Леди каратэ в борьбе без правил

 
УДК 94 (470)
ББК 633 (2РОС -4 Вор-5)
А 49

Серия «Щит и Меч»

Шеф-редактор и составитель серии Председатель правления Общероссийского Союза военных писателей «Воинское Содружество» А. М Аббасов.

(с) Алехин В.С.
А 49 Леди каратэ в борьбе без правил
Воронеж 2011, 72 с.


Новое произведение автора посвящено будням лётчиков российских ВВС, испытывающих многоцелевой боевой вертолёт на Дважды Краснозамённом Балтийском флоте. Служба авиаторов полна опасностей и проходит в борьбе с агентами диверсионно-шпионского центра, размещённого в одной стран Европы.
Книга, несомненно заинтересует широкий круг читателей. Острый сюжет, политическая направленность, напряжённость действия, свойственная боевику, неразделенная любовь – всё это, а также интригующая развязка, - атмосфера большой жизненной трагедии. Герои повести среди этих бед и терзаний сохраняют самообладание и мужество и угадывают образ будущего.


    без объявл.

ISBN 5-88088-006-4 «Полиграфист» © В.С. Алехин. 2011 г.


«Не зли других и сам не злись.
Мы гости в этом бренном мире.
И если что не так — смирись.
Будь поумней и улыбнись,
Холодной думай головой.
Ведь в мире все закономерно:
Зло, излученное тобой,
К тебе вернется непременно»
Омар Хайям


Вертолет, пятнистый, как тритон, отмеченный красными звездами, стоял под заправкой и жадно сосал электричество, топливо. Капитан Александр Нижегородов в пятнистой куртке стоял чуть поодаль и, поплевывая, всматривался, как шла заправка. Пальцами Нижегородов держался за тонкий шнурок, исчезающий в нагрудном кармане и время от времени сплевывал. Слюна, слетев с его губ, с легким шелестом падала на снег.
Вокруг вертолета сновали военные в серо—зеленых камуфляжных куртках. Четверо солдат, шагах в десяти от Нижегородова, распечатав ящик, возились с боекомплектом. Рядом стоял молоденький, со свежим лицом и маленькими черными усиками, лейтенант и внимательно следил за погрузкой в вертолет боеприпасов, оружия. Оружие — последние разработки — особо точные, управляемые и неуправляемые ракеты класса «воздух—земля», «воздух—воздух», тридцатимиллиметровая автоматическая пушка. Солдаты, втащив ракеты и снаряды для пушки, размещали их под брюхом вертолета, в глубине. Отделение бойцов подразделения охраны, миновав Нижегородова, направилась к борту. У всех на плечах висели короткоствольные автоматы ближнего боя. Вот отъехал от вертолета топливозаправщик и с унылым ревом покатил вдоль полосы, составленной из прямоугольных серых железобетонных плит. Аэродром, построенный при Советской власти, являл собой драгоценное ажурное сооружение. Состояние взлетно-посадочной полосы, рулежных дорожек, мест стоянок вертолетов и самолетов позволяли летчикам безаварийно выполнять полеты. Летчики рассказывали Нижегородову, что с тех пор как полк перевели сюда с аэродрома, размещавшегося в черте города и фактически разграбленного, здесь не было ни одного случая вывода двигателя из строя по состоянию взлетно-посадочной полосы и повреждения лопастей турбин бетонной крошкой. Мысли Нижегородова настроились на созерцательный лад. Капитан пытался выявить существующий в жизни закон. Тот  тайный закон, который определяет человеку его судьбу и долю. Но скрытой доли можно избежать и даже выбрать ее для себя, нарушив тем самым грозный закон. Можно также вмешаться своей волей и тем самым вершить самому судьбу.
Размышления Нижегородова прервал лейтенант Грошев, оператор, крикнув:
— Командир, сюда!
Нижегородов залез на борт, пробрался в кабину. В кресле лежал парашют.
— Помочь? — Грошев вопросительно посмотрел на капитана.
— Не надо, я сам.
Тесные лямки с трудом обнимали большое, широкое тело Нижегородова. Кряхтя, напрягаясь, он что есть мочи натягивал ремни. Звонко щелкнули застегнутые металлические замки. Нижегородов пошевелил телом, туго стянутым парашютными лямками, прислонился к спинке кресла. Взглянул на бетонку. Машины обслуживания, разгрузившись, отъехали. Нижегородов надавил кнопку запуска двигателя.
В утробе вертолета заурчало, застонало. Завращались винты. Через минуту лопасти слились в нарастающий свист. Мелкая вибрация сотрясала вертолет. Подлетев над полосой, он повисел и снова снизился. Затем покатился вперед. Сначала медленно, а потом быстрее, резче. Взмыв в слабом крене, Нижегородов, набирая высоту, прошел над аэродромом. Вертолет заглатывал ровные, серые куски бетонной полосы, точно питался соками заснеженной земли. Подчиняясь воле пилота, вертолет мерно следовал по небу под гул работающих винтов.

;;;

Вертолет шел прямо вдоль побережья Балтийского моря, сканируя рельеф местности. Белая однообразная равнина, которую видел Нижегородов, стремительно мчалась назад под ногами летчика. Темные заснеженные домики рыбацкого поселка, а еще раньше военный городок, авиабаза, цистерны с горючим на окраине аэродрома — все за минуту исчезло. Все осталось позади.
Нижегородов успел зацепиться за окраину поселка. С удивлением отметил, что при нем туда никто из офицеров не ходил. А ведь в поселковом очаге культуры можно неплохо провести свободное время с местными девчатами.
Когда поселок скрылся из поля зрения, Нижегородову открылся другой пейзаж — бесконечная снежная равнина. Кругом белым, бело. Эта огромная белая скатерть простиралась до самого горизонта. В другой раз картина наверняка вызвала бы у него тоску и уж, во всяком случае, заставила бы переключиться с романтических размышлений на думы о банальной бренности земного существования. Но сейчас этого не происходило. Он пребывал в приподнятом настроении. Повод для душевного подъема был. Нижегородов чувствовал себя в кабине комфортно. Новый вертолет давал удивительное ощущение легкости и свободы перемещения в воздухе. Капитан без усилий перемещал рукоятку пошагового управления, и вертолет легко слушался пилота. Он исполнял все его капризы, порой весьма рискованные. Машина была устойчива на крутых виражах, подъемах и спусках так, что Нижегородов с трудом сдерживался от желания выполнить каскад фигур высшего пилотажа. За две недели патрулирования на Балтике он успел полюбить чудо-вертолет.
Нижегородов, приподняв шлемофон, потер лоб, который из-за короткой стрижки волос, казался очень высоким. Вздохнул. Не смотря на соблазн, он, капитан Нижегородов, на бездумные поступки в воздухе не был способен. Строгий приказ заставлял наложить запрет даже на эти мысли.
— 315-ый! Я «Молния». У вас все в порядке? — Голос руководителя полетов отвлек Нижегородова от непрошенных мыслей.
— На борту полный порядок «Молния».
— Нужно помочь «Добровольцу», 315-ый.
— Районной рыбоохране?
— Точно. «Доброволец» заметил иностранца в наших водах.
— Понял «Молния», — произнес Нижегородов в микрофон, закрепленный на шлеме у рта.
— Держите связь с пограничным катером. Поторопитесь. Шхуна-нарушитель всего в шести — семи милях от нейтральных вод.
— Будем догонять, не уйдет.
Лейтенант Грошев хорошо слышал переговоры командира с «землей», вставил:
— Позитивный результат обеспечат нам и скорость до шестиста километров в час и высота полета до шести тысяч метров.
— Не забывай, оператор, что мы можем летать практически бесшумно, благодаря уникальной звукоизоляции борта. А в случае острой необходимости сделаемся невидимыми, — сказал Нижегородов и без усилий переместил рукоятку пошагового управления, и вертолет, послушавшись пилота, начал стремительное снижение. Повернул в море.
Через минуту пейзаж изменился. Нижегородов с удивлением обнаружил, что зима на море — фон  за глиссером совсем другой. Сурово-черная пучина отделилась от бесконечной снежной равнины у горизонта, там в недоступной дали белой чертой. Под брюхом вертолета волны — паутина с островерхими  бастионами ледяных торосов. Темные гряды гор, словно шутя играя неимоверной силой вольных вод, вздымают, выплескивают льдины, а сами чуть отступают.  Всем телом Нижегородов ощущал настроенную на него западню. Он минуту — другую примеривался к погоде, потрясенный представшим зрелищем, приближая вертолет к поверхности моря. По плавной глиссаде снизившись до каких-то нескольких десятков метров от поверхности, Нижегородов резко добавил скорость. Вертолет помчался на предельно малой высоте к судну-нарушителю.
— Сообщите, как скоро  подойдете к нарушителю? — слышит Нижегородов в шлемофоне голос руководителя полетов.
— Не знаю, 315-ый. Уверен в одном: нарушители от нас не уйдут.
В глиссере вертолета капитан видел гребни волн и небольшое судно рыбнадзора. Это и был «Доброволец». А через минуту темная волна вынесла на поверхность шхуну-нарушитель. Нижегородов прикинул — до границ конвенции осталось совсем немного, с полмили. Шхуна едва не ушли. Капитан заложил вираж, перекрывая нарушителям  путь к отходу.
Настроившись на общепринятую для международных переговоров волну, Нижегородов, три раза произнес короткую фразу на английском языке:
— Lorder to land! Lorder to land! Lorder to land!
— Командир, о чем это вы? — спросил оператор, поскольку не был силен в познаниях английского языка.
— Да так, предлагаю капитану застопорить ход шхуны. Вернее, приказываю.
— А если не застопорит?
— Тогда стрелять будем.
Нарушители, видимо, не сразу сообразили, что происходит. Негромкие, необычные, но выразительные ритмичные звуки слышались в воздухе с восточной стороны, почти со стороны солнца. Но источников звука не было видно. Темное пятно, которое Нижегородов и оператор Грошев, наблюдали сверху, быстро перемещалось в паутине морских волн, направляясь в нейтральные воды. Кивком головы Нижегородов показал оператору направление. Тот, подчиняясь жесту командира, навел ствол крупнокалиберного пулемета в указанный сектор морской поверхности. И тотчас задрожало вибрационное устройство оптического прицела. Грошев щекой прижался к прицелу. Нажал на пусковую скобу. Носовой крупнокалиберный пулемет ударил и поток тяжелых пуль прочертил линию, определяющую границу жизни и смерти, отсекая путь шхуны-нарушителя от нейтральных вод. Вертолет от треска длинных очередей, слегка вздрогнул и мелко затрясся.
Быстро наступила относительная тишина. Нижегородов, заложив крупный вираж, убедился, что стрельба оператора не прошла даром. Шхуна сначала сбавила ход, а затем легла в дрейф. Капитан отметил, что все идет по плану. К нарушителям на полном ходу приближался сторожевой корабль пограничников.

;;;

Вечером капитан Нижегородов в комнате офицерского общежития гостиничного типа, где его поселили, составлял подробный отчет о нарушении границы. Сидя за этим кропотливым занятием, он поневоле воссоздавал в памяти все детали происшествия. Детали Нижегородова мало радовали. Нарушитель, которого они остановили на границе, оказался банальным браконьером. Поимка его, если не считать стрельбы с вертолета, оказалась совсем не сложным делом. Не было и намека со стороны капитана шхуны на сопротивление осмотровой группы пограничников. Нарушитель сразу признал свою вину и был готов уплатить штраф.
За стеной, в соседней комнате, между тем, судя по доносившимся бессвязным выкрикам, шла гулянка. Вертолетчикам удалось списать  несколько литров «шила»-спирта из бачка стеклоочистителя фонаря кабины летательного аппарата, а затем, путем привычных манипуляций спирт превратился в дармовую, а главное — вполне приличную водку. Веселье было в разгаре.
В стену постучали. Нижегородов с трудом различил уставший голос своего  оператора:
— Командир! Хорошо бумагу царапать! У нас еще водка осталась!
Лицо Нижегородова исказила легкая гримаса  страдания. Ему очень хотелось пойти за стенку и составить ребятам веселую компанию. Однако он, пересилив себя, крикнул:
— Серега, ты же знаешь, мне срочно нужно подготовить подробный отчет. Не могу!
Склонившись над столом, Нижегородов продолжал обрабатывать на компьютере дневные данные. Но минут через десять его опять отвлёк голос из соседней комнаты:
— Ничего не знаю, командир! Хватит дурью маяться! Давай к нам!
— Ребята не могу! — в голосе Нижегородова прежняя твердость и уверенность.
Честно говоря, капитан Нижегородов никак не ожидал, что окажется здесь, на северо-западной границе. Но жизнь его несколько месяцев назад круто переменилась. Он стал вертолетчиком в общем случайно.
В тот день Нижегородов заканчивал испытания нового истребителя, поступившего в Н-ский авиационный центр. Перед завершающим вылетом, он сказал технику самолета:
— Савельич, грустно с этой машиной расставаться. Так бы и летал на ней всю жизнь.
Техник удивленно взглянул на Нижегородова:
— Что вы, командир! Минует лет пять, и станет ясно, что истребитель устарел.
— Твоя правда, старлей, — произнес Нижегородов. — И хорошо, что новое вытесняет старое, отжившее. Но согласись, Савельич, машина и в самом деле хороша.
Суховский истребитель вызывал в авиацентре всеобщее восхищение. Все в самолете было красиво. Боевая машина и на взлетной полосе стояла как-то по особому — на высоком шасси длинный сигарообразный фюзеляж спереди располагался горизонтально, а в хвостовой части заканчивался двумя высокими килями. Крылья, под углом откинутые назад, придавали истребителю ощущение стремительности. Громадная металлическая стрела!
В середине дня самолет, легший на воздух своими мощными крыльями, летел в чистом небе. Нижегородов, привычно окинул взглядом приборную доску. Приборы и масштаб карты помогали ему чувствовать ту громадную скорость, с какой истребитель устремлялся вперед и в высь. Летал капитан красиво. В его действиях угадывалась своя манера поведения в воздухе — бесстрашная и одновременно предельно осторожная. В то же время Нижегородов был летчиком знающим и умеющим мыслить технически. В его отчетах всегда содержались самые ценные наблюдения о полетах.
— Капитан — очень правильный летчик, — сказал как-то о Нижегородове генерал, начальник авиацентра. После чего ему доверили испытания нового истребителя.
Через сорок минут Нижегородов, выполнив задание, лег на обратный курс. Внизу земля без облегчающих ориентировку видимых дорог и рек. Только безбрежная серо-зеленая масса. Но вот взгляд Нижегородова выхватил дымовое пятно. Глаза мгновенно отыскали кружок, обозначающий крупный индустриальный город — место дислокации авиацентра. А в небе, в какую сторону ни посмотри — синий океан до горизонта. Очень далеко впереди глаза Нижегородова уловили кромку облачного фронта. Кромка угадывалась смутно, она чуть темнела и слегка косматилась. Капитан не придал серьезного значения далекому грозовому фронту. Тот был далеко от маршрута.
Через пять минут Нижегородов посадил самолет, отрулил на стоянку и, ни слова не сказав Савельеву, при этом, даже не посмотрев в его сторону, направился к серому зданию стартового командного пункта. В небе громыхнуло.
Шумная недолгая гроза настигла Нижегородова на полпути к зданию командного пункта. Гроза налетела исподтишка. Все дальнейшее произошло в какие-то мгновения. Прогрохотал могучий раскат грома. Нижегородову показалось, что двухэтажный командный пункт покачнулся, и что стекла в окнах зазвенели от  мелкой тряски. На Нижегородова обрушился ливень дождя. Водяной поток окатил Нижегородова с головы до ног. Одежда сделалась мокрая, в ботинках захлюпала вода. Дождь прекратился, как только он вошел в подъезд.
Войдя в кабинет, он, привыкший к тому, что обычно в это время здесь никого нет, вздрогнул, увидев незнакомого человека. Незнакомец, высокий, сухопарый, стоял посередине комнаты, широко расставив ноги. Его серые, казавшиеся неподвижными глаза под темными вихрастыми бровями, мгновенно цепко схватили Нижегородова, застывшего на пороге. Видно, что сильное тело незнакомого мужчины всегда в отличной форме. По виду лет сорок пять. Очень серьезен. Пожалуй, даже слишком серьезен.
— Александр Владимирович, у меня к вам конкретное предложение — человек перестал стоять и шагнул навстречу Нижегородову. — Я хотел бы вас спросить, чтобы вы ответили на мое предложение перейти на службу к нам?
— К вам, это куда? — Нижегородов не понимал конкретный смысл этих слов.
— Летать на вертолете.
— На вертолете? — изумленный Нижегородов невольно подался вперед. — Летать постоянно?
— Разумеется, — незнакомец утвердительно качнул головой. — Впрочем, я не представился. Извините. Меня зовут Валерий Константинович Ломакин, я работаю в ФСБ. Ваше личное дело изучено в соответствующих структурах. Оно в порядке, а потому никаких вопросов. Вам, судя по всему, любопытно, что ожидает вас на новом месте службы. Не так ли?
Нижегородов принял на себя вид оскорбленной личности, за которую уже все решили наверху. Он нахмурился, но Ломакин, кажется, не заметил этого. Подойдя к компьютеру, он вставил в ячейку твердый диск и вывел изображение на экран.
Спустя минуту перед взором Нижегородова открылась громадина чудо-вертолета. Капитан остолбенел от удивления. Глядя на реакцию летчика, которому предстояло осваивать эту машину, Ломакин от души забавлялся. Серьезность слетела с его лица. На нем застыл некий насмешливый вопрос.
— Значит, ни намека на сопротивление, капитан?
— Валерий Константинович, ведь я окончил Армавирское истребительское училище. Мой отец тоже был летчиком—истребителем. Моя служба, пусть короткая, приучила меня считать себя летчиком—истребителем — как в авиации говорят от киля до винта. Это приказ? — Саша! Позволишь мне называть тебя так? — Ломакин скрестил руки за спиной. — Ты ведь представляешь, как готовятся кадры для федеральной службы безопасности. Мы тебя давно взяли на заметку, следили за тем, что получается из тебя. В конце концов нам стало ясно, что на тебя можно положиться. Но предложил я тебе сменить профиль и место службы только сейчас, после того, как боевой вертолет, получивший условное название «Смерч», сошел с заводского конвейера. — Теперь решающее слово за тобой, Саша.
— Валерий Константинович, как вы понимаете, я приучил себя быть верным истребительной авиации. Я, можно сказать, этим живу. Сюда следует добавить такую важную вещь, как привязанность к боевым товарищам. Согласитесь, это немаловажный фактор. Ну и так далее.
Кажется, Ломакин на несколько минут снова заинтересовался изображением вертолета на компьютере. Наконец повернулся к Нижегородову.
— Саша, уясни себе: перейти к нам — не значит бросить ребят! Да, служить ты будешь на северо-западной границе. Обстановку ты на Балтике, надеюсь, представляешь?
— Само собой. — Нижегородов попытался вложить в свои слова всю силу убеждения.
— Вот и отлично, — Ломакин воодушевился. — В таком случае ты понимаешь, что проходить службу там, это значит помогать своим товарищам.

