Человек-овощ

Одни думали, а вторые за них говорили, но первые всё  же думали.

         — Так и думают до сих пор?

         — Так, думают же, это же хорошо.

         — А какой толк думать, знать и... Это законченный образ ...
Как «чёрная» дыра в астрофизике, правда?

          А с  точки зрения астрофизики чёрные дыры — это конечная стадия эволюции звезд.  Например, когда  тяжёлая звезда эволюционирует, она  взрывается, и  тогда  её  центр сжимается в чёрную дыру, в которой даже нет дна.  И никто пока   до конца не  понимает, что конкретно происходит в самом центре, где законы физики перестают работать, а где начинается по мнению некоторых та самая жизнь, которую сравнили с судьбой  чёрной  дыры из астрофизики.

     Как и то, что общая теория относительности говорит о том,  что кривизна пространства в центре черной дыры бесконечна.
 
        Имела ли  в виду,  ту самую   теорию относительности Эйнштейна, пустившую человечество по неправильному пути развития  технического прогресса, сказавшая про нежелание думать,  было не ясно, да  не важно совсем,  что она имела  в виду, важно было то, что потом сказали ей, взрослой уже женщине, которая позиционировала  себя как: жена,  мать,  бабушка, а  теперь только, как  мать и бабушка, а сказали ей вот что, отвечая на её вопрос “ А  зачем?”

       —   Лучше жить бездумно? Просто плыть по волнам этой жизни, не глядя вперед, и не думая, что там ждёт, не оглядываясь назад и не думая от том,что там было хорошего или плохого, и снова плыть не думая ни о чем, задевать по дороге локтями, плечами, ногами прохожих,не думая о том, что, возможно, им сделал больно, просто жить таким дурачком, не неся ни за что ответственности, потому что так проще, ударил и убил, потому что не подумал, не ответил, потому что дурак.. Так?

      А вопрос оказался  излишним, потому что она так и жила, бездумно и почти беззаботно, на сколько  позволяла вообще жизнь быть беззаботным.  В школьные годы клала учебник под подушку и так и учила заданный урок,  потом, ничего не зная, каким-то образом  отвечала заданное, как и позже в институте, выучивала перед экзаменом  первые 10 билетов  из 30-ти и они ей и доставались, те 10.

     Ей везло, просто везло, что давало повод и дальше продолжать  такое странное существование, мало похожее на человеческую  жизнь,  когда она  ни о чем не думала  и  не заботилась.  Хотя, нет, при том, что  она не думала, она   заботилась о  своем здоровье, имея с молодых лет гипертонию, лишний вес  и  кучу болячек с ним связанных,  не думала, потому  что ела сколько  хотела,  а хотела много, потому что  любила, любила поесть,  а потому толстела ещё больше, потом заботилась, ибо  просто обожала  больницы, врачей и всё, что с ними  было связано. Собственно, на этом её "думательный" процесс и заканчивался, она звалась Светланой, но мало какого света привнесла в эту жизнь, наверное, ориентируясь на чёрные дыры и на то, что там всё и закончится, а потому, какой  смысл?  Не было смысла думать, можно было правда, говорить, причем за всех, считая, что  ещё и  всё  знает, и даже то, о чём думают другие. Ей это не помогало даже оставаться на плаву, она просто продолжала существовать, как овощ, заботливо посаженный на грядке среди других овощей, и так там и растущий, и живущий, без капли сознания и ума, не замечая ничего происходящего вокруг себя, делая в  основном то, что говорила ей, её младшая сестра,  являющаяся безоговорочным авторитетом для старшей  Светланы.


        Она давно уже была только мать, правда, ещё не бабушка, потому что будучи замужем всё делала так,  как говорила ей младшая сестра Надя. Они с Павлом, покупали вазу, которая нравилась Наде, готовила Света  дома те блюда, которые любила опять Надя, плюя на вкусы Павлика, она даже назвала родившуюся дочь  именем, которое выбрала для племянницы младшая сестра,  девочку назвали Ира, хотя родной отец желал звать дочь Таней.

      Короче, придя однажды к выводу, что живёт он не со Светланой, на которой женился, а с её младшей сестрой,  а у той тоже был свой муж,  и не желая двоеженства или двоемужества, Павел оставил чужую ему совершенно жену, и не ставшую родной дочку.   И с этого -то  момента и стала Светлана только матерью, приписать ещё, что  она есть  старшая сестра, как-то не получалось, потому приходилось оставаться только в статусе матери для своей дочери, которую точно так же, как и всё  вокруг, она  не замечала.

