Самарканд

                Фрагмент из романа «Страна Сияющей Богини»)

                1.
Ил-86, поднявшийся из аэропорта «Внуково» в воскресенье в 23:30 по московскому времени, летел навстречу новому дню новой недели и должен был приземлиться в Самарканде ранним утром в 05:30 по местному времени – так велика была страна. Если продолжить полёт и дальше на восток, то впереди простирались ещё семь часовых поясов и студёное Берингово море, за которым лежала Америка. Копила мировая хищница силы и деньги для нанесения решающего удара по самой непокорной стране, в которой зародилась и разрасталась невиданная доле смута, угрожавшая существованию самой страны.
Во второй половине октября 1986 года ещё мало кто догадывался, что может случиться в ближайшие пять лет. Разве возможно было себе представить, что большой и могучей стране, поборовшей неграмотность, одолевшей фашизм и первой пославшей человека в Космос, жить осталось, если по факту, то менее пяти лет, а если юридически то чуть больше…
Соколовым и Беловой удалось улететь одним рейсом. Уже в салоне самолёта с помощью приветливой бортпроводницы Генрих поменялся местами c пожилым узбеком, носившим на помятом пиджаке орденские планки с наградами за Великую Отечественную войну, и усадил Светлану рядом с сёстрами – пусть пообщаются, а сам пристроился в хвосте самолёта, намереваясь подремать во время полёта.

*
– Погода стояла великолепная. Высокое голубое небо и ни единого облачка. Как правило, вторая половина сентября и октябрь в Закавказье самое лучшее время года. Нет изнурительного зноя, тепло и сухо, словом – комфортно.
До Пушкинского района мы добрались за два часа, побывав за это время в горах, поросших лесом и кустарником, в полупустыне и, наконец, в цветущем оазисе, возникшем в безводной Муганской степи  более ста лет назад. В те времена в Закавказье переселялись гонимые из родных мест раскольники-молокане , – увлечённо рассказывала Ладе и Светлане Вера, закончившая и передавшая в отдел свой очерк о двух закавказских республиках, в которых она побывала во время недавней командировки в качестве собкора газеты «Комсомольская Правда».    
– Прежде переселенцы жили общиной из нескольких небольших сёл, занимаясь земледелием. Теперь на их землях создан один из лучших в республике совхоз-миллионер. Молодёжь за редким исключением не уезжает в города. Даже ребята, отслужившие в армии, возвращаются в родной совхоз практически все. У пограничников с совхозом давние и налаженные связи, закупают продукты, качество которых высочайшее. Нас – меня и майора Лебедева, принял директор совхоза Никифор Авдеевич Ухломин. Узнав, что я корреспондентка центральной газеты, провёз нас по своим владениям, показал поля, сады и виноградники. Время горячее, мужчины убирали кукурузу и овощи, женщины собирали поздние сорта винограда – столовые и технические.
– Что значит технические? – не поняла Светлана.
– Из технических сортов делают вина и коньяки, – пояснила Вера. – Помимо винограда убирают поздние яблоки, груши, гранаты, персики и её много чего. А какой там растёт инжир! Я привозила домой, Лада пробовала. Словом – райская земля.
– Великолепные плоды! Недаром инжир называют смоковницей! – Вспомнила Лада. – Жаль, что ты, Света, не попробовала, но ничего, в Самарканде осенью фруктов не меньше. Нам посылает посылки Богдан, а в прошлом году Генрих привёз роскошные дыни. В Москве такие можно купить разве что на Центральном рынке, и стоят они от трёх и выше рублей за кило. В Самарканде на рынках их продают, не взвешивая, в зависимости от размера, на глаз. Дыня до трёх килограммов стоит пятьдесят копеек, до пяти – рубль, а десятикилограммовую дыню отдают за два рубля.
– Что-то мы всё о фруктах и дынях, – вмешалась Света, – слюнки текут! А как живут люди в Пушкинском районе?
– Живут, как и прежде, общиной. Видели бы вы, девочки, какие красивые женщины там живут! Загорелые, светловолосые, синеглазые! Держатся прямо, грациозные словно античные богини! И не удивительно – здоровая наследственность, ведь многие поколения молокан не употребляют спиртного, не курят, правильно питаются – среди них нет тучных людей, пьют чистую воду и дышат божественным горным воздухом. Как в старину, женщины и девочки повязывают на головы белые платки. Без них нельзя – солнце сильное. Их кофты и юбки пошиты на старинный лад. Смотришь на них и вспоминаешь «Тихий Дон» Михаила Шолохова . Наверное, так выглядели казачки…
Пока живут хорошо, только вот обособленно. Беда в том, что у молокан стали портиться отношения с окружающим коренным населением. Председатель совхоза рассказал, что межнациональные трения стали отчётливо проявляться с середины семидесятых. С тех пор с каждым годом проблемы лишь нарастают. Его коллеги – директора и председатели соседних азербайджанских и армянских совхозов и колхозов стараются смягчить межнациональные конфликты, но делать это всё труднее и труднее. В республиках и за их пределами появились силы, которым выгодно раскачивать ситуацию… – совсем уже грустно добавила Вера. 
– У азербайджанцев и армян застарелый конфликт, обагрённый большой кровью многих поколений. Один уважаемый пожилой азербайджанец с наградами за Великую отечественную войну приколотыми к пиджаку, с которым мне довелось говорить, зло пошутил: «у вас, в Москве, ещё есть советская власть, а у нас её уже нет. Только в Москве этого не видят или не хотят видеть». Вот так и сказал. И это не шутки. Об этом я наслышалась и от Игоря и от многих других. Обеспокоены люди, боятся. Со страхом вспоминают старое время, когда в этих благодатных местах  лилась кровь.
