А на море золотистые закаты...

Все события, герои и названия вымышленные и придуманные. Любые совпадения случайны.

Большая одинокая серо-розовая чайка высоко парила над зелено-лазурно-серебристым морем, то заныривая в нежно-пепельные узорчатые и фигуристые облака, то выныривая в спокойно-голубую гладь неба, и своим таким высоким и властным полетом успокаивая и говоря - нет, небо сегодня обижаться ни на кого не хочет и громкие слезы лить не будет.

- Хочу, как эта чайка, взлететь и полетать над морем! - сказала вслух Эля. Девушка сидела на самом краешке берега, опустив ноги в нежные пенистые волны, которые приятно ласкали кожу и пятки, то страстно и требовательно накатывая, то мягко и тихонько отступая. Эля давно уже сидела у моря и завистливо наблюдала за этой такой свободной и далекой от всех глупых человеческих проблем и мыслей птицей, то теряя ее в густой белизне, то вновь находя в приторной синеве. А море жило своей разнообразной, разно красочной и не похожей ни на чью жизнью, то шумно и взахлеб рассказывая свою интересную историю, то тихонько напевая и шепча ласковые и нежные слова...

- Ты чего ушла, ничего не сказала? - Лиза опустилась рядом с Эльвирой на корточки. Они были такими разными - две сестры, но очень друг дружку любили. Старшая - Лиза была белокурой, с большими серо-зелеными глазами, слегка полноватой, с курносым носом и с большими веснушками на нем. Эльвира обладала большой копной рыжих, вьющихся мелким бесом волос, небольшими, но небесно-голубыми глазами, худенькой, почти мальчишеской фигуркой и симпатичным, почти кукольным личиком. Лизу ее полноватость не портила, наоборот - придавала ей какого-то своего особого шарма и женственности, и поклонников у нее от этого не убавлялось. Она была хохотушкой, любила большие и шумные компании и мужчин с хорошим чувством юмора, всегда с аппетитом ела и вообще, любила жизнь. Эльвира напротив, подходя к зеркалу - частенько отходила от него без настроения - то ей казалось, что она поправилась, то ей не нравились ее лицо или прическа, то заявляла, что ноги у нее коротковатые или еще что-то, хотя там, в Москве, посещала три раза в неделю спортзал и бассейн, одевалась в дорогом модном магазине, стрижку и укладку делала в престижном салоне и имела личных маникюршу и визажиста. Впрочем, это все осталось там, в далекой холодной Москве и в такой-же далекой и прошлой жизни... Эльвира любила побыть иногда одна, могла загрустить на неделю и не хотеть вообще никуда выходить из дома: она уставала от людей и общества, и ей иногда необходимо было одиночество...

- Я не стала тебя будить. - Давно ты здесь?
- Да. Часа два наверное.
- Что будем делать?
- Не знаю.
- А что ты хочешь?
- Не знаю. Ничего.
- Послушай, Эля. Так нельзя, ты должна, понимаешь, чего-нибудь захотеть!
- А если мне не хочется-хотеть?
- Ну тебе же хочется - не хотеть, - грустно сказала Лиза, пристально смотря на сестру, - подумай, может, ты все-таки чего-нибудь хочешь?
- Я хочу вырвать из сердца эту боль! Я устала от этого! - Эля даже вскочила - Лиза тоже поднялась, - и она уже почти кричала:
- Ты понимаешь, как для меня это было важно?! Это для меня все! Это для меня жизнь!
- Тише, тише, не кричи. Я понимаю. Мы что-нибудь придумаем, найдем выход. - обняла ее Лиза. - А сейчас хочешь, пойдем на набережную, погуляем? А хочешь, в кабаке посидим?
- А, пойдем! - вдруг со странной лихорадочной веселостью, но уже спокойно сказала Эля. - Все равно, мне уже недолго осталось...-тихо добавила она, уже как-бы самой себе, чтобы сестра не услышала. Лиза взяла ее за руку, и они пошли на набережную. От пляжа до набережной было идти недалеко, и весь путь можно было только и делать, что что-нибудь покупать - и справа и слева располагались палатки и торгаши с едой, одеждой, игрушками для детей, сувенирами...Лиза и Эля шли неторопливо; Лиза, как ребенок с удовольствием и любопытством останавливалась, подолгу рассматривала какой-нибудь сувенир или безделушку - присматривала, чего бы она хотела привезти и подарить подругам и коллегам; Эля, напротив, скользила отстраненно равнодушным взглядом, и казалось, что ее ничего не могло заинтересовать. На набережной, у одинокой и грустной арки сидел такой же одинокий и грустный художник. Он был уже немолод, но еще и не стар. Взгляд его был обращен на мир, он был внимательным и одновременно хранил какую-то свою, необъяснимую тайну и свет. Одет он был просто и бедно, но одежда его была чистой, что в общем-то зачастую художникам несвойственно. Рядом с ним и вокруг него располагались его картины. Они были необыкновенно красивы, художник писал и пейзажи, и натюрморты, было и несколько портретов. Но покупались они плохо, художник не обладал известностью и популярностью, и здесь, на площади таких было много, как он. От того и грустил хороший человек, это было все, что он умел, и делал превосходно. Лиза и Эля уже подошли к арке, и вдруг, до этого молчавшая Эля захлопала в ладоши, и сказала:
- Посмотри, как она красива! - Лиза посмотрела туда, куда показывала сестра: на одной из картин была изображена кареглазая красавица верхом на белой лошади, левая рука ее была опущена вниз и в ней была большая ярко-алая роза. Ноги белого коня утопали в ковре из багряных лепестков; глаза этого красавца тоже были карими, как у его дамы, и взгляд был умным и повелительным. Глаза же незнакомки поражали затаившимися в них бесконечной грустью и печалью. Она была очень красива, эта неизвестная дама. Одета она была в длинное кремового цвета платье с глубоким декольте, и в ложбинке между грудей поблескивал небольшой медальон, выполненный в форме листочка, на котором блестели три капельки росы из камушков. Правильные черты лица, на котором ни намека на косметику, густые волосы цвета спелой пшеницы крупной волной спускались далеко ниже плеч, безупречная стройная фигура, непринужденность ее позы - как будто она всю жизнь скакала на лошадях - все это вызывало восхищение, и хотелось смотреть на нее, не отрываясь, и любоваться. Но больше всего хотелось смотреть в ее глубокие, почти бездонные глаза - и прочитать, отчего эта девушка грустит...