***

Решение послать вертолет КА-35 в Прибалтику далось Валерию Ломакину не просто. Первое, что он сделал, позвонил Главному конструктору, хотя знал, на того не так легко повлиять. Прислушиваясь к тишине в мембране, Ломакин вдруг подумал: старик не проявлял большой заинтересованности во встрече. Пока он размышлял над тем, как нажать на Главного, тот, наконец, откликнулся, начав разговор с того, что выразил свою бурную радость, а затем принял предложение встретиться.
Встреча состоялась на следующий день. Утром, после того, как Ломакин сел в кресло напротив Главного конструктора, одетого в полосатую пижаму, тот, потрогав ладонями свои седые виски, начал беседу издалека. Разговор носил чисто формальный характер и явно затягивался. Старик долго рассказывал о своей поездке в Голландию и Германию. Он догадывался, зачем пожаловал к нему столь высокий гость, но продолжал крутить вокруг да около. Ломакин терпеливо поддерживал беседу, подыскивая повод, чтобы деликатно прервать ее и перевести разговор в нужное русло. Он не хотел обижать старика.
Наконец положив сигарету в пепельницу, Ломакин изрек:
— Дорогой Роман Олегович, от души поздравляю. Конструкторское бюро имени Камова, которое вы возглавляете, выпустило замечательный боевой вертолет. Поверьте, аналогов в мире этой чудо-машине нет.
— Спасибо, господин Ломакин. Что есть, то есть, спорить с этим трудно.
— Роман Олегович, спорить с этим вообще невозможно. Да, кстати, мне только что звонил сам шеф ФСБ, он в восторге.
Главный конструктор при этих словах насторожился. Встал, молча сделал несколько шагов по комнате и остановился точно напротив Ломакина:
— Молодой человек, пора переходить к делу. Что вы от меня хотите?
— Хорошо, буду откровенным. — Встав и сложив ладони, Ломакин поддержал их перед собой, а затем поклонился. — У меня просьба к вам. Передайте вертолет к нам, в ФСБ. Мы знаем, что разработка этой уникальной боевой машины велась в строгом секрете. Но это отнюдь не дает абсолютной гарантии отсутствия утечки информации. Нам известны летно-технические данные вашего детища. Перед конструкторским бюро ставилась задача — создать боевой вертолет, который мог бы решать самые разные и самые трудные задачи и в России и даже за ее пределами. Не так ли?
Ломакин видел, что Главному конструктору очень не хотелось поддерживать разговор. Сцепив руки за спиной, он внимательно разглядывал собеседника. И хотя видел офицера ФСБ впервые, чувствовал, что Ломакин, этот с виду простоватый человек, умеет не только видеть людей насквозь, но и расположить к себе. Это подкупало в нём и Роман Олегович, почти готов согласиться с ним.
— Валерий Константинович, а как скоро вам понадобится вертолет?
— Скоро, очень скоро.
— Но поймите, вертолет единственный, с заводского конвейера сошел только один экземпляр. И мы опасаемся, что кто-то узнает, что он у нас есть. А что будет, если эта машина окажется в руках наших потенциальных противников? Ведь после этого наш многолетний конструкторский труд окажется, как говорится, псу под хвост, то есть будет бесполезным.
Ломакин сразу не отозвался, затем повернул голову и, выпрямившись, проговорил со вздохом:
— Безусловно, Роман Олегович, я понимаю ваше состояние. Повод для беспокойства, конечно же, существует. Спустя, скажем, пол года, максимум через год, наши возможные противники, захватив вертолет, повторят нас и сконструируют свою копию вертолета. Но, я полагаю, что вы предусмотрели функцию самоуничтожения этой боевой машины?
— Разумеется, такой вариант нами предусмотрен. — Главный конструктор кивнул головой и, помедлив, добавил: — Но поймите меня, Валерий Константинович, нам не хотелось бы рисковать опытной машиной. Не могли бы вы повременить до тех пор, пока мы не наладим серийный выпуск вертолетов?
Ломакин ответил не сразу. Ему по долгу службы приходилось выполнять задания, чтобы выяснить, куда девались украденные у Вооруженных Сил России боевая техника, огромные партии оружия, деньги. Шансы на то, что спецслужбы стран, потенциальных противников России не заинтересуются вертолетом КА-35, были ничтожно малы. Вся эта миссия с использованием опытного образца нового вертолета на северо-западной границе, вся, от начала до конца, становилась смертельно опасной. И кому, как не ему, знать об этом.
Помедлив, он сказал:
— В любом случае экипаж проверит машину в серьезном деле. Не исключено, что в реальной боевой обстановке. Летчики получат очень ценный опыт. Но, даю вам гарантию: вертолет ни при каких обстоятельствах не попадет в руки противника.
— Понятно, Валерий Константинович. В таком случае все. Вопросов больше нет.
— Я очень рад, Роман Олегович, что вы все поняли, и мы договорились.
— Что я конкретно должен предпринять, когда буду советоваться со своим руководством? Ведь я не могу принять такое решение без санкции начальства?
— Не делайте секреты из нашей встречи и постарайтесь изложить вашему руководству приведенные здесь мои аргументы.
Ломакин пожал руку Главному конструктору и вышел из кабинета.

***

В третьем часу дня Александр Нижегородов начал приготовления к знаменитой гарнизонной вечерке. Только человек, проведший смену на пронизывающем ветре зимнего моря, может понять, какое это блаженство — вернуться домой с боевого дежурства, отогреться и пребывать в предвкушении праздника. Вечер — союзник молодежи.
В номере, где Нижегородов живет с оператором Грошевым, — шум, веселье, суматоха. Музыкальный центр, усиленный колонками, выдает ритмы современной эстрады. Настроение капитана крутой параболой вздымалось вверх. Забывались трудный облет границы, всякие, связанные с этим тревоги. В коридоре бродили молодые офицеры, излучая стойкие волны духов и одеколона. На гладильном столе шипели утюги. До танцев оставалось несколько часов, но у Нижегородова уже появилось ощущение, что решение касательно гардероба, кажется, им найдено. К серому костюму подобрана белая сорочка, галстук и платочек бежевого цвета дополнили эту комбинацию. Такое искусство присуще ему, человеку изысканного вкуса.
В это время молодежь рыбацкого поселка двигалась к армейской авиабазе на танцы. Девчата шли отдельными группками. Шли стайками, не перемешиваясь, и старательно делали вид, что не замечают друг друга. На деревенской околице, на узкой тропке, протоптанной в снегу, сошлись начальник рыбнадзора Наташа Черкесова и Анжела Ланс — девушка строгая и чинная. Издалека заметив друг друга, обе медленно, словно принужденно, сблизились, вежливо и почтительно поздоровались. Дальше пошли вместе. Шли молчаливые и загадочные друг для друга.


***

Припарковав блестящую сигарообразную фордовскую машину у тротуара, Гарфилд Хил, выключил зажигание и вылез из кабины. Приехал он вовремя. Патрик Бауэр вынырнув из парной воды узкого черного бассейна, одевался. Как со старым приятелем он поздоровался с Хилом, а потом, прыгая на одной ноге, пытался с ходу попасть ногой в брючину. Гарфилд, наблюдая за манипуляциями босса, подумал, что ему сегодня повезло. Он знал: обычно, прежде чем вести деловой разговор, тот должен побывать в бассейне, выкупаться. Все это время Гарфилд Хил вынужден стоять на краю бассейна и терпеливо ждать. Эта страсть Бауэра к плаванью вызывала у Хила презрение, но что поделать. Постепенно он с этим смирился. Гарфилд жил в стране, где люди отдавали плаванью почти все свободное время. В стране, где без сдачи зачета по плаванию ученика в школе не переводили в следующий класс, не говоря уж о том, что каждого утонувшего запрещалось отпевать в костеле.
Гарфилд знал, шеф прежде чем завести разговор о деле, ему придется выслушать немного о пловцах, о том, что занятия в бассейне не способствуют разностороннему развитию человеческих качеств. Но сегодня Гарфилду повезло. Всего лишь несколько слов о прекрасных возможностях пловцов его страны в борьбе за медали на предстоящих олимпийских играх услышал он от Бауэра. И еще, расправляя рубашку на мокром теле, шеф рассказал всего одну историю, которая показалась Хилу забавной. Патер вспомнил то, что возникло в его жизни сразу после школы, и что он тогда считал любовью. Сначала все шло прекрасно: ожидание вечерних встреч, вера в то, что вытащил счастливый билет. Ведь она была дочерью весьма состоятельных родителей. Но когда дело шло к свадьбе, он стал замечать, как она из трепетной и нежной превращалась в чужую, холодную. Сначала он не понимал, что происходило. Вскоре все прояснилось. Оказывается ее родители навели о нем справки и, выяснив, что он Патер Бауэр, не ровня их дочери, отказали ему. Тогда он поклялся положить себя на алтарь и выбиться в олигархи. Сейчас, став миллиардером, он прошлое вспоминает сравнительно легко, но тогда была боль, невыносимая, саднящая боль.
— Между прочим, такое в жизни случается чаще, чем мы себе это представляем, — осторожно заметил Хил, рассчитывая тем самым прервать красноречие.
Когда поток красноречия наконец иссяк, они поднялись на второй этаж офиса, по архитектуре не уступающему королевскому дворцу. Величие этого огромного современного замка впечатляло.
Войдя в холл, Гарфилд осмотрел стоящую в двух шагах от него секретаршу и улыбнулся:
— Доброе утро, Салли. Как всегда ты неотразима. Прямо таки царевна.
Секретарша Бауэра поклонилась Хилу. Он внимательно посмотрел на нее, оценивая. Красивая стройная девушка одевалась с иголочки и пользовалась отличными духами. Ее вполне можно было считать достойной внимания. Но считать лишь при одном условии: если бы она не работала у Бауэра. Хил прекрасно знал чего она стоит на самом деле.
На вид Бауэру около тридцати. Мощная шея, нос с горбинкой, глаза запавшие под надбровные дуги придавали ему угрожающий вид. Угроза исходила даже от его светлых, коротко стриженных волос. Формально он считался  преподавателем в Военно-Воздушной академии. Но это было прикрытие. В действительности же он занимался покупкой и продажей военной техники. Он, Гарфилд Хил был при нем посредником. В это посредничество входили как вполне официально оформляемые сделки, так и бескрайний российский черный рынок. Хил третий год работал здесь, поэтому прекрасно знал зачем в свою команду шеф подбирал таких, как Салли Неш. И хотя девушка своим видом искушала его, Галфирда, он не обольщался ею.
Войдя в кабинет, они сели за стол у дальней стены. Хил  осмотрелся. Кабинет был обставлен скромно. Выделялись только картина, изображающая зимний пейзаж и большая электрифицированная карта мира с компьютерным управлением. Боковой столик занимал еще один компьютер. Рядом стояли несколько факсов. Хил всегда удивлялся при виде этого натюрморта.
Вошла Салли. Осторожно поставила на стол, за которым сидели Хил и Бауэр, тарелки с семгой, черной икрой, маринованными грибами. Закончив, вопросительно посмотрела на Бауэра. Тот, перехватив ее взгляд, повернулся к Хилу:
— Пить что будем, Гарфилд, по случаю нашей встречи?
— Неплохо бы коньячку выпить.
— Тогда, Салли, поставь то, что предлагает наш гость. И морс из северных ягод принеси. Только из холодильника достань.
— Хорошо, господин.
Секретарша кивнув, вышла из кабинета. Когда стук ее каблуков стих, Бауэр вопросительно посмотрел на Хила:
— Ну как чувиха?
Гарфилд неопределенно поводил головой.
— Соблазнительная девка.
— Может желаешь отведать?
Усмехнувшись, Бауэр сделал выразительный, понятный всем мужчинам жест.
— Отведать? — Хил перестал жевать.
— Ну да. Она выполняет сексуальные обязанности превосходно. Попробуй, не пожалеешь.
Снова вошла Салли и, легко пригнувшись над столом, поставила бутылку французского коньяка и графин с морсом, покрытый инеем.
— Теперь иди. — Бауэр легонько хлопнул девушку по ягодицам. — Понадобишься, я тебя вызову.
Чокнувшись и выпив, они принялись за закуски. Кушали молча. Когда выпили по второй, Бауэр заговорчески спросил:
— Догадываешься, зачем вызвал тебя?
Хил подался вперед, не проронив ни слова. Оба придерживались правила: Бауэр сам сообщит ему то, что нужно. Встречались открыто. Обычно у шефа. Тот сам звонил Хиллу, когда появлялось дело, Хил приезжал в офис.
— Думаешь, зачем я тебя вызвал? — он достал цветастый платок и тщательно вытер губы. — Меня интересует новый вертолет русских. Вертолет многоцелевой. Собирая его, конструкторы ушли от традиционной стройной схемы. Рулевой винт выполнен по типу фенистон. Боевые возможности вертолет обрел на Балтике. Машина сразу хорошо зарекомендовала себя. Как вариант — равноценное применение пилотажных и боевых качеств вертолета, как днем, так и ночью. Этого русские достигли установкой нового оборудования с использованием очков ночного видения. Для улучшения летных характеристик на вертолете установили несущую систему, которую отличают иксообразный рулевой винт и стеклопластиковые лопасти. Из всех винтокрылых особей мира эту машину можно назвать самой боевой. На сегодняшний день это основной тип вертолета в современной боевой авиации России. Сейчас это самая востребованная боевая винтокрылая машина на мировом рынке. В своем классе она не имеет себе равных.
Хил сосредоточенно слушал длинные излияния Бауэра, уставившись на его тяжеловатую, мясистую руку, лежащую на столе.
Шеф повысил голос:
— Вертолет русских по популярности можно сравнить разве что с автоматом Калашникова. Конструкторы обеспечили ему надежную защиту кабины и жизненно важных агрегатов. Пиком уникальности вертолета стало его умение летать вверх, вбок, хвостом и выписывать в воздухе невиданные пируэты, включая такие фигуры, как бочка и мертвая петля. Прибавило этой винтокрылой машине баллов и его вооружение — ракеты и подвижная тридцатимиллиметровая пушка. Эту машину русские предполагают использовать как воздушный командный пункт в составе вертолетной группы. Теперь ты, надеюсь, уяснил, что выпущенный в единственном экземпляре, этот вертолет, многоцелевой, разведывательный, должен принадлежать мне. Сейчас в мире не осталось стран, которые обходились бы без вертолетов. И прогноз говорит об уверенном росте спроса на подобную авиатехнику. С другой стороны предложить достойные машины способны далеко не все рыночники. Я должен удерживать лидерство в этой гонке. Это потребует колоссальных усилий. Но ты человек деятельный, тебе я верю. Мы должны доказать, что наша деятельность на рынке продаж военной техники самая состоятельная и жизнеспособная.
Хил молча качнул головой. А когда остался один на обледенелой, заснеженной улице он думал о том, что после захвата вертолета, произойдет прямая сделка между его шефом и ЦРУ. Гарфилд Хил прекрасно знал, что здесь, как и при заключении большинства сделок, нарушаются не только международные законы, но также и права России на рынке продаж военной техники и оружия. Это пугало Хила.

***

Ровно в шесть в клубе оркестр оглушительно грохнув медью, через минуту тихо и нежно заиграл нестареющее танго «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…». Мелодия звучала страстно и очень печально. Александр Нижегородов, выбрав место для наблюдения поудобнее, замер, слушая танго, в ожидании минуты, которой жил весь этот долгий день. Наступал решающий момент.
Играл оркестр. Девушки слушали, теснее прежнего прижимаясь к своим подружкам. Туманно смотрели на них парни. Считалось неприличным с первого танца выходить на круг, но второй танец полагалось танцевать, и Нижегородов теперь выискивал ту, которая решилась бы выйти на круг вместе с ним. Его глаза в конце концов остановились на стройной светловолосой девушке. Он облегченно вздохнул. Девушка производила впечатление. Ничем особенным она как будто не выделялась, но дымчато-серое ее платье, стоившее огромных денег и подчеркивающее ее хорошую фигуру, безусловно, впечатляло.
Оркестр из пяти человек, передохнув минуту, несколько раз грянул «К нам приехал наш любимый», зазвучал облегченно и чисто. Решающий момент наконец наступил.
Одернув, как гимнастерку костюм, Нижегородов твердым шагом, глядя перед собой, пошел через зал к светловолосой девушке.
— Разрешите пригласить на танец! — произнес он громче, чем обычно и склонил голову.
Девушка подняла голову, лениво, словно просыпаясь, рассеянно посмотрела на Нижегородова и пожала плечами.
Тонкие теплые пальцы легли в его ладонь, и они пошли танцевать. Нижегородову показалось, что зал тотчас наполнился чудесным сиянием ее глаз. Рядом, по залу глубокими виражами носились пары, разбившись на группы. Но Нижегородов и Анжелка, так звали девушку, не обращали на них внимания. Они что-то говорили друг другу, но Нижегородов ничего не мог разобрать. Зато сквозь музыку, отчетливо долетал до него ее переливчатый смех. Анжелка прекрасно танцевала, он ей не уступал.
Танец кончился. Нижегородов осторожно обнял Анжелу за талию, она не отстранилась. Прошептала, прижавшись губами к его уху:
— Саша, вы прелесть. Спасибо за чудесный вечер.
— Не стоит благодарить. Можно повторить, если вы не против наших дальнейших встреч. Ну как?
— Я, разумеется, не против.
Анжела выразительно глянула на часы. Подняла брови:
— Ого, уже десять минут одиннадцатого.
— Спешите?
— Да, поздно уже. — она вздохнула.
— Тогда я провожу вас.
Улыбнувшись, она опустила ресницы. А через пять минут они одетые выскочили из клуба и направились в поселок.
В этот вечер над Балтикой проплывали мохнатые темноватые облака. Молодой месяц то прятался за ними, то являлся почерневшей земле вновь. Ветра не было. В мире стояла настороженная тишина. Вдалеке тревожно и длинно лаяли собак. Нижегородов и Анжела медленно, будто считая шаги, шли по левой стороне дороги. Каждый думал о своем.
Нижегородов удивлялся почему кожа на его лице горела. Ведь морской снег вовсе не похож на пуховое одеяло, которое в Центральной России, на его родине, мягко укутывает пашни, обволакивает крыши сельских домов. Здесь не вязнешь по пояс в сугробах, не оставляешь на снегу глубоких следов. Морской снег колкий, похожий на ворсинки инея, обращенные к солнцу. Эти звонкие кристаллические чешуйки, как сосульки хрустят и крошатся под ботинками. Первое время по прибытии на Балтику Нижегородов с удивлением оглядывался на свои следы. Следов не было. Солнце мгновенно отращивало льдистые занозы. Хрупкие и переливчатые. Вот и сейчас на улице сырость, холод.
Шли молча. Нижегородову казалось, что Анжела шла бесцельно. Шла куда глаза глядят. Они продолжали идти, разговаривать не разговаривали, как будто жили друг от друга отдельно.
Анжела также как и он думала о разной разности. Усмехнулась, вспомнив о том, как Наташа Черкесова выглядела на танцах. Глупая девушка не понимает как завлечь Александра Нижегородова. Про себя Анжелка рассмеялась, представив наряд Натальи. Та одевается, конечно, броско, только относится к своим шмоткам как то без души. Видела Анжела, что Черкесова страдает от того, что не смогла выглядеть на танцах такой же красивой, как она, Анжелка. Наталья надела новое, бывшее в моде, по крайней мере два года назад, платье с большим вырезом на груди. У этого платья короткие рукава. Внизу оно сжималось, плотно обхватывая ноги. Платье на высокой груди и крутых бедрах Натальи натягивалось, обнажая ее тело. Парни в зале едва сдерживались, чтобы не рассмеяться, наблюдая, как Черкесова краснеет и смущается от своей неловкости и скованности. И чем больше она смущалась, тем насмешливее и злораднее смотрела на нее Анжела. Смотрела на деревенскую девушку, сравнивая ее с медведицей — накинь на нее меховую шубу и пойдет она напролом. Начнет дерзить, ругаться, всех расталкивать в ярко освещенном зале. Походка чужая, подергивающаяся.
Анжела приблизилась к Нижегородову, положила руку на его плечо, неизвестно от чего сладостно засмеялась и тихо проговорила:
— Саша, тебе нравится Наташа Черкесова?
— Я, поди, люблю ее, — усмехнулся он и, заметив, как Анжелка насторожилась, напряглась, решил успокоить девушку: — Знаешь, люблю по-сыновьи. Наталья для меня, будто мать родная.
При этих словах он смутился, подумал о голой спине Черкесовой. Спину открывал глубокий вырез, а выпирающая грудь это подчеркивала. Слишком узкое платье — мода, по крайней мере, двадцатилетней давности — мешала Наталье танцевать свободно, непринужденно. Это отметили парни и не хотели звать девушку в круг на танец.
Когда Наталья оказалась в двух шагах от Нижегородова и Анжелы, Александр сделал ей комплимент:
— Какая вы сегодня красивая, Наташа.
Выдержав короткую паузу, он, глядя на Черкесову, как на звезду, солидно, с достоинством повысив оценку, произнес:
— Ну прямо городская.
Теперь Наталья, выбравшись из клуба вместе с Нижегородовым и Анжелой, шла впереди них несчастная, съежившаяся. Они шли следом, шагах в тридцати от нее.

