C 22:00 до 02:00 ведутся технические работы, сайт доступен только для чтения, добавление новых материалов и управление страницами временно отключено

Фрукт неопознанной породы

...После этого Помидор немедленно послал правителю королевства - принцу Лимону телеграмму, в которой говорилось:
 "В замке графинь Вишен беспорядки, соблаговолите командировать батальон Лимончиков. Желательно личное присутствие вашего высочества.
Помидор"...

...А Лук Порей вовсе и не прятался: он преспокойно сидел у себя на балконе. Усы его были натянуты вместо верёвок, и на них сушилось белье. Увидев простыни, рубашки и чулки, Лимончики прошли мимо, не заметив хозяина, завешенного бельём...

...По старинному обычаю, последнее желание приговорённого к смерти должно быть исполнено. Поэтому в тюрьму принесли кувшин с горячей водой, таз, ножницы и бритву. Не торопясь адвокат Горошек принялся за свой предсмертный туалет. Долго приводил он себя в порядок: брился, мылся и чуть ли не целых два часа стриг ногти. Однако рано или поздно ему пришлось всё-таки отправиться на место казни...

«Приключения Чиполлино»
Джанни Родари



Самое досадное во всём этом было то что на меня не обращали внимание, нет, не как бы между  делом, не придавая этому значения,  делалось это намеренно, так чтобы побольнее меня уязвить и, в полной уверенности что для меня это важно, хотели еще больше меня позлить, прежде отказывались даже от тростникового сахара , не вчера это началось, хотя и сейчас широко применялось – бойкотировали, к примеру, авиалинии, на которых застряли три тонны орехов из Сингапура, я, бывало, и сам принимал в этом участие, бойкотирую какую-нибудь не понравившуюся мне личность, так что, глядя на меня, она уже кривится, но ощутить это на собственной шкуре  край как неприятно! Да, кстати, если речь зашла о шкуре, так она у меня желтая, тонкая, если ущипнуть меня сверху, то снимается на раз, и не верьте тому, кто называет меня толстошкурым.


Вы, конечно, не должны удивляться тому, что я говорю на человеческом языке, а на каком еще говорить, если все этикетки вокруг написаны на этой тарабарщине. Неделя у меня ушла на то, чтобы выучить буквы, еще одна на то, чтобы раскидать буквы по складам, на которые еще утром завезли картофель и капусту, сначала я выучился читать задом наперед, понятия не имея за какой конец тянуть  нужно, и не успел я дойти до дзеты, как буквы, как бы сами собой стали слипаться в слова, образуя названия пальм, кустарников и деревьев... Так я и узнал, что рядом лежит манго, а тот мохнатый фундук, которого периодически трясут, прикладывая к уху – так это кокос, поставки из Лаоса. Первым делом я, конечно, читал название и кого откуда привозят, этого достаточно, чтобы знать всё о фрукте. Лежа на полке в ожидании того, когда тебя купят, я рассматривал покупателей, вы и представить не можете сколько вокруг крутиться всякого сброда...


Груша, в полной уверенности, что она всё ещё пестик, протискиваясь раздавшимся бортом между рядами, едва не перевернула  ящик со все еще хорохорящейся петрушкой, редиску выдернули за хвост и потащили за собой обещая купить апельсины – редиска была еще  слишком мала для того, чтобы рассказать ей  о том, что делают с апельсинами на завтрак, – женщины всё чаще попадались с продленным сроком годности – есть можно, но удовольствия никакого, – возраст женщины теперь определить очень сложно и даже не уследишь тот момент, когда вишня превращается в клюкву, с которой жить уже невозможно просто потому что она всем своим видом портит малину. Стройная и красивая (хотя краски хватило только на помаду и румяна) мимо прошла завернутая в тугое платье на три декады вперед законсервированная маракуйя, следом волочился стручок без единого шанса на победу, попытать рядом с такой женщиной счастья мог разве что мандарин при должности и окладе. Старый сморщенный чернослив скорчился, глядя на айву, ставя будильник на 7 принцессы постепенно превращались в тыквы  и никакие заклинания не помогали втиснуться обратно в старые платья, каждый никудышный кабачок  мнил из себя чуть ли не инжир, но сам судя по скромному пальтишку не дотягивал даже до баклажана. Не то чтобы я имел что-то против овощей, хотя последние из кожи вон лезли только бы попасть в фрукты, овощем быть было бесперспективно, ботва по колено в грязи и нет никакой возможности выбиться в люди и, если даже поместят тебя раз в год на шезлонге, загоришь, как баклажан, но баклажаном и останешься. Другое дело – фрукт! Больше возможностей, шире горизонты, висишь на ветке, обдуваемый всеми ветрами на просторе, и дело даже не в том какой контингент тебя окружает, хотя приятно, когда по весне чирикают пчелы.