«Нас задевают, но пока терпимо» – поделился своими мыслями директор совхоза, который выполнял и перевыполнял планы, устанавливаемые для него в Баку, «а вот между азербайджанскими и армянскими сёлами уже идёт скрытая война. Так и сказал Никифор Авдеевич Ухломин. Только писать об этом не советовал, иначе «завернут весь материал» и «по головке не погладят». Почти то же самое, что и пожилой азербайджанец, сказал директор Ухломин: «Москва не видит того, что происходит на окраинах или не хочет этого видеть. Вот она откуда, беда…»
– Война? – испугалась этого слова Света. – Неужели в нашей стране такое возможно?
– Никифору Авдеевичу виднее, – за Веру ответила Лада и задумалась. – Больше ничего не говорил директор совхоза? – спросила она после паузы.
– Посетовал, что случись беда, придётся бросать дома, в которых родились и прожили почти полтора века. Придётся бросать земли, отвоёванные у засушливой Муганской степи и возвращаться в Россию, – вспомнила Вера слова Ухломина: – «Примут ли нас? Или придётся, как в гражданскую войну, бежать, куда глаза глядят, хоть в саму Америку…»
Только в очерке этого нет, не пропустят, – вздохнув, добавила она.

*
Ночь, в окошко не посмотришь. Внизу ничего не видно. Лишь сверху чёрное небо и мириады холодных звёзд, напомнившие об августовском походе по Южному Уралу.
С тех пор осталась горькая досада, не отпускавшая и сейчас. Пропала, по сути, единственная и ценнейшая находка – бронзоволикая богиня, женщина или девушка, улыбка которой напоминала улыбку Светы Беловой…
«Милая моя Светка…» – Закрыв глаза, вспоминал Генрих. «В последнюю волшебную ночь на склоне горы Аркаим, первой призналась в любви, одарила клятвами, поцелуями, горячими ласками, самым сокровенным…»
Когда оба – безгранично счастливые, они вернулись в маленький лагерь и бросили в прогоревший костёр охапки сухой полыни, то увидели, что пропала оставленная на камне бронзовая богиня, названная ими Россией. Как пропала? Куда?
Криками разбудили спящих: Венгерова, Урицкого и Кольцовых. Обшарили всё кругом – нигде нет…
– Раззявы! Куда же вы смотрели? – накричал на них нетрезвый Сашка Венгеров, допивший перед сном коньяк из своей заветной фляги. С неприязнью посмотрел на сжавшуюся в комок Свету. Словно зверь учуял, что произошло между Соколовым и Беловой.
Чем ему возразить?
– Может быть прошёл рядом кто посторонний? Пастух или другой человек. Прошёл тихо мимо и забрал. Не в пустыне же мы. Неподалёку совхоз? – предположил огорчённый Урицкий, нервно меряя шагами вытоптанную площадку возле прогоревшего костра.
Ирочка Кольцова расплакалась. Виктор принялся её утешать. Да разве утешишь. Остаток ночи прошёл ужасно. Заснул лишь разругавшийся со всеми Венгеров, да и то –  сморил его выпитый коньяк.
С рассветом обшарили всю округу – тщетно. Как в воду канула бронзоволикая богиня, женщина или девушка, которую нарекли Россией. Впрочем, воды рядом не было. Разве что Караганка, до которой не менее полутора километров…
Пропала бронзовая находка, словно её и не было. Возникли неизбежные в таком деле подозрения, что находку мог взять кто-то из своих. Опять все переругались, едва не дошло до мата и рукоприкладства. Света и Ирочка плакали…
– Нечего на других пенять, Генрих Ярославович! Чего ты её не убрал? Ты охранял лагерь, ты и виноват! Вместо того, чтобы поддерживать огонь и сторожить находку, гулял, видите ли, со Светкой под луной… – Венгеров хмуро посмотрел на Белову и сплюнул, за что едва не получил от Генриха по морде, да Урицкий вовремя перехватил его руку…
В Москве Генрих проявил отснятую плёнку – оказалась засвеченной. Такого с ним ещё не бывало. Невольно подумалось, что в это дело вмешались какие-то дьявольские силы…
Кольцовы отпечатали со своей плёнки несколько фотографий, но сделаны они были уже в густых сумерках. Разве на них что-нибудь разглядишь?
Недели две Генрих не разговаривал со Светланой, словно она была в чём-то повинна. По институту пошли слухи, что Соколов чем-то очень обидел Белову, на которой и в самом деле не было лица. Сразу видно – страдает бедняжка. Наверное, уйдёт из лаборатории или уволится из института. Незамужние женщины, тем более девушки в таком возрасте очень ранимы. Белова не девочка – ей двадцать шесть.
Светлану и Генриха успокоила и помирила Елена Васильевна – мудрая, многое повидавшая женщина. Хорошо, что это ей удалось. И ещё одна очень радостная новость за последние две недели. Мама первой сообщила ему, что Света беременна, а на следующий день они подали заявление в районный Загс и упросили зарегистрировать их брак двадцать девятого ноября в один день с Верой и Кириллом. Впереди приятные ожидания, только по-прежнему болит сердце о двух утратах – сыне, которого увезли в чужую страну и пропавшей бронзоволикой богине, женщине или девушке с улыбкой похожей на улыбку Светланы…
С женой Генриху, наконец, удалось развестись. Собралась, наконец, замуж за Илью Рубина. Надумали перебраться в Израиль «переждать» по словам Ильи Марковича «тот бардак, который предстоит пережить стране», однако с намереньем, как похвасталась Маша в последнем разговоре с бывшим мужем по телефону: «жить на две страны».