***

Летчики изучали район полетов. Им предстояло сдавать зачеты штурману авиабазы. Прямо как в институте.
Нижегородов полулежал в кресле. В руках держал учебник по топографии. Рядом на тумбочке распласталась крупномасштабная карта местности. Несколько тетрадей с записями капитан сложил стопкой.
— Что-то учиться не хочется, — Нижегородов тупо уставился на Грошева, сидевшего за своим учебником.
— Ты сказал тебе не учится? — Оператор вопросительно посмотрел на командира.
Нижегородов кивнул головой. Некоторое время офицеры молча отмечали на своих картах ориентиры, прикидывали примерные маршруты.
— Скажи, Саша, если не секрет, что это была за девушка, с которой ты весь вечер танцевал, а потом пошел провожать? — осторожно проговорил Грошев. — Ну та, что с Наташей Черкесовой приходила.
— А… ты о ней? — Неожиданный вопрос оператора озадачил Нижегородова, смутил. — Мы познакомились на вечере, раньше не встречались. Знаешь, Серж, давай больше не будем об этом….
— Хорошо, — сдержанно произнес Грошев. — Ты извини меня. Ведь я сразу не сообразил, что у вас серьезно.
— Ладно. Все нормально. — Нижегородов совсем стушевался.
Оба снова уставились в карты местности, изображая усердие. Тупо глядя в трехверстку, Нижегородов сидел, погруженный в раздумья.
Анжелка? Нижегородову приятно было думать о ней. Анжелка красивая девушка. Даже слишком. Прямо как с картинки. Хотя … Впрочем, она цену себе знает. Ему, Александру Нижегородову, пока надо разобраться в том, что сейчас сообщил ему Грошев. Прикидывается трепачом, рубахой-парнем, а на самом деле — полная противоположность. Способный видеть людей насквозь. Сейчас Нижегородова так и подмывало заговорить с ним об Анжелке, но, вспомнив о табу на эту тему, он огорчился. Расспрашивать не решился. Что ж, он постарается выяснить все сам. Однажды он уже обжегся на «молоке».
Аэродром авиационного научно - исследовательского центра, где перед тем как получить назначение на Балтику, служил он, капитан Нижегородов, располагался на расстоянии пятнадцати километров от большого города. Сверху открывалась чудесная панорама. Особенно хорош был город ночной. Пилотируя самолет под звездами, Нижегородов видел внизу белые здания, подсвеченные уличными фонарями, темноватые стройные лесополосы, впечатлял неумолкаемый гул автолюбителей. Машины двигались по залитым электрическим светом улицам. С реки тянул легкий свежий ветерок. Нижегородову было приятно ощущать его дуновение, особенно после долгого знойного без капли дождя дня. В ближайший выходной он решил совершить экскурсию по городу, в котором прежде не бывал даже проездом.
Нижегородов шел по улице и с интересом рассматривал городские достопримечательности. Рядом с кинотеатром соседствовали лицей, ателье «Соболь», несколько торговых киосков, выстроившихся в шеренгу, за ними жилые девятиэтажки, дальше, ближе к реке — просто частные домики с аккуратными палисадниками и длинными антеннами над крышами. Остановился возле пятиэтажного жилого дома. Над дверью невзрачного на вид помещения, в торце пятиэтажки, его привлекла вывеска. Крупными буквами было выведено: «Совет да любовь». Нижегородов понял: здесь размещалась брачная фирма. В нерешительности постояв у входа несколько минут, он надавил на ручку обшарпанной двери. Войдя и поздоровавшись, он разглядел седовласую женщину в очках.
— А что, мать, — спросил Нижегородов после того, как женщина представилась психологом службы знакомств, — невесты в вашем городе есть?
Женщина просьбе не удивилась.
— Кому и кобыла невеста, — проговорила она и начала носовым платком протирать стекла очков.
— Оно, конечно, в самом деле, некоторым и кобыла — это самое, — улыбнулся Нижегородов, охотно ввязываясь в разговор. — Но что же остальным, к примеру, мне, делать, если найти невесту не удается? Что делать-то?
— Вы правильно поступили молодой человек, что пришли к нам в службу знакомств. — изрекла женщина, продолжая протирать очки. — На сегодняшний день у нас в картотеке около пятисот человек. Кого-нибудь да подыщем. Вы принесли паспорт?
— Паспорт при мне. С чистой страницей семейного положения.
— Нет-нет, это не обязательно, поскольку сейчас у нас демократия, то мы не требуем, чтобы человек был непременно холост. Это личное решение человека. — Она протестующе подняла руку вверх. — А паспорт нужен вот для чего. В наше время все друг друга боятся, и присутствие документа помогает людям идти на контакт.
Через неделю Нижегородов собрался на свидание с девушкой, реквизиты которой он получил в брачном агенстве. Прикид им был продуман до мелочей. Решил, что выглядеть перед невестой он должен просто, но с достоинством. Собирался тщательно. Сначала он надел серый пиджак поверх накрахмаленной рубашки. Посчитал, что лакированные туфли и носки, белые в полоску — это то, что надо. После этого поглядел на себя в зеркало. Остался доволен. Повертел головой и, подмигнув, выскочил на улицу.
А дальше? О дальнейшем Нижегородов вспоминать не хотел. Он решил избавиться от непрошенных мыслей. Хотел настроиться на завтрашнее собеседование со штурманом. Снова разложил карты, расчеты, свои старые конспекты еще из авиационного Центра. Оператор Грошев с интересом наблюдал за ним. Душевное смятение командира ему было понятно. Но помочь не мог.
По объявлениям у Нижегородова было много встреч с девушками. В общении с ними с самого начала не позволял себе никаких вольностей. Не торопил события.
Женщины, отреагировавшие на телефонные звонки Нижегородова, затем принимали его ухаживания. Но эти манипуляции не вызывали у них блеска глаз, восторга, дрожи пальцев в руках. Важного, крутого поворота в своей судьбе он, Нижегородов, не ощущал.
Его длительные размышления относительно этих неудач привели к одному весьма важному открытию. Нет, он, назначая свидания женщинам, не обманывал их. Просто женщины представляли себе, его Александра Нижегородова, не таким. Оригинал разочаровывал. Человеку вообще трудно совпасть с письмом. Особенно, если оно прочитано пристрастными женскими глазами. Письмо не противоречит человеческому воображению. Как хотим, так и представляем себе избранника, размышлял Нижегородов, но при очном же знакомстве человек приобретает свой реальный облик. И тут далеко не всегда в избраннике или избраннице вспыхивает любовь с первого взгляда, от которой сердце готово выскочить из груди. После первого свидания с Нижегородовым девушки исчезали, будто видения.

***

Утро встретило капитана Нижегородова гулом двигателей. Прогнав остатки сна и помывшись под душем, летчик оделся и поспешил на аэродром.
В серых предрассветных сумерках техники заканчивали предстартовую подготовку вертолета.
Вскоре, позевывая, пришел оператор Грошев. Вместе офицеры обсудили маршрут полета и взаимодействие. Минут через десять подошли техники. Нижегородов взял у техника термос, отвинтил пластиковую крышку, плеснул себе кофе, затем отпил горячий, обжигающе-крепкий напиток. Подув, отпил несколько глотков. Термос пошел по рукам.
Попив кофе и вяло перекинувшись несколькими фразами, техники ушли.
Через несколько минут завыли, загрохотали, разгоняясь, турбины. Захлопали, проворачиваясь, винты. Под аккомпанемент работающих двигателей летчики забрались в кабину, и Нижегородов поднял винтокрылую машину в воздух.
Взлетели, когда небо на востоке заметно порозовело. Нижегородов без усилий переместил рукоятку пошагового управления. Чудо-машина послушно отзывалась на манипуляции пилота. Нижегородов остался доволен.
Летели над морем. Под ними расстилалась панорама обычного морского пейзажа: крутые темные волны с белыми барашками на гребнях. И ни души вокруг.
Мысли Нижегородова перескочили на дела земные. На Балтике происходило то, к чему он, капитан Нижегородов, готовился все это время. Его переполняли тревожные эмоции.
Накануне вечером командир авиабазы, пригласив экипаж Нижегородова к себе, внес ясность.
— Товарищи офицеры, — генерал как никогда был краток, сосредоточен и серьезен. — В связи со сложной обстановкой на Балтике ваши задачи следующие: воздушное патрулирование вдоль границы, которая совсем рядом, и всего прилегающего района. Поиск нарушителей в приграничной полосе, обеспечение мероприятий по их нейтрализации. Разведка. На вас будут работать морские погранчасти. У меня все. Ясно?
— Так точно! — Нижегородов вытянулся в струну.
Из кабинета командира Александр вылетел, как на крыльях: долгие монотонные, похоже, обретали ясность, конкретность при защите границы России на этом стратегическом направлении. Ведь именно отсюда не только в сорок первом году, но и веками на Россию шли волны захватчиков. Летчики истребительного полка для предотвращения провокаций противником у границ воздушного российского пространства, совершали до десяти боевых вылетов в сутки. А иногда вылетали до тринадцати раз. То есть все эти годы «дружбы с западом» в воздухе над Балтикой идет невидимая война двигателей и нервов. Авиация НАТО дислоцирована на довольно обширном пространстве. Полки стоят и перед Калининградской областью, и позади нее. В Литве уже базируются самолеты НАТО. В любой момент их число способно резко увеличиться. Поведение противника вполне предсказуемо. Авиация этого блока намерена и впредь с удвоенной наглостью лазить по воздушному пространству России.
Медленно тянулись минуты полета. Горизонт был чист. «Ну где же они?» — Нижегородов вертел головой почти на 270 градусов. Несколько минут тому назад с командного пункта пришло подтверждение о вероятном появлении у них по курсу «фантомов». Вдруг, вглядевшись, он увидел две черные точки. В слепящих лучах восходящего солнца точки быстро обретали контуры самолетов. Черные силуэты стремительно приближались. Нижегородов впервые видел натовские самолеты. Пара тяжелых, продолговатых истребителей скорее напоминала неуклюжих ворон. Оба самолета тяжело переваливались в небе. Но поддаваться иллюзиям не стоило. Нижегородова предупреждали: истребитель «фантом» — машина скоростная, стремительная и беспощадная в атаке. Этот самолет проявил свои лучшие качества в ряде локальных вооруженных конфликтов, как во Вьетнаме, так и на Ближнем Востоке.
Пара «эф-четвертых» слаженно заходила из задней полусферы, имитируя атаку. «Давайте-давайте. — усмехнулся Нижегородов. — Мы тоже не лыком шиты».
Пролетело еще несколько секунд, несколько ничтожных мгновений, и пилот ведущего «Фантома» круто спикировал на вертолет. Нижегородов увидел под широким изломом крыльев истребителя ракеты и шестиствольную пушку «Вулкан», способную поддерживать темп стрельбы до шести тысяч выстрелов в минуту. Даже один такой самолет представлял собой очень серьезную опасность, не говоря уж о паре истребителей. Огневой мощи вертолета вполне хватало, чтобы на равных сразиться даже с целым звеном «Фантомов». Но этого делать было нельзя.
Нижегородов принял самое простое решение — уклониться от боя, сымитированного натовскими летчиками. Покосившись на своего «правака», он крикнул:
— Действуй, Грошев!
Тот бросил быстрый взгляд на командира и нажал кнопку, как клавишу баяна. «Художества» россиян повергли натовских летчиков в шок. Цель — чудо-вертолет исчез. Его скрыл плотный белый туман. Он поднимался вверх, словно пена, выпущенная из бутылки с шампанским вином. Эта дымовая завеса заполняла пространство, делая российский вертолет невидимым даже на радарах «Фантомов».
Ведущий пары, покружив некоторое время, как бы в раздумье, стремительно развернулся и повел истребитель на Запад. За ним устремился ведомый.

***

В тот вечер произошло то, к чему он, Александр Нижегородов, подсознательно готовился все это время. В оружейной комнате он достал из кобуры свой пистолет и передал дежурному. За пистолетом последовали запасные магазины с патронами и десантный нож, который Нижегородов пристегивал к правой голени. Довольно скоро он, как и обещал Анжелике, направился в рыбачий поселок. Прошел мимо своего, замершего на стартовой площадке вертолета. В серых вечерних сумерках винтокрылая машина взлетном поле походила на сгусток тьмы. Вспыхивали и гасли карманные фонарики: техники обслуживали вертолет. Вскоре аэродром остался позади.
Зимняя дорога шла вдоль морского побережья и казалась Нижегородову совершенно пустынной. Он двигался осторожно. Резкий ветер, который налетал порывами, бросал в лицо Нижегородова снег. Порой снегопад переходил в метель, и Нижегородов видел все перед собой смутно. Перед глазами белела снежная паутина. Нижегородов боялся сбиться с пути. Эта торжествующая и гибельная краса его покоряла. В то же время он интуитивно всем телом ощущал настороженную на него западню. Постепенно он, примерившись к погоде, к холоду, шел в вечерней безнадежной мгле к Анжеле, той самой, казавшейся ему единственной, часто бывавшей с ним и в сновидениях и наяву. Так он начал жить странной, обособленной и замкнутой в самом себе, жизнью. Впрочем, внешне все выглядело прекрасно.
На дискотеку в Дом офицеров Анжела иногда приходила с Наташей Черкесовой и происходило обычное: рыбачку парни танцевать не приглашали, и та делала вид, что ей на все наплевать. Однако у гордой девушки глаза были печальные. А Анжела, понаблюдав за ней, брала Нижегородова под ручку, и они отправлялись гулять по длинной улице военного городка. Вслух говорили о разных разностях, а в душе каждый думал о своем.
— Странный ты человек, Саша, — задумчиво проговорила однажды Анжела и, запрокинув голову, посмотрела на Нижегородова. — Мы встречаемся уже довольно долго, о многом говорили, но самого главного от тебя я так и не услышала.
Высказавшись, Анжела усмехнулась и повела плечом. Ее голос, приглушенный ветром, прозвучал печально, сердце Нижегородова от этого открытия зашлось тоской. В ее голосе не чувствовалось раздражения, были только тоска и усталость. Анжела говорила о нем, Нижегородове, так, что он представлялся себе глупым и посторонним человеком, если не мог признаться в любви такой девушке, как Анжелка. По ее виду он понял — она решает сейчас, стоит ли продолжать с ним отношения, а ему нужно срочно определиться, стоит ли принимать ее тон или все же разобраться действительно нравится он ей или это очередная, как было в службе знакомств, игра в кошки -мышки. Он этого не знал.
Нижегородов продолжал еще несколько минут идти к месту встречи с Анжелой и уже издали увидел машину. Она ехала по той самой дороге, по которой шел Нижегородов. Машина была низенькая и быстроходная. Опыт и предостережения офицеров службы безопасности, подсказывали Нижегородову, что в таких автомобилях разъезжают гангстеры и террористы. Его натренированный мозг просигнализировал об опасности.
В эту минуту машина пронеслась мимо Нижегородова, затем вдруг резко остановилась и задним ходом стала приближаться к нему. От волнения он тяжело дышал. Помочь ему никто не мог. На всякий случай тщательно огляделся. Дорога по-прежнему выглядела пустынной. Никого, кого можно было бы позвать на помощь, не обнаружив, он, обреченный, остановился. Ему казалось, водитель повел свой автомобиль на столкновение с ним. Через минуту машина сбавила скорость и, подъехав к Нижегородову, остановилась почти впритирку. Взвизгнули шины.
— Капитан Нижегородов? — пижон с волосами до плеч оперся локтем о дверцу в раскрытом окне.
Нижегородов промолчал. Стоял в раздумье. За ним явно следили. Кто-то интересовался тем, что он выполняет, вылетая на боевые задания. В общем, это подстроенная ловушка. Скорее всего, не смотря на секретность, кто-то, похоже в штабе авиабазы распустил где-то язык, и кто-то ухватился за это сообщение. Ошибка это или преступный умысел, Нижегородов пока не знал. Он понимал одно: на него уже обратили достаточно внимания. Теперь необходимо как-то реагировать на визит к нему непрошенных гостей.
Нижегородов переступил с ноги на ногу:
— А с кем я мог бы говорить? Представьтесь, господин.
Длинноволосый заерзал на сиденье. Оживился:
— Ах, вот оно что! Тогда слушай. Мне известно, что ты тут гуляешь каждый вечер. С телкой, с Анжелкой. А у нас правило: новенькие даром не гуляют. Требуется отгрузить. Уж извини.
— Отгрузить? — Нижегородов изобразил раздумье. — Ну, а если у меня нет бабок?
Дверца машины распахнулась, и волосатый парень вырос перед ним.
— Сапог, ты что, только на свет родился и не понимаешь, что бабки мы выбьем из тебя. Только обойдется это дороже.
Парень, сунув руки в боковые карманы серой куртки, ждал. И тут произошло нечто неожиданное для обоих. Нижегородов в первое мгновение не понял, каким образом за его спиной очутилась чья-то рука. Выброшенный вперед кулак резко всей тяжестью тела ударил волосатого под дых. Нижегородов отметил, удар получился. Парень, слабо вскрикнув, согнулся и начал падать. Однако, уже в следующее мгновение Нижегородов понял: медленное падение обошлось парню слишком дорого, поскольку он тут же пропустил два удара нападавшего. Удар ногой в пах еще больше согнул волосатого. А после очередного, выполненного профессионально, хлестко-молниеносного и тяжелого, как кувалда удара в челюсть, он осел на снег в полной отключке. Нижегородов тут же обернулся. Рядом стояла Анжела. Потянувшись, освобождаясь от напряжения, она посмотрела сначала на нокаутированного ею парня, а затем перевела взгляд на Нижегородова:
— Как дела?
— Теперь ничего. А как это ты его?
Анжела видела, как много говорил его взгляд. Этот взгляд просто умолял ее, и она улыбнулась:
— А что я? Если тебя интересует, то у меня черный пояс по каратэ. Поэтому потрясно все получилось.
Нижегородов все еще отказываясь верить своим глазам, при этих словах буквально опешил от изумления. Немного придя в себя, вздохнул:
— Слушай, ты не могла бы позаниматься каратэ со мной.
— Без проблем.
После того, как они привели длинноволосого парня в чувство, Анжела пригласила Нижегородова к себе. Он согласился.
В рыбачьем поселке Анжела привела Нижегородова к видневшемуся в темноте строению. Остановившись, он огляделся. Это был небольшой двухэтажный коттедж с балконом и террасой.
У входа, освещенного тусклым матовым светом, Анжела, потянувшись на цыпочках, обняла его и молча поцеловала. Сначала Нижегородов не мог поверить в свое счастье, но после ужина, выяснилось, что он без особых объяснений может остаться здесь на ночь.




***

Майор Стэнли Борн, высокий, стройный, шел по летному полю к своему истребителю. Настроение у пилота НАТО было прекрасное. Утром командир полка Гари Тейт, распустив строй, попросил майора Борна остаться. Стэнли отметил: полковник  был собран и серьезен как никогда.
В кабинете майор, по характеру улыбчивый и бесшабашный, прогнав свою простодушную веселость, теперь держался со сдержанным достоинством.
— Стэнли, к тебе будет просьба, — полковник сделал глубокий вдох. Голос его показался Борну непривычно озабоченным.
Майор медленно наклонил в знак подтверждения голову:
— Слушаю вас.
У Тейта было продолговатое лицо с сеткой мелких складок, протянувшихся через весь лоб, темные глаза и густые волосы цвета воронова крыла.
— Стенли, — повторил он, Переводя дыхание. — Ты должен вылететь, отыскать в небе новый вертолет русских и принудить его совершить посадку на нашем аэродроме в Норвегии. Письменного приказа не будет. Надо сделать так, чтобы твой полет сохранился в тайне. В случае успеха мне лягут на плечи генеральские погоны, а тебе на твой счет в банке будет перечислена кругленькая сумма, сто миллионов долларов. Сумма может удвоиться. Наша мечта — это деньги. Ты же знаешь.
Верно, подумал Борн и почувствовал, как ослабло его напряжение, а вслух произнес:
— Когда взлетать?
— Часа через два. — Полковник поглядел на Борна, тот смотрел прямо перед собой, мол теперь это мое дело — и дальнейшие действия я осуществляю сам. — Ты отдаешь себе отчет в том, что ждет тебя впереди?
Напряженность Борна теперь уже совсем как рукой сняло, и он твердо проговорил:
— Считаю, что операцию по захвату чужого вертолета следует отнести к разряду упрощенных. Она может только немного затянуться. Но что поделаешь?
Тейт поводил головой слева направо, справа налево, произнес:
Тебя могут и накрыть. Винтокрылая машина русских — это многоцелевой вертолет-невидимка. Внешне он мало отличается от своих предшественников и превосходит зарубежных. Таким образом, с появлением этого уникума военное превосходство НАТО в воздухе оказалось под вопросом. Пальма первенства перешла к России. Вертолет русских способен быть и штурмовиком и даже истребителем. Оснащен ракетами «воздух—воздух» и «воздух — поверхность». Во внутренних отсеках вертолета размещаются фугасные и бронебойные снаряды. Имеется лазерное оборудование. В нештатной ситуации машина может обойтись без пилота. Компьютерная система с заложенной на логарифмы программой все сделает за летчика. Конструктор обеспечил вертолет умной обшивкой из специального материала, благодаря чему корпус отражает радиолокационные волны и это делает его невидимым для радаров. Поверхность же вертолета снабжена полутора тысячами мелких ячеек, что позволяет летчику с большой высоты распознать, скажем, автомобиль. Это, повторяю, многофункциональный вертолет-комплекс. Боевые задания он выполняет безупречно.
Прошло почти полчаса, пока Тейт закончил. Еще несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла. Потом обсуждали подробности выполнения предстоящего задания.
— У тебя есть ко мне вопросы? — спросил затем полковник.
— Никак нет, — Борн щелкнул каблуками. — Все ясно, сэр.
К приходу майора техники на аэродроме уже подготовили «фантом». Проверили и заправили самолет, зарядили пушки, подвесили ракеты. Борн забрался в кабину и подключился к бортовой радиосети:
— Эф-четыре к взлету готов.
Несколько минут Борн провел в томительном ожидании. Наконец в наушниках прозвучала долгожданная команда руководителя полетов:
— Эф-четвертому взлет разрешаю.
Борн поднял истребитель на малую высоту. Солнце, едва показавшись из-за горизонта, тут же спряталось в космах серых предутренних облаков. Задула пурга. Борн ее не ждал. По стеклам кабины зашуршал обледеневший снег.
Майор внимательно обследовал пространство. Смотрел на карту, лежавшую у него на коленях. Перед вылетом он проложил на карте черным карандашом линию курса, а координаты предполагаемой встречи с русским вертолетом очертил кружочком и в центре нарисовал крест. Полковник Тейт спросил, мол, что этот крест означает? Борн усмехнулся, но глаза его оставались серьезными, и ответил со злостью: «Конец русским. Так и так конец. Если вертолетчики откажутся следовать за натовский аэродром, тогда я уничтожу их здесь».
Сейчас он сверял свой курс с направлением, по которому должен следовать русский вертолет.

