Розыгрыш. Подмена

Наша тёплая компания сплотилась ещё в институте, где мы, нищие и безбашенные студенты развлекали себя, как могли, после тягот сессий и полуголодного житья на одну стипендию. Анюта выполняла у нас роль секс-бомбы: её статная фигура, томный взгляд прозрачных голубоватых с зеленью глаз и длинные светлые волосы, которыми она поигрывала лично наманикюренными пальчиками, делали из мужчин любого возраста и статуса полных идиотов, исходящих слюной от вожделения. Она умудрилась получить подработку секретарём в какой-то шарашке, и всегда выглядела как красотка-фотомодель с гламурных журналов. Её длинные ноги под мини-юбкой отвлекали преподов, пока Антоха с Серёгой что-то вытворяли на кафедре в кабинете химии у них за спиной или на кафедре электротехники за соседней дверью. Однажды на семинаре, благодаря одному такому демаршу, опыты с реактивами не удались, и у нас случилась передышка, чтобы успеть подготовиться получше. Мы вовсе не стремились устроить взрыв радуги или вонючую «бомбочку» - мы были обычными нормальными студентами, а не школьниками без мозгов. Поэтому наши химические опыты не привели к жертвам, а просто не получились. Антоха шарил не только в технике, но и немного в химии. А в другой раз после возни парней электротехник закоротил институт, в результате чего во всём корпусе погас свет. Парни резвились вовсю, щупая девок, а мы вчетвером потихоньку улаживали свои дела с зачётами, фоткая на телефон задания, пока препод разбирался с деканом. Антоха у нас был фонтаном диких идей, ставить на рельсы практики которые выпадало Серёге. Антоха был вольной птицей – богема компьютера. Он мог бы зашибать неплохие деньги и без диплома нашего института, поскольку как программера его конторы рвали на части, а работодатели выстраивались в очередь заиметь его на постоянную работу. Но при наличии заказов вечно был без денег. Вовсе не потому, что ему платили мало. А потому, что спускал он их со скоростью света. На новые приблуды для компа, игры, технику, гаджеты, фестивали программеров, на что-то ещё, чего никто больше в нашей компании не понимал. Серёга был серьёзным и основательным мужиком. Его физиономия кирпичом и полубритая башка производили неотразимое впечатление как на дурочек, которые почему-то видели в нем «братка» из 90-х и робели слово сказать в его присутствии, но извивались телом в желании соблазнить, что меня блевать тянуло, так и на мужиков, которые тоже боялись лишний раз что-то проблеять в его присутствии. При всём том Серёга был милейший человек, и в нашей компании был задушевным рассказчиком и юмористом. На деньги отчима он открыл небольшую фирмочку, и в свободное от учёбы время рулил личным бизнесом. На наши вопросы по поводу диплома, он рассудительно говорил, что негоже директору крупной корпорации (он уже тогда в этом не сомневался) быть недоучкой и требовать профессионализма с подчинённых. Если ты сам неуч, то почему твои  работники должны быть профи с дипломами?
Ну и последней по перечислению в нашей компании была я. В институт я поступила по настоянию матери, которая устала дома слушать рок в моём исполнении и очень хотела, чтобы хоть одна дочь свалила к чертям. Со временем моя малая сестрица выскочила замуж за какого-то дядьку, который обеспечил её до конца дней, и сидела дома, раскрашивая ногти или ругаясь с прислугой. Четыре раза в год она каталась на моря-океаны, а раз в месяц шлялась по Милану-Парижу, выгулять очередное платье, цацку или заново перекроенную физиономию. Словом, стала фифой-содержанкой у олигарха. Разница только в том, что в паспорте штамп стоял. Тот хорошо поднялся, и моей сеструле было незачем беспокоиться о будущем, даже если тот её пнёт под зад коленом. А я вот, пока она ловила мужиков, грызла гранит науки, нафиг мне не нужной. Я хотела быть судмедэкспертом. Но папаша встал на уши и заявил, что мент ему в доме без надобности. Хотела уйти в медицину, но там Кавказ такие тарифы на взятки установил, что отец сказал, что ему проще новый институт купить или построить, чем оплатить обучение в Первом-Втором Меде. Третий вообще в расчет не брался – от туда только медбратом в психушку или нянькой в поликлинику. По крайней мере, мне так говорили. Я тогда взбесилась и заявила, что пойду землю копать археологом или звёзды считать астрономом. Тогда матушка быстренько пропихнула меня в ВУЗ, который занимался сельским хозяйством, в надежде, что я отдамся фермерству на одной из очередных идей отца, на которую он подсел, благодаря массовой истерии на волне перестройки. Фермером он был средним, и его фермерство каждый раз было готово дать дуба, но почему-то держалось или выплывало всякий раз. Лучше дела у него со строительством пошли. Но не херить же сельское хозяйство, раз вложился! А продавать он его не хотел наотрез – вцепился в своих кур с коровами аки в родных детей, и орал, что лучше он жену с детьми продаст, чем их. Матушка тогда повертела пальцем у виска и ответила, что, если ещё раз от него такую заяву услышит, то либо в психушку его сдаст, либо подаст на развод. Папаша тогда долго смурной ходил. Но и матушка больше не поднимала разговора о продаже его фермерского бизнеса. Тогда она и решила, что я должна продолжить семейное дело. А где я и где сельское хозяйство! Я даже когда цветы дома в горшках пересаживаю, они потом расти отказываются. Хоть и делаю всё правильно, и поливаю регулярно. Но матушка резонно говорила, что хотя бы одна «корочка» должна быть. Впрочем, она могла и не суетиться: по конкурсу я прошла сама с излишком в балл. И вот пришлось пахать на этой Голгофе уже четвёртый год в компании вполне симпатичных людей. Хоть один «плюс» да откопала я в ненавистном сельском хозяйстве. Моя роль в нашей компании была чем-то вроде козла отпущения или девочки для битья. Кавалеры Анюты, которым она не перезванивала, приходили ко мне предъявлять претензии. Бухгалтеры Антохи у меня приходили выяснять, когда этот придурок заберёт гонорар, а то у них баланс не сходится. А преподы вообще и в частности у меня требовали ответа о посещении нашей компании, когда вдруг мы решили задвинуть лекции с семинарами. Благодаря моим скромным актёрским способностям и выбранной недалёкости поведения все от меня всегда уходили довольные, думая, что облапошили кретинку или пообщались с полной дурой. А что с дурака взять, кроме анализов? Дурака жалеть надо: его итак природа мозгами обделила. Поэтому обидеть дурака – это вообще грех.
Так мы и окончили институт, скрашивая рутинные будни учёбы невинными развлечениями вчетвером. Мы чётко знали рамки и до фанатизма и жестокости не доходили. Может поэтому нас помнили что однокашники, что преподы, как взбалмошную, но безобидную четвёрку студентов, доказавших, что дружба между мужчинами и женщинами возможна, а студенты могут не только ширяться и бухать, не только варить амфетамин или резать друг друга.