      Её бездушие было безграничным. По-прежнему её интересовала только еда, хотя она уже не влезала ни в одно из  своих  платьев, раздавшись до какого-то 60-го размера, продолжала заботиться о своём здоровье в   той выработанной ею  манере, что значит посещала врачей, вечно просиживая  часами в очередях в  глухих казённых выкрашенных в белый цвет  масляной краской  коридорах лечебных заведений,  где могла обсудить свои болячки, а чужие примерить на себя,  и по мере возможности всё попадала в больницы, где больше всего, помимо  внимания врачей к ее  снова заболевшей особе,  ей нравилась больничная еда, хотя сама она готовила в разы лучше, что было нормальным явлением,  на первое место как и раньше ставила, как на пьедестал для поклонения своего  идола, в лице  младшей  сестры, которая за неё за Свету  и думала, а она,  как чревовещатель, только повторяла то, о чем размышляла  Надя. О чём думала её собственная дочь, её плоть и кровь, её это не волновало абсолютно, она не замечала сексуальных домогательств со стороны мужа своей сестры по отношению к своему трехлетнему ребенку,  она просто, как всегда,  не видела ничего вокруг  себя. Смысла в этом не было, впереди ждала черная дыра, где все должны были кануть как в лету и потому, зачем?
 
     Потом, когда её дочь изнасиловали подростки, старшие по возрасту, Ира ведь была предоставлена самой себе, и случившееся не было чем-то из разряда невероятного, оно стало очевидным   и даже больше, ожидаемым, как всегда подумала младшая Надя, а старшая Светлана, не желавшая думать, она же давно была тем самым овощем, растущим,  как сорняк на грядке и даже без полива, засунула своего  нерадивого отпрыска в психиатрическую лечебницу,  и там и забыла.


      Тогда так было принято, да и сейчас тоже, упрятать, чуть что,  ребёнка подальше от себя и с  глаз долой,  в такое заведение, на перевоспитание,  где его могли утешить после случившегося и  где о нём  уже  заботились  нежные руки врачей - психиатров, сурово  пичкая детей  таблетками  для налаживания их образа жизни, а на самом деле, просто делая из них умственных и физических  инвалидов, готовых в любой момент оказаться в той самой чёрной дыре на  последней фазе  своей неудавшейся жизни и  летального исхода.

    Потому опять не было смысла даже навещать свою дочь, попавшую  в такую переделку, тем более, что она- то  со  своими нравственными устоями никогда до такого не дошла бы.  И потом, у неё же была гипертония, больное сердце, почки и больше всего у неё болела голова, но только за себя саму, и как всегда не думала, она только болела.

    Подумала по обычаю  за неё голова её младшей сестры,  у этой был иной диагноз чёрствости, она была полностью  бездушна,  у неё даже сердце не болело, у неё его просто не было, она была только  амбициозна  по жизни,  что означало, что всегда очень  хотела,  чтобы о ней  думали только хорошо  и ни за  что  —  плохо,  и  потому родившуюся через девять месяцев там же в лечебнице внучку, Светлана  взяла  себе. Тем более, что дочь уже пребывала в статусе псих.больной, и  оформить документы с опекунством не составило огромного труда. С этого момента она и стала значиться ещё и бабушкой. Хотя давно могла себя позиционировать одним словом -  человек овощ.


      Не  сумев вырастить и воспитать одну, она решила, что сейчас тоже самое сделает со второй, взяв реванш за  свои  неудачи  молодости, хотя заниматься новорожденной  малюткой планировала младшая Надя, у которой не было собственных детей, а дочь Светланы проштрафилась, впала в немилость,  она же  стала жертвой домашнего сексуального насилия со стороны  её любимого  мужа Петеньки,  и потому, до неё, до молодой несовершеннолетней матери,  никому не было дела.  Забрав  из  лечебного  психиатрического заведения родившуюся  девочку, они забыли об Ире навсегда. Во всяком случае, попытались, потому что на официальном  уровне так не выходило, как бы им обеим не хотелось. Но по всем жизненным показателям для них она уже исчезла безвозвратно в чёрной космической  дыре.