За высокий деревянный загон высыпали картофель, картошку со всех сторон облепили бабки, к прилавку часто забредали не первой свежести забродившие люди, была в этом какая-то глобальная недоработка, на дереве в редком случае можно заметить гнилое, никому не нужное яблоко, хотя и их агрономство поздно, но все-таки спохватилось, делалось много для того, чтобы было поменьше хлама на улицах...  Мимо прошла девушка – три рубля пучок, а не штучка, на голове черти что, будто вчера упала с ветки, вишни, подпорченные девки ушли за бесценок жгучему стручку перца, яблок в этом году уродилось прорва. Слава богу, на полке было  хоть какое-то разграничение сословий: фрукты посолиднее имели свой индивид контейнер с видом на море,  а не на загаженную трассу, у многих была и прислуга – если не хватает средств долететь до Боливии, жить будешь перебирая гнилье  с шелухою. Большинство людей, которые шатались по супермаркету так же не представляли никакой ценности, во всяком случае я не видел не на одном из них что-то хотя бы отдаленно напоминающее ценник. В загон опрокинули еще один мешок картошки, несмотря на все предпринятые меры бабок было все также много, особенно с утра, когда обещали скидки... Люди поприличнее картофеля чурались, заменяя его ингредиентами поприличнее.


Кто я? Что я? Инжир, томат или финик?

Вопрос этот рано или поздно встает перед каждым фруктом... Этикетка моя отклеилась видно еще при транспортировке и не было никакой возможности спросить у главного агронома.  Сравнение себя с лежащими рядом на полке не принесло никакого результата, я был и румяней, и белее, и весь я от макушки до хвоста сделан из какого-то мягкого плюшевого ворса. Дозревая как это часто случается на полке, я не сразу сообразил, что вопрос состоит даже не в том, кем ты являешься на самом деле, важнее то, как ты себя позиционируешь – можно быть хоть сельдереем, главное знать себе цену и не сбавлять ее после рекламной компании...  В ящике по соседству лежали не больше теннисного мячика арбузы, персик был теперь инжирный, хурма – помидорной, а помидор вдруг стал черри, переродившись в целые гроздья драже чуть крупнее гороха. Всё это вносило еще большие трудности в процесс самоопределения, усугубляя и без того вечно раздирающие противоречия, когда клюквой ты быть еще не можешь, а тыквой уже не хочешь... Пока разгружали привезенные из солнечной долины грейпфруты я подумал о том, что неверное не удивлюсь, если в один прекрасный вечер дыня заржет как мерин, впившись зубами в проходящую мимо мякоть... Женщина отскочила от прилавка, еще бы чуть-чуть и её затоптало стадом взбесившихся лимонов – на радость земляным червям большинство людей, которые бродили по супермаркету, больше всего дрожали за собственный околоплодник, по консистенции же все они как один были настолько гадкие, что из них нельзя было приготовить даже джем или повидло... Хотя теперь каждый баклажан знал себе цену...


Всё было странно в этом странном торговому лесу, день и ночь здесь регулировались переключением лампы, а сезоны можно было отследить только по завезенному откуда-то ультрафиолетовому винограду, сверху липкой тлей оседала музыка, чтобы никто не ел втридорога продаваемую малину. Мой собственный срок годности тоже поджимал, однако этот, казалось бы, удручающий факт может сослужить хорошую службу ¬– способствует тому, чтобы до перехода в вечность, перейти от вечного к конкретному, я подкатился поближе к краю ... Падая в чью-то корзину я мечтал об одном – только бы косточку выплюнули в какое-нибудь приличное место!


p.s. Ну что ж теперь, пока ещё не всё разровняли бульдозером, я с полной уверенность могу сказать, что мне не жаль съеденного, именем моим назван магазин, в который заглядывают разные морковки. Магазин этот не первый, который открылся в этом сезоне, и не имеет ничего общего со мной, как и вся окружающая нас засиженная словами действительность.


Рецензии