5. Старик

Действующие лица:

Ханс, параноик с маниакально депрессивным психозом, осложненным алкоголизмом. До попадания в психиатрическую лечебницу работал в весьма респектабельном научном заведении младшим научным сотрудником, где ему удавалось проводить биохимические опыты с политурой.

Людвиг, очень вялотекущий шизофреник, также весьма склонный к алкоголизму, работал в том же научном заведении, что и Ханс.

Дитмар. Дебил, склонный к алкоголизму и суициду до попадания в лечебницу работал на кладбищенской мануфактуре, где он постоянно посещал профсоюзные пленумы и собрания.

Эфраим Фон Кац, уволенный директор научного заведения, работал по совместительству директором школы, позднее переведен на должность главного врача лечебницы для душевно больных, весьма жизнелюбивый тип.

Прохожий.



Немного постаревший Эфраим Фон Кац, идет по улице и тащит огромный сундук, а навстречу ему Людвиг.

Эфраим Фон Кац. Эй, молодой человек, гражданин, коллега!

Людвиг. Что вам надобно, старче? Ой, простите, гражданин директор, я вас не узнал.

Эфраим Фон Кац. Подсоби-ка мне, коллега, эту жуткую бандуру вон до того места перетащить.

Людвиг. Это мы запросто (берется за бандуру). М-да, бандура тяжела как дура. Что там, гражданин Директор? Собрание пленумов профсоюзов нашего института?

Эфраим Фон Кац. Да какие пленумы, коллега? Останки моей жизни, коллега, гомункулы заспиртованные…

Людвиг. Да ты что сдурел! То есть, извините, гражданин директор, я же не трупотаскатель (бросает бандуру).

Эфраим Фон Кац. Да ты меня не правильно понял, коллега, это всего лишь третья часть…
Людвиг. Чего?

Эфраим Фон Кац. Того… ну, того … вещей моих, научных трудов….

Людвиг. Каких трудов?

Эфраим Фон Кац. (гневно). Я работал, как ты знаешь директором в респектабельном научном заведении, пока меня не отправили руководить школой. А тут в тюке моем третья часть моего хозяйства: пивная кружка, речи известных деятелей о благосостояния населения, чурбаны топорной работы, горшки с цветами – я их люблю, «Песнь о Нибелунгах», «Тристан и Изольда» Готфрида Страсбургского, «Песни бродячего Фрейда», елейное масло, килограмм гвоздей, купленный на треть моего оклада, цветной абажур, купленный на весь оклад, пачка крепкой махорки, заспиртованный Астро-гомункул третей ступени, рецепт шипучего сладкого напитка, ну и прочая всякая всячина.

Людвиг. А докуда несете вы, гражданин директор, скарб сей?

Эфраим Фон Кац. До школы, коллега, до школы, куда меня перевели директором. Ломают наш старенький респектабельный научный институт. А школа далеко-далеко, два часа с лихом на кучере. За всеми уже кареты подали, и мебель отвезли, а обо мне забыли. И мне, старому хрычу через весь город пожитки переть? Взял бы кучера, да вот боюсь, оклада директора не хватит. Да я уже никому не нужен! Вот дочка мне недавно говорит: «Ты бы, отец, отдал бы внуку свою квартиру, а мы бы тебя на заслуженный покой в дом пресс-центра отправили бы, пожалей внука, папа, ему всего 18». Жалко внука, а мне пора в другую квартиру перебираться – полтора на два.

Людвиг. Это в какую же, в красный уголок?

Эфраим Фон Кац. Нет, коллега, в ту, где живут моя сестра, жена, старые друзья, с которыми я шаг за шагом прошагал трудный путь от аспиранта до директора института. Ты же, помнишь, коллега, наверное, как рожали мы в муках Астро-Гомкункула третьей ступени, аж перья летели!

Мимо идет прохожий.

Прохожий. У вас из одежды песок сыплется, отойдите с видного места.

Эфраим Фон Кац. Щас уйду, отнесу только свои вещи и пойду ночевать на вокзал.

Людвиг. Почему на вокзал? Дом ведь институт ваш не сломали еще пока.

Эфраим Фон Кац. Нет, еще держится наша крепость, а вот отопление и энергию давно отключили. Поскорей бы мне к птичкам отправиться, им в поднебесье тепло, наверное…. Что-то разболтался я, пора свое имущество тащить.

Людвиг. А вот мне тащить нечего – ежели что я собой и ношу. Так вот ту у меня пряник, сборник указов о всеобщем благосостоянии, кнут, папин кошель, мамины сапожки с носками, повернутыми в нужную сторону, грелку под сердцем с холодной водой - по совету любящей тетушки и стакан, в котором, кажется, скоро начнется буря.

Эфраим Фон Кац. Так ты мне подсобишь, коллега, допереть старую рухлядь?

Людвиг. Что-то грелка у меня под сердцем с холодной водой расплескалась. Не могу я, гражданин директор, вас допереть, сами своими ножками дотопаете.

Эфраим Фон Кац. А кто же мне эту амбразуру поможет доволочь?

Людвиг. Бог поможет. Ты его только как следует попроси. Барахло ваше в комиссионку, а вас в музей истории биохимической промышленности архангелы отволокут, впрочем, хотите, я вас отволоку за 20 пфеннигов?

Эфраим Фон Кац. Никак нет, мы уж сами потихонечку - полегонечку дотащимся, без тех, что износа капают.

Появляется Ханс.

Ханс. А я вам бесплатно помогу!

Эфраим Фон Кац (обрадовано). Не брешешь?

Ханс. Не брешу! Взаправду помогу… с трибуны. Итак, почтенная публика, уважаемые дамы и господа, взгляните на эту старую развалину … пардон, на этого пожилого, разве что чем-то утомленного гражданина. Поглядите, каким нечеловеческим усилием он поднимает многопудовый тюк, набитый черте чем, то есть, простите, я хотел сказать – самыми необходимыми вещами, Астро-Гомункулами заспиртованными. Подбодрите сей тяжкий труд мысленно, граждане. Наконец возмутитесь, до каких пор эти питекантропы, пардон, эти старцы будут возлагать на плечи свои столь тяжелые ноши! И не просто прошу, возмутитесь, граждане, напишите об этом в газету. Это же форменное безобразие! И еще посочувствуйте пожилому человеку. На этом моя миссия окончена.
Голоса из толпы. Как ему тяжело! Дай Бог, чтобы не надорвался. Да, старость - не радость. Я думаю, что этот старик просто помешался на барахле. Смотри, сейчас споткнется. А мне кажется, что ему не в школу надо директором, а в дурдом санитаром.

Появляется Дитмар.

Дитмар. Дорогой директор, давайте я вам помогу – упаковка у вас не из легких, а дорога дальняя.

Эфраим Фон Кац. А что ты за это хочешь?

Дитмар. Многое, коллега, многое, простое человеческое спасибо.

Занавес.