И может поэтому наш выпуск был рад снова встретиться через 15 лет. Серёга вкупе с другим парнем с потока, который тоже замутил нехилый бизнес, сняли нам на весь вечер огромный зал в ресторане. Я была рада увидеться с ним, округлившимся физиономией и накачавшимся торсом. Анюта по-прежнему выглядела как фотомодель: при виде неё даже официанты сворачивали шеи, исходили слюной и спотыкались. Высокая, длинноногая с аппетитной грудью и подтянутой попкой, длинными прямыми светлыми волосами, большущими томными глазами, губками бантиком она вызывала зависть наших однокашниц, их бешеную ревность и кучу сплетен за спиной. Словом, выглядела она ослепительно. Я позавидовала её будущему мужу и удивилась, чего ещё не хватало бывшему. Антоха появился в рваных по моде джинсах, кедах, гламурно смятой футболке и шапке-презервативке – ну прямо хипстер хипстером, рэпер с помойки. Я слышала, что он замутил IT-шную компанию и неплохо зарабатывает. Ну и я – нечто среднее между хипстером и рэпером: ради прикола натянула на себя декаданствующий наряд, начернила глаза и губы и ходила вокруг наших шокированных однокашников как вампирша после недели сна, пугая окружающих огромным мундштуком с дымящейся сигаретой. Ну и пусть считают меня свихнувшейся старлеткой – забавно на это всё было бы посмотреть. После института я баловалась графикой. Но матушка на моё творчество смотрела скептически и запихнула в контору к своей подруге. Работа непыльная, денег немного, но хоть я не болталась без дела, как говорила мать. А мне было всё равно: раз не вышло стать судмедэкспертом, то хоть дворником, хоть аниматором, хоть в собесе со старыми грымзами ругаться. Тем более, что на мою графику и веб-дизайн наметился кое-какой спрос.
Наша четвёрка встретилась так, как будто бы мы не виделись сто лет. Рассказывая одновременно друг о друге и о себе, мы искренне радовались встрече. Особенно Антоха: он вообще стал тухнуть за компом. Белая глиста с пустыми глазами – в нашем обществе он оживился и стал похож на человека, весело рассказывая приколы о своей работе, в которой мы мало что понимали. Но, чтобы не разочаровывать беднягу, которому, судя по всему, работа обрыдла, мы хихикали и посмеивались, когда он улыбался или ржал, как конь.
Когда первый ажиотаж от встречи схлынул, мы уже спокойно беседовали за жизнь. У каждого свои дела, свои проблемы. Анюта вышла замуж и развелась, не изъявляя желания иметь нового мужа и детей. Антоха по жизни был безалаберным нищебродом, хоть и заимел на счетах несколько десятков тысяч баксов. Серёга был солидным отцом семейства: поддерживая жену брата с двумя детьми после того, как тот погиб в аварии. Ну и я с кучей поклонников, которые друг о друге не догадывались, и полным отсутствием желания вешать себе ярмо на шею в виде семьи. Хотя матушка уже начала мне подыскивать мужа. Но тут уж я устроила такой грандиозный скандал - весь дом притих. Я орала, что мать итак меня запихнула учиться туда, куда я не хотела, потом заставила работать там, где мне не интересно, в школе заставляла ходить в кружки, которые мне были не интересны, а к тому, что интересно, относилась с пренебрежением, но уж с кем и как мне жить – я выберу сама. Ещё не хватало мужа по мамочкиной указке в ЗАГСе видеть! Не хочу я замуж и не пойду! И вообще, я живу отдельно, сама на себя трачу, ни от кого не завишу. Пусть радуется, что звоню каждую неделю и деньги высылаю. Малая вообще на них обоих забила, прыгая по курортам и любовникам, пока муж не видит. А не нравится мой образ жизни – пусть вычёркивают из завещания. С голоду не помру. Короче, орала я много и долго – я терпеливая, но если меня допечь, то сразу не остановлюсь. В тот раз матушка заткнулась, папаша сбежал, а сеструля вообще не показывалась. Брательник же со своей девахой на сносях, что жили у родителей, забились в комнате и сидели, как мышь под метлой: ещё бы, у обоих ни образования, ни работы, а девица ещё и школу не закончила. И со дня на день папаша ожидал от её родичей либо шантажа, либо заявы в ментуру за совращение малолетки. А то, что эта стервозина сама в парня вцепилась и чуть не насильно в койку потащила – вообще разговоров не было: хоть он и был старше неё всего на пару месяцев, но успел ляпнуться в совершеннолетие. А коза эта и рада была, что споймала такого придурка: обеспеченный папаша, ухоженная и образованная мамаша, евоная сестра за олигархом притёрлась – не семейка, а просто мечта! Я вот ей всю малину попортила, когда сходу заявила, зачем она моего балбеса-брата на беременность поймала. И эта дура не придумала ничего лучше, как пакостить мне в моём же собственном доме! Потому я и съехала, чтобы не ввязываться в эту возню тараканов в помойке. Мало мне было мамочкиных домостроевских лекций, так ещё разгребай козни, что строит эта малолетняя аферистка! Ничего, если мамочка у плиты или швабры ещё не до конца себе мозги растеряла, разберётся, на кого променяла меня и каких двух трутней себе на шею повесила. А нет – пусть ишачит на них. Значит ей так нравится. А я живу, как хочу. Ну, или почти…
Постепенно наше общение начало скакать с темы на тему и приземлилось на воспоминаниях. Мы вспоминали наши институтские шалости, когда одно время Анюта и Серёга изображали из себя Бонни и Клайда, пугая всех своим видом: боевой раскрас Анюты и малиновый пиджак с золотой цепью Серёги, которые он откуда-то выкопал. Мы тогда долго ржали, когда один первокурсник предложил им платить за «крышу», чтобы его старшие мальчики не обижали. Я тогда выступала кем-то вроде агента при них – вела переговоры с умным видом и сыпала юридическими терминами, которыми начиталась в библиотеке. И, вспоминая это и многое другое, Анюта предложила постебаться над своей клиенткой – вздорной тёткой, которая вечно всем недовольна. Из тех баб, у которых есть всё, но им всё равно чего-то не хватает. А ума занять себя самой нет. И если у таких ещё и денег нет, то они торчат по почтовым отделениям, поликлиникам, устраивая очереди, скандалы и митинги. А если деньги есть, то судятся с кем ни попадя: с автомастерской, салоном красоты, магазинами шуб или ювелирки, ресторанами или прочими местами, где можно выбросить деньги и взамен получить скандал. Поскольку в нас сидело уже несколько рюмок алкоголя, то предложение Анюты прошло на ура. Только Серёга внёс коррективы: разыграть не клиентку, а судьиху. Чтобы та спустила собак на вздорную бабу, когда обман раскроется. На мой резонный вопрос зачем обманывать невинного человека и как к этому приплести вздорную клиентку, мне быстро заткнули рот очередной рюмкой. Я замолчала. Но хоть и была пьяной, всё равно не понимала смысла в этой сложной схеме. А уж тут ещё Анюта огорошила, что роль соблазнителя должна сыграть я.
