Нулевой год

Спотыкаясь о скользкие камни в темноте и слушая завывание ветра, я наконец-таки преодолела сумеречную вечность, выбралась на свет и увидела, что стою по колено в грязи, в канаве, у подножья илистой реки. Выход почему-то был огражден ржавыми железными прутьями, а на мне красовалось уже совершенно другая одежда — дурацкий бирюзовый лыжный термокостюм и нечто, лишь отдаленно напоминающее, кроссовки. Только мне удалось вскарабкаться наверх по корням сосны, как незнакомая женщина подхватила меня на руки и жалобно вскрикнула.

—О, Господи, что с тобой случилось?!

Действительно. О, Господи, что со мной случилось?

—Ты вся в грязи! — По физиономии не совсем ясно, что переживает незнакомка на данный момент. Голос кажется взволнованным, только вот, мимика совершенно безучастна в процессе, аж возникает внутренний дискомфорт, предполагающий, что мысленно женщина находится совсем далеко, и, как бы интонационно наигранно не звучала брошенная реплика, ей нет особого дела до происходящего. Кожа у нее фарфорового цвета с розовым румянцем, волосы русые — собраны в пучок. Крупные серо-голубые глаза,  длиннющие ресницы, высокие скулы, маленький аккуратный носик и пухлые губы — все это складывается в прекрасное милое личико. Я замираю, молча выжидая, что же произойдет дальше.

—Придется поехать домой и переодеть тебя, идем скорее к машине, — она берет меня за руку и молча ведет к парковке.

Оглянувшись по сторонам, осознаю, что не понимаю, где я нахожусь — в какой стране или городе. Мы проходим сквозь парк по песчаной тропе, вдоль канала с искусственными водопадами и фонтанами из мраморных фигур греческих муз. По левую сторону от нас разрастается секвойный лес, отделенный трассой с четырьмя полосами с интерактивным стеклом, вместо бортика, на котором непрерывно крутится реклама художественной галереи “Qwertypol”. Дороги предельно гладкие, полосы выложены из граненого стекла и светятся тусклой неоновой подсветкой. Земля рыхлая, красноватого оттенка, вся покрыта хвойными иголками, шишками и окаменелыми ракушками. Густой туман клубится прямо под ногами, покрывая землю инеем. Воздух невероятно свежий, голова аж идёт кругом.  В низине парка, или, вернее сказать, заповедника, пасется стадо северных оленей, там же хаотично разбросаны крупные валуны, разрастаются карликовых туи и облепиха. Людей совершенно не видно, вероятно, сейчас раннее утро. Незнакомка открывает передо мной дверцу причудливого навороченного джипа, и легонько хлопает меня по спине.
—Давай, залезай уже, только не прижимай ноги к сидушке, — до сих пор не уверена, что хочу ехать с ней в неизвестном направлении под названием “дом”, а, с другой стороны, я точно ничего не теряю. Оставаться здесь, явно не вариант. Мы покидаем стоянку, плотно прилегающую к деревянному пабу с открытым ледовым катком. Прозрачный забор по периметру завешен разноцветными гирляндами, звёздочками и леденцовыми палочками.
Движемся по направлению к трассе, но на развилке, съезжаем вправо, вниз по тоннелю, и углубляемся сквозь лес. Джип работает на электричестве, более того, я уже заметила один указатель у спуска, предупреждающий, что въезд для каров на бензине и дизеле строго воспрещён.

—А какой сейчас год? — наконец спрашиваю я. Незнакомка еле заметно хмурится, затем приподнимает брови, ставит режим автопилота и поворачивается ко мне с искренне невозмутимым видом.

—Ты чего, снова мухоморов объелись?

—Нет, я правда забыла.

Почему так сложно ответить на конкретно заданный вопрос?

—Так, бери свой джойстик и передай мой, ты все обещаешь одержать реванш уже две недели, а я всё жду-жду, давай. — Настрой у нее серьезный. Забавная женщина, в потоке речи эмоций не проскальзывает, но, стоит ей отвлечься на неодушевленные предметы, или отвернуться на полдюйма вбок, как теряется весь замысловатый контроль над мимикой, и реакции выглядят вычурно, даже карикатурно. Интересно, о чем она сейчас думает?

—Не хочу играть сегодня, лучше расскажи, о чем ты думаешь, — я улыбаюсь.

—Нам ехать полчаса по тоннелю, — пауза, — ладно, как хочешь. — Незнакомка убирает с лица выбившуюся прядь волос, смотрит мимо меня, в правое зеркало джипа, задумчиво, с проскальзывающей тенью грусти. На приборной панели множество непонятных мне функций, я откровенно пялюсь на причудливые значки.