- Здравствуйте! Простите, а вы рисуете как видите, или как хочется? - между тем спросила Эльвира у художника.
- Я пишу. Художники не рисуют, а пишут. И пишу я, как есть. - мягко и грустно улыбнувшись ответил он.
- Простите, я не хотела вас обидеть. Я не очень разбираюсь в художественных вопросах.
- Нет, что вы, вы меня не обидели. Может, вы что-нибудь хотите купить? - робко спросил художник.
- Меня зовут Эльвира, а это моя сестра Лиза. - Эля протянула свою ладошку мужчине, тот привстал, и вместо того, чтобы пожать ее руку, он осторожно и нежно взял ее в свою и наклонившись, поцеловал: - Николай Николаевич Озеровский. Для вас просто Николай - он еще раз приветливо наклонился, уже им обеим.
- Я хотела бы купить вот эту картину. - И Эля показала на картину с девушкой на лошади. - Сколько она стоит?
- Нисколько. - неожиданно грубо сказал Николай.
- Почему? - смутилась Эля и удивилась такой внезапной смене настроения.
- Она не продается. Любую другую возьмите, но только не эту! - твердо и решительно сказал художник и поднял на нее свои глаза - и Эльвира ужаснулась: сколько боли, страдания и отчаяния было в этом таком непродолжительном взгляде всего за миг-художник уже отвел взгляд и смотрел на Лизу-как та рассматривает другие его картины.
-А хотите, я напишу ваши портреты?-предложил Николай, снова обращаясь к Эльвире, глаза его уже были спокойными и снова выражали добродушие и даже улыбку.
- Хочу!-вдруг повеселела Эльвира, а Лиза неодобрительно посмотрела сначала на сестру, потом на художника, и сказала:
- Зачем вы так? Вы же совсем не знаете мою сестру, не знаете, что с ней случилось. Она захотела купить картину, которая ей понравилась, а вы отказываете...
- Лиз, не надо. - остановила ее Эля. - В самом деле, зачем мне портрет какой-то неизвестной девушки? Давай, правда, он нас с тобой нарисует? Ну давай, Лиз?
- Ну как знаешь, - развела сестра руками, - как ты хочешь...
- Когда вы хотите начать? - обратилась Эльвира к Николаю.
- Это займет два-три дня, я хочу писать вас с натуры. Приходите ко мне завтра в мою мастерскую студию, - и он назвал адрес.
-Договорились! - кивнула Эля, и с горечью подумала: Только завтра может и не быть.

Простившись, девушки пошли вдоль моря по набережной. Здесь уже вовсю кипела оживленная курортная жизнь, мамаши с подругами и с детьми и папаши с друзьями и пивом не спеша прогуливались, общались и фотографировали друг друга на память у каких-нибудь скульптур, фигур или просто на фоне моря, подростки стайками носились взад-вперед на различных самокатах, детских машинках-по-одному или вдвоем-весело и с криками крутя педали, или вихрем проносились на роликовых коньках, молодежь группками шумно и беспечно отмечала свой отдых или сидела парочками на лавочках и самозабвенно целовалась. Несмотря на то, что вечер только начинался, кабаки, бары и пивные, которые были здесь на каждом шагу, были полны народа, и оттуда доносились разнообразная музыка-от хриплого и прокуренного шансона до непонятной, но модной попсы, и пьяный, счастливый смех. Повсюду витали сладкие ароматы шашлыка и креветок, вареной кукурузы, сладкой ваты и попкорна для детей. Сестры остановились у входа в небольшое кафе-бар под названием «На набережной», где было не так еще много посетителей и где не так сильно грохотала музыка, а тихонько звучал джаз, и под него в живую приятно и не фальшивя пела молоденькая девушка, одетая в простую майку и джинсы, вероятно, студентка какого-нибудь музыкального училища, которая набирала здесь опыта и подрабатывала.