***

Вертолет барражировал над нейтральными водами, выискивая шхуны, которые могли войти в район российской границы. Но иностранные рыбаки вели себя смирно в этом районе, и это было для летчиков что-то вроде щадящего режима. Именно так высказался Грошев, после часового патрулирования над морем.
— Рано радуешься, — процедил сквозь зубы Нижегородов, отреагировав на реплику оператора. — Этот участок — слишком лакомый кусочек для браконьеров. Учти, что рядом граница с Норвегией и что всегда можно улизнуть на сопредельную сторону. В общем, посмотрим, что будет дальше.
Грошев кивнул: поживем — увидим.

***

Стенли Борн, набрав высоту, сделал боевой разворот. Переложив самолет с крыла на крыло, он внимательно обследовал пространство. Внизу среди ледяных полей чернела вода. От воды поднимался пар и растворялся в густых, лохматых облаках. Борн, не обнаружив ничего подозрительного, перевел взгляд на приборы. Усмехнулся. Майор поднял  «Фантом» на предельную высоту и был доволен собой.
— Эф-четвертый, что показывает радар? — услышал Борн голос руководителя полетов.
— На радаре ничего не видно.
— Но разведка докладывает о большой активности русских.
Борн понял: русский вертолет приближается к нему, хотя в настоящий момент он летел один в бескрайнем небе. Майор вел истребитель, бессистемно раскачивая ручку управления и педали. Теперь нужно было изменить поведение.
— Меняю курс на десять градусов, — передал он руководителю полетов и стал плавно вводить самолет в вираж. Выровняв машину и вертя головой по сторонам, обеспокоено подумал: Где же этот чертов вертолет? Неожиданно его охватила тревога — а что если с захватом вертолета у него ничего не получится? Но усилием воли он отогнал эти непрошенные мысли и сосредоточился на приборах.
Прошло несколько секунд, несколько томительных мгновений, как вдруг Борн засек какую-то активность на радаре самолета. Тут же последовал его доклад на командный пункт:
— Большая птица на радаре. Цель приближается.
— Входите в воздушное пространство.
— Там очень опасная зона, сэр.
— «Фантом» дает вам большое преимущество. Входите.
Борн отвел ручку управления от себя. Самолет, теряя высоту, вошел в пикирование. Русский вертолет теперь был перед ним, словно таракан на белой стене.

***

— Командир, вижу цель! — выкрикнул Грошев и весь подался вперед.
— Натовский истребитель что ли? — Нижегородов покосился на радар. — Понятно. Теперь и я вижу неприятеля над морем. Очередная провокация.
— Уходим или принимаем бой, командир? — Грошев повернулся к Нижегородову.
— О чем ты, Сергей, о каком бое говоришь. Мы в районе нейтральных вод. Сейчас «Фантома» завалим, представляешь, какой поднимется шум, Международный конфликт может разразиться.
— Ну как скажешь. Мое дело сидеть на правом кресле.
Нижегородов ничего не ответил, явно раздосадованный тем, что обстановка менялась не в лучшую для них сторону. Огневая мощь вертолета вполне позволяла им сразиться с «Фантомом» на равных, но об этом даже думать было нельзя. Натовский летчик в случае конфликта может заявить, что он отрабатывал учебные задачи.
Вдруг общепринятая для международных переговоров волна донесла до слуха Нижегородова короткую английскую фразу:
— I order to land!
— Сесть предлагаешь. А это ты не хотел. — Нижегородов показал средний палец.
— I order to land, — повторил свое требование натовский летчик.
Нижегородов промолчал и на этот раз, думая о том, что предпринимать. Ситуация быстро приобретала более серьезный, чем он полагал, оборот.
Натовец, не дождавшись от россиянина ответа, снова вышел в эфир:
- I you don' t obey I'ii start the fire!
— Представляешь, Сергей, наш «друг» нам угрожает, мол, если не сядете, то открою огонь на поражение.
— И что теперь, командир?
— Передам, что подчиняемся, — произнес Нижегородов, не разжимая зубов, и щелкнул тумблером радиопереговорного устройства.
Внезапно под плоскостью натовского истребителя сверкнул огонь. Грохнул залп, и четыре ракеты пронеслись мимо россиян, вертолет сильно тряхнуло. Неведомая сила рванула летчиков из кресел. Машина однако удержалась в воздухе. Сработала многоуровневая защита. Мощные взрывы пробили лед, образовав огромную темную полынью. Натовский самолет пронесся совсем близко от вертолета и, вырвавшись вперед, качнул крыльями: летчик требовал следовать за ним.

***

Майор Борн никак не мог найти вертолет русских. Он сверял свой курс с направлением, по которому тот должен следовать, но все было безрезультатно.
Сверху Борну хорошо была видна поверхность моря, скалистый берег. Следов вертолета в небе не было, и Стенли опасался, как бы русские не разбились о скалы. Он менял курс, пролетев несколько дальше, возвращался раздосадованный. А как можно не досадовать на себя, если он, майор Борн,  не может справиться с одним  единственным вертолетом? Летательный аппарат, сочетавший по словам полковника Тейта, свойства вертолета и самолета, исчез.
Борн недоумевал, как он мог потерять в небе вертолет. Его упустил из виду и бортовой радар, который майор перевел в особый режим поиска цели. Вертолет, даже с определенными свойствами самолета, не может летать с крейсерской скоростью. Шестьсот километров в час — его предел. Значит, таинственный вертолет не мог уйти от «Фантома», поэтому он где-то рядом. Борн, придя к такому умозаключению, несколько успокоился.
Итак, он, майор Борн, должен найти вертолет, и если русские не подчинятся приказу следовать за ним, уничтожить. Бортовой ракетный комплекс позволял летчику уверенно поражать цели, в том числе и низколетящие.
Майор решил тщательно прочесать район  исчезновения вертолета на малой высоте. Отжав ручку управления от себя, он перевел истребитель в пикирование и выровнял только на высоте какой-то сотни метров над водой.  «Фантом» помчался над морем, с грохотом разрывая небесную ткань.
Вскоре, после принятого решения обследовать местность на бреющем полете, Стенли вдруг заметил чудо-вертолет. Тот по крутой глиссаде стремительно снижался. Борн сразу понял: русские лётчики решили уйти на максимальной скорости в горы и попытаться спрятаться от погони за скалистым хребтом. В тоже время Борн сразу сообразил: русский пилот включил мощную «глушилку», сразу же лишив Стенли возможности вести переговоры с руководителем полетов. Повторить приказ о посадке он теперь не может. А раз так, то наглецов, которые все продумали и хотят уйти от ответственности, нужно наказать по всей строгости.
Борн мысленно отдал себе приказ об атаке. Пара ракет «воздух—воздух», и он разнесет русскую «вертушку» вдребезги.
Майор нажал гашетку, и с консолей «Фантома» ушли одна за другой две ракеты, предназначенные для поражения воздушных целей. Однако русский летчик, продемонстрировав удивительную верткость, ушел от атаки. Обе ракеты взорвались на горном склоне. Вертолет продолжал безнаказанно уходить в горы. Видимо, русский пилот был уверен, что замотает натовского летчика и оторвется от преследователя. Этот вывод окончательно разозлил Борна, заставил его плотно стиснуть зубы. Он резко двинул ручку управления от себя и увеличил скорость полета. А в следующую секунду произошло непредвиденное. «Фантом» зацепился крылом за выступ в скале и тут же был отброшен. Перевернувшись в воздухе, самолет покатился вниз по склону. По мере движения он разваливался, превращаясь в горящие обломки. Майор Борн, взрывом выброшенный из кабины на скалу, слета грохнулся головой о камень и мгновенно умер.

***

На командный пункт, куда после посадки вертолета срочно вызвали Нижегородова, он шел, все еще пребывая под впечатлением скоротечной и жесткой схватки с «Фантомом». Когда натовский истребитель рухнул на камни и, охваченный пламенем, покатился вниз, Нижегородов мысленно проговорил: «Так тебе, стервец, и надо. Ты шел с мечом на меня, ты от меча и погиб». При этом в душе у него не было ни криков радости, ни восхищения, он ощущал только торжество победителя. С этими мыслями он вошел в кабинет командира авиасоединения.
В кабинете Нижегородов кроме генерала увидел группу офицеров из особого отдела. С минуту особисты неотрывно смотрели на него, но Нижегородов ничем не выдал своих чувств. С пристрастием допросив его и Грошева, сотрудники особого отдела взяли со всех подписи о неразглашении, улетели, увозя с собой подробный рапорт Нижегородова, над которым тот корпел почти два часа. После того, как особисты отбыли, генерал сказал:
— Капитан, сейчас пойди выпей коньяка и иди отдыхать. Сегодня ты летать не будешь.
Нижегородов не проронил ни слова. Кивнув, он вышел из кабинета.

***

Войдя в квартиру, Нижегородов, плюхнулся в кресло. Посмотрел в сторону спальни. Анжела лежала на своем обычном месте на койке спиной к нему и спала.
К семейной жизни Нижегородов еще не привык. Перевезенная от Анжелы мебель здесь стояла кое-как. Одежда так и лежала на диване с тех пор, как Анжела переехала к нему. На спинке кресла легкомысленно висели колготки. Он каждый день уходил рано утром, торопясь на службу, а приходил домой поздно вечером. Окончательная уборка откладывалась.
Нижегородов перевел взгляд на окно — сплошная темнота, ничего не видно. Луна зашла за облака. Он не стал включать электричество. Не хотел будить Анжелу. Все так же сидел в кресле, привыкая к темноте. Через несколько минут глаза довольно четко различали предметы. В комнате не произошло никаких признаков того, чтобы Анжела переставила или переложила. Нижегородов не понимал, как ему вести себя с Анжелой. Многое в ее поведении выглядело странным, а отдельные поступки были непредсказуемыми. Когда они начали встречаться, Нижегородов иногда глядя на нее, еле удерживался, чтобы не предложить ей лечь с ним в постель, а она знала, что нравится ему и чтобы сблизиться с ним, не стала рассказывать байки, а нашла более простой способ: сама предложила ему пойти в загс. Странная все-таки эта штука жизнь. Ведь он и Анжела знали друг друга всего несколько недель, а теперь живут вместе. Он знал: Анжела — женщина чуждая его принципам. Но после того, как они объяснились в любви, Нижегородов положил свою руку на ее ладонь и серьезно произнес:
— Ты выбрала из множества мужчин меня. Значит, мне просто повезло. Тем лучше, что инициатива исходила от тебя.
Она взглянула на него и улыбнулась. С минуту он молчал, изучая ее взгляд, подумал, что в улыбке Анжелы было что-то странное, а в поведении какая-то неловкость. Спросил, прервав паузу:
— Тебя что-нибудь смущает?
Она наклонила голову к плечу:
— Есть немного. Я хотела бы с тобой объясниться. И объясниться начистоту. Ты ведь служишь в секретной организации. Типа КГБ.
Он усмехнулся:
— КГБ сейчас нет.
— Тогда возможен аналогичный вариант. Это не столь важно.
— А какое отношение к нам с тобой может иметь моя служба? Мы же не в монастыре…
— Правильно. Но есть причины…
— Какие причины? — Он посмотрел в упор.
— Знаешь, Саша, я ведь англичанка.
В недоумении он оглядел девушку. Никаких признаков враждебности не заметил. Внезапно мелькнуло: с помощью Анжелы сейчас ведется слежение за ним, за испытаниями чудо-вертолета. Но ведется ли?
— Что значит англичанка? Это чушь!
Анжела покачала головой:
— Ну что я могу сказать. Я подданная страны туманного Альбиона. Мои родители русские, в смысле русские эмигранты. Когда тут началась смута и развалился Советский Союз, мои папа и мама эмигрировали в Великобританию. Тогда многие так делали. В эмиграции я родилась. Родители всегда говорили со мной по-русски.
Выслушав ее, он в раздумье проговорил:
— Выходит, ты боишься меня скомпрометировать?
— Получается так.
— И все же идешь на риск.
— Правильно понимаешь меня.
Она подняла глаза на него, и он почувствовал приятное головокружение. Понял, что не может без нее.
— Мне очень-очень захотелось побывать на исторической родине, сравнить ощущения.
— Ну и каковы эти ощущения?
— Саша… Саша, я очень люблю тебя. В последнее время, с тех пор как мы познакомились, я только и мечтаю, только и жду той минуты, когда…
Договорить ей он не дал, подхватил:
— Ждешь, когда я сделаю предложение?
Она кивнула.
— Так сделай сама, — сказал он полушутя — полусерьезно и, улыбаясь, добавил: — У нас у русских говорят: «Если Магомет не идет к горе, тогда гора сама идет к Магомету» Чего ты медлишь?
— В таком случае, считай, я его сделала. Ты не возражаешь?
— Я понял, поэтому со своей стороны просто торжественно делаю тебе предложение.
Нижегородов не узнавал самого себя. Голова продолжалась кружиться. Ему казалось, он находится в состоянии полусна, гипноза. А когда выходил из этого состояния, то в голове мелькало: все что он испытывает — происходит не с ним.

***

Вылет был срочным. На аэродроме — резкий ветер с моря. Холод. Сырость. Косые хлопья мокрого снега стегают по лицу. Только человек, проведший несколько часов полета над штормовым зимнем морем, знает, какое это блаженство вернуться с аэродрома домой, в теплую квартиру. Так и не успев отогреться он, капитан Нижегородов, и Сергей Грошев выскочили из подъезда, натягивая на ходу пятнистые куртки. Бежали, скользя по бетонным плитам.
Ночь обступила побережье, приблизилась, когда на боевой информационный пункт поступило сообщение: нарушена граница. Исчез глиссер. Суденышко вроде бы стояло вместе со всеми. Утонуть не могло: на воде кораблик на редкость устойчив. Командир авиабазы вызвал к себе Нижегородова и Грошева. Втроем они отмечали по карте квадраты, где предположительно могло оказаться пропавшее судно.
Через двадцать минут Нижегородов поднял вертолет, отжав машину на пучке белого света, с бетонного покрытия. Взлетел и в слабом крене, набирая высоту, помчался по ночному, замутненному снежной пеленой, небу. Нижегородов сидел в кабине, во тьме среди красных, как зажженные сигареты, табло, циферблатов, надписей. Где-то внизу во тьме следовал глиссер, связанный с чутким радиолокатором ночного видения в вертолете незримой струной. Летчиков связывали с землей голоса, позывные эфира. Надо обнаружить и задержать глиссер во что бы то ни стало. Это и называется — поиск.
— Мы точно не знаем ветром ли сорвало судно с причала — Генерал не договорил и Нижегородов уловил на себе его пристальный взгляд. — Но, быть может кто-то управляет глиссером. Суденышко покрутится-покрутится до рассвета, а потом вернется. Вероятно, кто-то поблизости бродит и принюхивается. Не исключено, что….
Нижегородов понял эту недоговоренность командира. Пограничная жизнь всегда складывается из десятков «если» и «возможно». Чудо-вертолет — объект наиболее вероятного интереса противника в этом районе Балтики. Опять предположение. Сейчас Нижегородов, сидя в полутемной кабине, как бы додумывал за тех, кто предположительно разрабатывал серьезную операцию.
Нижегородов зорко следил за приборами. Двигатели тарахтели не более чем обычная швейная машинка. Удивительно тихо вращались лопасти несущего винта. Включенная Нижегородовым автоматическая система управления уверенно вела вертолет. Это позволяло существенно снизить нагрузку на летчика. Тем самым автоматика оставляла Нижегородову максимум сил для выполнения непосредственно  боевой задачи. Рельеф местности почти не проецировался в ночи, но Нижегородов отметил, что оператор Грошев терпеливо вглядывался в полупрозрачную векторно-графическую сетку проецирования индикатора лобового стекла. И Нижегородов не удивился, когда тот закричал: «Есть!» Капитан быстро перехватил управление у автоматики и посмотрел на экран бортовой радиолокационной станции, на котором высветилась яркая «птичка» — отметка от цели. Нижегородов на мгновение представил, как суденышко то взлетает высоко на гребень крутой волны, то стремительно несется вниз, в темную пучину моря.
— Следите за курсом, — приказал он оператору и тотчас доложил на командный пункт: — Вижу цель.
— Вас понял, 315-ый, — отозвался руководитель полетов. — Координаты цели….
— Квадрат ноль четыре-двадцать один. Балтийское море. Стандартное европейское время — девятнадцать часов. Радар засек активность на глиссере, вероятно там установлен датчик.
Нижегородов радовался, вспомнив напутствие командира авиабазы перед вылетом: «Чем скорее обнаружите глиссер, тем лучше для нас всех.
— 315-ый, работа закончена. Возвращайтесь на точку. Вас сменят «зеленые».
— Пора домой, братец, — весело проговорил Нижегородов, и его слова потонули в молодом, радостном гоготе оператора. Цветной шнурок на его камуфляжной куртке затрепыхался от смеха.



***

Лейтенант Грошев стоял рядом с Нижегородовым и наблюдал, как руки солдат извлекали из вертолета реактивные снаряды, втаскивали их в автомобиль и размещали в кузове. Ловко завершив разгрузку вертолета, они залезли в кабину, и машина обслуживания отъехала. Померкли отсветы на консолях лопастей.
— Ну что, командир, испаряемся? — подмигнул оператор Нижегородову.
— Айда! — кивнул тот Грошеву и дернул молнию, расслабляя стянутое меховой курткой тело.
Они отчалили из-под висящих лопастей и пошли через летное поле по бетонным плитам. Грошев искоса поглядывал на командира. За эти два месяца он успел привязаться к Нижегородову. И привязался не оттого, что Нижегородов прекрасный летчик, и что с ним комфортно ему, Грошеву. Но ведь все эти месяцы он, лейтенант Грошев ощущает жгучий стыд. Знал бы Нижегородов, какая подоплека свела их вместе. Не знает, и даже ни о чем не догадывается. Контроль. Или слежка, если хотите… Все равно — хрен редьки не слаще, какой бы ни была формулировка. Нижегородова нельзя назвать неблагонадежным. Просто он, лейтенант Грошев, обязан охранять военные секреты. И это при том, что он, Грошев, сотрудник федеральной службы безопасности, а Нижегородов, понятно, в ней не состоит.
— Командир, с Анжелкой у тебя серьезно? — Грошев попытался отогнать некстати возникшие мысли.
— Ваши догадки, лейтенант, работают в правильном направлении.
Нижегородов посмотрел на оператора отстраненно и сразу вспомнил, что возникало в их с Анжелой жизни в последнее время.
Вспомнился вчерашний вечер. Нижегородов сидел в удобном кресле и щелкал кнопками пульта телевизора. На экране мелькали кадры каких то фильмов, опостылевшей рекламы. Щелкнув клавишей в очередной раз, выловил новостной блок, сделал погромче. Нечасто ему, капитану Нижегородову, вот так вот, отрешившись от служебных дел, запросто можно было посидеть в кресле, расслабившись. Анжела смотрела телевизор, лежа на диване.
— Саша, нам нужно серьезно поговорить, — она приподнялась с дивана, спустила ноги на пол.
Нижегородов лениво потянулся:
— Поговорить? О чем?
— О нашем дальнейшем житье-бытье. — Анжела прошлась по комнате, подсела к мужу, нежно поцеловала его и криво улыбнулась: — Мое сердце щемит от неясной тревоги. Хотя мы живем вместе, я все равно ощущаю приступы внезапного подступившегося одиночества. Постоянно переживаю и за себя, и за тебя.
Нижегородов обнял ее, привлек:
—Не тревожься, солнышко, все будет, как говорят на западе, о'кей.
Она оживилась. Схватив его за руку, заговорила с жаром:
— Давай уедем от сюда.
— С чего это вдруг? — Нижегородов щелкнул клавишей на пульте, экран телевизора погас.
— Я тебе могу рассказать все про моих родителей. Мой отец — генеральный менеджер популярной футбольной команды. Мама — преподаватель в колледже. Там, на Туманном Альбионе, у нас вилла. Близко Лондон. Пока мы живем вместе, но стоит нам переехать, родители предоставят виллу в наше полное распоряжение.
— А я-то, дурак, думал ты по-настоящему любишь меня, — горестно произнес он, освобождаясь от ее объятий.
— Саша, подожди. Это серьезно. Знаешь, я влюбилась в тебя с первого взгляда. Сразу, как только увидела тебя в первый раз. Я мечтала потом о том, чтобы устроить нашу жизнь по-настоящему, верила, что обязательно будет что-то такое…. Ты слышишь, Саша?
— Мне не верится, что я все это слышу, — глухо отозвался он. — Не понимаю, что тебя не устраивает в нашей нынешней жизни. Ну что ты затвердила?
Анжела опять прошлась по комнате. Ее лицо под неярким светом торшера показалось Нижегородову темным, чужим. Остановилась у противоположной стены.
— Я поняла: у нас с тобой нет будущего в этой стране. Сказанного мной достаточно?
— Мне нужны доказательства.
— Доказательства? Сколько угодно. Ты хочешь иметь детей?
Нижегородов кивнул.
— Возникает однако вопрос: а что станется с детьми, если тебя, допустим, с позором выгонят из армии по выслуге лет или по состоянию здоровья. Ты думал над этим?
— Ну что ты. Это раньше были времена. Сейчас все по-другому.
— Наивный ты, однако же. И тогда были, и сейчас есть люди, наделенные властью, для которых их личное ублюдочное «благосостояние» важнее всего на свете.
Раздражаясь, Нижегородов не дал ей закончить:
— А в чем собственно дело? Нельзя ли поконкретнее?
— Пожалуйста. — Анжела пожала плечами. — Ты, конечно же, слышал о проекте среднего образования, который обсуждается там, наверху. — Она показала большим пальцем на потолок. — В обсуждении есть так называемый «паспорт здоровья школьников» Я не буду акцентироваться на том, что Конвенция о правах ребенка предполагает собирать сведения о членах семьи. В документе твой сын или дочка должны будут сообщать сведения о внутрисемейных отношениях: благополучные, неблагополучные, конфликтные или неконфликтные папа и мама и тому подобное. Ребенок должен будет указывать о вредных привычках, которыми грешат его близкие. Короче, воспитываются достойные продолжатели дела вашего Павлика Морозова. Но доносительство, сходное со стукачествами тридцатых годов, это еще цветочки, а вот «паспорт» здоровья — это уже ягодки. Это посерьезнее.
Нижегородов захохотал. Отхохотавшись, вытер глаза:
— И ты веришь во всю эту чушь? Даже если этот проект в действительности предложат на утверждение, праведного возмущения публики инициаторам не избежать.
— Но ведь вы в большинстве проголосовали за сохранение единого государства — Советского Союза, а что вышло на деле? — Анжела усмехнулась. — Позволю себе, однако, продолжить. Предлагается указывать в «Паспорте», имеется ли у ребенка отдельная комната, отдельный письменный стол для приготовления уроков, есть ли компьютер. При твоем незавидном материальном состоянии не трудно представить, какие это будут сведения — данные для «достояния общественности». У тебя нет денег, чтобы обеспечить семье комфортные жилищные условия. Кто в таком случае захочет связывать свою жизнь с человеком, испытывающим серьёзные материальные проблемы? Вот и не везёт тебе с русскими женщинами. Нет и средств для проявления заботы о детском здоровье. Я уж не говорю об организации для чада полноценного отдыха на море, а при необходимости обеспечения ему санаторно-курортного лечения. Вообщем, к выпуску из школы ребенок должен вырасти таким — о железо-бетонную плиту не расшибешь. Разумеется, каждый родитель хотел бы вырастить дитя здоровым, крепким. Конечно, нам ничего не жалко для того, чтобы постараться обеспечить детям правильный рацион питания, который включал бы качественные продукты питания. Но появятся ли у тебя деньги сразу на все это?
Нижегородов закрыл глаза, потянулся:
— Когда я рос, я питался картошкой с макаронами, а с наступлением тепла топтался с ребятами во дворе на раскаленном асфальте.
Но  продолжить ему не дал голос Анжелы, присевшей рядом с ним:
— На дворе двадцать первый век. Время иное. Так вот, поверь, разработчики проекта все продумали. Составлен полный перечень продуктов столь необходимых, по их убеждению, в рационе детей. Предусмотрены в этом плане более тридцати пунктов. Тут и ежедневное потребление до четырех-пяти видов фруктов, овощей, два-три вида молочных продуктов, два-три блюда из мяса, рыбы и птицы. Повторяю, полноценное меню состоит из тридцати четырех пунктов. И если нет зимой свежих овощей или фруктов — плохие родители, которые не достойны воспитывать детей. Проект протолкнут. Можешь не сомневаться.
Анжела уткнулась в подушку и заплакала.

