, и добавляю, — Думала, будет хуже.
—Останешься со мной навсегда?
На данном вопросе я непременно просыпаюсь, сбрасываю с себя гипоаллергенное одеяло вместе с черным плюшевым пледом, крепко сжимаю ладонями водяной матрас Эйфория и балансирую на упругой бархатной поверхности. Сатиновая простынь сползла и сборолась холодным комом где-то в ногах. Легонько подтягиваюсь и сажусь у нижнего края подушки. Вялое спросонья тело покачивает волнами еще несколько секунд. Вытираю ледяной пот со лба мужской футболкой “rammstein” и всматриваюсь в зеркало, висящее прямо на стене напротив. Секунда отладки.
Ловко вынимаю рабочие очки из уютного брендового гробика Гуччи, и двигаю его по гладкой граненой поверхности стеклянной тумбы ближе к электронным часами.
Цифры синим неоном отображаются в пяти сантиметрах над гаджетом, и я понимаю, что до подъема осталось десять минут. Выключаю будильник.
Надеваю пушистые белые тапочки и французский шелковый халат с кружевными рукавами крылышками.
Подхожу к рабочему столу.
Включаю галогеновую настольную лампу и приземляюсь в массивное кожаное кресло на колесиках. Холодный свет возвращает меня в реальность, напоминая о повестке дня: “Дипломная работа”.
Расчесываю длинные блондинистые локоны тангл тизером и беспристрастно наблюдаю, как за кристально чистым окном, обрамленным дымчатым дубом, разлетается крупными хлопьями снег. Девятый этаж. Занавесок нет. На подоконнике глиняный горшочек с суккулентом.
Стены цвета слоновой кости.
Над кроватью висит копия картина Ван Гога с летающей тарелкой, напротив массивный комод, а над ним стеллаж, забитый юридическими справочниками и книгами по психологии. Напряженно осматриваюсь кругом.
—Мы снова убрались, — я вздыхаю и поднимаюсь с мягкого кресла. Открываю защелку, выхожу в коридор и замечаю, что в соседней спальне также горит свет.
Робко стучусь парочку раз.
Двери открывает моя соседка Мария, девушка явно взбудоражена.
—Все в порядке? — с волнением в голосе спрашиваю я.
—Да...Я рисовала всю ночь, — Мэри отступает, предлагая мне войти в свои мрачные арондисманы, — Хочешь посмотреть?
—Потом. Мне нужно еще подготовиться к защите. Хотела убедиться, что ты не спишь.
—Не сплю. Когда я вообще сплю?
—Вот и я начала задумываться об этом все чаще.
—Ты в душ? Я приготовлю нам завтрак.
—Какая прелесть, спасибо, солнце.
Становлюсь под горячий душ и закрываю глаза.
Вскоре пар плотно окутывает всю ванную комнату.
На мгновение мне кажется, что я теряю сознание и практически падаю. Хватаюсь за металлический поручень и понижаю температуру воды. Замечаю, что количество геля Clinique значительно сократилось, не говоря уже о шампуне Kerastase.
Вытираю тело махровым розовым полотенцем и оставляю то дальше покорнейше впитывать влагу на голове. Наношу мятный лосьон на кожу от основания ступней до самой шеи.
Аромат бодрит и одновременно вызывает неприятное леденящее покалывание в носу.
На коврике с рисунками жирафов замечаю пару капель крови.
Хмурюсь, залезая обратно в любимые пушистые тапочки.
В стаканчике над раковиной появилась третья зубная щетка — черненькая. Мне нравится. Беру новую щетку, выдавливаю поверх зубную пасту r.o.c.s. розового цвета с блестками. Быстренько чищу зубы, затем использую нить и ополаскиваю рот листерином.
Возвращаюсь в свою комнату, чтобы взять айпад.
Захожу на кухню и сажусь на место у окошка.
Проверяю почту и читаю новости.
Мэри приходит буквально через минуту, держа в руках кругленький аквариум с несколькими лабиринтовыми рыбками.
—Нужно помыть, — поясняет соседка.
Мэри невысокого роста и худощавого телосложения. Волосы подруга покрасила в иссиня-черный вместе со скальпом, очевидно, пару дней назад. Одета в черно-серую полосатую блузку, заправленную вовнутрь классической прямой юбки, и плотные красные колготки.