- Давай зайдем, я хочу есть! - предложила Лиза, вопросительно взглянув на сестру.
- Давай. А я выпить хочу. - кивнула Эля.
Выбрав свободный столик с видом на море, девушки присели. Лиза углубилась в изучение меню, а Эльвира закурила. Тут же подошел официант - мальчик лет пятнадцати, почтительно склонился:
- Что-нибудь уже выбрали?
- Принесите водки, апельсинового сока и порцию мидий. - сказала Эля, а Лиза ошарашенно уставилась на сестру:
- Ты же не пьешь крепкий алкоголь?! Ты чего?
- А сегодня-хочу попробовать! - усмехнулась Эля.
- Ты меня удивляешь, сестренка. Ладно, хочешь водки, давай будем водку. А мне, пожалуйста, шашлыка из свинины, картошку, салат из свежих овощей. Ну и принесите нам водку. - сказала Лиза официанту, тот записал и отошел выполнять заказ.
- Тебе не кажется, что этот Озеровский какой-то странный тип? - спросила Лиза и тоже закурила - официант им сказал, что придется немного подождать, еда у них готовиться на заказ и подается свежей.
- Нет, не показалось.-ответила Эля. – Он - художник, а все творческие люди - странные люди. Ты же знаешь.-улыбнулась она.
- Нет, ну ты подумай, зачем он выставил ту картину вместе со всеми, если она не продается? Ты знаешь, как она называется?
- Как? Я почему то не обратила на это внимания.
- «Амазонка Анастасия». Странное название.
- Почему странное? Амазонки же ведь и скакали на лошадях. Он написал портрет, а остальное - это как он видит и пропускает через свои мысли. Написать картину - это как написать книгу, отдать творчеству свою душу и сердце, и выложить все краски и оттенки чувств на бумаге. - задумчиво сказала Эля. - Здесь какая то своя загадка, почему он ее не продал, у каждой вещи есть своя история создания - продолжила она, -А может, и нет никакой загадки, и просто это портрет на заказ, эта девушка придет и заберет его. Вот и все.
- И все равно, я не хочу, чтобы ты к нему ходила. - серьезно сказала Лиза. - Здесь или в Москве полно художников, и если уж ты так хочешь свой портрет, закажи у любого. Мне он не нравится.
- Странная ты, Лизка.-ответила Эля.
- Я не странная, - проворчала Лиза, - просто я переживаю за тебя. Ты же у нас способна любить и понимать весь мир, ты же у нас добрая, а люди тебе платят чем? Тем, что плюют в душу? Тебе мало, что сделал Арсений? - при этих словах Эля болезненно поморщилась, а Лиза виновато остановилась: - Прости, прости меня. Просто я не хочу, чтобы ты влипла опять в какую-нибудь историю.
- Чего ты так завелась? - резко спросила Эля и закурила тут же вторую сигарету: - Арсений-это не история, и ты это знаешь. Это-проза жизни. И успокойся, не пойду я к твоему Озеровскому!
Тут подошел официант, принес еду, графин с водкой, стакан сока и две рюмки. Лиза налила себе и сестре по полной рюмке, и сказала:
- Ну давай, за первый день на море!
- И последний! - мрачно добавила про себя Эля, - и с улыбкой чокнулась с сестрой. Лиза принялась с аппетитом уплетать шашлык, а Эля даже не притронулась к еде. Она продолжала курить, и с тоской смотрела на предвечернее море, краски уже стали меняться, местами появились темно-синие оттенки...
- Наливай, еще Лиз-попросила Эля.
- Ты меня пугаешь! - сказала Лиза, - Ты бы чего-нибудь поела. Ты только пьешь, ничего не ешь, и очень много куришь. Так нельзя!
- Сегодня-можно. - спокойно сказала Эльвира. - Я хочу напиться сегодня, сестренка! А еще знай - я тебя очень люблю!

***

Большое грустное и любящее южное солнце уже осторожно коснулось одним краешком могучего, но уже темно-мрачного моря. Оно еще хотело побыть с ним и не хотело прощаться, и с мольбой протягивало к нему свои ласковые и теплые лучи-ладошки, оставляя золотистые дрожинки-дорожки на его непокорных и страстных волнах и в темнеющем и засыпающем уже небе, отражаясь и играя в прибрежном белом песке, зовя и обнимая весь город. Море волновалось и вздыхало, страдало и любило, и просило уйти, и просило остаться...