***

Нижегородов тогда после разговора с Анжелой долго сидел как пораженный громом. Он был в шоке. Сразу не смог собраться с мыслями.  А собравшись, сказал Грошеву, идущему рядом по железобетонному настилу и, казалось, беззаботному, единственное, что пришло ему в голову:
— А есть ли у меня в личной жизни выбор, лейтенант? Анжела говорила мне, женщины-россиянки отвергают меня по причине материальных и жилищных проблем. Можешь со мной не соглашаться, но я рад тому, что Анжелка приняла мое предложение, избавив от одиночества.
— И был наградой герою ее страстный поцелуй, — отрешенно пробормотал Грошев и усмехнулся. Посерьезнев, сказал: — Выбор у тебя был. Имею в виду выбор невесты.
Грошев замыкается, неловко молчит. Установилась напряженная тишина. Оператор нарушил ее первым:
— Непростая ситуация. Мне кажется в тебе, командир, по причине неудач в личной жизни выработался комплекс неполноценности и тебе проблематично трезво оценить обстановку. В выборе надежной спутницы я тебе, командир, помочь не могу, не спец я в этом. Хорошо бы тебе пообщаться с Наташей Черкесовой.
— Пообщаться о чем? — Нижегородов вдруг остановился, как вкопанный и повернулся к Грошеву. Тот хитренько прищуривался.
— Поговорите об Анжеле.
— Наталья не станет разговаривать. Недавно Анжела на ее шхуне сети запутала и теперь они в ссоре. А ты попробуй, так сказать, плесни масла в огонь. В сердцах Наташа и пошлет тебя к Анжеле. Ты так и сделай, сходи в рыбачий поселок, поговори с Наташей. Она ведь не влюблена в тебя. Разве не так?
— Твои иносказательные шутки, лейтенант, кажется, неуместны.
— А ты не злись. Лучше протри глаза да посмотри на человека, а не на блеск. Под золотой коронкой может оказаться гнилой зуб.
Нижегородов постарался изобразить облегченный вздох. Грошев, заметив в командире перемену, улыбнулся. Всякий раз, когда он улыбался, Нижегородов видел: у того брови начинали ползти вверх, резче обозначая черточки над переносицей. Губы чуть раздвигались, по-детски обнажая щербинку во рту. Лейтенант шутливо подтолкнул Нижегородова плечом вперед, и они, ускорив шаги, направились в офицерское общежитие.




***

Встав в шесть утра, Нижегородов огляделся. Убедившись, что Анжела еще спит, он побрился. Отключив электробритву, тщательно продул ножи и подошел к телевизору. Щелкнул несколько раз кнопками ремонт-контроля, нащупал канал новостей. Последовала череда обычных сообщений. Ведущая, красивая блондинка, явно бравировала конфигурацией своего лица, когда доводила до зрителей смысл текста:
—Вы, сидящие у телевизионных экранов, наблюдающие, как трассы крылатых ракет полосуют небо над Триполи, как в ночи взлетают живописные салюты взорвавшихся бомб, отрешитесь от захватывающей магии телевизионной картинки.
Дальнейшие новости не представляли интереса. Нижегородов нажал кнопку, и лицо ведущей исчезло с экрана.
Позже, стоя в ванной под душем, Нижегородов подумал: еще один народ тащат на эшафот и на глазах всего человечества начинают мучительно убивать и казнить. Они теперь вцепятся, норовя побольнее ударить, всадить в тело жертвы хотя бы перочинный ножик. И на эту казнь торопятся все, кто называет себя цивилизованными странами. Это война за черную ливийскую нефть, а значит, большие деньги.
Когда Нижегородов вышел из ванной, Анжела уже стояла одетая в цветастый халат. На ее лице светилась мечтательная улыбка. Она подошла к нему:
— Хочешь, я картошки пожарю?
— Предложение принимается. — Он улыбнулся и нежно поцеловал жену.
Она ушла на кухню, и пока готовила там завтрак, он сидел, рассматривая висящий на стене календарь. Вверху были изображены кот и кролик. Тесно прижавшись друг к другу, зверушки, как ему казалось, смотрели на него с укоризной.
Прошла, наверное, минута, и экран мобильного телефона Нижегородова, издав тихую трель, засветился. Он лениво потянулся и приложил трубку к уху:
— Капитан Нижегородов слушает. Так точно. Все понял. Хорошо. Грошев уже знает? Скоро буду.
Из кухни выглянула встревоженная Анжела:
— Что случилось?
— Я и сам не знаю, — Нижегородов неопределенно повел головой. — В штаб вызывают.
Вскоре он, одетый в летную форму, с «дежурным чемоданчиком» — непременным атрибутом любого офицера, вышел из квартиры. У подъезда он сел в служебную машину с военными номерами.



***

В штабе Нижегородова уже ждали командир авиабазы и губернатор. Тут же был полковник ФСБ, который коротко обрисовал ситуацию.
— Рыболовецкое судно захвачено террористами. И сделано это членами одной из неофашистских ультранационалистических организаций. Они называют себя борцами за независимость Прибалтийских государств. Известно, что Россия пошла на сближение с Эстонией, Латвией и Литвой. Это выгодно обеим сторонам. Но, по всей видимости, это сближение кое-кому не нравится. А потому захватчики в ультимативной форме требуют от нас прекращения имперской экспансии и вмешательства в жизнь суверенных государств Прибалтики. В случае невыполнения требований террористов, они грозятся уничтожить шхуну вместе с рыбаками.
Полковник обвел взглядом присутствующих:
— Какие будут идеи, товарищи?
На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Нижегородов первым прервал паузу:
— Это правда, что террористы пойдут на убийство людей?
Он вопросительно посмотрел на фээсбэшника, затем перевел взгляд на командира авиабазы. Ждал.
— К сожалению, правда, — тихо проговорил полковник. Будьте уверены, новоявленные «борцы за свободу» готовы на все.
Полковник, сделал полоборота в вертящемся кресле, включил плазменный телевизор. На экране в проекции Нитжегородов хорошо рассмотрел и шхуну, и захвативший ее сторожевик. Он поднялся со своего места:
— Разрешите. Полагаю, что наиболее эффективный способ освобождения рыбаков — атака судна террористов с воздуха корректирующими бомбами.
— Но ведь это опасно, — возразил губернатор. — На телевизионной проекции хорошо видно, что сторожевик и шхуна находятся рядом. Их разделяют всего десятки метров. Бомба может угодить в рыболовецкое судно.
Все повернули головы к плазменному экрану. Молча смотрели на изображение.
— Я поддерживаю капитана Нижегородова. — Командир авиабазы повернулся спиной к телевизору и внимательно посмотрел на летчика. — Он и оператор Грошев прошли соответствующую подготовку, имеют боевой опыт и способны применять высокоточные средства поражения.
— Что ж, в таком случае заканчиваем военный совет и начинаем готовить антитеррористическую операцию, — после минутного раздумья произнес полковник ФСБ, — Отдайте соответствующие распоряжения.

***

Поднявшись в воздух, вертолет первые несколько минут летел на юг среди деревьев леса. Высоту Нижегородов стал набирать лишь когда густые заросли кончились. Машина почти тут же взяла курс на запад. Нейтральные воды начинались через двадцать миль. Это всего две минуты лета.
Вскоре Нижегородов набрал высоту, и рыболовные суда, разбросанные по поверхности моря, превратились в небольшие пятна. Нижегородов видел как от причала отошло спасательное судно, оборудованное батискафами. На его борту находились мини-субмарины с боевыми пловцами «морского спецназа». Большое судно-плавгоспиталь, оснащенный по последнему слову медицинской науки и техники, шло на небольшом удалении за спасателями. Сейчас, когда вертолет уходил вверх, набирая безопасный запас высоты, обе громадины превратились в нечто вроде темных прямоугольников лоскутов на серо-зеленых водах моря.
Молчаливый до этого момента бортовой приемник ожил — что означало, что командир авиационной базы вышел на прямой канал связи. Эфир доносил до Нижегородова голос генерала, уверенный, жесткий и волевой. В голосе, которым он говорил с главарем террористов, звучал металл:
— Предлагаю вам в порядке доброй воли отпустить судно с заложниками. Даю слово генерала Военно-Воздушных Сил, что с нашей стороны не будет проявлено к вам агрессивных действий.
Но бесноватый, истеричный террорист, видимо, руководитель в группе захвата заложников, прервал генерала:
— Хватит красного террора! Многострадальные прибалтийские страны не потерпят насилия. Мы выступаем за свободу и независимость прибалтийских народов! Довольно!!!
— Если вы немедленно не отпустите заложников, мы начнем проведение спасательной операции. — Нижегородов почувствовал в голосе генерала угрожающие нотки. — И если вы откажитесь принять мое условие, то я вас уничтожу.
Канал связи отключился. Времени пускаться в отвлеченные рассуждения у генерала не было.
— Командир, почти горячо, — Грошев изобразил грустную улыбку. Добавил, как бы рассуждая сам с собой: — Да, мы попали в переделку.
Нижегородов промолчал. Он думал о главаре террористов, орущем в прямом эфире, организовавшем пиратский захват судна с российскими рыбаками. Это Арик Клосс, далеко не последний в одной из стран Балтии, человек. Дождавшись развала Союза, он, верный сын своего отца, известного в этом регионе диссидента и ненавистника всего русского, продолжил его дело. За короткое время Арик прославился тем, что стал признанным в республике исследователем по теме так называемых лесных братьев — пособниках гитлеровцев, после войны прятавшихся в лесах. Труды Клосса незамеченными не остались. Ему вскоре доверили работу в координационном бюро республики от лица которой он вел переговоры, убеждая Европу в смертельной угрозе, исходящей ежесекундно от России.
Нижегородов понимал кто такой Арик Клосс, поэтому предполагал, что его пиратская выходка в Балтийском море с захватом рыболовецкого судна — далеко не примитивное хулиганство с целью подзаработать и поправить свой бизнес. Это новый антироссийский пиар прибалтийского затейника. Нижегородов видел истину именно в этом.
— Командир, — Грошев повернулся к нему. — Посмотри вниз.
Нижегородов посмотрел в иллюминатор и присвистнул. Сторожевик террористов и плененную рыболовецкую шаланду окружали корабли конвоя. Море в этом квадрате от множества кучно расположенных судов было темным. Эсминцы, противолодочные корабли, ракетные катера. Нижегородов догадывался, что со спасательного судна Балтийского Флота, через гидропортал готовы спуститься на воду мини-субмарины с морскими спецназовцами.
— Да тут все боевые корабли. Шаланда только одна, — сказал Грошев, продолжая вглядываться вниз.
Нижегородов вместо ответа кивнул головой и вывел вертолет на расчетную точку сброса бомб. На мониторе бортового компьютерного комплекса он увидел очертания сторожевика террористов, фигурки суетящихся на палубе людей.
Люди на палубе были людьми Арика Клосса, они ждали в воздухе российский вертолет, о появлении которого боевиков предупредили.
— Откуда известно, что русские будут атаковать нас с воздуха? — спросил у наблюдателя стрелок и поправил на своем плече транспортно-пусковой контейнер ракеты.
— Не болтай глупости, — огрызнулся наблюдатель. — Твое дело не промахнуться при стрельбе. И учти, что среди русских кто-то есть, кто помогает нам.
Выслушав наблюдателя, стрелок молча уставился в какую-то точку на палубе. Но долгого молчания не выдержал и предложил другую тему для обсуждения.
— Шеф говорил, что в случае успешного завершения игры, он получит чин, мы — хороший гонорар. Его, есть вероятность, могут удвоить. Наша мечта — это деньги. Разве я не прав?
— Перестань болтать глупости. Мы осуществляем серьезную операцию, — строго заметил наблюдатель. — И если твоя ракета промажет, тебе не поздоровится.
— Да пошел ты…. — Стрелок искренне возмутился и снова поправил изрядно надоевший ему контейнер.
— Тихо! — грозно прикрикнул наблюдатель и, затаив дыхание, стал вслушиваться. Стрелок, проглотив обиду, последовал его примеру. И это было уместно: тотчас в воздухе послышались ритмические звуки.
— Это вертолет русских! — вскрикнул стрелок, а наблюдатель, кивнув, стал вертеть головой в надежде отыскать глазами в огромном небе источник звука. Отвернув голову, он правым ухом, слушал небо.
Ни вертолета, ни даже его тени в небе не просматривалось. Стрелок сорвал контейнер с плеча, так как головка самонаводящегося «стингера» начала подавать звуковые сигналы. Но нажать на кнопку, приводящую в действие гироскоп ракетного комплекса, а затем на пусковую скобу, не успел. Минутой раньше створки бомболюка на вертолете разошлись, смертельные каплевидные снаряды, выскользнув, полетели вниз. Полет объемно-детонирующих бомб с телевизионным направлением продолжался самостоятельно. Цель, пораженная с ювелирной точностью и охваченная огненным смерчем, в считанные секунды исчезла в морской пучине.

***

После завершения антитеррористической операции ее участников — моряков и летчиков пригласили в областную администрацию. Губернатор решил устроить им торжественный прием. Пригласили и Нижегородова с экипажем.
— Я не пойду, Саш, а? — просительно заявила Анжела. — Я никого не спасала и мне неудобно.
— Перестань. Ты спасла меня от одиночества. Так что не дури, собирайся.
Гости уже собрались, их торопили — к столу, к столу! Хозяйничал губернатор, организовавший банкет в дорогом ресторане. В торжественной части он высоко оценил проведенную операцию и в особенности — ювелирную атаку Нижегородова и Грошева, в ходе которой был потоплен сторожевик-захватчик.
— Большое спасибо вам ребята, — просто сказал губернатор Нижегородову и Грошеву. — Вы, как и многие ваши сослуживцы, надежда, опора и мощный бронированный кулак нашего государства! Еще раз спасибо.
Весь вечер за столами раздавался звон бокалов, звучали тосты. Нижегородов в парадном кителе и Анжела в элегантном наряде выделялись в утонченной атмосфере праздника. На них смотрели, и Нижегородов смущался. Когда пышный банкет достиг апогея и в зале начались танцы, к Нижегородову и Анжеле подошел майор, уже крепко под градусом. Остановился и, заговорчески подмигнув, произнес:
— Капитан, разреши похитить твою жену на танец?
Нижегородов без особого восторга отреагировал:
— Разрешаю, но учти, майор, потом я вызову тебя на дуэль.
— Извольте-с, капитан, стреляться будем на пистолетах, ракетами «воздух— воздух» или на шпагах драться предпочитаете?
Майор поклонился, поцеловал Анжеле руку и увлек на середину зала. Нижегородову казалось, что Анжела позабыла обо всем, вальсируя с кавалером с грацией, присущей лишь царственным женщинам. Анжела, ее обнаженные округлые плечи, ее руки, шея, она вся светилась. А в темной глубине ее глаз он, Нижегородов, казалось, различал маленьких бесенят. Эти чертики очаровывали.
Когда прозвучал последний аккорд, майор подвел Анжелу к столику и, безмятежно подхватив с подноса два бокала шампанского, один передал ей. И Нижегородов заметил: Анжела стала вдруг очень любезной и очень ласковой. Она терлась о плечо майора, смеялась, подливала в бокалы вино и, казалось, совсем забыла о муже.
Нижегородов подумал, быть может его любовь к Анжеле родилась в тот зимний вечер, когда они познакомились на танцах в Доме офицеров, с первой улыбкой. Это, как он считал, была любовь с первого взгляда. Она цвела в его душе.
Сергей Грошев говорил, мол, если бы он, Нижегородов, подверг анализу поведение Анжелы, и хотя бы осмыслил ее некоторые поступки или слова, то, наверняка, многое предстало бы перед ним в ином свете. Быть может тогда в их отношениях с женой многое бы прояснилось, и не осталось бы и следа от того, что он, Александр Нижегородов, видел особенного в ней. Вероятно, в этом случае вся романтика и вся загадочность образа его избранницы улетучилась бы также быстро, как и любовь, озарившая его внезапно. Но Нижегородов, несмотря на увещевания Грошева, не хотел ничего исследовать и анализировать. По-прежнему, для него, Нижегородова, небо было безоблачным, голубым, звезды чистыми, а солнце светило очень ярко.
Нижегородов, между прочим, видел, что в поведении Анжелы было что-то противоречивое, странное. Когда она уговаривала его уехать жить на туманный Альбион, то всячески льстила ему, старалась угодить, терпеливо сносила его раздражение в разговоре, подолгу оставляла свою руку в его ладони. Смеялась грудным завлекающим смехом. Если же речь заходила о России, откуда Нижегородов уезжать никуда не собирался, Анжела гневалась. В ее отчужденных глазах зажигались злые огоньки, ее всю передергивало. По отношению к России она не скрывала своей ненависти и вела себя с расчетливой жестокостью, всегда искала случая унизить Родину Нижегородова, высмеять и мужа, и россиян. Делала это даже в присутствии Грошева, рассчитывая привлечь его в союзники.
Козни жены Нижегородов старался не замечать. Для сглаживания углов, он чаще улыбался, уходя на службу. С такой же радостной улыбкой возвращался домой.