«Так поступают паразиты. Мерзкое это дело тянуть соки из одной страны, а жить в другой», – Подумалось тогда Генриху. Противно такое слушать. В Израиле у Рубина обосновалась мать – Мира Иосифовна – довольно известный стоматолог, сумевшая неплохо устроиться. Отговаривала сына расстаться с Машей и «хвостом», обещала подобрать правильную жену.
Не желая терять красивую женщину, Илья упорно не слушал материнских советов, а «нужные люди» помогли ему купить документы, подтверждавшие «правильное происхождение» Марии Соколовой-Рязановой по материнской линии. Документы были липовые, но Рубина заверили, что в Израиле к ним присматриваться не будут. Окрылённый Илья Рубин, коммерческие дела которого шли успешно, любил приговаривать: «Израиль – шестнадцатая республика СССР, самая непослушная, зато с правильной экономикой, а, вас», – он имел в виду страну, которая его вырастила, выкормила, выучила и защитила от германского нацизма, – «спасёт перестройка, но прежде изрядно помучит. Вот когда выдавите из себя «совка» , тогда будет полный порядок!»
О Маше Генрих не жалел, жаль было Егорку. «Увезут мальчика мать и отчим в чужую страну к чужой бабке и воспитают евреем – абсурд какой-то…» – Мучительно заныло сердце: «Что там его ждёт?»
Опять, словно по кругу, мысли вернулись к бронзовой находке. «Куда она пропала? Кто её похитил? Кольцовы? Венгеров? Урицкий? Кто-то посторонний, оказавшийся поздним вечером возле маленького лагеря у потухшего костра? Кто?» В иные неведомые или дьявольские силы он не верил.

*
В голову лезла всякая чёртовщина, и усилием воли Генрих прогнал сон. За бортом воздушного лайнера, летевшего над огромной равниной, раскинувшейся между Волгой и Аральским море, мерно, убаюкивая, гудели могучие двигатели. Его кресло было крайним в левом ряду, он выглянул и осмотрел салон. Сёстры и Света сидели далеко впереди, Генрих не видел их. Успокоился, подумав: «Задремали или шепчутся о своём».
Помимо обычных пассажиров преимущественно восточной внешности в Самарканд летела группа туристов из Великобритании – человек двадцать, в основном пожилые люди, и иностранные журналисты – до десяти человек. Кое с кем из зарубежных коллег перед самой посадкой познакомилась общительная Вера. Больше других её внимание привлекли молодые люди: американец Генри Роулинг и миниатюрная канадка, внешним видом напоминавшая подростка. Вера успела рассказать брату, что девушку зовут Хэлен Эйр, она из Торонто и поначалу была очень огорчена. Ей была обещана поездка на Байкал, но в последний момент что-то переиграли и в Сибирь вместо молодой корреспондентки из газеты «Глоуб энд Мейл» оправился маститый американский журналист из газеты «Нью-Йорк Таймс».
По совету переводчицы, в которой после нескольких слов, описавшего её Генри Роулинга, Соколовы узнали маму, Хэлен уже купила в «Детском мире» тёплую куртку, однако в результате таких перемен была вынуждена оставить её в Москве.
– Не переживайте, Хэлен. Советская Средняя Азия не менее интересна, чем Сибирь, где вы ещё побываете, а Самарканд – жемчужина Востока и там сейчас тепло. В этом древнем городе Александр Македонский встретил и полюбил Роксану . В Самарканде – четвёртом по посещаемости зарубежными туристами городе СССР после Москвы, Ленинграда и Киева много исторических памятников античности и средневековья. В Самарканде правил Тамерлан  и здесь находится его усыпальница, – обнадёжила Вера невысокую, коротко остриженную канадку, выглядевшую рядом с рослыми сёстрами девочкой-подростком.
Вера познакомила Генриха с его американским тёзкой и канадкой. Пожали друг другу руку и обменялись улыбками.
Соколов летел в Самарканд в третий раз. Брат – профессор математики Самаркандского государственного университета Богдан Соколов проводил осенние семинары по математической логике и теории алгоритмов. Такая тематика Генриху, как программисту, была полезна и интересна. Кроме того, весьма полезны были контакты с коллегами, слетавшимися в Самарканд на семинар со всех концов страны. Планировались такие командировки загодя, и ещё в феврале Соколов подал заявку на себя и Белову, которая работала по этой тематике и очень хотела побывать в Средней Азии. Таким командировкам в институте не препятствовали, их поощряли. Деньги для этих целей выделялись.   
Убаюкиваемый звуком моторов, Генрих вновь задремал и очнулся от шума в головной части салона, где находились сёстры и Света. Не успев понять, что происходит, он увидел крепкого молодого мужчину в костюме и при галстуке, который вёл рядом с собой, взяв под локоть левой руки, брюнета восточного типа. Кисть правой повреждённой руки брюнета неестественно дёргалась. Мужчина стонал от боли и пытался сопротивляться, однако был не в силах сладить со своим конвоиром, который вёл задержанного в сторону туалета.
Вот они поравнялись с креслом Генриха и он разглядел перекошенное злобой лицо смуглого черноволосого молодого человека лет двадцати семи, задержанного, вне всякого сомнения, сотрудником КГБ, сопровождавшим зарубежных журналистов. Пальцы обеих рук задержанного человека – здоровой и повреждённой, очевидно имел место сильный вывих или перелом, были унизаны золотыми перстнями.
Задержанный грязно ругался и угрожал конвоиру. Не выдержав, тот нанёс ему свободный рукой короткий удар в пах. Задержанный скрючился и замолк, а через мгновение оказался в туалете.
