Где еврею хорошо, глава 28

      Наконец все расселись вокруг казана с пловом. Под горячее тост всегда принадлежал Анатолию Ивановичу.  Он зашел издалека:
   
   - Давайте внимательно посмотрим на Юрия Ивановича. Красавец, любимец женщин.
   Все посмотрели на Зубова. Тот хмыкнул и, видимо, чувствуя подвох, произнёс:
   
   - А покороче можно, товарищ Склифосовский?
   
   - Можно. Давайте представим, что его среди нас нет. Представили? Нет? То-то. В глубине души мы ему завидуем. Как он любит жить! И, согласитесь, умеет это делать. А этот поход в туалет! Что не говорите, в этом есть что-то поэтическое. Другой мог бы перегадить весь вечер. А он вернулся облегчённый и довольный жизнью. Давайте любить жизнь!
   
   Выпили и закусили пловом. Плов действительно был вкусный. С этим согласился даже Зубов.
   
   - Каждое поэтическое проявление в человеке делает его ближе к Богу, - начал садится на своего любимого конька Гриша.
   
   - Если мой поход за угол гаража – поэзия, то мне понравилось, - засмеялся Зубов.
   
   - Ты хочешь сказать, что все люди расположились на некой ведущей к Богу длинной лестнице? – спросил Миша. – Я, к примеру, ниже, а ты выше?
   
   - На счёт тебя и себя ничего не скажу, но, в общем, твоя теория правильна.
   - А это справедливо с его стороны? Даже в Божьем промысле просматривается некое подобие социального неравенства, в данном случае - духовного.
   
   - Вначале Бог дал всем равные возможности. Но хорошие люди добрыми делами и поступками совершенствуют мир и одновременно себя, а тираны, диктаторы, воры и прочие коррупционеры тянут нас вниз. Об этом ещё говорил Сократ. Я хочу выпить за великих и маленьких сподвижников, которые тянут нас вверх.
   
   Выпили, закусили.
   
   - Гриша, а ведь Сократ ходил по улицам Афин, ничего не делал, только балагурил, - подал голос Саша.
   
   - Если бы ничего не делал, его бы не судили и не казнили! Так само наши святые старцы-затворники, казалось бы, ничего не делали, но к ним шли толпы людей. Зачем? Затем, чтобы услышать от них слово и утвердится в своей вере.
 
   - Но, как известно, толпы шли и к Сергею Мавроди.
   
   - Потому что он их, как проститутка, поманил, а человек, как известно, существо слабое…
   
   - А меня Миша называет другом исключительно потому, что я для него ничего не сделал, - сообщил Анатолий Иванович. – Ни хорошего, ни плохого. Вот так, сиди, ничего не делай и всем будешь хорош.
   
   - У тебя, Анатолий Иванович независтливая натура. С тобой дружить легко. Я пытаюсь таким стать, - сказал Миша. – Это, кстати, тяжелее, чем бросить курить.
   
   - Просто поверь в Бога и станешь таким, - посоветовал Гриша.
   
   - Заколебал своим Богом! – перебил его Зубов. – Сяду я, сложу руки, буду верить в Бога. И что? Завтра сдохну с голоду. Что мне он даст за мою веру?
   
   - Богу твоя вера не нужна. Она нужна тебе, чтобы укрепить дух, преодолеть все препятствия и радостно жить.
   
   - Я укреплю верой дух, твердой рукой возьму свой винчестер, грохну банкира, заберу деньги и буду радостно жить. Неплохо?
   
   - Наоборот, вера в Бога не позволит тебе этого сделать. Ты заработаешь деньги добрыми делами, - гнул свое Гриша.
   
   - Слушай внимательно старшего товарища, - обратился Зубов к Саше. – Добрыми делами. А ты за рубль в церкви воздух испортишь…
   
   - Юрий Иванович, - перебил его Саша, - когда ты попросил у меня скидку на буклет, я понял, что сам Бог мне велит её дать. И я, как ты помнишь, дал. Это тоже поэтический жест. Можно сказать, от сердца оторвал и отдал тебе. Так что я выше тебя на божьей лестнице. И могу даже плюнуть на твою плешь.
   
   - Ты что буровишь? Сопли вытри!
   
   Саша встал из-за стола, вышел на середину гаража, скривил отвратительную рожу и показал Зубову язык.
   
   - Ну, салабон, держись! - Зубов вскочил, обхватил Сашу сзади и посадил на пол. Скрутил и зажал между ног. Саша дёрнулся, но Зубовские колени, как челюсти сжимались всё сильнее и сильнее. Наконец Саша не выдержал:
   
   - Пусти…
   
   - Повторяй за мной: дядя Юра…
   
   Саша молчал и Зубов сделал ещё движение коленями.
   
   - Дядя Юра, - просипел Саша.
 
   - Хорошо! Дядя Юра, прости засранца…
   
   - Прости засранца…
   
   - Я больше не буду и буду обращаться только на «вы».
   
   - Я больше не буду и буду обращаться…
   
   Зубов резко расставил колени, и Саша часто задышал на полную грудь. Сел на стул, поднял вверх палец и произнес:
   
   - Дуэль!

   Продолжение следует.