Одинокая и худенькая девушка стояла на набережной, опершись об перила, с отчаянием смотря и не видя ничего вокруг. В одной руке она держала банку пива, в другой-еще что-то, похожее на небольшую коробочку. Она сделала еще несколько глотков, поставила банку рядом с собой на асфальт, открыла коробочку и медленно начала высыпать - одну-две-три-десять - таблетки на ладошку. Это было сильнодействующее успокоительное средство, не совместимое с алкоголем. Она уже хотела наклониться и поднять банку с пивом, как вдруг чья-то рука легла ей на плечо, а вторая рука схватила ладошку с таблетками. Мужчина крепко сжимал руку, и когда почувствовал, что рука девушки ослабла и немного расслабилась, слегка отпустил, но тут же резко, но не сильно ударил по ней, так, чтобы сработал рефлекс - кулачок разжался - и таблетки посыпались и покатились, как горох, на асфальт. Он держал ее за плечо крепко, и сказал:
- Остановись!
- Зачем? - подняла она пока еще пустоватые глаза: она еще не совсем пока что-либо соображала, к тому же была нетрезва.
- Ты нужна людям, Эльвира! - мужчина привлек ее к себе и держал крепко, уже обеими руками, не давая ей вырваться.
- Я не нужна никому! - со слезами в голосе ответила она. - Да кто вы такой и что вам за дело, что мне делать или не делать, жить или не жить?! - сорвалась она на крик. - Чего вы вообще понимаете, чего вы лезете?! - ее била крупная дрожь, а в глазах стояли слезы.
- Ты кричишь, это уже хорошо.-спокойно ответил мужчина. - Значит, шок уже прошел, пострессовое состояние и включаются защитные реакции. - так же спокойно продолжал он. - Покричи еще, давай! - и слегка встрянул ее.
- Да кто вы такой, черт возьми?! Откуда вы здесь взялись?! Вы что, следили за мной?! Что вам всем от меня надо? Чего вы все понимаете?! Никто не знает мою настоящую жизнь! Я не хочу больше жить и это мое дело!!! - кричала Эльвира, слезы уже крупными каплями текли по щекам.
- Я - художник. - тихо и мягко сказал Николай Озеровский. Какое то время они молчали. Эля плакала долго, он ждал. Дрожь уже стала проходить, всхлипы становились уже тише и реже.
- Отпустите меня! - со злостью, но уже без крика сказала Эльвира.
- Нет. - твердо ответил Николай, он не выпускал ее из своих объятий и продолжал крепко держать.
- Тогда дайте сигарету! Я курить хочу. - она уже не плакала и вытирала руками слезы.
- Кури. Хоть всю пачку. - и он одной рукой достал из кармана брюк пачку «элэма» и дал ей, Эля закурила.
- Посмотри, как красиво! Здесь всегда такие красивые закаты. Золотистые закаты... - негромко и осторожно сказал Николай.
- Правда красиво. - потихоньку успокаиваясь кивнула Эля.
- Я много написал картин о море и закатах, но сегодня этот закат - самый красивый, который я когда-либо видел здесь.
- Да, - тихо сказала Эля, и неуверенно продолжила: - Море как будто стало совсем другим. Днем вода казалась голубой, а сейчас-черный бархат и золото.
- Да, у моря много красок и оттенков. И оно живое, как человек, и у него много своих чувств.
 Эльвира продолжала смотреть на море и глубоко задумалась. Она уже не спрашивала у мужчины, почему он здесь оказался, а он - не настаивал, и терпеливо ждал. Все так же задумчиво, но уже спокойно, Эльвира медленно произнесла:

- Забудь меня даже в моих снах,
Не прижимай меня к своему плечу,
Не оставляй печаль на моих губах,
Я все равно, все равно далеко улечу.
Я буду там, где волны заберут грусть,
Я буду летать, пока будешь страдать ты,
Мне уже все равно -так будет, и пусть!
-Ты знаешь, а на море золотистые закаты!