Глядя им вслед, кое-где выглядывали со своих мест пассажиры крайних кресел, а в головной части салона, там, где сидели Лада, Вера и Света стояли уже знакомые Генриху американец с канадкой и ещё один мужчина, оказавшийся вторым сопровождающим группу сотрудником КГБ.
«Неужели там что-то случилось?» – Вздрогнул Генрих и поспешил к ним.
Сильно взволнованная Вера, привстала навстречу брату. Лицо её горело от возмущения. 
– Ну не везёт, мне Генрих! – словно оправдываясь перед  ним, Вера принялась сбивчиво объяснить ему суть неприятного инцидента.
– В Ереване приставали, но не так нагло, а тут… Мы разговаривали. Подошёл этот… – Вера не находила слова, как назвать нахала, который прицепился к женщинам.
– У нас в Штатах таких наглецов бьют по физиономии, а затем подают на них в суд, за сексуальные домогательства. У нас с этим строго! – неожиданно и на хорошем русском языке, пояснил Генриху американский журналист, гордый тем, что заступился за честь красивой девушки и журналистки, летевшей в Самарканд вместе со старшей сестрой и подругой.
– Вы приходитесь братом гражданки Веры Соколовой? – спросил Генриха сотрудник госбезопасности.
– Да, братом. Объясните, что произошло?
– Гражданин, имя которого сейчас устанавливают, похоже, обкуренный, приставал к вашей сестре. Она крайняя в ряду. Схватил её за руку, попытался поднять. Гражданин США пришёл женщинам на помощь и то ли вывихнул то ли сломал руку нарушителю. Это ещё предстоит выяснить. У вас сильные руки, мистер…
– Генри Роулинг, «Ассошиэйтед пресс», – назвался американец, хорошо говоривший по-русски.
– К вам, мистер Роулинг, претензий нет. Владеете русским языком – это хорошо. Прошу извинить за неприятный инцидент. И вы, гражданка, Соколова, извините. Такое бывает, к счастью не часто. Пожалуйста, все вернитесь на свои места, а вы, товарищ Соколов присматривайте за женщинами. Они у вас все красивые и блондинки. К таким женщинам мужчины востока особенно не равнодушны, начнут останавливать, заговаривать. Не оставляйте их одних на улицах города.
– Спасибо за совет, – поблагодарил Генрих сотрудника Комитета.
– Что значит «обкуренный»? – не удержалась, спросила Светлана.
– Анаша. Наркотик. В Средней Азии это зелье не редкость, – пояснил москвичу сотрудник КГБ, сопровождавший на пару с коллегой иностранных журналистов, летевших в Самарканд. До окончания полёта оставалось ещё полчаса, и пассажиры постепенно успокаивались, ожидая команды «пристегнуть ремни и приготовиться к посадке».

                2.
– Эта южная территория или азиатская республика чем-то напоминает мне Мексику или наш пограничный штат Нью-Мексико, – обнимая свободной рукой миниатюрную, словно девочку-подростка, обнажённую канадку, делился своими впечатлениями с Хэлен Эйр симпатичный американец Генри Роулинг, на которого бойкая канадка сразу «положила глаз». Не долго думая, она забралась к Генри в постель в первый тихий и звёздный самаркандский вечер.
По жизни Эйр изображала из себя этакую «самостоятельную девчонку», которая не задумывается о будущем и живёт одним днём, но в и этом дне она не желала ничего упускать. Ей всего двадцать пять, впереди ещё уйма времени, тем более что создавать семью она не собиралась. Во-первых замуж пока никто не приглашал, этого могло и не случиться, а во-вторых Хэлен чувствовала, что не сможет стать ни хорошей женой, ни хорошей матерью. Девушек таких как она в Канаде и её огромном южном соседе  становилось всё больше и больше – эмансипация «набирала обороты».
Они успели подружиться ещё в Москве. Уже тогда Хэлен захотелось заманить такого видного парня в свой номер, улечься с ним в постель, щёлкнув таким образом по носу девицу по имени Линда, с которой Генри, рассказавший кое-что о себе, обручился перед поездкой в СССР. Роулинг ничего не имел против того, чтобы переспать с «крошкой» Эйр, которая была по его меркам довольно умна и развита, хотя далеко не красавица, но выбора у молодого и здорового мужчины без вредных привычек не было, а природа брала своё…
В Москве ничего не вышло. Скучный немец Гюнтер Бош плотно опекал своего американского коллегу и не расставался с ним ни на час, не оставляя времени для Эйр. Как хорошо, что Гюнтер сейчас в другом месте, да и Эйр теперь ничуть не жалела о том, что не попала на Байкал. Там она ещё побывает. Надо только сделать несколько потрясающих репортажей о СССР, а это она сумеет, и тогда её опять пошлют в эту огромную, раскинувшуюся на одиннадцать часовых поясов, и очень интересную страну.
В первый день иностранные журналисты, которых поселили в интуристовской гостинице –  так в СССР называли лучшие отели, знакомились с достопримечательностями города. Активная канадка вовсю знакомилась с местными жителями, внешне похожими на мексиканцев, как метко заметил Генри, владевший русским языком и переводивший вопросы и ответы. Странно, что свои лингвистические способности он не проявил в Москве и впервые заговорил по-русски во время неприятного инцидента в самолёте.
Несдержанность в отношении к женщинам и особенно блондинкам – ещё одно подтверждение сходства нравов мексиканцев и этих советских азиатов, строивших из себя этаких мачо. Впрочем, против них Эйр,  уродившаяся не высокой и стройной блондинкой, а «полутораметровым огрызком», как критически называла сама себя, когда была не в духе, пока ничего не имела.