- Совсем с ума сошла! – возмутилась я. – Пусть Серёга впряжётся!
- У него не тот типаж, - пьяно махнула рукой Анюта.
- А у меня вообще типажа нету, - внушительно сказала я. – Я женщина, вообще-то.
- Ты актриса! – с пафосом скала Анюта, подняв наманикюренный пальчик вверх. – Ты чёртова гениальная актриса! Я всегда это знала. Чего ты в кино не пошла?
Я ошеломлённо хлопала глазами: ну ясно, напилась до зелёных чертей. Какая я актриса?
- Ты актриса, что надо, - пьяно кивнул Серёга. – Если бы не ты, вышвырнули бы нас из института ещё на третьем курсе. Помнишь, нас поймали на кафедре, когда мы пытались зачётные задания глянуть? Я плохо помню, что ты там плела, но помню, что нас чуть не с почётом проводили до дверей института. А декан даже прослезился.
В нервах я махнула ещё одну рюмку. Совсем сдурели. Тут и Антоха подключился.
- Я твои фоты и твоё выступление перед завкафедрой, когда он меня за штаны у компа поймал, а я стоял, как прибитый, кой куда закинул. Тебе разве не звонили?
- Звонили, - кивнула я. – Я думала, чушь несут, розыгрыш или очередная тупая акция вроде опроса по телефону «смотрите ли вы в данный момент телевизор»… - последнюю фразу я пропищала голосом таких вот операторов, которых как будто нарочно подбирают для подобных идиотских акций. Анюта с Антохой покатились со смеху, Серёга ухмыльнулся.
- Дура! – отсмеявшись, Антоха пьяно махнул рукой, пролив водку. – Для тебя ж старался.
- Сам дурак, - огрызнулась я. – Предупреждать надо.
Антоха начал хлюпать носом и заливаться пьяными слезами, жалуясь на неблагодарных друзей и несправедливый мир. Анюта его успокаивала. А Серёга, как самый трезвый, смотрел на них с минуту и решительно объявил:
- Катька будет мачо-сердцеедом, а с Антохи Мосфильм с гримом. Тогда малиновый пиджак очень хорошо сыграл. Анюта, с тебя сценарий знакомства.
Слёзы Антохи моментально высохли, Анюта захлопала в ладоши.
- А ты? – глупо спросила я, хлопая глазами.
- А с меня – общее руководство, - самодовольно улыбаясь, сказал он. Честное слово, если бы не давняя дружба, прибила бы его сейчас тарелкой. – А то без меня вы, резвые детишки, наломаете дров. Завтра обсудим подробнее.
Сказал, и опрокинул в себя рюмку коньяка. Анюта с Антохой радостно его поддержали, опрокинув свои. А я мрачно смотрела на них. Одно дело – изображать из себя круглую дуру, заумную училку, скучающую богатую фифу, базарную торговку или дворничиху, и другое – играть мужика. Кто мне поверит? Но… В который уже раз в моей жизни за меня меня женили, отступать некуда. Да и самой стало интересно…
Прошла неделя. На работе, разбираясь в Польше с делами, я не была уж сильно загружена и с опаской ждала звонка от Анюты. Что она там ещё выдумает по поводу наших встреч с её клиенткой и судьихой? Всё равно, я не понимала, зачем обманывать одну женщину, которая совершенно ни при чём, и как к этому приплести другую, чтобы они обе сцепились, а Анюту оставили в покое. Но сейчас я вообще не хотела принимать участия в этом фарсе, а продумать должна была его именно Анюта. И я заранее мрачно ждала всплесков ее фантазии.
Шла уже вторая половина следующей недели, а мои знакомцы молчали. Вернувшись из Польши, я уже начала с надеждой думать, что они про всё забыли, и хотела вздохнуть с облегчением, как в пятницу позвонил Антоха.
- Какие планы на выходные? – спросил он и, не дав мне ответить, огорошил: - В субботу едем к знакомому гримёру делать из тебя мачо. Надо сначала посмотреть, что выйдет.
- Тоха, побойся бога! Какой гримёр! – вскричала я.- Я на шашлык сгонять хотела! Сто лет на природе не ела!
- Не убежит твой шашлык, - перебил он меня. – А гримёр с Мосфильма. Мировая тётка! К ней очередь выстраивается. А я вне плана влез. Она по знакомству согласилась тебе пробу сделать.
- Афигел совсем? Я вообще не хочу в этом участвовать! Обмануть стерву – одно. А нарваться на судью – нет уж! Она вообще тут причём?
- Анюта всё придумала, - обрадовал он. – Ты, ну, то есть, мужик, которого ты будешь изображать, познакомится сначала с той бабой. А она в тебя – в него – втрескается, не будет давать проходу. Ты – он – появишься в суде по своим делам, как бы случайно. Там с ней поскандалишь на глазах судьихи. Та увидит, что эта – полная неадекватка и уже к делу будет иначе относиться. Для страховки ты судьиху обаяешь, чтоб наверняка, - и всё! Дело закрыто, Анюта в шоколаде, стервоза в пролёте, у судьихи минута женского счастья.
- Во-первых, - начала я, – кто тебе сказал, что стервоза втрескается в меня до потери мозгов? Второе. После всего – куда мне девать судьиху? Стереть грим и сказать – спектакль окончен? Да она меня со свету сживёт! Уж при наличии своей власти найдёт, за что мне крови попортить, если не посадить.
- Не выдумывай фигни, Катька, - сказал Антоха. – Как влюбить в себя стервозину до состояния мартовской кошки – сама думай. Ты ж у нас актриса.
- Какая я, в жопу, актриса! – взорвалась я, перебив его. – Вы мне с этой актрисой уже весь мозг выели! Чего ж вы не признавали этого, пока мы учились?
- А во-вторых, - как ни в чём ни бывало, продолжил он, - мужик просто исчезнет после суда. Как снег по весне. Без объяснений и прощаний. Как и не было. Пусть сама его ищет.
- С ума сошёл!
Но мои протесты оказались бесполезны: когда хотел Антоха мог прикинуться глухим и тупым на всю голову. А тут он ещё Анюту с Серёгой подключил. И весь день до субботы они меня обрабатывали своими звонками.
В результате я сдалась, умыла руки и сказала, что моя смерть будет на их совести. Они хором согласились взять на себя этот груз. А мне ничего не осталось, как ехать на пробную раскраску, будь она неладна…
Гримёрша жила на окраине города в «хрущёвке» без лифта. Карабкаясь на четвёртый этаж, я бухтела, что ввязалась во всё это. Но на меня никто не обращал внимания: Анюта верещала по телефону со своим потенциальным будущим мужем, который не догадывался, что мужем так и не станет, а Антоха что-то высматривал на смартфоне, периодически подхихикивая.
Дойдя до нужной двери, он быстренько представил нас симпатичной женщине в возрасте и ускакал резвой ланью вниз, что-то выкрикивая на ходу на наши недоумённые вопросы.