И она улыбнулась. Николай вздохнул с облегчением, тоже улыбнулся и сказал:
- Замечательные стихи! Вот видишь, ты еще много напишешь. А я напишу твой портрет - только ты, море и закат. - незаметно перешел художник на ты, и предложил: - Хочешь, мы начнем прямо сейчас?
- Хочу! - ответила Эльвира. – Только мне надо сначала зайти в гостиницу. Я хочу переодеться. Ты меня проводишь? - тоже перешла она на ты.
- Конечно, пойдем! В какой гостинице вы остановились?
- «Парадиз».
- Ну, это недалеко. Пойдем. Кстати, а где твоя сестра?
- Она в номере, спит. Она плохо переносит смену климата. В общем, мы с Лизкой были в кафе, выпили, она почувствовала себя неважно, сказала, что ее знобит и она хочет прилечь. Мы вернулись в гостиницу, она легла в постель, а я ей сказала, что хочу сесть писать, сделала вид, что работаю, дождалась, когда она уснет, и пришла сюда. А как ты здесь оказался?
- Меня этому научила Настя. - задумчиво и грустно сказал мужчина. - Господи, как мне ее не хватает! - тихонько добавил он про себя.
- Чему? - удивленно спросила Эльвира.
- Доверять внутреннему голосу. После нашей встречи я не мог забыть твои глаза. Я понял, что ты уже решила что-то...Только я не знал, куда вы пойдете, где вы остановились...Я понял, что не смогу сидеть так просто и продавать. Я бы себе этого никогда не простил, и Настя бы тоже. Тем более в такой день...Что-то мне подсказало, что надо прийти сюда, наверное это была Настя, она всегда мне помогает. Я собрал все картины, отнес их обратно в мастерскую и решил пройтись по набережной. Я искал тебя. Я зашел здесь во все кафе, но нигде тебя не нашел, и уже отчаявшись, пошел обратно, и вдруг увидел тебя, как ты...-он недоговорил и взглянул на Эльвиру.
Она молча и серьезно-ошарашенно слушала Николая, ни разу не перебив.
 - Зачем ты хотела это сделать? - серьезно спросил он. - Не молчи, говори. Так будет лучше, если ты расскажешь. Так станет легче. Легче пережить. Переступить и жить дальше.
- Кто такая Настя, ты все время про нее говоришь? - вопросом на вопрос сказала Эльвира, она еще не решила, говорить или нет, и видимо, подбирала слова.
- Это женщина, которую я всегда любил и люблю. - грустно и с нескрываемой болью ответил художник.
- На картине, на лошади - она?
- Да. Ее больше нет. Она умерла. Я расскажу тебе свою историю, но сначала я хочу, чтобы ты рассказала свою. - ответил он, и взял ее руку в свою.
- Прости, я не знала. - тихо сказала Эльвира. - Хорошо, я расскажу.
- Я уже несколько месяцев ничего не писала. Не могла написать ни строчки. Сажусь работать - и понимаю, что не могу. Сломал он меня, понимаешь? - Николай кивнул, подбадривая, он молча и серьезно слушал ее: - Я в Москве известная писательница. Была. - добавила она странно и с горечью усмехнувшись. - А знаешь, почему?
- Почему?
- Ну вот теперь и слушай, какая повесть в моей жизни со мной приключилась. Когда я написала первый свой роман, я стала отправлять свой текст в разные издательства, и не знаю по каким причинам все мне отказали, наверное, потому, что я была девочка с улицы, ни чья-нибудь протеже и без всяких рекомендаций. Но однажды, когда я потеряла уже всякую надежду, зашла еще в одно. И принял меня сам Арсений Ларин, хозяин и директор. Он взял текст и сказал, что через какое-то время мне перезвонит. Он перезвонил через три дня и пригласил меня в ресторан. Там он сказал, что книга потрясающая, и он ее выпустит, пиши еще, мы заключили контракт, и он дал мне редактора, симпатичную и всегда улыбающуюся Жанночку. Следующую книгу я написала довольно скоро, меня заметили и стали читать, и я стала выпускаться крупными тиражами. Он довольно-таки быстро меня раскрутил, а я писала много и быстро, и вскоре стала ведущим автором издательства и популярной писательницей. Он стал за мной ухаживать, а я... я давно уже понимала, что влюбилась в него. Через какое-то время мы поженились, и я год жила счастливая и в розовых очках, смотрела на него, как на божество. А теперь, я даже и не знаю, любил ли он меня хоть капельку, или только всегда претворялся... Через полгода после свадьбы он даже перестал приходить на премьеры моих новых книг, ссылаясь на огромную занятость.
А потом одна известная кинокомпания заказала мне написать сценарий, они хотели предложить мне даже сниматься в этом проекте. Я очень просила приехать мужа на премьеру и поддержать меня, но он сказал, что ты сама справишься, ты же умничка, а у меня дела выходят на другой уровень и нужно встретится с влиятельными людьми, и что мы скоро станем еще богаче. Как же я тогда ничего не понимала! Я даже не удивилась, что Жанночка тоже не поехала со мной, она отпросилась, сказав, что мама у нее заболела... На киностудии все прошло успешно, продюсерам понравился сценарий, мы заключили контракт-правда там должна была еще стоять подпись Ларина, такие вопросы всегда решал он... Я выбрала роль, и были уже назначены сроки начала съемок. Потом был объявлен банкет в честь открытия проекта, но у меня сильно заболела голова, и я не осталась на него и уехала домой раньше. Подъезжая к дому, я очень удивилась, увидев машину Жанночки... Мне трудно об этом говорить... В общем, они были там вдвоем, на нашей постели, абсолютно голые и счастливые... Они были так заняты друг другом, что даже сначала не заметили, как я открыла дверь и зашла в спальню... А потом, потом начался ад... - слезы снова покатились по щекам Эльвиры, - Но я дорасскажу! - со злостью и яростью - это придало ей сил - продолжала она: - Я собрала свои вещи и переехала к Лизе. Я сказала ему, что хочу подать на развод. А он сказал мне так: развода просто так я тебе не дам. Либо ты остаешься и смиряешься с этим, потому что я гулял и буду гулять, но продолжаешь печататься и оставаться такой же популярной писательницей, либо уходишь и становишься никем. Я сделаю так, что тебя не будут печатать нигде.