«Как же хороши эти три русские женщины, несомненно родственницы! Красивые, словно три королевы!» – Увидев их в самолёте подумала Хэлен, однако этими мыслями решила ни с кем не делиться, даже с Генри, который заступился за честь одной из русских красавиц. Почему-то пришло в голову сравнить их с немолодой, но всё ещё очень красивой переводчицей по фамилии Соколова, которая работала с иностранными журналистами, знакомившимися с крупнейшим советским издательство с весьма ответственным названием «Правда».
Позже, узнав, что Соколова мать двух молодых женщин, летевших в самолёте, Хэлен зачла свою проницательность в личный актив. Впрочем, по её же устоявшемуся мнению – «Все красавицы на одно лицо, а потому нет в них особой изюминки…»
«Фу! Ненормальная! О чём это я думаю, когда Генри рядом и ещё не растратил всех сил!» – Вздрогнула Хэлен от вызывающих приятную дрожь прикосновений пальцев «красавчика» к очень чувственным местам. «Ещё поиграем, немного потерпим, соберёмся с силами и тогда…» –  Размечталась она, энергично отвечая на ласки Генри, словно соревнуясь с Линдой, которой достанется этот великолепно сложенный парень.
– А что ты там делал, в Нью-Мексико? Обнимался с мексиканками? Брюнетки цвета шоколада. Какие они? – Сама не зная зачем спросила любопытная Эйр, затягивая тем самым время.    
– Побывал в командировке по заданию редакции, – вернулся к прерванной фразе и солгал Генри, который на самом деле стажировался в секретном центре ЦРУ, располагавшемся на базе Военно-космических сил США в штате Нью-Мексико, над которым всегда безоблачное небо. – Проторчал там почти месяц, однако обниматься с горячими, как местный климат «шоколадными» брюнетками не пришлось, а такой девчонки как ты, там не оказалось, так что намучился…
– Как же так? Неужели они такие недоступные? – удивилась Эйр.
– Да нет, наверное вполне доступные для своих парней, но не для нас. Я имею в виду белых.
– А как же другие мужчины? Ты ведь там был не один?
– У всех, кто там был, имелись жёны и они не страдали. Местечко маленькое, скрыть в таком ничего не возможно, так что рассчитывать на благосклонность чьей-либо «доброй» жены не приходилось. Вечера проводил в полупустом местном баре. Кроме виски и осточертевшей музыки никаких развлечений. Скукота. В третье воскресение вопреки советам местных служащих этого не делать, отправился в город, подыскать себе подружку, которой не жаль заплатить и триста долларов.
Побродил по городку, в котором полно праздно слоняющихся типов, зашёл в одно заведение – что-то среднее между баром и притоном. Только едва унёс оттуда ноги. Не знаю почему, но очень я не понравился местным завсегдатаям, разве только из-за цвета моих волос и глаз. Раскричались на испанском, так что ничего не понять, размахались руками. Наверное угрожали прикончить, когда я «положил глаз» на черноглазую красотку да видно не на ту, и попросил на пару часов комнату. Вместо комнаты оказался на улице.
А вот блондинкам, отважившимся путешествовать без мужей в этих солнечных краях, местные мачо просто не давали прохода. В тот злополучный день вынудил меня один усатый тип дать ему по физиономии. Едва успел добежать до машины. Гнались, но всё обошлось. Увидев военный патруль отстали.
– Довольно, Генри, больше не рассказывай! – Остановила его Хэлен. – Ты, как Робин Гуд, но не грабишь богатеньких, а бросаешься на защиту блондинок. Только тебе там ничего не светит! – намекая на инцидент в самолёте, заключила Эйр и со свойственной ей энергией приступила к активным действиям, не желая упустить момент…   

* *
На семинар профессора Богдана Соколова собрались около сорока человек со всех концов страны, с доброй половиной из которых Генрих был знаком по первым двум семинарам, которые проводились в прошлом и позапрошлом годах.
Прибывших разместили в комнатах общежития студентов университета, которых отправили на уборку хлопка в пригородные колхозы и совхозы. Ладу, Веру и Генриха со Светой Богдан и Шура приняли у себя. Большая профессорская квартира из четырёх комнат и двух громадных по московским меркам лоджий увитых виноградом, от созревших гроздьев которого исходил чудесный аромат, позволила дорогим гостям разместиться с комфортом.
– Очень жаль, Верочка, что с вами не прилетел Кирилл. Очень хочется познакомиться с твоим будущим мужем, – слегка огорчились Богдан и Шура – оба ровесники, поженившиеся в двадцать лет и собиравшиеся отметить свой серебряный юбилей в конце ноября – аккурат к свадьбам Верочки и Генриха.
– Мы читали его афганские репортажи в «Комсомольской правде» и «Красной звезде». Кирилл талантливый журналист! – похвалила Шура жениха Веры. 
– И обманщик! – Добавила Вера. – Мне сказал, что командировка на Сахалин. Даже звонил, обманул, что из Охи, а сам, оказывается, был в Афганистане! Вот и верь после этого… 
– Не хотел, Верочка, чтобы ты волновалась и переживала, – Встал на защиту будущего зятя Богдан.
– Спасибо, успокоили, – вздохнула и улыбнулась Вера. – Познакомитесь на свадьбе. Кирилл вам понравится. Он у меня большой, ростом под два метра, а точнее «без пяти два»! Это значит, что не дорос до двух метров пяти сантиметров, – улыбнулась Вера, не стеснявшая своего «модельного» роста в сто восемьдесят два сантиметра, любившая ходить в туфлях на каблучках и великолепно державшаяся в любом обществе. Её не раз останавливали на улице, предлагали пойти работать манекенщицей в Дом моделей, однако, узнав, что Вера студентка журфака МГУ и хорошая теннисистка – победительница студенческой Универсиады, извинялись, со словами «жаль».   