***

Двухэтажный особняк в рыбачьем поселке, когда-то принадлежавший Анжелкиным родителям и подаренный сейчас дочери располагался в каких-то сотнях метрах от моря. Здесь капитан Нижегородов после известных событий, связанных с потоплением сторожевика-пирата, проводил краткосрочный отпуск. Проводил вместе с Анжелой.
Перед тем как уйти в спальню, он принимал душ. Потом Анжела принимала душ сама и, обнаженная, бесшумно забиралась к нему под простыню. Ночью во время их близости происходила борьба двух хищных зверей. В пылу страстей они, угадывая каждое желание друг друга всего лишь по жестам, без слов, оба ощущали только счастье. Огромное, ослепительное счастье, позабыв обо всем.
Сегодня, проснувшись, Нижегородов увидел: Анжела, уже одетая, сидела в кресле и листала журнал с глянцевыми страницами. Она была одета в голубую тенниску и такого же цвета джинсовые брючки. Раскачивая ногой в белой кроссовке, она мечтала. Молча и без улыбки встретила его взгляд. Анжела сидела тихо и он подумал — за этим молчанием что-то кроется.
Наконец, когда он оделся, она, встряхнув своими, рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, произнесла:
— Саша, нам надо поговорить. Ты не боишься ветра?
— Знаю, что поступило штормовое предупреждение, но я не боюсь.
— Тогда выйдем на балкон. — Она потрогала, лежащий перед ней глянцевый журнал и встала.
Поднявшись на второй этаж, они облокотились о перила. Внизу, внизу недалеко от берега гуляла крутая морская волна. Начинался шторм. Навалившись на ограждение балкона, Нижегородов разглядывал белую рябь, рассекаемую рыболовецкой шаландой, которая спешила укрыться от шторма в бухте.
— Представляешь, нам с тобой вместе осталось не долго, — она улыбнулась ему какой-то виноватой и грустной улыбкой.
— Знаю. Скоро нам предстоит возвращение на авиабазу, на службу.
— Ты не понял, — проговорила она почти машинально и, быстро взглянув на него, отвернулась, ее волосы сжало и отбросило ветром. — Я должна уехать к родителям. Я долго пыталась не затевать этот разговор, но дальше молчать нельзя…
Нижегородов почувствовал сильное сердцебиение в своей груди. Разглядывая море и, не вникая в смысл слов, вдруг остро ощутил угрозу потери. С некоторого времени он понял: жить без Анжелы он не может. Ни одного дня.
Он стоял растерянный и не знал, что сказать. По выражению лица Анжелы было видно, что она хочет дать понять ему: ей жаль, что им предстоит скорая разлука.
В их жизни случалось всякое. Вся их жизнь была окутана какими-то странностями. Как-то он, видя, что Анжела плачет, обнял ее за плечи, но она вырвалась:
— Отпусти меня, сейчас же отпусти.
Он отстранился.
— Послушай, что я расскажу тебе. — Она долго утирала слезы платком и, прервав паузу, со всхлипываниями, продолжала: — Я должна объясниться с тобой начистоту. Пойми, я, наверное, самая несчастная на земле женщина. Я впервые в жизни встретила такого парня, как ты и полюбила. Впервые, поверь. Мы стали жить вместе. Но живем в свободном браке. Официально выйти за тебя замуж не могу.
— Почему? — вырвалось у Нижегородова.
— А потому что я падшая женщина. Я растоптана жизнью. Растоптана, растоптана, растоптана. — Она затряслась в истерических рыданиях. Кричала, как маленький капризный ребенок. Он осторожно прикоснулся руками к ее плечам. — Я не могу тебе рассказать всего.
Он, испугавшись, что на шум прибегут соседи, взял ее на руки, отнес в спальню и аккуратно положил на кровать. Анжела расходилась все сильнее и сильнее. Лежа на кровати она, в отчаянии царапала ногтями сильные руки мужа. Вдруг она вцепилась зубами в подушку, и Нижегородов увидел, что она прокусила ее. В рот набилось много ваты. Анжела задыхалась. В глазах Нижегородова истерика жены выглядела трагично и смешно. Подобные сцены Анжела устраивала в последнее время частенько, и это приводило к разрывам. К кратковременным. Моменты телесного единения приводили супругов к примирению.
— Анжелка, а почему ты не хочешь, чтобы мы узаконили наши отношения? — он повернулся к ней вполоборота и, вытянув пальцы левой руки, принялся тщательно рассматривать ногти. — Скажи, почему?
Она отодвинулась от балконного ограждения и глубоко вздохнула:
— Здесь невозможно жить. Преступность повсюду. Живешь со страхом, что тебя застрелят. Кругом нищета. Знаю, ты живешь по совести. Но, согласись, от трудов праведных не поставишь палат каменных. Англия лучше живет. Сотни тысяч россиян перебрались на туманный Альбион. И это не случайно. Там законы работают. Там люди лучше работают и больше получают.
— Твое предложение, Анжела?
— Предложение уехать вместе к моим родителям. Ты согласен? Впрочем, если тебе неприятно — не отвечай, и тогда я уеду отсюда одна.
Она смотрела на него с надеждой. Ждала. Нижегородов поводил головой из стороны в сторону:
— Я избрал тяжелый путь служения Отечеству. Согласен, это на сегодняшний день немодно, старо. Многие смеются над нашим неумением жить, делать деньги, обзаводиться роскошью. Но лично для меня есть нечто более важное, чем большие бабки. И это понимание дает мне силы жить. Ты знаешь, что я могу жить в гостиничном номере, ходить в камуфляже. Как видишь, мной движут другие ценности. К сожалению, я не могу создать для тебя роскошной жизни. Вот, пожалуй, и все. Ты это слышишь? Может ты поймешь меня, и мы не расстанемся?
Анжела догадливо откинула волосы, попавшие ей в глаза. Высвободив лицо, посмотрела на него в упор:
— Мы расстанемся. Это я решила твердо. Но прежде чем мы разойдемся, я хочу, чтобы ты знал о том, какую ты мне причинил боль. Знай также, что здесь я просто не выживу. Ты, судя по всему, не представляешь, как плохо живете вы, россияне.
Он смотрел, как Анжела туго стягивает и забирает в узел непослушные волосы. В узле остались небольшие прядки. Сильный ветер выбивал их, но Анжела больше не обращала внимания на свою прическу. Пригладив голову одной ладонью, неожиданно вымолвила:
— Я скоро улечу в Англию. Затем вызову тебя. И если ты  действительно меня любишь, тогда уволишься из Армии и приедешь ко мне. Мы официально поженимся. О'кей?
Он не успел опомниться, как Анжела быстро спустилась в сумеречный первый этаж. Нижегородов оставшись наверху, с досадой отметил, что не успел даже поцеловать ее. Обернувшись, она махнула ему рукой, как бы позвала его за собой.

***

Когда за Анжелой захлопнулась входная дверь, Нижегородов вернулся в комнату. Сначала заставил себя выпить кофе, принять душ, затем взял журналы и минут пять бесцельно перелистывал глянцевые страницы. Мысли постоянно возвращались к Анжеле. Настроение у него было не ахти.
Нижегородов не считал поведение жены легкомысленным. Анжела не из тех, кто способен пуститься в сомнительные авантюры. Не из тех.
У Анжелы были свои причины для того, чтобы пойти на разрыв отношений с ним, Нижегородовым, и уехать к родителям. Она права в том, что на ее родине легче стать состоятельным человеком. При том довольно скоро.
Анжела обдумала весь план. Когда он заявил ей, что позиции своей в отношении россиян, народа, он не меняет, то услышал от Анжелы: «Ты прежде всего служишь номенклатуре. Двигаешься по жизни наугад, считая ступени». — Нижегородов слушал, что ему говорила жена, и чувствовал: все им воспринимается беспристрастно. Поняв, что увещевания не вызывают у мужа каких—либо эмоций, терпению Анжелы, как полагал сейчас Нижегородов, в конце концов, лопнуло, и она решилась уйти от него.
Нижегородов, отодвинув журналы, теперь сидел расслабившись. Сидел в тишине, впустую уставившись в точку на полу. Точка была хороша тем, что снимала нервное напряжение, успокаивала.
Свою гражданскую жену Анжелу он любил по-настоящему. Она молода, хорошо сложена, красива, но главное — понимала его и умела подстраиваться под его тяжелый характер. По крайней мере, так продолжалось до сегодняшнего дня.
Вдруг раздалось жужжание мобильника. Приложив аппарат к уху, Нижегородов несколько секунд послушал потрескивание в трубке, затем глухо выдавил:
— Да, слушаю.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог узнать голос своего отца и с радостью воскликнуть:
— Батя, здравствуй. Спасибо, что позвонил. Рассказывай, как вы там поживаете, как мама?
— Ты там за нас не переживай. У нас все хорошо. Мама за грибами ходит. За грибами, ты слышишь? Приедешь в отпуск — мы с матерью тебя грибами встретим. Как ты, сынок?
Связь была плохая. Голос отца то исчезал, то звучал на повышенных тонах, порой переходя в крик. Отец переспросил:
— Ты-то как?
— На службе все нормально. За два дня вылетали трижды. По тревоге. И все три раза тревога оказывалась ложной. Это была пустая лодка, которую оторвало от берега. Вторая цель — наша рыбацкая шхуна, на которой не работала рация. Вчера унесло в открытое море любителей рыбной ловли. Ротозеи не заметили, как льдина отошла от берега и поплыла своим путем. Все равно мне пришлось отписываться и в отчете, в графе «вид полета» указывать «Полет боевого применения», хотя, как ты понимаешь, это далеко не так.
Снова в телефоне голос отца:
— В цело- то, как с настроением у тебя?
— Откуда ему быть хорошему настроению-то?
— Что, причина в Анжелке?
— В ней. Разводимся мы.
— Совсем все? Окончательно?
— Похоже на то.
— Слушай, ты нос-то не вешай. Говорят, что Бог не делает, все к лучшему.
— Оно может и так, — вяло произнес Нижегородов. — Только от этого не легче.
Он и отец хорошо понимали друг друга. И перед тем как отключить связь Нижегородов откровенно рассказал отцу, что все эти дни он постоянно думает об Анжеле. Мысленно возвращался в ее комнату, на улицу, где они по вечерам гуляли, слышал ее голос и постукивание каблучков на асфальте, и при этих переживаниях ему с мучительной тоской хотелось обнять ее за плечи, прижать к своей груди. Она жила по принципу «не отступать от себя». Этим принципом жил и он сам. Такое созвучие очаровывало его.

***

В кабинете командира авиационной базы окна выходили на пограничное побережье. Там пористый колючий снег оседал, делался невзрачным, оставлял ледяные подтеки на склонах. Вот ударят первые весенние лучи солнца на порыжевшие дороги, на поля, где озимь спряталась под тонкой коркой ослабевшего наста, и полоснет кругом волшебным красновато-зеленым светом. Преобразится все вокруг.
Об этом подумал сейчас, глядя в широкое окно командирского кабинета, полковник федеральной службы безопасности Ломакин и тут же перевел взгляд на командира авиабазы Сухарева:
— Скажи, Олег Георгиевич, сколько мы еще будем ждать у моря погоды?
— В смысле? — Сухарев быстро взглянул на полковника. Был тот в свои сорок лет молод, энергичен. Сейчас его скуластое лицо чуть-чуть улыбалось.
— На природу не повлияешь, знаю. — Ломакин облокотился о стол и мечтательно улыбнулся. Но я сейчас не об этом. Мы у себя ломаем головы над разгадкой замыслов в неких недружественных структур. То совершаются атаки на наш вертолет, то уплывает в море мотобот с датчиком информации, то захват рыбаков сторожевиком-пиратом. Понимаешь, Олег Георгиевич, совсем странно это. Очень странно.
Какую-то минуту оба молчали, сжав губы. Ни генерал, ни полковник не торопились с ответом.
— Что касается случая с захватом заложников, то это событие утратило свежесть и остроту, — генерал Сухарев внимательно посмотрел на Ломакина и помрачнел: — Террористы хотели таким способом с нами политбеседы проводить. И деньги нельзя, разумеется, сбрасывать со счета.
Закурив сигареты, оба немного успокоились. Каждый раздумывал над сложившейся неблагоприятной, по мнению сотрудников службы федеральной безопасности, обстановкой. Полковник Ломакин не верил в то, что террористы действуют лишь за деньги.
— Тут вот какая мыслишка у нас в ФСБ родилась. — Вдруг даже чересчур спокойно вымолвил полковник. — Деньги в данном случае — это сущая чепуха. Им нужно другое. Не деньги. Им наш чудо-вертолет требуется. Натовцы видят в нем очень опасного соперника и хотят вывести его и его экипаж из игры. Их цель — угнать вертолет или хотя бы сбить и по частям доставить на свою натовскую авиабазу. В этом лично я  так же уверен, как в том, что за окном лежит снег. Ты знаешь, что я настоял отправить вертолет к тебе, на Балтику. При этом преследовал конкретную цель. И не одну. Надо было проверить вертолет в боевой обстановке. Это во-первых. Во-вторых: выяснить настроение НАТО, спровоцировав его на ответные действия. Что касается третьего пункта, то мы должны выявить предателя в вашей среде. Согласись, Олег Георгиевич, кто-то так хорошо информирует сопредельную сторону, что ни один вылет Нижегородова и Грошева не проходит незамеченным. И этот кто-то, понятно, состоит в очень узком кругу, причастном к нашему проекту.
— На авиабазе, ты хочешь сказать, завелся крот? — Генерал-майор Сухарев внимательно посмотрел на фээсбешника, немного волнуясь.
— Как это ни печально, Олег Георгиевич, но факт остается фактом. Этот человек знает многое о технических возможностях вертолета, о его вооружении, он осведомлен также о времени вылета экипажа на боевые задания. Вертолетчиков натовские пилоты встречают в нужном месте и в нужное время. Полагаешь — это случайности. Не многовато случайностей-то?
— Я ничего не отрицаю. — Генерал обиженно поджал губы. — С тех пор, как вертолет поступил на авиабазу, я много ночей не спал. Особенно после того, как оператор Грошев убежденно заявил, что кто-то сливает информацию. Думаю о том, кто еще кроме членов экипажа может знать тактико-технические характеристики вертолета? У меня версий нет.
— Нет, относительно предательства кого-то из членов экипажа, ты, Олег Георгиевич, подозрения отбрось. Мы точно знаем: на борту все в порядке. Это факт.
— Действительно, Валерий Константинович, мне трудно что-либо тебе возразить. — Он как-то незаметно перешел на «ты». — Я вот задумываюсь над психологией того, кто сообщает информацию на сопредельную сторону. Понятно, волнение и напряжение у него были. Но человек действует уверенно. Собственно, опасность малая. В этом его убедили. Россия, дескать, раздираемая проблемами, занята реформами, не до тебя. Россияне к тому же живут в другой, в новой и свободной стране. На пороге двадцать первый век. Ну и так далее. Вот я и гадаю: кому это из наших открыли глаза на ту самую правду. А ты как думаешь?
Полковник мечтательно склонил голову к своему плечу. Сжав подбородок пальцами, вглядывался в открытое, моложавое лицо генерала.
— Мотивы понятны. И меня это сильно огорчает. А думаю я так: нужно проверку организовать. Пропусти, Олег Георгиевич, слушок в своем окружении насчет очередного вылета экипажа на боевое задание. Убежден в том, что кого-то ты подозреваешь. Вот и сделай так, чтобы он узнал об этом как бы невзначай. А там посмотрим, кто клюнет на живца. Сейчас он важнее для натовцев, чем мы с тобой.
Генерал-майор понимающе качнул головой. Опять мысли, теперь уже взбудораженные поручением Ломакина, легли тяжелым камнем на сердце. Шаги полковника давно стихли на лестнице, а Сухарев продолжал стоять у окна. Отодвинув штору, он открыл форточку и нюхал воздух. Снег перестал идти, улицы светились яркой белизной. В форточку потянуло свежестью.

***

Оперативный дежурный разбудил Нижегородова и Грошева на рассвете. Пока летчики торопливо одевались, он успел сообщить им, что задание экипаж получит в воздухе, а сейчас нужно срочно вылетать.
Нижегородов поднял машину не по правилам — не «повисел» над аэродромом, проверяя показания приборов. Он сразу перевел ручку управления от себя и направил вертолет на юго-запад, вдоль морского побережья. Именно туда повел экипаж руководитель полетов. Только начало светать, и Нижегородов начал различать в прозрачных сумерках на фоне бледно-голубого неба четко прорисовывающиеся архитектурные формы — шпили городских строений, островерхие черепичные крыши домов, сосны среди них. Километрах в двух от курса, проложенному Нижегородовым на карте, на берег накатывались волны Балтийского моря. В течение четверти часа земная картинка не менялась, а затем уступила место безмятежному, казалось, мертвому, без признаков жизни, пейзажу. И это было странно. Это не вязалось с вылетом экипажа по боевой тревоге. Нижегородов приказал оператору выйти на связь с постом технического наблюдения, и руководитель полетов сразу же:
— 315-ый, я «Молния», продолжайте полет по заданному курсу.
Они летели еще минут десять. Вдруг оператор вскрикнул:
— Командир, вижу цель! Локатор дал сильную засветку.
 Кивнув, Нижегородов посмотрел на экран бортовой радиолокационной станции. Здесь, вверху, солнце уже было видно, а море еще укрывала темень и засветка в этом контрасте сверкала очень ярко. Им пришлось пройти по квадрату, прилегающему к морскому побережью, три или четыре раза, прежде чем они точно установили координаты цели.
— «Молния»! «Молния»! Я — 315-ый! Цель обнаружена. Квадрат тридцать один, ноль семь, — передал Нижегородов на командный пункт.
Тотчас последовал приказ:
— Я «Молния». 315-ый, возвращайтесь на точку. Как понял меня? Прием.
— Вас понял. — прокомментировал Нижегородов и энергично, но плавно толкнул ручку управления вперед, увеличил скорость вертолета и заложил правый вираж.
Когда винтокрылая машина выровнялась, Нижегородов взглянул на экран локатора и уже не увидел этой странной засветки. Покачал головой и усмехнулся про себя: странная цель. А теперь на базу, домой. Мысленно он сочинял текст, которым он заполнит полетный лист. Там будет сказано: «Задание: поиск и обнаружение цели».

***

В гостинице Нижегородов появился около шести вечера. Нащупав ключ в кармане, он замер: у двери маячила темная женская фигурка. Подошел ближе. Анжела.
— Привет, — Он покрутил на пальце ключ. — Ты что здесь делаешь?
— Добрый вечер. — Анжела вяло подняла руку. — Я к тебе.
Он постоял, пытаясь успокоиться и обдумывая свою линию поведения. После того как она сказала, что ехать ей некуда, и что им нужно серьезно поговорить, он увидел, что она плачет. Плачет, тихо всхлипывая и слизывая слезы.
— Анжелка, ну что ты? — Сказав это, он открыл дверь и, пропустив ее, пошел за ней. Войдя, она сразу спросила:
— А выпить чего-нибудь найдется? Немного. Мне нужно успокоиться, расслабиться. Можно?
— Нижегородов посмотрел на нее, сказал:
— Там, в шкафу коньяк. Возьми.
Достав из шкафчика пузатую бутылку с изображением Наполеона, налила полстакана и молниеносно выпила. Повеселела, улыбнулась:
— Хорошо. Извини, нервное напряжение.
Повертев в руках пустой стакан, села в кресло. Когда Нижегородов, переодевшись в голубой спортивный костюм вышел к Анжеле, увидел, голова ее была запрокинута, открытые глаза разглядывали потолок. Он понял. Анжела готовится к трудному, по всей видимости, разговору с ним и теперь пытается найти нужные слова. Он попробовал помочь ей, проговорив:
— Может не расстанемся?
— Расстанемся. Обязательно расстанемся. Вот увидишь. Но прежде я хочу кое-что рассказать тебе, как бы исповедаться. Я обязана сообщить о том, какую я тебе причинила боль, и чтобы ты об этом помнил всю жизнь.
Нижегородов ошарашено смотрел на нее.
— Ты о чем, Анжелка?
Усмехнулась:
— Да нет. Все не так.
Встала. Прошлась по комнате. Снова села и опять заплакала. Шмыгая носом, постепенно успокоилась. Извлекла из сумочки платок, вытерла лицо. Превратив пропитанный слезами платок в мокрый комок, бросила его в урну. Долго раздумывала над чем-то, прежде чем сказала:
— Итак, послушай меня внимательно. Не перебивай.
— Хорошо. Рассказывай. Я слушаю тебя очень внимательно.
— Я хотела бы начать с истинных причин проникновения сюда, в пограничную зону. Там, вдали от России, моя деятельность заключалась в сборе и анализе информации для различных коммерческих структур. Это был мой бизнес. В какой-то момент моими отчетами заинтересовался Патрик Бауэр, офицер, связанный с руководством внешней разведки. Ему потребовался вертолет. Он отдал мне распоряжение прибыть на вашу авиабазу, втереться в доверие командования и постараться подцепить в мужья кого-то из членов экипажа — командира, оператора, на худой конец, можно авиатехника. Как видишь, план сработал. — У Анжелы был мягкий мелодичный говор. — Этот господин —  тип криминальный. Когда он состоял на госслужбе, его обвинили в коррупции и растрате государственных денег. Деньги он потратил на недвижимость. У него теперь свой дом, есть дача. С этой недвижимостью был связан громкий скандал. Но Бауэр сумел выйти сухим из воды, и когда шумиха улеглась переехал в загородное местечко вместе со своей семьей. Другой бы сел в тюрьму за такие махинации, а этот получил отставку с госслужбы, но все равно остался на плаву. Он создал собственный бизнес, куда входят около десятка коммерческих структур, которые состоят в тесной связи со спецслужбами. Пять лет назад он при поддержке влиятельных друзей устроился преподавателем в Военно-Воздушную академию. Эта должность для Патрика лишь прикрытие.
Я хочу сказать, что познакомившись с Бауэром, я быстро завоевала его доверие и даже делила с ним постель. На работе одной из сфер деятельности созданных им структур — отдел информационной пропаганды и формирования общественной деятельности, организация оперативной работы и использования оружия и спецсредств. В данном случае этот господин преследовал две цели. Когда стало известно о вертолете, он рассчитывал захватить боевую машину и выгодно продать ее. На вырученные деньги хотел возместить затраты на строительство коттеджа за городом, то есть рассчитаться с государственными долгами. Это была главная его цель. А ещё он ставил перед собой задачу провести информационную акцию по дискриминации российского командования. Российский генералитет, дескать, продает сверхсекретную технику по своим каналам НАТО в обход своего правительства. Это довольно традиционное для структур господина Бауэра занятие.
Мне был обещан хороший куш, и я согласилась. Я пошла на авантюру по пиратскому захвату вашего вертолета только потому, что не могла расплатиться с кредитом.
В мою задачу входило изобразить влюбленность, охмурить лоха и сразу начать искать подход к экипажу и добиваться результата. Вертолет нужно было переправить целиком или частями за границу. Господин Бауэр уверял меня в том, что операция по похищению вертолета пройдет успешно. По его убеждению, россияне обольщаются деньгами и покупаются женщинами. И офицеры, испытывающие серьезные материальные проблемы, тут не исключение. Патрик был уверен, что влюбленный летчик рано или поздно примет решение перебазироваться в другую страну. Для этого хороши любые средства. Вплоть до шантажа.
Наступила пауза. Но она длилась недолго. Нижегородов прервал ее, спросив:
— Анжела, мне очень хотелось бы знать, для чего ты рассказываешь эти подробности.
— Хорошо, отвечу. Мне необходимо обезопасить себя и своих родителей, поэтому я боюсь возвращаться на Родину. Что скажет после всего, что случилось господин Бауэр? Поэтому о своем возвращении в Англию я думаю с ужасом. Там мне гарантирован несчастный случай или пожизненное пребывание в тюрьме. Возвращение на туманный Альбион равносильно походке на эшафот. Против моих родителей господин Бауэр тоже может возбудить уголовное дело. Выходит, что на эшафот идет вся моя семья. Здесь же, рядом с тобой, я в безопасности.
Нижегородов молчал. В конце-концов Анжеле пришлось переспросить:
— Так оставляешь ты меня или нет?
Изобразив раздумье, он махнул рукой:
— Ладно. Придется мне пойти на должностное преступление. Оставайся здесь.
Анжела бросила благодарный взгляд на него и быстро разделась, оставив одежду на полу. Обняв Нижегородова, прижалась головой к его плечу. Прижимаясь к нему все крепче и крепче, прошептала:
— Ох и силен ты, прямо весь какой то стальной.
После этих слов она ушла в спальню, легла в кровать и с головой спряталась под одеяло. Он, положив свой костюм на стул, тут же последовал за ней. И оба исчезли в темноте. Бесшумно.