—Куда-то собралась? — спрашиваю я, убирая айпад на подоконник.
—У меня выходной.
—С кем-то встречаешься?
—Да, — Мэри поочередно выловила рыбок пластиковым стаканчиком, поместила в стеклянную прозрачную кружку и поставила на графитовый обеденный стол прямо перед моей тарелкой с завтраком. Яичница, тост с авокадо и салат из свежей зелени. Капучино с обезжиренным молоком и медом.
—Тоже флорист?
—Почему сразу флорист?
—Очередной маг? Не понимаю, где ты могла встретить мужчину со схожими интересами.
—Маркетолог. Мы познакомились в интернете много лет назад, двадцать первый век на дворе.
—Не делай этого, серьезно. Лучше выбери тему для своего треклятого диплома или найди вторую работу, — я открошила кусочек тоста и бросила в кружку к петуху и трем курочкам.
—Я восстановлюсь на филологическом только в следующем году.
—Создай личный интернет портал для продажи авторских картин. Займись спортом, — я цепляю салат вилкой и пытаюсь подсчитать сколько в нем видов зелени, — устрой очередную фотосессию, начни снова варить ароматическое мыло… Могу продолжить список, если хочешь.
—Ты против моего знакомства вообще с кем-либо? — удивленно спрашивает Мэри.
—Честно, да. Я беспокоюсь за тебя, как будущий психотерапевт.
—Именно, что будущий!— соседка аж вздрагивает, а губка вылетает в раковину прямо из хрупких девичьих рук, — У меня этого будущего может и не быть, я же проклята.
Мэри домыла аквариум, залила внутрь пять литров отфильтрованной воды из специального крана и добавила несколько капель синего размягчителя.
—Сведи египетский крест, отпишись от Джареда Лето в Инстаграме и бросай курить. Мы живем вместе практически год, так что, я знаю о тебе все.   
—Я ничего и не скрываю, — фыркнула Мэри.
—Могла бы попытаться, хотя бы, ради приличия. Нафантазировала чертовщины.
—Как мило с твоей стороны, Марго, — подруга с расстроенным видом переместила трех преданных питомцев обратно в райский домик.
—Ты никакой не псих, — ответила я абсолютно ровным тоном, и направилась к раковине, чтобы вымыть посуду.
—Спасибо, что хотя бы не разбрасываешься уточненными диагнозами, — Мэри усмехнулась.
—Проклятия не лечатся, а выводятся вместе с гнилыми корнями.
Убираю посуду в шкаф прямо над головой. Вытираю руки полотенцем и наношу на ладони крем с лавандой. Ненавижу этот запах.
—Хорошо, что я съехала от родителей, — с печалью говорит Мэри.
—Типа с тех пор что-то сильно изменилось? Может, у тебя появилось высшее образование, высокооплачиваемая работа или хотя бы водительские права?
—Это все наживное, — пищит подруга.
—Нет, милая. Никто не будет строить за тебя жизнь.
—Все равно, я встречусь с Марком.
—Приятного вам вечера, — я делаю драматическую паузу, — при свечах? В ресторане?
—Новый тайский ресторан, не помню названия, — признается Мэри, прикуривая сигарету металлической зажигалкой зиппо, — Напиши мне сразу после защиты диплома. Отпразднуем. Уверена, у Марка найдутся, если не приличные, то хотя симпатичные друзья.
—Звучит обнадеживающе. Спасибо за завтрак.
Завариваю еще один кофе и закрываюсь в своей комнате на защелку.
Снимаю полотенце с головы. Нежно втираю масло в кончики волос, а средство для укладки наношу по всей длине от самых корней.
Надеваю зауженные к щиколоткам черные брюки и серую блузку с бантом на воротнике. Наношу органический крем на лицо и попутно отвечаю на письмо от куратора курса. Затем тонким слоем следует не менее органический тональник.
Узнаю, что мне назначили практику в третьем отделении, в крупнейшей психиатрической больнице страны.
Ставлю перед собой зеркало с подсветкой.
Выщипываю брови пинцетом и подкрашиваю их светлым карандашом, используя увеличительную сторону. Выпиваю несколько глотков, пока еще теплого кофе.