- Да... Каков мерзавец, а? - вдруг прервал ее Николай - Он на тебе значит деньги заколачивал, а сам развлекался?
- Так оно и было. Даже хуже. Эта Жанна как-то подстерегла меня на улице и вызвала меня на разговор. Знаешь, что она мне сказала? :
- Мы давно уже были любовниками, еще до тебя. Нам нужна была такая дойная коровка, как ты. Мы хотели найти такого автора, который много бы писал, стал бы ведущим и сделал популярным издательство. Кстати, ты знаешь, он ведь ни одного твоего текста не читал. Когда ты в первый раз принесла текст, он просто отдал его мне и сказал, посмотри, подходящая кандидатура или нет. Когда я прочитала, я поняла, что ты - стоящая штучка, и если тебя раскрутить, денежки рекой потекут, народу понравится, что ты ваяешь и будут книжки твои раскупать. Могу тебе сказать, пишешь ты в самом деле хорошо. Кстати, это я ему предложила жениться на тебе. У нас был план: он пожил бы с тобой какое-то время, деньги капали на ваш общий счет, который заключен таким образом, что в случае развода ты не будешь иметь прав ни на что, мы бы потом придумали, как бы тебя подставить, вы бы развелись, и он бы на мне женился, только мы были бы уже богаты, а издательство - популярным. Мы хотели еще тебя продержать годик-другой, раз ты уже на кинокомпанию вышла, но ты нас застукала... Контракты на издательство твои так составлены, что ты не должна печататься нигде, кроме как у Ларина - ты же особо не утруждалась их внимательно прочитывать, когда подписывала, я это знала. Ну да ладно, заведем еще какого-нибудь автора хорошего, только уже мужчину... Я только и смогла ей задать один вопрос: а ты любишь его вообще? Она посмотрела на меня, как на дурочку и сказала: - Конечно, да. Это все ради него и делалось. Мне ничего не осталось ответить, как только: -Какой-то странной любовью...
- Кстати, продолжила она, - он аннулировал мой контракт на съемки - сказав им так - моя жена беременна и сниматься не будет, возьмите на эту роль Жанночку. Ну да она хорошая актриса и в жизни, а на сцене тоже неплохо будет смотреться - горько усмехнулась Эльвира и продолжила: так что я теперь неизвестная Эльвира Краснова, а не популярная Эльвира Ларина. И все счета после развода он заблокировал, я не могу теперь снять ни копейки. Так что денег у меня вообще нет, и имени тоже, осталась только израненная, но еще живая душа. - снова криво усмехнулась она. - Все это время я жила у Лизы, у меня началась депрессия, я никуда не ходила и ничего не делала, пыталась хоть что-нибудь написать, но не могла. И тогда Лиза достала деньги,  которые так долго копила на новую машину, и мы приехали сюда. Она сказала, что мне нужно сменить обстановку и прийти в себя. Она очень любит меня, моя сестренка...
- Да, она очень любит тебя. - потрясенно кивнул Николай, и добавил: - Вы такие разные с ней...
- Мы сводные сестры, по отцу. Лизкина мама покончила с собой, когда ей было три годика, а моя мама разбилась в авиакатастрофе, когда Лизке уже было шесть, а мне-три. Поэтому мы с ней очень не любим эту цифру - три. Отец нас обеих один поднимал, в третий раз он не стал жениться, сказал, что эта цифра в нашей семье - проклятая. Сейчас он живет в Канаде. Он сказал, что слишком много ему здесь напоминает о его прошлой жизни, и он не хочет жить здесь, в России. Уезжая, он очень просил нас обеих держаться всегда друг дружки вместе...
- Скажи, а ты не пробовала обращаться к адвокату?-задумчиво спросил Николай.
- Конечно, я обращалась к адвокату. - ответила Эльвира, - все документы и контракты так составлены, что я действительно не могу печататься в течении нескольких лет в других издательствах. А когда этот срок истечет, меня уже и забудут...
- Ну почему ты так говоришь? А почему не начать все сначала, в другом городе? Например, здесь? Ты об этом не думала?
- Нет, не думала. - удивленно посмотрев на него, сказала Эльвира. - Мы уже пришли. - и она показала рукой на большое, оббитое кремово-розовым сайдингом здание, находящееся за забором и утопающее в зелени высоких деревьев, посаженных заботливыми хозяевами вдоль дорожек, ведущих ко входу. И справа и слева было посажено много различных цветов, но больше всего было лилий различных сортов, видимо, хозяйка больше всего любила их. Они задумчиво кланялись и почтительно наклоняли свои разно красные и молочно-белые, с пестринками и без, головки, когда небольшой ветерок тихонько шевелил их. Заливисто и попеременно в траве стрекотали кузнечики, негромко и несильно бурчал небольшой ручеек... У входа во дворе стояли столы под тентами и стулья, где можно было отдыхать. Сейчас здесь собралась большая компания из разных возрастов - заехавший народ уже успел друг с другом перезнакомиться - и шел нешуточный бой в карты. Они были так увлечены игрой, что не обратили никакого внимания на мужчину и девушку.
- Подождешь меня здесь, в холле? - спросила Эльвира. - Я недолго, я постараюсь быстро.
- Хорошо. - ответил Николай. - А тебя можно оставить одну? Ты больше не будешь так дурить?
Эля на секунду напряженно нахмурилась и уверенно сказала:
- Нет.
- Точно?
- Нет, не буду. И спасибо тебе большое за все. Ты спас мне жизнь, и заставил снова поверить в себя.