—Адам, кажется, сегодня снова не придёт на ужин. — Брови ее приподнимаются, а уголки губ слегка сползают вниз.

—Почему?

—Наверное, ему теперь не до нас, — женщина обхватывает плечи ладонями, перекрестив руки на груди, будто мерзнет и пытается хоть немного согреться. Печь работает во всю, как и контроль уровня влажности воздуха.

—А до кого?

—Хороший вопрос, милая. Ты в кого такая умная? — смешок.

—В тебя? — я недоверчиво смотрю в правое зеркало вслед за отсутствующим взглядом женщины.

—Нет, думаю, что, все же, в папу. Царство ему небесное.

Кажется, я снова стала соучастником жуткой драмы без своего же ведома.

—А чем он занимался?

—Что стало с твоей памятью, детка? Ты меня откровенно пугаешь сегодня.  — Женщина прижимает ладонь к моему лбу. — Жара вроде нет, ты точно не ела мухоморы?  Посмотри на меня. Точно?

—Нет, просто мне его жутко не хватает. —Вздыхаю. — Вот я и хотела, чтобы ты снова рассказала о папе. — Закрываю глаза, отвожу взгляд вправо в окно, а там необъятная тьма.

—Папа твой — был астрофизиком, инженером, инноватором в области технологий. — Женщина опускает веки. — Гением. — А вот теперь я вижу предельную грусть, скорее даже, это — очень знакомая горечь.

—Мне иногда кажется, что он всё ещё с нами.

—Еще бы, — она усмехается, —  учитывая то, что Адам — его генномодифицированный клон.

—Ты уверена, что это клон, а не папа?

—Уверена, милая, твой папа умер от рака. Скажи мне, вот, что за идиотизм?!  — Не знаю, что ответить.

—Адам тоже ученый?

—Нет. По идее, он должен был возглавить и продолжить бизнес Джека, как младший партнер, но, похоже, так оно не работает. Вообще, нет закона на конкретный случай.

Джека Риппера? Мурашки бегут по коже, а волосы становятся дыбом. Адаптироваться придется долго.

—Если серьезно, какой сейчас год?

—Наступает сто первый.

—Ты имеешь в виду, две тысяча сто первый?

—Нет, милая. Откуда такие цифры? Сто первый, я все правильно сказала.

—Что?!

—В следующем году узнаешь. Тебе только пять лет, не время размышлять об истории человечества. — Пауза, она над чем-то крайне серьезно задумалась. — Знаешь, я ещё не видела людей, которых осчастливили бы мысли о прошлом или будущем. Мы живем только здесь и сейчас. Ты ведь не хочешь спятить, как твоя тетушка Деннис?

—Она кажется мне забавной. — Пожимаю плечами.

—Деннис официально повесили, это, по-твоему, забавно?— Женщина возмущена случайным сарказмом, но вопрос, все же, кажется риторическим.

Зря я так ответила, пожалуй. У меня даже нет доступа в интернет, чтобы проверить подлинность информации. Все остальное время, вплоть до пункта назначения, мы едем в безмолвной тишине.

По выезду из тоннеля через триста метров поднимаемся на подвесную магистраль. Сверху открывается вид на огромный спортивный стадион и на тепличные корты со стеклянными панелями из солнечных батарей. На съезде поворачиваем вправо, спускаемся в очередной подземной тоннель. Дорога начинает меня утомлять, город кажется дикой окраиной в сельской глуши. Выбираемся на поверхность: снова лес, снова секвойя, интерактивная перегородка со знакомой рекламой, теперь уже могучие стволы деревьев разрастаются по обе стороны от трассы. Вдали справа виднеется подземная станция метро, на черной матовой вывеске фосфором высвечивается название  «Лиловая дюна», а снизу подпись «Greenwitch metropolitan — keep right». Перед станцией кончается интерактивная перегородка, и намечается съезд с шоссе, куда мы, в итоге, и заворачиваем. Дорога ведет по склону вниз, открывая утопический пейзаж в облаках тумана. Жилые комплексы выглядят, как плитки домино из солнечных панелей, и выстраиваются колонной, соединенной воздушными переходами с элеваторами. Вдоль спуска тянется ров, с синхронно распределенными выездными мостиками в виде труб, уходящими плавно под землю. Ров отделяет проезжую часть от пешеходных зон, покрытых лиловым песком. Впереди по самому центру, в нескольких милях от нас, возвышается невероятно огромный бордовый колизей, сужающийся к основанию воронкой.