Подозреваю, что нельзя красить губы оттенками красного, дабы не ополчить против себя добрую женскую часть преподавательского комитета, так что, я использую матовую нюдовую помаду. Суетливо запихиваю всю косметику обратно в бархатный мешок на молнии с помпоном и возвращаю в первый выдвижной ящик рабочего стола.
Зеркало отодвигаю в сторону.
Передо мной снова красуется подшитая магистерская по клинической психологии.
Интересно, почему у меня вообще нет личной жизни? Не слишком ли сильно я помешалась на психоанализе потенциальных пациентов?
В своей работе я подробно изучаю природу женской психопатии, обобщающие факторы и причины для развития искажения личности. Из нижней выдвижной полки достаю картонную папку с заготовленной речью, читаю текст вслух от начала и до конца.
Расчесываю волосы, встаю и одновременно допиваю кофе.
Выхожу на кухню, чтобы заварить еще одну кружку.
Перевожу взгляд на черную кафельную стену, где покорно висят очередные электронные часы с термометром. Минус десять. Остался всего один час до выхода.
Вздрагиваю от мыслей о холоде и выключаю кофейный аппарат.
На столе лежит книга.
Название перекрывает листок красной бумаги.
Подхожу, чтобы прочитать записку, выведенную каллиграфическим почерком: “Если не сумею тебя обнадежить этим вечером”.
Может слова пропечатаны? Если сфотографировать и пробить через поисковик, то наверняка Google выдаст определенный шрифт.
Тяжело вздыхаю, вспоминая о Марке и его гипотетических дружках.
Открываю дверцу холодильника, достаю обезжиренное молоко и проверяю срок годности. Почему молоко портится после грозы?
Поднимаю рулонные шторы и обнаруживаю еще один сюрприз: на стекле нарисована стрелочка вниз. Снег кончился.
Совсем забыла про айпад.
Аккуратно ставлю кружку с кофе на алюминиевую сторону девайса, словно на поднос.
Ухожу обратно в комнату, попутно думаю о стрелочке и тихонько усмехаюсь.
Надеваю мартинсы, черное пальто и укутываюсь в широченный кремовый шарф.
Складываю бумаги в портфель и подбираю ключи от машины из ночной тумбочки.
Закрываю две металлические двери в сумме на пять замков и спускаюсь вниз по лестнице. Сажусь в синий джип БМВ и кладу портфель на соседнее сиденье.
Завожу машину: слышу знакомую пятую симфонию Бетховена.
Тяжело вздыхаю, поправляя еще слегка влажные волосы в зеркале дальнего вида.
Пока еду, застреваю в пробке.
На соседней полосе останавливается такая же модель Х5, только черного цвета — тонированные стекла внезапно опускаются. Молодой парень за рулем что-то восторженно кричит, но я упорно прикидываюсь, будто вообще ничего не замечаю. Более того, я даже не пытаюсь боковым зрением рассмотреть, как он выглядит.
Лунная соната наполняет меня непонятным меланхоличным чувством, еще парочка минорных нот и я точно пущу слезу. Выключаю музыку и посматриваю в сторону бардачка.
Жаль, что я не курю.
Оставляю машину на университетской стоянке, и замечаю однокурсника. “Только не он” — слышу собственный внутренний голос. Пытаюсь незаметно обойти стороной болезненно бледного, высокого шатена, с бритыми боками и старательно зализанными гелем волосами.
—Марго! — я слышу знакомый мужской голос, но все еще пытаюсь проскользнуть вперед, — Марго! Постой.
Алекс догоняет меня и буквально хватает за локоть. Развернувшись, я вежливо улыбаюсь.
—Привет. Как дела? — спрашиваю я, чтобы самой уклониться от ответа. 
—Все отлично. Я хотел узнать, чем ты занимаешься после защиты?
Я знаю об Алексе совсем немногое. У него кривой почерк, монотонный гнусавый голос и навязчивые манеры в общении. В общем, парень — конченый зануда.
Отец Алекса — практикующий лицевой хирург, а матушка работает акушеркой. В подобных семьях разговоры с самого утра начинаются с обсуждения особых клинический случаев и заканчиваются ночью ровно тем же, если повезет, а если нет, то дежурными вызовами.