***

Неожиданная и самоуверенная, немного прохладная и немного угрюмая южная ночь уже полностью овладела всеми улицами и захватила городок. Море шумно возмущалось и выражало недовольство, выплескивая свои соленые обиды на камни и плиты набережной и жалуясь городу на наглую ночь. А город успокающиваще усмехался и подмигивал неоновыми вывесками, фонарями и озорным светом из окошек гостиниц, домов, кафе и кабаков...

- Как Лиза? - спросил Николай.
- Нормально, спит.Я не стала ее будить, написала записку, куда я ушла.
- Это правильно, а то будет переживать.
- Как то прохладно стало. - немного поежившись и зябко поведя плечами, сказала Эльвира: она переоделась в небольшое короткое, чуть выше колен, но красиво и точно сидящее по ее стройной фигурке черное платье и не взяла с собой накинуть никакой кофты, о чем уже немного жалела. - И темно так сразу резко стало.
- Да, у нас здесь ночь опускается быстро. Прохладно? Ну ничего, нам осталось идти еще немного, сейчас придем, я разожгу камин. Начинается шторм, посмотри, как волнуется море и какие сильные волны.
- Да. - негромко сказала Эльвира. - Оно беспокоится, и сейчас совсем уже кажется неприветливым и черным, и теперь оправдывает свое название.
- А хочешь, загадку загадаю? - весело и озорно предложил Николай.
- Какую? Ну давай! - с любопытством ответила Эльвира.
- Женское имя, которое не заканчивается ни на а, ни на я, знаешь?
 Девушка задумалась:
- Катя, Лиза, Вера, Аня, Лена, Яна, Маша, Даша, Настя, Мирослава - начала перечислять она: - Ну надо же, а ведь все на а или на я. Какое же интересно?
- Думай, думай.
- Вика, Валерия, Лариса, Зина, Зоя, Надя...Даже мое имя-на а...
- Ну, чего сдаешься?
- Сдаюсь!
- Это - Любовь.
- И правда! - засмеялась она, - как же я не додумалась!
-Ну вот мы и пришли! - сказал Николай, открывая тугие и большие зеленого цвета ворота, включая во дворе освещение - по всему периметру двора висели фонари, и сейчас их мягкий свет заливал все вокруг и позволял все хорошо видеть и рассмотреть во дворе, и приглашая жестом девушку пройти.
- Вот здесь я и живу, и творю. - и он показал на небольшой, но добротный и кирпичный домик. Перед входом была небольшая, но уютная беседка, вся увитая виноградником. И сверху, и сбоку, красиво извиваясь, свисали огромные гроздья пока еще недоспелого винограда. Во дворе было посажено много деревьев и кустарников, и на них тоже красовались розовобокие груши, медовые персики и большие крупные яблоки. Справа от домика располагался цветник, сплошь весь засаженный разными и разных цветов розами, крупными и не очень, одиночными или кустарниками. Это моя и страсть, и любовь, и гордость, и вдохновение. - сказал Николай, подойдя вплотную к Эльвире и обнимая ее за талию, заметив, как она любуется его розарием.
- Потрясающе красиво! - сказала она. Николай отпустил ее, и ненадолго отошел, вернулся он, держа в руках секатор. Подошел к одному кусту с крупными ярко-красными цветками, срезал пять роз и вручил их Эльвире.
- Спасибо! - ответила девушка, и прижала букет к груди.
- Ну чего, пойдем в дом? Ты наверно совсем уже замерзла? - предложил он.
- Да, пойдем! - улыбнулась она
Они прошли в дом. У него не было дорогой мебели и модной техники, зато было уютно и чисто. Он усадил ее в большое кресло - качалку напротив камина, заботливо укрыл пледом и предложил:
- Хочешь моего домашнего вина?
- Да, давай. - кивнула Эля.
Он достал графин и бокал, налил ей темно-бордовую ароматную, пахнущую черной смородиной жидкость и протянул ей, а сам принялся разжигать камин. Эля сделала глоток, и стала рассматривать комнату. В углу стояли огромный стенд для написания картин и этажерка с красками и кистями, и повсюду висели и стояли картины. И тут она снова увидела эти глаза - глаза незнакомки Анастасии, в полумраке они выражали еще больше грусти и таинственности - и уже долго не могла оторвать от картины своих глаз, задумчиво ею любуясь. Портрет уже висел в рамке, над камином; и в вечернем свете казалось, что они там как живые - и девушка, и конь, и еще чуть-чуть, они выпрыгнут оттуда и поскачут прочь... Николай уже разжег камин, веселые и озорные язычки пламени с треском начали поглощать дрова, и он сел во второе кресло рядом с Эльвирой и сказал:
- Сейчас станет тепло.
- Расскажи мне о ней! - требовательно и задумчиво попросила Эльвира. - Кто она была и что случилось?
- Она была врачом. Психологом. И ей это было дано от Бога. Она многих спасла и очень многим помогла. А вот себе к сожалению не смогла помочь. Она умерла от рака. Вовремя не обратилась к врачам, скрывала даже и от меня плохое самочувствие, а когда поставили диагноз, поздно уже было что-то изменить. А еще она очень любила лошадей. На этом портрете - она в последний раз в своей жизни скакала на лошади. Мы в тот день поехали скакать на лошадях, я написал этот портрет, потом ей стало намного хуже, и через несколько дней она умерла. - глухо, со страданием и болью в голосе рассказал художник. - Мы очень любили друг друга, и я верю, что там, у Боженьки, мы будем навсегда уже вместе.
- Да. - тихо сказала Эля.
- Поэтому я не продаю эту картину и никогда не продам. - продолжал Николай. - А вчера был день ее смерти, десять лет,как ее уже нет. Я просто хотел, чтобы Настя была со мной в этот день... - И он замолчал, Эля молчала тоже, не зная, что сказать. - Ну что, может начнем писать твой портрет? - неожиданно сказал Николай, меняя тему и вставая.
- Да. - задумчиво ответила Эльвира. - Я знаю, о чем будет моя следующая книга. –тоже неожиданно сказала она.