Когда хлопнула за ним дверь внизу, мы с Анютой повернулись к женщине, которая махнула рукой, приглашая нас войти. Сигарета в другой описала дымную дугу и последовала за ней, прокладывая нам путь нитью Ариадны.
Усадив меня в кресло, женщина оглядела моё лицо, повертела мою голову перед зеркалом и положила сигарету в блюдце, забитое фольгой от конфет, обрывками бумажек и недокуренными «бычками». Тонкая струйка потянулась вверх, кучерявясь ближе к потолку. Пару раз она щёлкнула меня на телефон, флегматично покуривая и всякий раз укладывая сигарету на блюдце. Гримёр посмотрела на моё отражение в зеркале, вцепившись мне в голову, и сказала:
- Ну посмотрим.
И, покрыв мои плечи пластиковым покрывалом, взялась за кисточку…
Поначалу я следила за танцем кисти на моём лице: мало ли, в будущем придётся из себя снова мужика разыгрывать. Но потом я притомилась – сложно, долго и однообразно.
И вот, когда я уже собиралась вздремнуть, гримёр громко сказала:
- Ну вот и всё! – и театрально сдёрнула с меня защитную плёнку.
Я глянула в зеркало.
- Матка бозка, курва мать! – вырвалось у меня почему-то по-польски. Может, потому что я не так давно от туда…
Из зеркала на меня смотрел испанский француз или итальянский мексиканец в одном. Словом, мечта одинокой неюной судьихи.
- Бросай свой польский, - радостно объявила Анюта, подпрыгивая и хлопая в ладоши. – Ты будешь Марио. Знаешь что-нибудь по-итальянски?
- О миа белла, дольче вита! – томно сказала я, почему-то низким голосом. Две тётки застыли: гримёрша - с лёгким удивлением, Анюта – раскрыв рот.
- Катька, если бы я не знала, что это ты, я бы тебе прям сейчас отдалась, - потрясённо сказала она. – Ты просто супер!
- Прекрати нести чушь, - проворчала я, поглядывая в зеркало. Там была я и… не я одновременно. – А если ей секса захочется? Что мне делать? Выключить свет и нацепить страпон? А если она сама его… того… простимулировать захочет? Как ей объяснить, почему у слащавого сладкого мальчика страпон вместо члена и женские причиндалы? Антоху подключить в темноте? Поиграли и хватит. Смывай с меня это всё.
Я потянулась снять парик, который гримёр успела на меня нацепить, а я даже и не увидела как. Но она хлопнула меня по рукам и кинулась к мобильнику. Анюта полезла за своим…
Нащёлкавшись, Анюта стала меня уговаривать показаться нашим парням. Нехотя я согласилась.
- Только одежду к такому гламуру потом подберите, - проворчала я. Не буду же я каждый раз жертвовать своей водолазкой. И разве такой слащавый мальчик носит водолазки? Хотя… Под рубашкой не спрячешь отсутствие кадыка…
Но Анюта, подхватив меня под локоток, махнула рукой – не сейчас.
И, подхватив мою мешковатую куртку, которая – вот удача! – скрывала мою итак небольшую грудь, понеслась из квартиры гримёра. А я ещё хотела, уходя, спросить – почему, собственно, в квартире? Но… Анюта меня уже тащила вниз по лестнице, требуя на ходу застегнуться…
К столику в кафе, где все вчетвером мы договорились встретиться, я и Анюта подошли под ручку. Антоха и Серёга уже сидели там. Сергей поглядывал на часы.
- Что-то Катька запаздывает, - сказал он, когда я аккуратно усадила Анюту на стульчик, играя свою роль. Я заметила, что некоторые девицы с интересом поглядывают на меня. Мама дорогая…
Наши парни наоборот смотрели на меня с неодобрением: Серёга презирал «сладких мальчиков», считая их обычными альфонсами, а Антоха просто терпеть их не мог, сам не зная почему. Но тут уж я ничего не могла сделать: брутал из меня по комплекции не вышел. И хорошо уже было, что водолазка прикрыла мою шею безо всяких намёков на выпуклости «адамова яблока».
- Серёж, Катя уже здесь, - сказала Анюта.
Серёга глянул на неё, на меня и чуть не пролил чашку с кофе себе на штаны. Антоха просто сидел, выпучив глаза и раскрыв рот.
- Бонджорно, - сказала я низким и томным голосом, слегка улыбнувшись. Сроду не носила усов, и тут решила проверить – выдержит ли клей, если я буду играть лицом. Итальянцы (или испанцы?) же очень эмоциональны, и мимика их должна быть подвижна.
Серёга поперхнулся.
- Катька, ты, что ли? – хрипло спросил он.
- Си, - ответила я и снова улыбнулась. На этот раз шире. Ниточка усиков над моими губами держалась крепко. Хороший клей…
- Мама моя! – потрясённо заверещал Антоха, и потянулся к моему лицу. Я отстранилась. – Но… как?..
- Моя подружка плюс её актёрский талант, - весело хвасталась Анюта. – И твоя, Тош, гримёрша.
- А я говорил, что ты чёртова актриса, - убеждённо сказала Серёга, отойдя от удивления.
- Говорил-говорил, - сказала я нормальным голосом, и похлопала его по руке. Краем глаза я заметила лёгкое недоумение пары куриц, которые не сводили с нас глаз, и брезгливое выражение старой жабы, которая пожирала глазами Серёгу и ненавидяще смотрела на меня. Я внутренне усмехнулась. Самки человека…
Когда первый шок прошёл, они втроём начали обсуждать, как и где меня знакомить со скандальной клиенткой, какую мне легенду сочинить и всё прочее. Я не вникала, попивая кофе. В конце концов, я вообще не хочу играть роль Казановы-трансгендера. Так что, пусть выдумывают сами. Убедятся, что никакая я не актриса, а вся затея – дохлый номер…
Рядом со мной упала перчатка. Я машинально подобрала её и подала девице, которая не сводила глаз с моего лица. По привычке улыбнувшись, я ввергла её в смущение, чему нимало удивилась – на минуту забыла, что у меня грим на лице и парик на макушке. Девица, розовея, сказала «спасибо», а я почувствовала в своей руке бумажку: всунула мне в руку тогда, когда я отдавала ей перчатку. Девица быстро застучала каблучками к выходу,  и через минуту хлопнула дверца машины. Я развернула записку: Эльвира, номер телефона и контакт в инстаграм. Вот гадство…
- Что там у тебя? – спросил Серёга.
- Да вот, Катьку уже сняли, - съехидничала Анюта, заглядывая мне через плечо.
- Да иди ты! – разозлилась я, и хотела уже было порвать бумажку, но Серёга аккуратно взял её из моих пальцев, развернул, прочитал, сложил и убрал себе в верхний карман пиджака.
Я с интересом смотрела за его манипуляциями. - Тебе-то это зачем? Она же не тебя клеила, а Марио? – спросила я.
- Какого Марио? – удивился Сергей?
- Да вот, мы с Катькой решили, что её будут звать Марио, - отозвалась Анюта
- Мы решили… - буркнула я.
- Не начинай, - отмахнулась она.