– Вчера звонила мама, приглашала в Москву на ваши свадьбы, – сообщил Богдан.
– И мы приглашаем вас всех! – Хором объявили Генрих, Вера, Лада и Света. – Бракосочетания состоится в один день двадцать девятого ноября, но так уж случилось, в разных местах, так что можете выбирать, – добавил Генрих. – Ожидается много гостей и обе свадьбы сыграем в ресторане, а затем, надеюсь, что к тому времени выпадет снег, мы все вместе: Соколовы и Лебедевы, Арефьевы и Воронцовы, – Генрих улыбнулся Ладе и Вере, – соберёмся в нашем старом добром доме на даче в Малаховке и наговоримся всласть…
– И покатаемся на лыжах и коньках. Ужасно как хочется! Четвёртый год в Самарканде, соскучились по зиме, – вздохнул Богдан, твёрдо решивший: «ещё год и попрошу вернуть меня в Москву».
Желающих занять место Соколова в Самаркандском университете хоть отбавляй, а он – русский профессор уже внёс свой немалый вклад в подготовку местных кадров, в развитие национальной математической школы.

3.
Октябрь – горячий месяц в солнечной южной республике. Многие трудоспособные горожане,  том числе школьники старших классов и студенты отравлены на уборку хлопка до середины ноября.
В России, на Украине, в Белоруссии и Прибалтике к этому времени закончена уборка картофеля и овощей и зарядили дожди, а студенты, помогавшие рабочим колхозов и совхозов собирать урожай, уже приступили к занятиям.   
В Средней Азии по-прежнему тепло и сухо. Днём солнце прогревает воздух до тридцати градусов, а ночью столбик термометра не опускается ниже десяти. Погода комфортная для отдыха и туристических программ, но не для работы семинара в одной из пустующих аудиторий университета.
Всё это учёл профессор Соколов, подготовив для каждого слушателя пакет методических материалов, ограничившись трёхчасовыми утренними лекциями, после которых оставшееся время посвящалось экскурсиям по городу и его окрестностям. На четверг – предпоследний день работы семинара была запланирована поездка на целый день в Бухару с остановкой в молодом и красивом городе Навои, который получил статус областного центра вновь образованной области и развивался самыми высокими в республике темпами.
Такую культурную программу на все четыре дня со вторника по пятницу объявила собравшимся супруга Богдана Ярославовича Соколова Александра Алексеевна, для родных и близких людей – просто Шура. Невысокая миловидная сорокапятилетняя женщина, несколько склонная к полноте, оказалась на удивление энергичной и подвижной. Александра Алексеевна обладала хорошо поставленным голосом и энциклопедическими знаниями, что крайне необходимо для хорошего экскурсовода или гида, как таких людей принято называть за границей.
Богдан и Шура познакомились в 1959 году в новом здании Московского университета на Ленинских горах , принявшем первых студентов в 1953 году . Богдан учился на Мехмате , а Шура училась на филолога и, окончив университет, прекрасно владела английским и французским языками. В Самарканде Александра Алексеевна занималась переводами, а теперь, как заправский гид, проводила экскурсию по Афрасиабу  – древней цитадели Самарканда одновременно для слушателей семинара, британских туристов и зарубежных журналистов, прилетевших в город в понедельник утром. Соколовой помогали два местных экскурсовода – мужчина и женщина, но всем была ясно, кто среди них главный.      
– Весной 329 года до новой эры защитники столицы Согдианы  Мараканды сложили оружие перед непобедимой греко-македонской армией царя Александра. Знать Согдианы покорилась силе оружия и преклонила колена перед царём царей, как величали великого полководца. По этим ступеням «молодой лев» Александр вбежал на вершину холма, окружённого стенами, и вошёл в Афрасиаб… – увлекательно рассказывала Александра Алексеевна своим слушателям, успевая при этом переводить свой рассказ на английский язык.
– Кто эта женщина? – пробившись к своим знакомым – Генриху, его невесте и сёстрам и здороваясь со всеми за руку, как это принято в Европе и Америке, – спросили опоздавшие к началу экскурсии Роулинг и Эйр. – Отлично владеет английским языком и так увлекательно рассказывает!
– Александра Соколова, супруга нашего старшего брата, – представил Шуру, на время передавшую туристов своим помощникам, которые повели их по территории древней крепости, от которой за два с лишним тысячелетия мало что сохранилось, и лишь осенний воздух, прогретый щедрым солнцем, «дышал  историей» древней земли.
– О! – Удивился Генри Роулинг. – У вас, мистер Соколов, большая семья и такие красивые сёстры! Правда, Хэлен?
– Правда, – как показалось Роулингу не слишком охотно подтвердила Эйр.
«Ревнует «серенькая мышка». Рядом с такими красавицами ей явно неуютно. Впрочем, маленькая, да удаленькая. В постели даст сто очков фору скромнице Линде. Надо будет обучить будущую жену кое-чему из «любовного арсенала» маленькой, однако опытной в таких делах канадки с ирландскими корнями», – подумал американец. – «Не от ирландской ли крови её темперамент»?
Занятый такими мыслями и уже строивший планы на следующую ночь, Роулинг  прослушал часть разговора с женщиной-экскурсоводом, оказавшейся родственницей его русского тёзки.