***

Нижегородов стоял в коридоре вместе с другими офицерами. Ждали, как обычно по утрам, командира полка. Ровно в девять у дежурного раздался звонок. Сигареты полетели в урну. Дежурный вышел в коридор встречать полковника. Выслушав рапорт, командир поздоровался с каждым. Нижегородов хотел было попросить принять его, но ему показалось, что глаза у полковника были холодные и пожал он руку тоже холодно, и поэтому промолчал. Стало быть, надо выбрать момент, когда у командира улучшится настроение.
Около минуты Нижегородов стоял бессмысленно разглядывая коридор и пытался принять верное решение. Ну и вляпался же он. Из головы не шла Анжела. Она так и стоит перед глазами — стройная, легкая в подчеркивающей фигуру одежде. И не прогнать ее из головы. С ним что-то случилось после ее признания.
И Нижегородов почувствовал вокруг себя пустоту. Ему не на кого опереться, не за что ухватиться. С детства в его память врезалось: Не бойся врагов своих, друзья могут ударить больней. Получается, живи сам как можешь. Почва под ногами кажется шаткой.
И все же он вляпался. С Анжелой. Он укрывает террористку. Хотя, вроде бы явной опасности ее действия не представляют и все по большому счету сошло удачно. Но его жена — террористка, хотя и потенциальная. Это факт, и это не обсуждается. Чем бы все не кончилось, он вляпался. От этого ему, капитану Нижегородову, никуда уже не деться. Никуда.
Кого спросить, с кем поделиться своей бедой? Кто даст мудрый совет? К командиру сейчас нельзя. Не успеть. Через четверть часа построение, затем командир и начальник штаба сразу же займутся составлением плановой таблицей полетов на следующую неделю. Командиру не до него.
Надо ждать, Но это трудно. Пауза затягивалась и решительность постепенно оставляла Нижегородова. Он это чувствовал, и смятение вновь охватывало его. Он то обвинял и ненавидел Анжелу, втянувшую его в криминальную историю, то полагал, что не прав, обвиняя во всем жену. Анжела здесь вроде бы и ни при чем. Ведь ее прижали, и прижали крепко. Единственным человеком, который мог реально помочь ей в этот трудный период, был он, Александр Нижегородов, ее муж. К тому же, нельзя забывать, Анжела вела честную игру, признавшись ему во всем без утайки. Выходит, с точки зрения Анжелы, это  он, Нижегородов из тех друзей, которые могут ударить больней ее врагов! Главное же было в том, что Анжела пришла к нему просить о помощи. И если он сейчас сообщит об этой истории куда следует, тогда совершится предательство по отношению к жене, которая попала в трудное положение в силу сложившихся обстоятельств. И хотя Анжела с самого начала ставила своей целью подставить его, Нижегородова, он все равно должен помочь ей. Помочь, чтобы не оставалось никаких недоразумений.
В голове, как вспышка мелькнуло предостережение отца: «Ты, сынок, уши-то не развешивай, когда девки на тебя, словно бабочки на свет, набросятся и закружат. Какую попало не бери, а то нарвешься на красотку — сам себе не рад будешь». Поневоле он при этих размышлениях соотнес отцовские слова применительно к Анжеле. Видно, он здорово влип с этой красоткой.
У Нижегородова выработалась странная привычка обязательно придавать отдельным фактам большие масштабы. В детстве, увидев плывущие по небу облака, обязательно сравнивал их с причудливыми изображениями людей, животных, искал лица тех, кто мелькал на экране. Привычки он не утратил до сих пор, только образы, приоритеты с годами менялись.
Вечером они, лежа в постели, долго вели трудный разговор. Чрезмерно темнить, скрывать друг от друга очевидное, им не имело смысла. Разговор шел откровенный.
— Идея твоих родителей уехать из бывшего Советского Союза в другую страну, на мой взгляд, ошибка, — произнес Нижегородов, слегка прикасаясь губами к ее затылку. — Ошибка в том, что вы пытаетесь плыть по течению. Музыка, праздники, вообщем, развлечения. Хочется жить легко и сладко. А труд? Труд ежедневный, который требует мобилизации всех сил? Сил физических, умственных и духовных? Нормальная жизнь немыслима без постоянного напряжения воли, самодисциплины. Это важнее всего. Думаю, что твои родители ностальгируют по своему прошлому. Мне представляется, они пожили в пустоте, в темени и поняли, как хорошо было дома, т.е. в Советском Союзе, как все здесь было до удивления сообразно и создано для благополучия и процветания. Но люди почему-то решили сами, своими руками порвать, разрушить эту сообразность. Союз дружественных республик рухнул. И теперь в муках людям придется воссоединять разорванную цепь жизни. Воссоединять, чтобы не погибнуть.
Анжела, оголив белое плечо, повернулась к нему:
— Саша, согласись, Российская империя постоянно находится в военном напряжении. Ведь совсем недавно военными действиями был охвачен целый ряд регионов, мир, как я полагаю, был накануне новой всеохватывающей войны. А от войн, как ты понимаешь, больше других страдают и страдали маленькие страны и маленькие народы. Советский Союз оказался в эпицентре боевых действий и разрушений. Наша республика — родина моих родителей маленькая, карликовая, а поэтому в той надвигающейся войне могло случиться так, что она перестала бы существовать.
Он слушал ее мелодичный голос, ему было приятно от того, как она распевно тянула гласные «а» и «е», но обстоятельства вынуждали прервать красноречие Анжелы. Придвинувшись ближе, сказал сразу же:
— Но ведь всеохватывающей войны не случилось. Ее удалось предотвратить умом и усилиями умных людей. А еще  вспомни христианскую заповедь: «Не убий». Мы христиане, мы не агрессоры. Нам приходится все время защищаться.
— К сожалению, Саша, я не могу присоединиться к твоему мнению «не убий», но при этом и не утверждаю «убий». Время сейчас другое, на дворе двадцать первый век. Суть веры меняется. Все реже людьми соблюдаются заповеди Христа, избавителя от всех бед. Допустим, война Советского Союза в Афганистане меняет заповедь и ее следовало бы назвать по-другому: «Как убий?» Вдумайся: именно как умереть, а не умереть человеку вообще. Ибо мы и так знаем, что люди смертны. Не смерти бойся человек, а того, как он умрет. За что отдаст свою жизнь. Одно дело, когда выступать и погибать только против атомной смерти, и совсем иначе гибель ради  благополучия отдельного человека. Быть может, рассуждая так, я грешу сама. Ведь я не могу постичь, что даровано нам, и что даровано будет. Тут у меня неопределенность, сомнения и я в поисках возможности ощутить наслаждение, испытать острые ощущения. Я купилась на щедрые посулы господина Бауэра. В итоге — оглушительные и бессмысленные действия вместо послушания.
Нижегородов цокнул языком:
— Похоже, оно самое.
— То, что мы сейчас наблюдаем — это взрыв организованной преступности. И это везде, — Анжела натянула одеяло на подбородок. — Россия не исключение. Повсюду мафиозный беспредел, и мы его заложники. Мы — беззащитные и бесправные люди.
Тихо подошел лейтенант Грошев.
— Ты можешь сегодня лететь, командир?
Нижегородов кивнул.
— Внешний вид твой мне не нравится, Грошев поглядел бы на него как бы сверху вниз. — В таком случае, быть может, лучше не лететь, а?
Разговор с оператором был не из приятных, хотя тот приставал к Нижегородову, конечно же, из самых лучших побуждений. Нижегородов досадливо поморщился, подошел к окну и уставился на порыжевшую от таяния снегов дорогу. Дорога была населена грачами. Они в отсутствии людей разгуливали важные, парадно-мрачные и хозяйничали. Каждая птица была отрешенно уединенна. Грачи ковыряли своими серыми горбоносыми клювами дорогу, растаявшую и размякшую на солнце. В голове Нижегородова мелькнуло: «К ним, к пришельцам, что ли обратиться за советом? Но тут же отогнал непрошенную мысль и брезгливо отвернулся.

***

Около десяти минут потребовалось Гирфолду Хиллу, чтобы доехать до офиса Бауэра. Судя по позе, а так же вялому приветствию, которым он был встречен, Хил понял, что тот давно уже его ждал.
После обмена рукопожатиями Бауэр пригласил гостя в свой кабинет. Свел беседу в основном к деятельности Анжелы в пограничной зоне.
— Мне очень бы хотелось знать подробности о каратистка. С ней все в порядке? Она не взбрыкнет?
— Нет. Отвечаю. Только обработка летчика, по ее словам, идет трудно, поэтому операция затянется и закончится не так скоро, как хотелось бы нам.
— Плохо. — Бауэр посмотрел на Хила так, что тому стало ясно: шеф недоволен его медлительностью. — Не тебе объяснять, что время работает против нас.
— Знаю. Но поверь: ситуация под контролем. Я в этом просто убежден. Каратистка крепко подцепила летчика на крючок. Начатое нами дело успешно завершается.
— Возможно, ты прав, Гилфорд. Но меня не удовлетворяет наше положение. Сейчас, находясь здесь, мы ничего не можем сделать, чтобы повлиять, внести коррективы в операцию. Вдруг каратистку обложила ФСБ. А это огромный риск. Надеюсь, Гилфорд, ты понимаешь, что у нас нет другого выхода, кроме как разобраться в обстановке. А разобраться в этом можно только в России.
Наступила пауза. Первое, что Хил сказал, прервав тишину:
— Я могу вылететь в Россию в ближайшие дни. Сегодня вторник, хорошо бы вылететь в пятницу.
— Нет проблем, Гилфорд. Полагаю, что недели тебе хватит для того, чтобы разобраться что к чему. Разумеется, перелет и твоя командировка в России будут оплачены.
— Патер, перестань, нам ли обсуждать оплату.
— Но как же ты сумеешь оформить визу? — пригнувшись к Хиллу спросил Бауэр. — Ты же будешь на нелегальном положении.
— Не вопрос. Паспорт и пропуск в пограничную зону мне обеспечен. У нашего русского друга все схвачено. Группа, которая будет стоять на контроле, куплена. Поэтому риск моего пребывания в России минимальный.
Это Гилфорд сказал, уже сев в машину.

***

Первое, что почувствовал Нижегородов, была боль, выворачивающая все его существо. Боль заставила его забыть о счете времени. Из попытки осознать смысл происходящего он помнил только, как Анжела вдруг ни с того ни с сего  начала с ним драться. Все произошло так быстро, что он растерялся. Кулак Анжелы, выброшенный вперед резко и удар всей тяжестью тела под дых. Удар вышел на славу. Каратистка била его профессионально. Удар был хлестко-молниеносным и тяжелым, будто били отбойным молотком. Опешивший он, закрыв голову руками, пытался устоять на ногах. Анжела била, выбирая наиболее болезненные места. В какой-то момент он не сумел отклониться и сразу ощутил дикую боль, идущую от челюсти к вискам. Слабо вскрикнув и согнувшись пополам, он начал падать. Анжела же продолжала молотить его, безжалостно нанося удар за ударом. Вскоре он в полной отключке осел на пол.
Очнувшись, Нижегородов догадался, что лежит на диване. Не выдержав боли, раскалывающей, разрывающей тело на части, он попытался дотронуться пальцами до подбородка, но это ему не удалось. Руки не двигались. После нескольких безуспешных усилий он сообразил: его руки скованы металлическими наручниками. «Ясно — подумал он, — это дело рук Анжелы» Он в западне. Под воздействием этих мыслей Нижегородов замычал:
— М—м—м …
Наступило облегчение. Но ненадолго. Отчетливо вспомнился отец. Его предостережение: «Не бери то, что легко плывет в руки. Откажешься — будешь спать спокойно. Нет — меч судьбы нанесет тебе удар…»
Анжела, подумал Нижегородов. Отец ведь предупреждал, дескать, нарвешься на красотку — сам себе не рад будешь. Все правильно. Удары судьбы, судя по всему, посыпались на него один за другим.
Отогнав воспоминания, Нижегородов инстинктивно попробовал освободить руки, но тут же обнаружил, что связан крепко. Качнувшись несколько раз, он сумел перевернуться на бок. Полежал, не двигаясь. Понять бы, какой удар готовятся ему нанести. Почему бы сразу не убить, без всякого предупреждения? К чему вся эта игра Анжелы? Должно быть это элементарное предупреждение о еще одном ударе. А сейчас ему дается шанс. Какой?
— Есть кто-нибудь здесь? — крикнул Нижегородов, вложив все силы в крик. Получилось негромко, но его усилия заметили.
— Ну что врубился?
Озабоченное лицо Анжелы склонилось над ним, вымотанным до предела.
— Почему я избит, связан? И вообще, в чем дело, что тут происходит? — Глаза Нижегородова сузились. — Я жду твоих объяснений. На основании чего все это происходит. И освободи мои руки.
— Скоро узнаешь. — Анжела извлекла маленький ключ. Из груди Нижегородова вырвался вздох облегчения. Но Анжела передумала и быстро сунула отмычку обратно в карман: — Обойдешься. Сейчас нам надо поговорить. Времени мало. В нашем распоряжении двадцать минут. Извини, но обстоятельства вынудили меня слегка поколотить тебя.
Лежа на боку, Нижегородов слушал Анжелу, но из попытки понять куда она клонит, ничего не получилось. Уловить смысл ее слов не мог.
— Ты в порядке? — Анжела изучающее посмотрела на него. Вздохнула: — Ладно. План такой: Я захватила тебя в заложники. Мне уже не отмыться. Расплата ждет меня, как здесь, в России, так и там. Я самый несчастный человек в этом мире. Такого, тебя, я встретила впервые в жизни. Тебя, человека с твердой гражданской позицией. А чтобы иметь такие убеждения, нужно быть мужественным, аскетичным даже. Ты веришь мне, что я тебя люблю? Страшный у меня вид?
— Что-то вроде этого, — меланхолично пробормотал он, погруженный в свои мысли, делая попытки вникнуть в смысл ее слов и действий.
— Хорошо. Но главное не в этом, — проговорила она, глядя куда-то в сторону. — В заложники ты попал не случайно. Я сделала это намеренно. Не веришь? Считаешь меня интриганкой? Наверное, подумал, что я намеревалась похитить и переправить в Зарубежье? Ты рассуждал бы правильно, случись это, когда у нас с тобой не было серьезных отношений. Теперь все не так. Я это сделала из лучших побуждений. Хочу отмазать тебя от трибунала. В российской армии, где на сегодняшний день военнослужащие, особенно офицеры, брошены на произвол,  проводится перестройка. Идут кадровые сокращения. Ты волей случая оказался в трудном положении. Когда узнают о нашей связи, тебе не поздоровится, со стороны властей, командования ты подвергнешься прессингу. Может произойти что-то и похуже.
— Как это пришло тебе на ум? — Нижегородов перевел взгляд с потолка на свои ноги. Усмехнулся. Один ботинок соскочил с ноги и валялся на полу. Ступня была оголена. — Как?
— С тобой никто не станет разбираться. Просто посчитают, что мы — один кровавый материал. Похуже, это, в лучшем случае, с тебя снимут погоны и выставят из Армии. Я долго думала, что делать. Знала, что мы находимся в довольно плотном окружении. Выхода не было. Что же оставалось? Мне уже не отмазаться, поэтому посчитала, чем рисковать обоими, решила пожертвовать собой. Это единственный выход, чтобы обеспечить твою безопасность. Объяснить остальное довольно легко. Я захватила тебя в заложники и избила. Таким образом, я хотела изобразить захват как можно естественней. Не обижайся, ладно, что я тебя изрядно поколотила.
Нижегородов ошарашено смотрел на нее. Выговорившись, Анжела внезапно, разрыдавшись, выбежала в ванную комнату. Минуты две он слышал звук льющейся воды, затем Анжела пришла, приведенная в порядок. Села на диван, рядом.
— Саша, скоро за мной придут. Я после того, как надела на тебя наручники, позвонила в штаб и сообщила о захвате заложника.
— Анжела, но ты же не совершила никакого преступления. Все можно изменить, исправить.
— Тут нечего исправлять, и это не обсуждается. Да и поздно уже. Взгляни на улицу.
Подойдя к окну, Нижегородов посмотрел вниз и обомлел. Строевой плац выглядел устрашающе. Площадь была заполнили грузовики и бойцы-спецназовцы в камуфляжной форме, черные маски закрывали их лица. Выставив перед собой короткоствольные автоматы, они готовились отбить его, капитана Нижегородова, у Анжелы. Он знал: эти ребята пойдут на все, на штурм, применят гранаты, а в случае необходимости даже могут открыть огонь на поражение. Он повернулся к окну спиной. Хотел сказать Анжеле, что им нужно вместе выйти к спецназавцам и обо всем рассказать. Но понял, что говорить ничего не придется. Анжела, тяжело дыша, сидела с закрытыми глазами. Догадка, словно вспышка молнии, ослепила его. Нижегородову стало ясно, что Анжела решилась на суицид. Она приняла сильный яд — такой, от которого должна вот-вот умереть. Наступали ее последние минуты.
Вдруг она открыла глаза и улыбнулась Нижегородову грустной и виноватой улыбкой, попыталась что-то сказать, но ей мешала пена у чернеющего рта. Нижегородов стоял рядом, пока в ней не угасла последняя клеточка жизни.

***

Ранняя весна на Балтике мало радовала часовых. Резкий ветер с моря гонит кружевную волну. Косые крупные капли дождя, перемешанные со снегом бьют по лицу часового Куницына. Он укутался в плащ-накидку и оглядел воспаленными глазами темные очертания причала. Берег был погружен в предутренний сон. Позевывая и время от времени потирая глаза, Куницын подумал: «Какое это блаженство — вернуться в караульное помещение с поста наблюдения, попить горячего чая и на два часа растянуться на жестком топчане». Заветная мечта была близка. Шли последние минуты его ночной вахты. Вот-вот на скользком тротуаре должны появиться разводящий и часовой, который сменит его, рядового Куницына, на посту. Но чаяниям часового сбыться так и не удалось.
Вглядевшись, Куницын сквозь рев ветра и шум моря с трудом различил черточку. Через минуту черточка превращается в точечку, а затем в большую точку. Точка медленно приближалась, превращаясь в вездеход. Маленькие точки — люди, высыпавшие из кузова ядовито-зеленого грузовика засуетились.
Вглядываясь в суетящиеся тени на причале, Куницын еще не мог понять, что все кончено. Не верил он в то, что все перевернуто даже, когда раздались едва слышные хлопки. Нападавшие в эти минуты сработали четко. Ворвавшись в караульное помещение, они перебили охрану. Хорошо слышал одиночные выстрелы и очереди из автоматов Куницын. Понять же, что к чему не мог, Его мозг будто отключился. Ощутил странное  состояние: тело, кажется, само улавливает опасность и само защищается. Тело при появлении людей в масках и темных комбинезонах выбросилось им навстречу. Автомат застрочил.
В этом месте его мысль оборвалась. По Куницыну дали очередь, и он ткнулся простреленной головой в мокрый асфальт. Через минуту вокруг головы часового растеклась розоватая лужица. Боевики побежали дальше.
Полностью уничтожив охрану, люди в темных масках и такого же цвета комбинезонах начали деловито заниматься каждый своим делом. Один из атакующих поднял шлагбаум. На территорию авиабазы въехал серый «фордовский» фургон и высадил боевиков. Один, главный, снял черную маску с прорезями для глаз и рта и направился к самолетному ангару. Его сопровождали люди с зелеными повязками на головах. В предстоящей операции им нужно было выполнить важнейшее задание — захватить многофункциональный вертолет-невидимку.