- Марио… - задумчиво сказал Сергей. – Интересно. А что Марио делает здесь?
- А это уж вы сами думайте, - ответила я, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула. – Моё дело – баб завлечь.
- Как я думаю, - вскричала Анюта, - тебе и стараться не придётся.
- Иди ты… - махнула я рукой.
А они снова начали свое обсуждение. Сколько времени они еще будут думать над этим дурацким сценарием…
Как оказалось, особо стараться для вздорной клиентки не было смысла: галантный итальянец, придержавший ей дверь на выходе из очередного бутика и элегантно донёсший до машины кучу пакетов и пластиковых сумок с покупками, которые любой мужчина давно бы уронил в первые секунды получения, вскружил ей голову настолько, что она едва не забыла, как его, то есть, меня, зовут. Пара комплиментов с мягким итальянским акцентом, умопомрачительный букет роз с запиской в них со стихами на итальянском, которые Антоха содрал из интернета (сама я из итальянского знаю только общие фразы, ну, могу еще спросить «сколько стоит?» или «как пройти?» - но на большее я не способна), роскошный ужин в ресторане с томным воркованием на ломаном русском всяких тупых банальностей и глупостей, на которые падки недалёкие скучающие дамочки, нежное поглаживание руки, долгие взгляды внимательных глаз – и баба потеряла остатки мозгов. Она болтала без умолку даже без допинга. Жаловалась на всё на свете, от мужа и прислуги дома до правления правительства и ЕС. А у меня голова заболела от трескотни. И очень хотелось придушить глупую бабу. Ко всему прочему, она постоянно звонила. Пришлось на работе взять отпуск за свой счёт, чтобы довести этот фарс до конца. Не могла же я в общем кабинете ворковать не своим голосом всё рабочее время? Что итальянец делал и какого чёрта теряет на неё время – вообще не пришлось придумывать: эта курица не давала слова сказать, и слушала только мои комплименты и восторги её красоте. Приходилось изобретать всякие аллегории и метафоры, чтобы не получилось банально и заученно. Хотя, думаю, она бы и на постоянное повторение одного и того же не обратила внимания. Лишь бы курили фимиам и слушали, понимающе кивая головой.
После пары встреч на воздухе томными вечерами под звёздами, пары ужинов в неплохих ресторанах под романтическую музыку и таинственный полумрак и походов в театры, где она откровенно скучала, мешая мне наслаждаться спектаклем (в консерваторию я своим чудикам сказала билеты не брать – она там просто заснёт, и мне будет стыдно) она начала задаривать меня часами и кольцами, восторгаясь изяществом моих рук и тонкостью пальцев. Никогда не считала свои руки какими-то особенными. Но, видимо, для мужчины мои руки были именно изящными. Я боялась, что она обратит внимание на отсутствие волос на них: все-таки итальянец, усики есть, так почему нет волос на руках? Пусть и редких. Предвосхищая её подозрения, я ненавязчиво говорила про мужской маникюр, про желание отличаться от всяких грубых гамадрилов с волосатыми лапами и прочую чушь. Но старалась я напрасно: эта овца всё равно проглатывала любую глупость, что я ей скармливала, и верила всему, что во мне видела. Покупая подарки, она всякий раз намекала на более близкое знакомство. Часы я как вежливый жиголо брал, а по поводу интима юлила, как могла, заливая ей уши комплиментами и романтическим бредом. По нашему плану пора уже подключать судьиху. Но до этого времени надо всё подготовить к разрыву, чтобы баба была в полном неадеквате.
Я стала реже брать трубку. Моё нежное воркование сменилось капризами и претензиями. Встречи наши стали короче, а в рестораны я вообще перестала её приглашать. Короче, всячески намекала, что пора расстаться. Но эта идиотка действительно вцепилась в меня и намёков не понимала.
Помурыжив её так недельку, а на выходных вообще не отвечая на звонки, я, согласно нашему плану, потопала в суд, где должно было состояться очередное заседание очередного суда этой истерички.
Антоха залез в комп суда и вычислил, чтобы я попала к самому концу и, когда эта ненормальная выходила, я мирно прогуливалась по коридору.
Увидев меня, она кинулась ко мне со всех ног. Я побоялась, что она меня опрокинет и парик улетит с головы от её экспрессии. Поэтому невольно отступила.
- Марио! – заорала она, несясь мне навстречу. – Почему ты не брал трубку? Я тебе весь уик-энд звонила! – ревела она.
Я заметила судью – женщину в мантии, которая с интересом смотрела на нас. Симпатичная женщина и, судя по виду, далеко не дура.
Я уже хотела тихо и спокойно сказать вопящей тётке, что между нами всё кончено, как вспомнила, что я должна играть роль экспрессивного итальянца, да ещё – жертвы разбушевавшейся любвеобильной нимфоманки. Поэтому, размахивая руками, я громко затараторила всякую чушь с акцентом, вставляя итальянские фразы, которые откуда-то повыскакивали в моей памяти, и приправляя испанскими и французскими идиомами, которые не имели отношения к сути разговора и которые я вообще не могла понять, откуда запомнила. Я заламывала руки, таращила глаза в стремлении донести до этой вопящей кучи, извергающей любовь, похоть и возмущение, то, что я занятой человек, не могу посвятить свою жизнь ей, что у неё есть муж, а у меня большая итальянская семья, которой тоже нужно моё внимание. Короче, я вертелась ужом, чтобы разозлить эту стерву и в то же время не выглядеть идиоткой… идиотом в глазах судьихи. Та с любопытством смотрела, как закипала вопящая тётка, когда до неё дошло, что я её бросаю. Посыпались дикие оскорбления, претензии и требования, половина из которых была враньём, а другая – настолько фантастична, что мужчины, стоявшие рядом и наблюдавшие этот цирк, только хмыкали, а под конец стали, не понижая голоса, комментировать. Чем добились только того, что кричащая биомасса стала орать на них, потрясая кулаками перед их носами. В конце концов, она потребовала от меня свои подарки, на что я с достоинством ответила, что вышлю их ей на дом, пусть подавится. Перепугавшись, видимо, от того, что муж будет задавать вопросы, она проорала, чтобы я подавился сам и оставил всё себе. На что я, оскорблённая добродетель, эмоционально и матом – русским! – сказала ей «спасибо», и гордо удалилась к выходу. Была бы по пути открытая дверь – я бы хлопнула ею со всей дури вне зависимости, куда бы она ни вела. Но… пришлось ограничиться дефиле, стараясь не слишком вилять бёдрами. За спиной я слышала громогласные рыдания и гул мужских голосов, продолжавших обсуждать эту бабу. Причём при ней же. А ещё говорят, что это женщины – сплетницы…
Дождавшись, когда эта курица свалит из здания суда, я снова поднялась на этаж, где находился кабинет судьихи. Теперь надо было попасться ей на глаза, а потом снова подстроить «случайную встречу» на нейтральной территории.
