Тает девятнадцатый год

Отсветы газового рожка трепетали на темно-зеленых обоях ресторана.  В это время года в «Версале» было не протолкнуться. Впрочем, в приватной комнате, отделенной от основного зала плотной портьерой сидело лишь трое молодых джентльменов и одна дама. Дама, против обыкновения, была не из кокоток – хоть для ресторации это и обычное дело.

В этот же раз все четверо принадлежали к тому сословию, что, как шутили в газетах, выживет при любой власти вместе с извозчиками и шлюхами. Все четверо были артистами уездного варьете, располагавшегося тут же, рядом с рестораном, в одном с ним здании.
Варьете гордо носило имя «Императорское», однако в свете последних событий от названия решено было отказаться. Именно это и стало причиной бурных обсуждений в приватной.

- Учредительное скоро будет распущено – и что тогда? – Обратился к присутствующим разгоряченный шампанским, щегольски одетый молодой человек с короткими франтоватыми усиками.
Дама. Держа бокал перед собой, внимательно смотрела на всплывающие в свете горелки пузырьки.
- Из Крыма идут англичане. – Произнес полноватый, рассеянного вида юноша и поправил сползшее на нос пенсне.
- Дойдут ли… – Философски ответил третий джентльмен, атлетического виду.
- Шампанское заканчивается, – заметил господин в пенсне, – пойду найду полового, все равно ему, шельме, не дозвониться.

И он, в подтверждение своих слов, еще раз подергал за витый шнурок, свисавший из-за портьеры, а затем, поднявшись, вышел в общую залу, щурясь от резкого света висевших над посетителями огромных стеклянных люстр.

- Где же ты, братец, запропастился? – задумчиво произнес обладатель пенсне.
Он поднялся на второй этаж и зашагал по полутемному коридору, явно погруженный в свои мысли, очнувшись лишь тогда, когда полностью одолел обычный маршрут от ресторации прямо в помещение театра.

Опомнившись, он оглядел пустые ряды кресел, освещенные прокравшейся сквозь тяжелые, плотного бархата шторы, луной.

Раздвинув их, он подошел к окну, и увидел, как мелкие волны текущей рядом реки перекатываются в январь, а сверху падают, тут же тая, хлопья снега.

Мгновение словно застыло в истории, вечным отпечатком, снимком дагеротипа, запечатлевшего тревожную неизвестность девятнадцатого года.