***

Полковник Гари Тейт ждал сообщения, сидя у рации. Чувствовал: все его страхи постепенно исчезают. План, который он составил сразу после гибели майора Борна, считался реальным. Командир группы спецназа ему передал: «Объект захвачен практически без потерь». Среди нападавших есть человек, который умеет управлять вертолетом.
Внимание Тейта было полностью отдано дисплеям, встроенным в приборную панель пульта управления. Под руками у него были кнопки и тумблеры средств связи.
— «Уран»! — требовательно крикнул он в микрофон, закрепленный на пульте. — Габриэт! — полковник назвал командира группы боевиков, повторив требование, по имени, — Ответь, какая у тебя обстановка?
— Слышу тебя, первый, слышу, — успокаивающе проговорил Габриэт Лотер. — Время три часа по Гринвичу. Мы в зоне, у цели. Докладываю о большой активности противника в этом районе.
— Габриэт, вы должны проникнуть в ангар и захватить вертолет.
— Там очень опасная зона, сэр.
— Тери Бейкер из воздушной группы, мой запасной пилот, где он?
— Мы разрабатываем серьезный тактический план. Пилот со мной. Он должен поднять вертолет в воздух. Ночь, штормовая погода дает нам больше преимущества.
— Габриэт, я рад, что вы благополучно добрались до цели.
— Гари, здесь сущий ад. Мы рискуем. Удвой сумму гонорара.
Полковник грязно выругался и крикнул в микрофон:
— Я понял, Габриэт. Где сейчас вертолет?
— Они прячут вертолет в ангаре. Понял? Не забудь насчет повышения гонорара. Деньги — это наша мечта. Ты же знаешь.
— Как охрана русских непосредственно у вертолета?
— Это классный спецназ. Всё равно мы сможем уничтожить охрану. Мы будем пользоваться ножами. Мы всех уничтожим. Перережем охрану и угоним вертолет. Что сделают русские парни против такой силы, как мы?
— Когда Бейкер может взлететь?
— Минут через сорок. Это расчетное время. До связи, сэр.

***

В главном боевом командном пункте командующего военным округом кроме генерала и его заместителей находились специалисты. Сидя во вращающихся креслах, все наблюдали за множеством дублирующих друг друга экранов. Мерцали приборы. Дисплеи локаторов, компьютерные мониторы, телеэкраны принимали сигналы с камер внешнего слежения. Разноцветные огоньки электронных схем обозначали боевые посты на авиационной базе. Все кто находился на командном пункте, знали: боевики напали на гарнизон с целью захвата многоцелевого вертолета. Показания радаров подтверждались голосами в репродукторе:
— Центр, пост семь отмечен повышенной активностью.
— Центр, объект прямо, четыре объекта справа.
Мерцали электронные приборы, звучали голоса в репродукторе, донося сведения о ходе боевых действий.
— Что скажете, Олег Георгиевич? — командующий повернулся к генерал-майору Сухареву, который вглядывался, сузив глаза, в телемонитор.
— У этих мерзавцев предел наглости. Они находятся в опасной близости от вертолета. Окружают бойцов аэродромной охраны. Думаю, пора привести в действие «Тайфун».
— С удовольствием. — Командующий придвинул к себе микрофон. — «Тайфун», оружие к бою. Помните, слушать только мою команду.
— Есть, товарищ командующий, — тотчас отозвался командир группы «Тайфун» и добавил совсем не по уставному: — Мы им, покажем где раки зимуют.
Командующий и генерал Сухарев переглянулись. Оба оценили оптимизм офицера в далеко не идеалистической обстановке.
Майор Соколов, командир группы «Тайфун», с поддетым под куртку пуленепробиваемым жилетом, с автоматом-«узи», велел своим бойцам сгруппироваться, действовать быстро и решительно. На военной базе воцарился сущий ад. Отовсюду слышались короткие и длинные очереди, выкрики озверевших боевиков, изредка территорию освещал мощный прожектор. Соколов стоял, пытаясь разглядеть в темноте то, что происходило у закрытой двери ангара. И когда к воротам осторожно подъехал шестиколесный вездеход боевиков, майор и бойцы спецназа выскочили из укрытия и открыли огонь. В считанные секунды подъехавшие к ангару были уничтожены. Рассредоточившиеся по базе боевики открыли беспорядочный огонь по самолетам, но свинцовый ливень пуль не смог причинить им какого-либо вреда. Напрягшись, командир боевиков Габриэт Лотер, наблюдал за происходящими событиями. Он чувствовал неладное. Выяснилось, что сколько-нибудь серьезного влияния на ход боевых действий оказать невозможно. Сказывалось у него, Лотера, отсутствие опыта в организации боевых операций и тактической гибкости. Служба на Балтике шла ни шатко, ни валко, в основном Габриэту Лотеру приходилось выполнять патрульные обязанности. Месячное участие в армейских учениях, Лотер, понимал, не могла заменить полноценной боевой подготовки. Атакующие сейчас занимались тем, что умели лучше всего — убивали. Чадный дым сгущался над базой, стлался над землей. Дым скрыл осевший с развороченным от попадания кумулятивной гранаты крылом, тела нападавших и защитников базы. С захватом многофункционального вертолета вышла заминка. Лотер громко выругался и щелкнул клавишей рации:
— Гари, прием. Прости, дружище, у меня не вышло. Мы не смогли забрать материал…
Договорить ему не дали. Человек в камуфляже, майор Соколов, ударил его ребром ладони по горлу. Каким-то чудом Лотер успел увернуться. Падая, он с ужасом увидел в руках спецназовца нож. Лезвие его с хрустом перерезало горло, и Лотер захрипев, повалился на спину. Судя по закинутому вверх подбородку, Соколов понял, что этот человек мертв.
Спецназ «Тайфун» действовал довольно быстро и решительно. Рассудительный командир группы стянул все наличные силы, сумел занять все важнейшие позиции на военной базе, блокировав отходы боевиков. В восемь тридцать утра майор Соколов доложил командующему военным округом: посторонних на авиабазе нет.


***
На Балтике начинался ледоход. Вдоль морского побережья свирепствовал сильный шторм. Европа, измученная злым зимним холодом, казалось, тихо постанывала. Нижегородов смотрел на громадное ледяное поле, упиравшееся в берег. Затор образовал преграду из льдин. Нужно было разрушить ледяное сооружение, и Нижегородов подошел к краю обрыва. Рискуя испачкать свои светлые брюки и белые туфли, он взобрался на льдину и начал раскачивать ее ногами. Преграда из льдин была крепкая, Нижегородов устал, взмок, но настойчиво продолжал свое занятие. Его охватил ребячий восторг. Он поймал кураж и, как полагал, не отступил бы от задуманного даже под страхом утонуть. Он продолжал сражаться с этой чудовищной силой. В конце-концов своего добился. Ледяная махина, хотя и медленно, начинала прогибаться под его ногами. Потом в плотине из льдин образовалась полынья, которая расширялась на глазах. Нижегородов победно вскинул руки вверх, увидев, как вода пришла в шумное движение и стала раздвигать, разваливать на части то, что оставалось от плотины. Глухой грохот сменился мелодичным звоном. Это новые льдины, сметая на своем пути остатки затора, весело понеслись по морю. Поняв, что ледоход на Балтике, весну, уже не остановить, Нижегородов заорал:
— Ура!...
В восторге он бегал по берегу, как мальчишка. Остановил его голос сверху:
— Чего ты расшумелся, старик?
На круче стоял Сергей Грошев. Цепкий взгляд Нижегородова сразу отметил перемены в операторе. Черные ботинки, зеленые брюки, зеленый китель, белая сорочка, перчатки. И погоны. Два золотых прямоугольника с тремя звездочками на каждом и узенькими синими полосками посередине. Новая форма решительно меняла теперь всю жизнь Грошева. Это получилось как-то удивительно просто.
— Разреши представиться, командир: старший лейтенант Федеральной Службы Безопасности Сергей Грошев. — пророкотал бывший оператор вертолета и, сойдя с кручи, обнял Нижегородова за плечи. — Спешу на доклад к генералу, но время позволяет кое-что тебе рассказать.
Внезапно звонит мобильник Грошева.
— Слушаю. Да. Так, — коротко бросает он в трубку, не сводя глаз с Нижегородова. Затем, окончив разговор, улыбнувшись, заинтригованно произнес: — Могу тебя поздравить, командир. Помнишь, как какой-то гад передавал на сопредельную сторону наши координаты?
Враг? Еще бы он, капитан Нижегородов, не помнил!
— Конечно!
— Так вот, мне сейчас передали, что он задержан. И в этой операции есть твое участие. Не забыл, как вылетели мы на рассвете по тревоге, как обнаружили яркую засветину на побережье? Тебе то задание, тот вылет показались странными! Ты, разумеется, и не догадывался, что тогда мы ловим на «живца» того, кто сливал информацию о нашей работе своим хозяевам. Опережая твое естественное любопытство, сообщу лишь, что информатором оказался офицер штаба. Подробности не имеют значения.
— Задержан? — Это хорошо. Нижегородов удовлетворенно кивнул Грошеву и улыбнулся. — Значит, для крота, как ни петлял он, как ни хитрил, ни маскировался, ничего не вышло. Для него все кончено.
Нет, ничего не кончено. Это ведь граница. Граница… И разве дело в нем, в этом предателе? Как бы ни был он гадок, мелок, за ним и его задержанием кроется нечто большее, чем просто обезвреживание преступника. Он тщательно законспирировался, однако, попался.
Эти месяцы службы на Балтике принесли Нижегородову много нового. Но самое замечательное — с морем, прежде знакомым ему только из средств массовой информации и кино, он породнился. По водам Балтики, по двенадцатимильной зоне, ходит много больших судов. Они везут грузы во все концы света. Это друзья. По Балтийскому морю ходят рыболовецкие шхуны, спортивные яхты и швертботы. Это тоже друзья. От этого открытия сердце Нижегородова перевернулось в радостном сальто.
— Командир, а командир? — Грошев изобразил одну из своих гримас, посвистел и показал зубы, тем самым давая понять, что с ним все в порядке: — А не интересует ли тебя еще одно имя?
— Имя? Уж не хочешь ли ты сказать…
— Да, мы всегда понимали друг друга с полуслов. Ты верно угадал ход моих мыслей. Речь пойдет об Анжеле. Командир, у меня есть утешающие для тебя новости.
Нижегородов весь напрягся, настороженно посмотрел на Грошева. Тот ответил ему невинным взглядом.
— Знаешь, Александр, вина этой несчастной девушки косвенная. Ее использовали в темную. В задачу Анжелы входило всего-навсего влюбить в себя, капитана Нижегородова, командира чудо-вертолета. Но не тут-то было. Анжела влюбилась сама. Между прочим, оказалось, что любовь двух молодых людей, взаимная. Или мне это показалось? — Невинные голубые, чуть округленные глаза Грошева продолжали сверлить Нижегородова — Эта ваша, по сути, незапланированная любовь сорвала амбициозные планы Патрика Бауэра и компании по захвату нашего вертолета. Бауэра мы давно и плотно пасли, однако не знали о роли Анжелы в его проекте. Потом мы задержали на таможне некого Гилфорда Хила, подельника Бауэра, который дал исчерпывающие показания. Сообщил все, что ему известно. Нам многое стало ясно. Вообщем, каждый из них думал, что берет свое.
С той минуты, когда речь зашла об Анжеле, Нижегородов сразу переменился. Помрачнел и начал курить сигареты одну за другой. Выглядел он уставшим и постаревшим.
 
Владимир АЛЕХИН

БИБЛИОГРАФИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ИЗДАНИЙ

01. КАВКАЗСКИЙ ВАРИАНТ (состав: Ромкин крест; Тропой толтеков; Невеста с панели; Последний танец кобры; С мыслью о княжне). Мелодрама. Илл. С. Алехина. Воронеж. 2001 г. Печ. л. 9.1.
02. КРЕПОСТЬ НАД ПЯНДЖЕМ (состав: Следы в пустыне; Крепость над Пянджем; Любовь обманная; Месть обречённых; Не дешевле денег; С тревогой за человека) Военные повести. Илл. Г. Усковой. Воронеж. 2002 г. Печ. л. 11.0
03. УМЕРЕТЬ ПО ПРИКАЗУ «ДРАКОНА» (состав: Кровь на погонах; Террорист из Поднебесья; Схватка в сыпучих песках; В стороне от фарватера; Охотники за оборотнями) Приключения. Илл. И. Давыдовой. Воронеж. 2002 г. Печ. л. 5.
04. СМЕРТЬ С ВОСТОКА. Героика. Приключения. Воронеж. 2003 г. Печ. л. 6.7.
05. СТРАЖ АДА. Приключения. Илл. М. Сычёвой. Воронеж. 2003 г. печ. л. 6.0.
06. ЛОВУШКА ДЛЯ БИЗНЕС ЛЕДИ. Детектив. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2004 г. Печ. л. 6.37
07. МЕРТВЕЦ ПРИ ЖИЗНИ. Боевик. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2005 г. Печ. л. 6.39.
08. ОХОТНИК НА ЧЁРНЫХ ПТИЦ (состав: Выстрелы на границе; Охотник на чёрных птиц). Военные повести. Илл. Е. Бочаровой. Воронеж. 2006 г. Печ. л. 7.3
09. КАПКАН ДЛЯ «ДЕДА» (состав: В стороне от фарватера; Капкан для «деда»; Ястреб свидетельствует). Детектив. Илл. Т. Булавиной. Воронеж. 2007 г. Печ. л. 2.25.
10. ЛЮБОВЬ ПО ВЫСШИМ РАСЦЕНКАМ (состав: Сокровища Маккены; Там, где цветёт «Эдельвейс»; Пяндж — река фронтовая; Утренний рейс из Кабула; Любовь по высшим расценкам). Боевик. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2007 г. Печ. л. 8.0 (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл).
11. ПОЦЕЛУЙ ПОСЛЕ СМЕРТИ. Боевик. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. Печ. л. 8.1. (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл).
12. КОЛЬЕ ВОЛЧИЦЫ. Боевик. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. печ. л. 4.8 (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл.)
13. ГОРОД ДЛЯ ЛЮБИМОЙ. Мелодрама. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. Печ. л. 4,3 (серия «Военные писатели XXI века).
14. СЛЕД ЛЕБЕНСБОРНА. Боевик.  Илл. , А. Копытина. Воронеж   
2009.печ. л.— 6,5 (серия «Военные писатели XXI века»).
 

15. НОКТЮРН ДЛЯ НЕВОЛЬНИЦЫ (состав: Ноктюрн для   
невольницы. След  Лебенсборна. Затмение). Боевик. Илл. Г.
Улановой. Воронеж 2010.печ. л.  — 7,3. (серия «Военные писатели
XXI века»).
16. ЛЮБИМЧИК БЕЛЕНА. Футбол. Илл. А.Алленых. Воронеж 2010.
печ. л. —  4,7 (серия «Библиотека спортивной прозы»).
17. ЛЕДИ — КАРАТЭ В БОРЬБЕ БЕЗ ПРАВИЛ. Боевик. Илл. А.Копытина. Воронеж  2011. печ. л.— 4,6 (серия «Щит и Меч»).
 
От автора
БИТВА ЗА ИСТОРИЮ

Сюжет моей небольшой по объёму повести „Леди-каратэ в борьбе без правил“ на первый взгляд прост. Преступные группировки стремятся захватить уникальный российский вертолёт, чтобы затем продать его на мировом рынке. Желательно военному блоку НАТО. На самом деле сюжет произведения совсем иной.
Содержание повести многозначительное и глубокое. Главный герой капитан Нижегородов поставлен в такие условия, что ему постоянно приходится совершать серьёзные поступки, принимать важные решения.
Впервые это случилось, когда ему предложили перейти из сухопутных ВВС в авиасоединение морских погранвойск, чтобы в боевых условиях испытать многоцелевой вертолёт. Он соглашается и для него начинается новая, трудная, полная опасностей очень ответственная служба. Карьеру Нижегородову приходится строить с чистого листа. Перед ним разворачивается напряжённая жизнь морской границы, идёт как невидимая, так и видимая жёсткая схватка противоборствующих сторон. Эти события, в которых Нижегородов принимает самостоятельное, именно самостоятельное участие, налагают на него всю меру ответственности за конечный результат. Когда Александр дал согласие на испытания многоцелевого вертолёта в боевой обстановке, он решил, что обязан справляться со всеми этими сложностями. На это направлены его мысли, его чувства. Тут он весь.
Я остался верен своей традиционной манере повествования: абсолютная современность происходящего. Современность проявляется везде. В самом складе характеров, в отношениях между людьми, в атмосфере ощущаемой в интимных, бытовых отношениях, на службе. Главное же, сами отношения, их характер. В них есть все сложности, какие только могут возникнуть между людьми, связанные любовью, ревностью, общим долгом. Вырисовывается проблема — пропасть между привилегированными и слоем притесняемых бедностью россиян. Персонажи повести каждый по-своему решает проблему материального благополучия. Смыкаются, выстраиваются в один ряд: предельно честное отношение капитана Нижегородова к воинскому долгу и его стремление в сложной обстановке устроить свою личную жизнь. Эта сюжетная конструкция — фон, на котором развёртываются судьбы героев. Мне было необходимо связать частные судьбы персонажей с широким шагом истории. Притом связать так, чтобы этой связью выразить самые заветные, созревшие в долгих раздумьях мысли о судьбах и невзгодах нынешней России.
Пикаперша Анжела появилась не случайно. В моём воображении возникла событийная линия большого драматического накала. В сюжете появляется это действующее лицо, девушка, в которую влюбляется капитан Нижегородов. Эта сюжетная находка по сути решила всё. Определился сюжетный ход с широким историческим захватом. Счастливая находка эта Анжела.
Возможно, сказанное выше, цинизм. Ведь любовь Нижегородова и Анжены вершится трагически. Но читатель, следящий за вереницей событий, умеющий вглядываться в общий смысл образа, этот приближающийся трагизм разглядел ещё раньше. Нижегородоев понимает, что вместе с любовью к Анжеле в его жизнь входит что-то тёмное, трагическое. Но дело вершится. Александр женится на Анжеле.
— Командир, с Анжелой у тебя серьёзно? — интересуется у Нижеродова лейтенант Грошев, оператор вертолёта. На вопрос Нижегородов отвечает вопросом.
— А есть ли у меня в личной жизни выбор, лейтенант? Анжела говорила мне, женщины-россиянки отвергают меня по причине материальных и жилищных проблем. Я рад тому, что Анжела приняла моё предложение, избавив от одиночества.
На беду на жизненном пути Александра Нижегородова встречались ничтожные, расчётливые женщины. Главной ценностью для которых было финансовое благополучие. Умная Анжела негодует по поводу завышенных материальных требований россиянок к своим избранникам. В свою очередь она готова сама обеспечить Нижегородова условиями, гарантирующими их семье благополучие и процветание. Читатели наверняка согласятся, что Анжела — центральная фигура, двигающая сюжет. Сюжетом внешних благодеяний выражен мостик между молодыми людьми Александром Нижегородовым и Анжелой. Парадоксально, но это благодеяние угрожает герою почти с первого шага их устанавливающихся отношений. Приближается шторм, историческая буря.
В этом сквозном сюжетном ходе предвестник бури — капитан Нижегородов. Простоватый с виду, наивный, он становится упёртым, непоколебимым в обстановке полных неожиданных поворотов, когда дело касается выполнения долга, воинской присяги. Он говорит Анжеле, зовущей его на благополучный Туманный Альбион:
— Я избрал тяжёлый путь служения Отечеству. Это для меня нечто более важное, чем большие бабки. И это понимание даёт мне силы жить.
В весеннее половодье он раскачивает ледяной затор, разрушает его. Читатель, полагаю, уже догадался, что тем самым образно разрушен блок НАТО, от которого постанывала Европа. Это и есть дело, которое капитан Нижегородов считает нечто более важным, чем большие деньги.
Тон повествования „Леди-каратэ…“ с виду, как уже было выше отмечено, бесхитростен. Но в этой простоте я старался выразить идею, утверждая мысль о душевных великих богатствах русского народа. О благородных нравственных свойствах, которые таятся под грубой оболочкой „простого народа“. Эти свойства могли бы развернуться ещё краше, ещё полнее, не будь они сдавлены, а порой и изуродованы тяжёлыми социальными условиями. А ещё нужно всем людям, живущим на земле, крепко взяться за руки и тем самым соорудить „мостик“ дружбы между народами.