«Вот и родственница мистера Соколова носит то же имя, что и покоритель Вселенной, который более двух тысяч лет забрался в такую даль от Греции и завоевал помимо Персии и части Индии ещё и Афганистан, с которым теперь не могут сладить русские. Застряли в горах Гиндукуша на семь лет ». – Об этом задумался офицер ЦРУ Генри Роулинг, присматривавшийся к стране, которую предстояло максимально ослабить, а если получится, то разрушить и окончательно уничтожить, как о том мечтал дед, воевавший с русскими во Второй мировой войне.
Впрочем, против народа этой большой и сильной страны Роулинг ничего не имел. Обычные люди, в большинстве своём жизнерадостные, открытые, красивые, – Роулинг перевёл взгляд на сестёр Соколовых, убеждаясь, что это именно так.
«Если бы русские девушки или женщины принимали участие в конкурсах красоты, то, несомненно, могли бы стать первыми претендентками на короны «Мисс Мира» или «Мисс Вселенная», – подумал он. «Однако, страна, созданная этими людьми очень сильная и опасная для стран, где основой всему частная собственность. Её необходимо максимально ослабить и даже разделить на части, приняв по отдельности в цивилизованный мир, которыми будут единолично править Соединённые Штаты Америки. Править на основе провозглашённых демократических ценностей!» – От перспективы гигантской работы, которую предстоит совершить, захватывало дух, и Роулинг гордился своей страной, одним из рядовых солдат которой, был он, Александр Салаш – офицер CIA, осматривавший, словно его тёзка полководец Александр Великий, поле предстоявшей битвы.
«Русские, которые пойдут за нами против «советского тоталитаризма», получат нашу поддержку. Те, кто встанут на нашем пути – будут сметены, а «болото» – добрые девяносто процентов любого общества, которое счастливо тем, что сыто и имеет крышу над головой, покорно примет нашу волю» – припомнил Роулинг произнесённую шефом CIA фразу, которой следовало руководствоваться в дальнейшей работе.   
А пока с высоты древнего Афрасиаба Роулинг профессионально рассматривал с помощью захваченного с собой небольшого бинокля панораму густонаселённой, покрытой садами и убранными полями долины Заравшана, на востоке которой едва виднелись предгорья таинственного Памира – «крыши мира», откуда река брала своё начало.       

*
– Моё имя Рустам, я старший брат человека, который доставил вам неприятности в самолёте, – почтительно склонив голову, на хорошем русском языке представился Генриху мужчина лет тридцати с небольшой тёмной бородкой. Глаза его прикрывали тёмные очки – то ли от солнца, то ли по какой-либо иной причине. Появился он незаметно и Генрих вздрогнул от неожиданности, обернувшись к незнакомцу, который назвался Рустамом. Убедившись, что он привлёк к себе внимание, и что его услышали, в том числе и женщины – три высокие и красивые блондинки, Рустам продолжил:
– Мы оба – я и моя сестра, Таджинисо, подойди к нам, – попросил Рустам довольно высокую хрупкую черноволосую девушку лет двадцати с красивым не слишком смуглым лицом восточного типа, черты которого были правильными, как у красавиц из индийских фильмов, пользующихся огромной популярностью у местного населения.
Девушка подошла поближе и, склонив в приветствии голову, поздоровалась с гостями Самарканда:
– Здравствуйте.
– Мы просим прощения у вашей… – Рустам указал глазами на Веру.
– Сестры, – подсказал Генрих. – Знакомьтесь: Вера, Лада и Светлана, – представил Генрих женщин.
– Просим прощения у вашей сестры за грубость брата. Его имя Фархад. Он раскаивается. Простите его.
– Прощаем, – ответил Генрих, переглянувшись с Верой. – Как его рука?
– Сильный вывих в запястье, но врач уже вправил. Пройдёт, – ответил Рустам. – Фархад сожалеет о случившемся. Он был не в себе. Дабы окончить дело миром, я и Таджинисо приглашаем вас в наш дом, где вы убедитесь в таджикском гостеприимстве. Приходите в любое удобное для вас время. Таджинисо вас встретит и найдёт меня. Занятия в университете прерваны, и студенты уехали на сбор хлопка. У Таджинисо есть освобождение и сейчас она дома, изучает персидскую поэзию. Мы будем рады гостям. – Рустам почтительно сложил руки и поклонился. – В городе у нас свой дом на улице Пушкина. Видите, как у нас почитают русских классиков, – пояснил Рустам. – Есть другой дом, побольше, в Ленинабаде . Если окажетесь в Фергане  – милости просим. Я историк и писатель. Дом Рустама Рустамова вам укажет каждый. Будете в Душанбе – тоже заходите в гости. Зимой я бываю в столице, я имею в виду столицу Такжикистана, – пояснил Рустам.   
– Историк и писатель? Это интересно! Я тоже увлекаюсь древней историей, и сегодня ближе к вечеру мы планируем посетить местный музей, – признался Генрих. – Жаль, не читал ваших книг.
– И вероятно не слышали о Рустаме Рустамове, имя и фамилия которого, то же, что Иван Иванов в России, – пошутил Рустам. – Письменных трудов пока не много, но есть книжка на русском языке, обязательно подарю. Что касается музея, у нас очень хороший городской музей, и я готов стать вашим экскурсоводом, – предложил он. – Сегодня у меня там дела, так что буду ждать вас в музее после семнадцати часов. Приходите.
– Хорошо, если успеем, – ответил Генрих
– У вас столько домов? – удивилась Лада, внимательно рассматривая Таджинисо.
«Красивая девушка», – подумала она.  «Имя у неё интересное».
– Да, Ладанисо, – ответил Рустам. – Наш отец один из руководителей Ленинабадской области. Есть ещё домик в Хороге. Летом люблю работать на Памире.
– Ладанисо? – удивилась Лада. – Что это значит?