Когда она выходила, я пару раз ловила на себе её взгляды, но желания заговорить она не выказывала. По легенде я ждал Серёгу, чтобы он передал мне какие-нибудь документы. А то моё нахождение в суде и болтание по коридору без цели может навести на ненужные мысли.
Серёга приехал. Мы подождали, когда судьиха появится в поле нашего зрения, и церемонно потрясли друг перед другом бумагами, которые он достал из солидной кожаной папки.  Я сделала вид, что внимательно читаю ахинею, что там написана, и ставлю какую-то подпись. Серёга громко зашептал, что надо зайти в какой-то там кабинет, пока мы оба тут. С серьёзным видом мы собрали бумаги, пожали друг другу руки, причём Сергей удивлённо вздёрнул брови – я пожала довольно крепко, он не ожидал, и чинно прошествовали к лестнице мимо судьихи. Проходя, я заметила интерес в её глазах. Но чем он был вызван, я бы не стала утверждать.
На улице Серёга усадил меня в машину, и мы поехали перекусить.
По дороге я мрачно заметила:
- Пора кончать с этим цирком.
Серёга мгновенно среагировал:
- Ты что? Ты такое в суде устроила, что закрепить это надо обязательно!
- Что я устроила? – возмутилась я. – Ты следил за мной?
- Не я. Антоха подключился к камерам внутри. Я твой выход он-лайн смотрел. Чуть со смеху не помер! – он засмеялся.
- Охота была из себя шута горохового делать, - проворчала я и надулась.
- Да не ты! – веселился Серёга. – А она. Антоха копию сделал. Захочешь – можешь посмотреть. Мне пару раз даже жаль парня было. Забывал, что это ты. Нет, тебе точно в кино надо!
- Да иди ты… - махнула я рукой.
- Сейчас перекусим и решим дальше. Вряд ли эту судьиху можно зацепить галантным итальяшкой или комплиментами.
- Вот и думай, - огрызнулась я.
- А ты не расслабляйся, - заметил он, смеясь. – Лямур-тужур, конечно, хорошо. Но про мозги не забывай.
- Забудешь тут, - буркнула я.
- Ладно-ладно, - улыбнулся Серёга, похлопывая меня по коленке. – Ты злая, потому что голодная.
В забегаловке он резвился, видя, как девицы и тётки всех возрастов не сводят с меня глаз. Я улыбалась, а про себя хотела поубивать всех этих куриц, которые ведутся на смазливую внешность. Никогда не любила красавчиков. А сейчас стала просто ненавидеть.
Перекусив, Серёга позвонил Анюте с Антохой и договорился об очередном сборе, чтобы выработать стратегию. Я хотела было уклониться, но мне было заявлено, что на встречу приведут насильно, связанной и с кляпом во рту. Тогда я попросила хотя бы вид сменить: маска слащавого альфонса Марио мне до смерти надоела. Сия милость мне была, сообща дарована.
Как теперь подобраться к судьихе голову ломали уже трое: Серёга подключил Антоху, который кроме виртуального знакомства, ничего предложить не мог. Усевшись на своего конька, он красочно описывал знакомство по интернету и общение в виртуале. Попутно сыпал терминами, смешными ему одному ситуациями и, как я подозревала, скрытой рекламой. Анютиных увещеваний, моей иронии и язвительности и Серёгиного авторитета, которыми мы пытались воздействовать по одиночке, не хватало, чтобы этот фанат искусственного интеллекта заткнулся. Мы навалились скопом. Не помогло. Тогда я вылила ему на голову остатки минералки – мы заседали среди дня в кафе. Серёге отпрашиваться ни у кого было не надо, Антоха вообще фрилансер, Анюта задвинула свой салон, а я пожертвовала обедом. Поскольку из всех нас птицей подневольной была я, да ещё главной героиней – героем – дурацкого фарса, то встретились мы в кафешке рядом с моей работой.
Лёгкий душ отрезвил улетевшего в космос фантаста. Он запнулся на полуслове, удивлённо хлопая глазами.
- То, что ты не банальный хакер, а бог всех компов и всех железок мира – это мы знаем. Как и то, что ты гений виртуала и всего, что с ним связано, - внушительно сказал Серёга размазывавшему по лицу минеральные струйки Антохе. – Но нам не это надо. А личное воздействие. Это не камеры перенастроить и не в комп влезть, чтобы штраф с двадцати штук снизить до двух. Это человеческий фактор.
- Человеческий фактор… человеческий фактор… - пробурчал Антоха. – Одни проблемы из-за него.
- Вспомни «Я – робот». Там проблемы случились по другой причине, - вставила я.
- И вполне себе всё там логично было! – запальчиво вскричал Антоха. – Людей надо держать за руки! Иначе и себя угробят, и планету просрут.
- Но решать, как держать, чем и за что – не машина должна. Машина обязана подсказать путь, способ, идею, а решать должны люди.
- Согласно трём законом робототехники Азимова… - снова назидательно начал Антоха, но его перебил Серёга:
- Всё это познавательно, но давайте не отвлекаться.
- У меня, между прочим, обед заканчивается, - постучала я по часам на руке.
- Итак. – Серёга положил ладони на стол. – Что мы имеем? Антоха следил за судьихой со времени начала нашей авантюры…
- Как? – удивилась я. – А она не заметила?
- Я следил за ней по камерам, - буркнул насупившийся Антоха. – В суде я быстренько камеру свернул: сидеть в их системе дольше – было стрёмно. Они там обновиться решили. То ли прочухали что, то ли нет, но я слился и зачистил хвосты. А камера на магазине напротив суда, камеры на остановках, банкоматах, фонарях, ближних подъездах – это детская игра туда залезть. Их сроду никто не проверяет.
- Мы снова отвлеклись, - призвал нас к порядку Серёга.
- Я объяснить хотел, - обиженно проныл Антоха.
- И очень понятно и доходчиво, на этот раз. – Я погладила его по руке. Он перестал ныть.
- Нам надо теперь придумать что-то более умное. Слежка Антохи выявила её расписание: работа – дом – работа. Время практически всегда одинаково. Иногда поход в супермаркет за продуктами. Чётко по расписанию, раз в неделю. Если и ездит к родным или знакомым – то в то время, когда мы следить ещё не начали. Катька, твоё слово. Есть что о ней сказать? Ты в суде тогда достаточно её видела – как она тебе показалась?
- Да я и видела всего ничего! – возмутилась я. – Каких выводов от меня ты ждёшь после такого знакомства?
- Не юли, Катька, - сказала мне Юлька. – Ты не только актриса, ты и людей чувствуешь. Знаешь, с кем сразу сурово, с кем улыбнуться, кого нахуй послать, с кем пофлиртовать, а кому сходу в морду дать. – Я вытаращилась. Интересно, почему ничего из того, что мои друзья юности наговорили мне за последние несколько недель, они мне ничего не говорили, пока мы учились? Вот ведь… - Ну не смотри так! – вскричала Анюта. – Я думала, ты итак знаешь, как мы к тебе относились…
- И не предполагала даже… - хлопала я глазами.
- Снова отвлекаемся, - в очередной раз Серёга призвал нас к порядку. – Так что там с судьихой?