—Алекс, я буду отмечать со своей семьей.
—О...— парень явно удивлен.
Я вру — никакой семьи у меня нет, но Алекс об этом не знает.
Знает он лишь то, что я ему рассказала во время рождественской студенческой вечеринки. Из предшествующей версии следовало, что мои родители живут где-то заграницей, а меня воспитала бабушка. Отчасти это правда.
Каждый раз, когда меня случайным образом заносило на вечеринки, я сильно об этом сожалела. Мне значительно комфортнее с головой в рабочих проектах — в полном одиночестве.
—У нас запланировано семейное торжество.
Черные глаза однокурсника беспристрастно анализируют мою мимику, в попытке разгадать, вру я или нет. Судя по реакциям, он выбирает довериться.
—Когда ты приступаешь к практике?
—Через неделю.
—Значит, у нас будет время разок увидеться, прежде чем, возможно, потеряться уже навсегда.
Ну-да. Обожаю эти хитрые лексические конструкции.
—Возможно, вероятность, как-никак, пятьдесят процентов.
—У тебя есть мой номер?
—Твой номер может найти, при желании, каждый.
Алекс открывает передо мной громоздкую дверь университета, и мы заходим в холл.


На досуге я нередко представляю, будто нечистая сила зазывает меня броситься в пропасть — такие уж мне видятся сны с раннего детства. Аид вдруг отпускает мою ледяную ладонь, становится неподалеку и поворачивается ко мне лицом. Древнегреческий Бог разводит мускулистые руки в разные стороны и покорно закрывает глаза — из могучей спины прорастают огромные крылья летучей мыши. Аид ухмыляется, говорит: “Увидимся в Аду”, — совершает всего шаг назад и беззвучно исчезает во мраке бездны.
Когда я выхожу из здания университета, меня все еще немного потряхивает.
Спускаюсь по каменной лестнице и рассматриваю сквозь облака серое небо.
На секунду задерживаю дыхание и пытаюсь найти солнечный диск — Чудо-Юдо полностью его проглотил, погрузив мир в пегий полумрак.
—Мы это сделали! — я бодренько спрыгиваю с последней ступени, оборачиваюсь назад и улыбаюсь во все тридцать два зуба. Убираю с лица выбившуюся прядь волос.
С этого момента я официально считаюсь магистром по психологии, но мне даже некому хвастаться. Звучит, конечно, трагично.
С другой стороны, я прекрасно понимаю и осознаю факт того, что если бы родители не погибли в автокатастрофе, то все могло сложиться совершенно иначе. Непробиваемое упорство и трудоголизм обусловлены конфликтом прошлого, благодарностью любящей бабушке и неумолимой попыткой вырезать из памяти первые десять лет жизни с непримиримыми алкоголиками. Я могла бы также запросто оказаться в машине, слетевшей с обочины трассы. Ответственность не приходит с возрастом.
Набираясь опыта, человек не становится умнее, а лишь вырабатывает привычку выплескивать яд на тех, кто располагается под его личным гнетом двоякого великодушия.
Если козлы отпущения не находятся на службе, то обязательно найдутся среди друзей или дома. Вряд ли черно-бело-красной палитрой многообразия из болезненных чувств можно написать картину мнимого семейного счастья.
Выходит неплохой пейзаж из развалин после очередной бойни, ничем не сравнимой с исторической битвой за знамена. Параллели с прошлым до сих пор проводит каждый пролежень, дабы хоть как-то переосмыслить и романтизировать врожденную человеческую жестокость. Люди обладают определенным набором инстинктов, включая патриархальный, и если не могут реализовать интеллектуальный потенциал в полной мере, то успешно довольствуются тем, что вызывают к себе патологическую жалость.
Винят в своих дурных привычках и садистических замашках государство, а чуть позже — детей. Конечной стадией логических умозаключений обычно становится убежденная вера в родовые проклятия и порчи. Явление приобрело массовый эпатаж в прослойке среднего класса, и что самое страшное, от распутинских водочных проказов и шуточных гаданий в богобоязненных семьях страдают не столько родители, добровольно приходящие к шарлатанам, сколько их психически травмированные дети. С дураков никому не жалко брать денег.
