Праксис Азий 9 - Исход
Размышляя обо всем этом, трудно не согласиться с умным австрийцем: принимая простейший закон, согласующийся с нашим опытом, мы… хм… сильно упрощаем себе задачу[1], уподобляясь сказочным царевичам – дебилу-старшему, идиоту-среднему и Ивану, дураку-младшему, топающим в поисках судьбы за стрелой, которую сами только что запустили – с подачи царя-батюшки, кто только его надоумил… В этом смысле четвертый брат, о котором молчат все сказки, стрелявший себе в сапог, оказался куда мудрее – ему, по крайней мере, не пришлось таскаться туда-сюда в поисках девчонок и земноводных. (Потом он стал бизнес-коучем.)
Вывод? Всякая теория хороша, если заканчивается обедом. Хорошо еще, не ко всякому обеду нужна теория!
Слабый ветерок овевал светящуюся гладкую кожу Боно. Он сидел неподвижно и улыбался[2], глядя на удаляющуюся группку людей. Затем отвлекся, чтобы оценить запас доступных для продажи бобовых, учел засушливое лето в Канаде и определил цену чечевицы на конец октября. (По экранам брокеров поползли вереницы цифр… Какой-то человек на гонконгской бирже вырвал себе волосы на висках, а ведь еще минуту назад он чувствовал себя вполне счастливо и собирался отправиться на Таити – со слишком юной любовницей, но истинное чувство их извиняет.)
Между этим, прибывшая контрабандой коза, расправившись с остатками ананаса, принялась за угол подушки, выбрав темно-синюю, обитую вельветом Dolce&Gabbana. Боно прочитал ее мысли – копытное, как всегда, размышляло о геометрии (козы помешаны на тетраэдрах). Шерсть на ее боках торчала клочьями, один рог был сломан и вообще – животина имела разбойный вид. Вероятно, это было как-то связано с тем, что в момент перехода на огромном золотом блюде она стояла одна, несмотря на то, что его окружало два десятка вооруженных палками жителей деревни, очень желавших его заполучить в исключительно благородных целях.
Боно с козой обменялись взглядами, словно заключив молчаливо пакт о ненападении, и он снова посмотрел вслед удалявшимся визитерам… Которые куда-то исчезли. Кажется, его апартаменты снова шалили.
***
Поскольку не всегда попадаешь туда, куда идешь, очень скоро компания обнаружила себя в другом незнакомом месте – еще более незнакомом, чем предыдущее, хотя и менее экзотичном. Как это произошло, мог бы рассказать умник Христофор, но иногда и у философа срабатывает инстинкт самосохранения – он молчал, как воды набрав, и вообще вел себя подозрительно тихо.
– Змея! – вскричала Зоя, отпрыгнув в сторону.
На песке дремал эскулапов полоз, только что проглотивший крысу. Та еще подергивалась внутри, отвлекая его внимание, из-за чего люди подошли к нему незамеченными.
Сонный и сбитый с толку, полоз заметался, устроив настоящий переполох, и стал косвенной причиной появления на свет девочки, с именем которой иподиакон так опрометчиво поспешил.
Когда все более-менее улеглось, роженица с младенцем заснули в тени развесистой пальмы под охраной растерянного папаши Кастора, а змеи и прочие обитатели леса усвоили, что лучше держаться от них подальше, люди начали исследовать местность.
В открывшемся пейзаже также были простор и море – только в нужном порядке: воды плескались внизу, простор простирался ввысь, а гигантские сундуки и пуфы исчезли вовсе, сменившись деревьями и камнями.
____________________________
[1] «Процесс индукции состоит в том, что мы принимаем простейший закон, согласующийся с нашим опытом. Но этот процесс имеет не логическое, а только психологическое основание. Ясно, что нет никакого основания верить, что в действительности наступит только простейший случай». Людвиг Витгештейн.
[2] Настолько, насколько ему позволяли бивни. Скорее всего, вы бы не хотели это увидеть.
Свидетельство о публикации №219122901031