***

- Эля, ты газеты читала? - послышался из беседки возбужденный голос Николая.
- Ну чего ты кричишь, Коленька? Что случилось? - спокойно спросила Эльвира, выходя из цветника: она в последнее время работала там - Николай выносил ей туда кресло-качалку, она брала ноутбук и писала, и писала среди роз. Говорила, что они подсказывают ей хорошие идеи и сюжеты...
- Что ты там такое вычитал? - спросила она, подходя к Николаю - он обычно завтракал и пил кофе здесь, в беседке, просматривая газеты и журналы. - Ты же знаешь, мне текст сдавать в издательство на этой неделе, надо дописывать, и писать следующее, а ты мешаешь, я же просила не отвлекать - не зло проворчала Эльвира. - Ну, что там?
- Твоих-то посадили! Ну наконец-то, мерзавцев! - торжественно сказал Николай.
- Кого - моих? Ты о чем? - непонимающе и удивленно спросила Эльвира.
- Да на, сама прочитай! - и он протянул ей газету.
 На первой полосе красовалась на фотографии парочка: Арсений Ларин и Жанна Ларина. И статья о том, что издательство «Твой берег» закрыто, а обоих - Арсения Ларина и его жену Жанну Ларину задержали и взяли под стражу за разного рода мошенничества и обманы авторов, а так же за долги по неустойкам кинокомпании, и грозит им очень большой срок.
- Вот это да! - только и смогла сказать Эльвира. - Да, она все хотела стать известной - ну вот теперь уже на первой полосе - без злости продолжила она.
- Да поделом им , Эль. Они это заслужили.
- Да ,заслужили. Но ты знаешь, я простила уже все. И не желаю им зла. Но наказание пусть понесут, чтобы других не дурили больше. - Кстати, хотела тебе сказать, сегодня Лизка приезжает, надо бы ее будет съездить встретить.
- Хорошо, Эль.
- И папа пишет, зовет нас всех съездить к нему в гости, в Канаду, а потом говорит, я к вам. Я ему сказала, третий роман из трилогии сдам, и приедем.
- Вот это замечательно, обрадовался Николай.-Обязательно съездим!
А Эля, нежно положив обе руки ему на плечи, вздохнула и произнесла:

Вот и закончилось, и случилось все,
И остались только багряные рассветы.
И кто из нас был неправ еще?
Что ж, и остались в прошлом золотистые закаты...
И будет столько еще всего впереди,
Только ловить успевай и жди ты,
Солнышко, подожди, не уходи,
Ведь на море золотистые закаты!..