Остается неясно совершенно другое — зачем матери от зажиточной скуки калечат собственных детей? Частенько доводят до ручки и опускают уровнем ниже плинтуса. Ребенок уже пресмыкается от неспособности сделать маменьку капельку радостнее, а женский голос продолжает из года в год вещать на ухо: “Придуши меня, возьми и убей топором. Любить ты никого, кроме себя не можешь, ведь я самая плохая мать на свете”, — одна из немногих причин, почему я живу с Мэри. Без дружеской поддержки она сломается. Уйдет в монастырь или на трассу, снова наглотается таблеток и попытается спрыгнуть с крыши. Мэри мечтала лишь о теплой любви матери и вере отца, но получила парочку крестов и два жирных шрама в виде полосок, которыми символически обозначила смерть сестры или брата. Прежде, чем сделать аборт без всякого оповещения, предусмотрительная матушка спросила дочку: “Будешь любить брата или сестричку? Будешь помогать и заботиться?” Поддержка, вероятно, бывает самой разной, а искренняя радость Мэри не сыграла никакой объективной роли. Для психопатов в жизни главное вовсе не душевная поддержка, а материальная база. Бабки. Бабки. Еще раз бабки. Иначе не получится повысить квалификацию. Матушка Мэри окончила экономический институт и теперь работает бухгалтером на фирме российской косметики. Периодически женщина ходит по астрологам, подыскивает заветный млечный путь в трехэтажном доме со свитой или пентхаусе. В шутку грозится найти богатого иностранца и уехать на край земной. Мне действительно хочется спасти подругу и вытащить из ловушки, в которой она поневоле оказалась с рождения. Мэри ни разу не задерживала деньги за ренту, и добровольно сделала косметический ремонт во всей квартире. Когда я прихожу домой, соседка моментально выбегает в прихожую с приветствием, будто собака: смеется и чуть ли не плачет одновременно от признательности. От размышлений на тему того, зачем психопатки заводят детей, меня саму начинает немного подташнивать и выворачивать наизнанку. Вывод прост — чтобы засвидетельствовать любовь с мужчиной и обзавестись надежным вещдоком. Сомнения, разумеется, не пропадут с появлением на свет куска мяса, а шантаж гарантирован всем, без исключения. Психопатка будет ежедневно ставить под сомнения любые чувства близких и грозиться уйти с чемоданчиком в самый тяжелый момент, чтобы максимально унизить созависимых членов семьи. Дети для подобных дам служат лишь очередным нехитрым инструментом или игрушкой. При удачном для себя раскладе, то есть, в легко управляемом браке, психопатки обычно не заводят больше одного спиногрыза. Дорого и энергозатратно — видит Бог, который, между прочим, непосредственно становится членом семьи наряду с астрологом и даже Дедом Морозом. Нередко, после внезапного обнаружения уже не прерываемой беременности, потенциальные мужья улетают в Тамбов, повторяя:”Спаси и сохрани”. Если женятся, то узнают спустя годы о себе родненьких всю павду матку, проклянают семью и неизбежно впадают в параноидальный психоз. Перестают расти по карьерной лестнице, после чего неожиданно лишаются секса и начинают спать в разных комнатах с женами. Любой человек оказывается на дне химической зависимости или в депрессии, если вместо искренности и поддержки получает хладнокровную разменную шахматную многоходовочку. Ключевую роль в остром сюжете играют алкоголь и наркотические вещества. Психопатка сама не будет напиваться, но неблагодарной свинье или подкаблучнику расслабиться рядом с ней иначе не удастся. В любой сложно решаемой ситуации последуют угрозы и демонстративные обращения к всевышнему. Спустя пять минут психопатка может с легкостью заявить, что не верит в Иисуса Христа, и не считает его сыном божьим. Внезапно окажется, что все вокруг мешают постигнуть тонкой женской натуре дзен — следовательно, должны за это немедленно расплатиться душой. Жаль, что по этическим меркам невозможно запретить женщинам заводить детей, ведь все они достойны своего счастья. Даже если дети без шести нулей на счету не делают их счастливее. БОГ ИМ СУДЬЯ.
Сажусь в машину и включаю печку. Из динамиков автоматически разносится классический аккомпанемент. Меняю плейлист и ставлю Massive Attack — Voodoo in My Blood.