Я задумалась. Если с клиенткой Юльки всё было ясно – это была обычная, начинающая расплываться баба 30-ти лет, гоняющаяся за своей увядающей красотой и ускользающей юностью, которая требовала, чтобы её звали Эсмеральда, хотя по паспорту она просто Райка, обычная курица, которой повезло найти в навозе пшеничное зерно, то по поводу судьихи тут было дело серьёзнее. Райка сразу на мне повисла, с первого дня, как я изобразила галантного итальянца и расшаркалась перед ней, она везде меня поджидала и преследовала. А вот судьиха, как я подозревала, была женщина серьёзная и недоверчивая. И вовсе не западала на смазливых мальчиков, хоть была в возрасте и одинока. Поэтому и подход к ней должен был быть не с наскока, непошлым и нестандартным. Было над чем поломать голову…
Свои мысли я изложила Серёге – пусть думает. И добавила, что сделанного итак уже достаточно, чтобы повлиять на её мнение. Не стоит улучшать хорошее – ещё перемудрим…
- Ясно, - подытожил Серёга. – На банальную случайность она не поймается – не такая дура. В любовь с первого взгляда до одури по той же причине не поверит. Остаётся следить. Ведь вылезет же она в ресторан или кино?
- А если она вылезет только через полгода? – спросила я.
- Да, дела… – Серёга задумчиво погладил подбородок. – Я сначала хотел её в кафешке поймать. Катька уже там, а она только заходит. Тогда ясно, что никто ни за кем не бегает. Но если она по кафешкам не ходит… Остаётся ещё денька два-три последить.
- А если это ничего не даст? - спросила Анюта.
- А если это ничего не даст, Марио просто исчезнет, а ты надейся на ту комедию, что мы уже перед ней разыграли.
Анька нахмурилась.
- А я буду вынужден признать своё поражение, - со вздохом добавил Серёга.
- Так я пошёл следить? – загорелся Антоха и привстал на стуле.
- Беги, - улыбнулся Серёга, милостиво отпустив его.
Тот не заставил повторять, и горным козлом вскочил на гироскутер и умчался от нас.
- Он следит, ты самокопаешься, а мне что делать? – хмуро спросила я.
- Учи итальянский – вдруг пригодится, - ухмыльнулся он.
- Вот гад, - в сердцах сказала я и, сдёрнув сумку со спинки, умчалась на работу.
- А я? – услышала я, убегая.
- Надейся… - донеслось до меня в дверях.
Поскольку упрямая судьиха по-прежнему не отклонялась от своего маршрута «работа-дом-работа», мои друзья, игнорируя мои протесты и предложения забить на неё и оставить, как есть, решили столкнуть нас как бы случайно по пути её на работу или домой. Поскольку водила я плохо – просто не было надобности в машине: до работы пара остановок на метро – то Серёга решил пожертвовать парой дней и своей машиной, чтобы подстеречь упёртую судьиху. Хорошо, тонировка скрывала нас с ним, но судьиха могла обратить внимание на саму машину и номер. Опасаясь её проницательности, я предложила менять детали на лобовом стекле или фронтальном зеркале, чтобы каждый раз что-то яркое отвлекало от самой машины. Серёга, посмеиваясь, однажды повесил на стекло старомодные меховые игральные кости – красный освежитель воздуха, который давно уже ничего не освежал. Откуда только откопал этот раритет… А вечером на приборную панель с моей стороны бросил огромную розовую косметичку со стразами и тушью с помадой рядом в ярких тюбиках. Мне чуть плохо не стало, когда я эту пошлость увидела… Но наши демарши ни к чему не приводили: как «как будто случайно» столкнуться с человеком, который тебя уже видел и сделал свои выводы? Серёга ничего не смог придумать. А меня от безысходности однажды осенило экспромтом и импровизацией: судьиха заехала в супермаркет у дома. В срочном порядке мы рванули за ней и даже сумели опередить на стоянке, чтобы не вызывать подозрений. Я стартовала за кофе, Серёга корректировал меня по телефону, глядя в широкие окна.
Задумчиво бродя мимо стеллажей, я забросила в корзинку кофе, сыр, который терпеть не могу, икру, оливки и столкнулась с ней в отделе зелени. Вернее, позволила ей наткнуться на меня. Мило улыбнувшись, я мелодично извинилась с лёгким акцентом, заслужив её ироничную улыбку.
- Вы сейчас скажете, что здесь случайно? – полувопросительно полуутвердительно произнесла она. – А, собственно, где вы живёте?
- Скузи? – состроила я удивлённое лицо. – Мы знакомы?
- Да ладно вам! – махнула она рукой. – Если в суде я ещё удивилась тому, как вы сыграли и для чего, то сейчас не играйте со мной. – Она помолчала. – А мужчин в вашей труппе не было?
Я невольно улыбнулась. Всё-таки она нас раскусила.
- Мужчины решили, что я более подходящий типаж для той одинокой нимфоманки.
- И они не побоялись, что она будет вас преследовать, когда узнает правду?
- Они решили, что преследовать будет некого и некогда – жиголо просто исчезнет.
Она снова иронично улыбнулась.
- Легкомысленная у вас труппа.
- Это мои друзья легкомысленные. А вся труппа – это я.
- Что ж, вы хорошо играете, - на этот раз она не иронизировала. – Но одного не пойму: как та женщина не поняла, что вы – не мужчина? И неужели её не привёл в недоумение ваш акцент? Про язык я молчу: такое смешение всего со всем – эсперанто позавидует.
Я развела руками. А что я могла сказать? Что не знаю толком ни одного языка? Что тоже не понимала, как нельзя было не разглядеть во мне женщину?
- Знаете, у меня предложение, - внезапно сказала я. – У вас есть минутка? Давайте выпьем кофе?
Она скосила глаза в мою корзинку.
- Нет, - улыбнулась я. – Не у меня. – Она иронично подняла бровь. – И не у вас. Тут, тут рядом есть же какое-нибудь кафе?
Она рассмеялась.
- Хорошо. Но вы мне расскажете, что это вообще было, для чего и причём тут я.
- Договорились, - улыбнулась я.
Мы вышли. Я сложила свои покупки на заднее сиденье серёгиной машины, попутно сказав ему, шустро улёгшемуся на сиденьях, в салон, что я с судьихой иду пить кофе недалеко. Чтобы не дёргал меня. Он что-то буркнул. Я не стала выяснять, что именно. Потому что объяснять пришлось бы долго. Потом расскажу.
Как только мы расположились и сделали заказ, судьиха приступила к форменному допросу. Как могла, я отвечала ей, прекрасно понимая, что выгляжу в её глазах круглой дурой, а мои друзья – резвыми наивными шаловливыми великовозрастными детишками. Не раз я заслуживала ироничную улыбку и недоверчивое выражение лица. И каждый раз на это я разводила руками.