     Разлучив таким образом две родные кровиночки, не дав им даже узнать друг друга, сестры, о которых можно было уже говорить человек-овощ во  множественном  числе,  спокойно  продолжили свое безнравственное существование, сидя на одной грядке и в одном огороде, наполненные до отказа бездушием и бесчеловечностью. Они по-прежнему жили, как и раньше,  по старому сценарию, одна думала, вторая за неё говорила, а так как и у  первой ничего хорошего не выходило из её  “думательного” процесса, то и  их обоюдное сосуществование  в таком режиме, пользы не приносило никому, если только наоборот, безграничный  вред. Это был некий симбиоз двух существ, когда одна паразитировала на мыслях другой, а вторая удовлетворялась тем, что её мысли воплощались  в жизнь,  и все были довольны.

     Это суммарное бездушие не могло довести ни до чего хорошего. Но в этой истории с чёрными дырами и людьми- овощами всё пошло совсем не так, как должно было быть или случиться.

        Дочь Иры оказалась вся в мать, такая же умненькая и смышленая, такая же вечная бунтарка  и белая ворона среди овощей, и потому не удивительно, что и она чуть не пошла по пути своей матери  при  помощью немереной доброты и заботы   своей бабки, решившей стать для неё матерью, хотя мать у неё была одна, та самая, на которую давно все плюнули, определив её место пребывания  и ещё  при жизни  в чёрной  дыре.

          Такая хорошая теория оказалась  из астрофизики, очень пригодившаяся некоторым в этой жизни, не важно, что из них самих она сделала не теоретически,  а фактически  людей-овощей, которые считали,  а какой толк думать, всё ведь и так предрешено, чёрная дыра на повестки жизни каждого,  и всё, как законченный образ, и потому можно творить бездумно, без оглядки на других  всё,  что хочешь. А хотелось чаще одного, чтобы тебе было хорошо, чтобы мог делать приятные для себя лично вещи, а для этого вполне  достаточно было расталкивать всех плечами и    руками, часто  наступая на них ногами,   и идти к своей цели, обещающей тебе всё только самое хорошее и то самое приятное. И  вот так они и шли, к той означенной для всех цели, в виде теории относительности Эйнштейна и чёрных дыр, и как всегда при этом их цель, даже такая, не оправдывала те средства,  которыми  они добивались своего в этой жизни.

        Тем временем,  не оказавшись рядом с матерью в психушке, а только побывав на  приеме у врача-психиатра, строптивая дочь своей матери, отказалась принимать лекарства, её ведь тоже кое-кому из тех людей-овощей  захотелось сделать такой, как и все, ласковой и послушной воле других, чтобы не создавала проблем для взрослых, не желающих думать ни о чём кроме себя самих. А таких было не просто не  мало, а очень много на всём этом белом свете, чёрного цвета.
      В общем,  всё пошло совсем не так, не по означенному и задуманному  сценарию, и мать с дочерью встретились спустя годы. Ира, каким-то образом осталась жива, правда, не совсем здорова, она не стала умственным инвалидом, но те таблетки и все те события её   жизни, то  дикое животное равнодушие, которое коснулось её, попортило ей физическое здоровье, что не вычленило из неё  человека,  не сделало  из неё человека-овоща. И всё же добрые люди, уже после смерти двух сестер, помогли матери и дочери обрести друг друга, они даже  сумели уже вдвоем начать жизнь сначала, они ведь были, как две  капли воды похожи друг на друга,   такие же белые вороны среди  людей- овощей, как одна,  которых не ждали чёрные дыры, их ожидала жизнь, уже чуть другая, без теории относительности, которая осталась далеко в начале в 20-го века, и которая давно была признана лживой,  а чёрные дыры  всё же продолжат своё существование, но уже  сами по себе, там, где-то далеко от земли,  в космическом  пространстве, где нет людей, но куда они,  как выяснилось,  иногда попадают, когда придерживаются такой философии жизни, уже даже исповедуя её,   и  удивленно  на сказанную кем-то ту знакомую  фразу “Одни думали, а вторые за них говорили, но первые все же думали”,  спрашивая:

      — Так и думают до сих пор?

А  следом, не дожидаясь ответа сами себе и  отвечали:
      
    — Какой толк думать, знать и... Это законченный образ...Как «чёрная» дыра в астрофизике.

      И действительно, а какой толк думать, особенно, когда нечем, хотя есть  о чем, ведь всё равно, ты давно человек-овощ и давно наплевал на остальных  людей в этом мире бесконечного пространства.

28.12.2109 г
Марина Леванте