Мы беседовали уже минут двадцать, как в кафешку ворвалась давняя знакомая нимфоманка Рая-Эсмеральда. Не успела я опомниться, как на меня обрушился град упрёков и претензий. Снова…
- Ах вот как! – кричала она. – Обхаживаешь очередную дуру? Чтобы тянуть с неё деньги потом? А как же я? Как ты смеешь меня игнорировать? Я на тебя столько времени убила! Столько денег потратила! А ты!.. Ты просто мерзавец!
«Очередная дура» сидела и от всей души наслаждалась спектаклем. Я поймала её взгляд, как будто говоривший: «Будете продолжать играть – как? – или ошарашите её правдой?». Пока лился поток ора, я успела поразмыслить: если я открою правду этой скандалистке, то она же меня со свету сживет. И спасаться мне только в космосе. А я не настолько богата, чтобы туда хотя бы туристом лететь. Придётся доиграть этот фарс. И, на полной импровизации я вскочила со стула и со всей дури хлопнула об пол какую-то фаянсовую мелочь со стола. Солонку, что ли…
- Баста! – заорала я громовым голосом. – Торговая базарка ведёт себя лучше, чем ты! – орала я, нещадно коверкая слова, вставляя итальянские идиомы. Я-таки начала изучать язык. Но ещё более я пыталась найти итальянские ругательства, какие сейчас применяла направо и налево, заслужив оторопь заткнувшейся бабы и похохатывание судьихи. Видимо, в отличие от этой дуры, язык она знала… - Что ты на меня тратила – я всё вернул! – орала я. – Предлагал вернуть по почте, чтобы не слышать твоего крика. Сама отказалась! – Театрально я сорвала с руки золотые часы – её подарок, и об пол ударила их со всей дури. Сверкающие всеми цветами искры разлетелись во все стороны. – Долго ты будешь попрекать меня подачками, мерзкая баба? Мне в монахи уйти из-за того, что ты меня в покое оставить не можешь? Не дождёшься! Такой липкий пластырь хорош камеру автомобиля держать – никогда не сдуется! А как человек – это просто мрак кошмарный! Иди к мужу, роди ребёнка и оставь людей в покое от себя!
Что я орала ещё – я не помню. Но топала ногами, трясла руками я до изнеможения. Мёртвая тишина была мне наградой. Царственно оглядев зал, я подала руку судьихе.
- Пойдёмте, Елизавета Петровна. Здесь стало слишком неуютно.
Розовая от сдерживаемого смеха, судьиха подхватила сумку и, задрав подбородок и сдвинув брови, чтобы не улыбаться, она поднялась, продела свою руку в мою крендельком, и мы обе, гордые, как королевская чета, вышли из остолбеневшего кафе. Гоголь бы позавидовал этой немой сцене…
Отойдя на несколько шагов, судьиха согнулась в безудержном хохоте. Я тоже рассмеялась. Особенно, когда поняла, что мы, кажется, не заплатили. Неожиданно материализовался Серёга и утащил нас к машине. Мы обе сели на заднее сидение, причём судьиха всё ещё заливисто смеялась. Серёга потребовал объяснений. Во время моего рассказа судьиху одолел новый приступ смеха. На её глазах выступили слёзы. Слушая меня, Серёга пару раз тоже посмеялся.
- Значит вы нас сразу вычислили? – спросил он судьиху.
- Не сразу, - отсмеявшись, сказала она, утирая глаза. – Но видела, что что-то не так. Присмотревшись, я поняла, что ваша подруга – не мужчина. Издали ещё можно было обмануться, но вблизи…
- Но Рая до сих пор меня Марио считает, - уныло сказала я.
- Она глупа, - улыбнулась судьиха, разводя руками. – И иск её бестолковый. Я бы посоветовала вашей подруге подать встречный. Он, в отличие от её, будет удовлетворён.
- Почему вы так думаете? – заинтересованно спросил Серёга.
Она с задумчивой улыбкой посмотрела на него.
- Вы разумнее неё. Я бы хотела вам помочь. Немного проконсультировать. – Она подумала. – Я постараюсь, чтобы этот иск попал в моё производство. Вы мне нравитесь. Легкомысленные, но добрые, честные и сплочённые. А это в наше время редкость. – Она помолчала и вдруг широко улыбнулась: - Да и должна же я отплатить за такой многосерийный спектакль! Давно так не смеялась! Кстати, а почему Елизавета Петровна? – весело спросила она меня. Я развела руками: что-то в голове щёлкнуло – и выскочило это имя. Безо всякой задней мысли…
Серёга широко улыбнулся, поднимая руки в шутовской сдаче. Я вздохнула свободнее: я боялась, что он упрётся рогом, отказываясь признать своё поражение до смерти. Но оказалось, со времён института он немного поуспокоился и поумнел. Я даже рискнула спросить его по поводу записки, что мне однажды под видом Марио какая-то деваха – Эльвира, что ли? - сунула в руку, когда якобы уронила перчатку мне под ноги. Серёга тогда ещё забрал у меня её номер. Но он махнул рукой. Ясно, не потянула на роль спутницы. Пары-тройки встреч ему наверняка за глаза хватило… Что ж, может, в конце концов, он женится на жене своего брата. Хотя, как я слышала от него же, та нашла себе какого-то хахаля. А и ладно – это их дела.
Дальше, думаю, итак всё понятно. Анюта, покочевряжившись – надоела ей эта вся судебная канитель – влепила такой иск Рае-Эсмеральде, да ещё такую шумиху в интернете подняла, что её муженёк, боясь за свой бизнес, уволок свою благоверную туда, куда мы так и не дознались. Что, чем  и как он ей внушал, мы не дознались тоже. Но с тех пор об этой экзальтированной даме мы больше не слышали. Хотя по сети эта развесёлая история гуляла долго. Муженёк Раи хотел нам претензии предъявить, но Анюта с поддержкой Серёги, чей вид заставил незадачливого мужа вспомнить девяностые, устроила такой скандал на встрече, что мужчины все скопом с охраной вместе кинулись её успокаивать. А я и не знала, что она может так орать и вообще быть такой стервой… Бедный муж быстренько слинял, пожелав никого из нас больше в жизни не видеть, проклиная истеричек в своей жизни. Я и судьиха наблюдали за спектаклем со стороны. Причём судьиха снова хохотала до слёз.
Вполне ожидаемо было, что Анюта бросит своего бизнесмена, который возжелал на ней жениться и сделать из неё домохозяйку. А полной неожиданностью была свадьба Серёги и судьихи. Которая оказалась вовсе не Елизаветой Петровной. Глядя на всё это, я рванула на рок-фестивали, и после очередного «Нашествия» послала свою контору к чертям, влившись в не слишком знаменитую рок-группу в качестве гитариста. Заодно я стала писать неплохие стихи для исполнения. Когда моя мать всё это узнала, её чуть удар не хватил. А отец долго орал по поводу неблагодарной дочери, которая его позорит. А мне было плевать: я наконец стала жить своей жизнью, так, как я хочу. И пусть денег стало меньше, зато я чувствовала себя счастливой. И потребовалось много времени мне и ещё больше моей семье, чтобы это понять. Но лучше поздно, чем никогда…