– У нас так принято, уважаемая. Таджики прибавляют к женским именам уважительную, ласкательную приставку, если таковой нет. По-русски вас бы назвали Ладочка, а у нас вы – Ладанисо, – охотно пояснил Рустам. – А Вас, Генрих, у нас могут звать Генрихшо или Генрихджон. 
– В Армении к имени часто прилагают «джан», – припомнила Вера.
– Мы с ними в дальнем родстве, да и с вами, русскими, тоже. У армян «джан», у иранцев, к каковым относят таджиков – «джон». Я ответил на ваш вопрос, уважаемая Веранисо?
– О да, Рустамджон, вполне! – улыбнулась Вера. – Так вы таджик?
– Таджик. Таджики – царский народ. Когда-то нашим предкам-иранцам принадлежала вся Центральная Азия от Урала до Индийского океана. Сестра моя носит имя Таджинисо. Такое имя дают чистокровным таджичкам из благородных семей и красивым как царица Роксана, которую взял в жёны Искандер Великий .
– Царский? – заинтересовалась Светлана. – Я кое-что слышала об этом. Слово «тадж» в арийских, точнее в индоиранских языках звучит как «корона». Отсюда дворец «Тадж-Махал» в Агре , название которого переводится на европейские языки как «Большой царский дворец». Верно, Рустам?
– «Тадж» – это «царский», а «большой» и «дворец»? – заинтересовалась Вера, которой в силу её профессии не следовало ничего упускать.
– «Мах» – то же что и «максимум» или «большой». «Хал» или «холл» – это же «зал» или «дворец». Вспомните «халле» в немецком языке или «холл» в английском! Большинство европейцев состоят в дальнем родстве с иранцами и индусами, – с удовольствием объясняла Светлана. Она была столь убедительна, что Генрих залюбовался ею.
За всей церемонией представления местных жителей гостям из Москвы, последовавших вслед за этим извинений и экскурса в историю с близкого расстояния, что позволяло слышать и понять, о чём идёт речь, внимательно следил Генри Роулинг.
– О чём это они? – спросила Хэлен Эйр.
– Эти люди – брат и сестра того типа, которому я вывихнул в самолёте руку. Её уже вправили, а они пришли извиниться за неприятный инцидент. Надо же, вполне порядочные люди. Девушка красива, словно звезда Боливуда , а её брат представился историком и писателем. Интересная и состоятельная семья. Владеют несколькими домами в разных городах. С удовольствием побывал бы у них в гостях! Тем парням из Нью-Мексико, о которых я тебе рассказывал, такое не пришло бы и в голову. Нет, латинос из наших южных штатов, не говоря уже о Мексике, куда как не воспитанные люди, несмотря на то, что христиане-католики.
– И я хочу! – откликнулась Хэлен Эйр.
– Чего? – поинтересовался Роулинг.
– Побывать в их доме. Мне это необходимо для сногсшибательного репортажа! Идём знакомиться! – Хэлен подхватила Генри под руку и решительно увлекла за собой.

* *
– Шура, тебе известен Рустам Рустамов? – спросил Генрих, когда участники семинара разместились в скромном местном экскурсионном автобусе и отправились следом за шикарным интуристовским автобусом к гробнице Тамерлана.
– Да, мы знаем Рустамовых, – ответила Шура. – Вы отстали от общей группы и о чём-то с ним беседовали. С Рустамом была его младшая сестра Таджинисо. Хорошая девушка, учится в университете на факультете истории, изучает санскрит. Сейчас все студенты на хлопке, но у Таджинисо освобождение.
– Твоя  Настя не в школе, а на хлопке, – заметил Генрих.
– Пусть поработает на воздухе. В октябре уже не так жарко. Настин класс – хороший, дружный. Три недели физического труда пойдут детям на пользу. В субботу вечером проводим вас, а в воскресенье навестим Настю. Заканчивает девочка школу… – Вздохнув, задумалась Шура.
– Куда думает поступать? – спросил Генрих.
– Здесь учиться не хочет. Большинство русских детей едут поступать в университеты и институты России. Володя учится в Оренбурге в лётном училище . Пошёл по стопам деда, чем очень расстроил Богдана. Мечтал отец, чтобы сын стал математиком. Не захотел, говорит, что нет у него способностей к точным наукам. Хочет летать, – вздохнула Шура, очевидно так же не одобрявшая выбор сына.
– Настя поедет в Москву. Школа у неё хорошая и мы помогаем ей заниматься. Попробует поступить в МГУ на филологический. Слава богу, квартира в Москве есть, пустует, а следом через год, максимум два и мы вернёмся в Москву. Богдан уже хлопотал о переводе на прежнее место. Смену себе готовит из местных кадров. Хочется на родину, по берёзкам и снегу соскучились… – В светлых глазах Шуры затаилась грусть.
– Знаешь, – она перешла на шёпот, и Генрих уловил в её голосе тревогу. – За последний год многое изменилось. Мы связываем эти перемены с Горбачёвым. Хочется верить, что грядут перемены в лучшую строну. Объявленная в стране перестройка, давно назревшие реформы. Как всё это воплотится на деле? У нас сейчас в разгаре борьба с так называемыми «экономическими злоупотреблениями и приписками в хлопковой промышленности». «Хлопковое дело», которой для полноты называют ещё «Узбекским делом». Из Москвы одну за другой шлют следственные бригады. Своим следователям не доверяют. Проводятся аресты, заводятся уголовные дела. Наверное, многое в этой компании правильно, однако под неё, прежде всего, сводятся личные счёты . Многое было запущено, с коррупцией надо бороться, только те, против кого ведётся борьба, объединены в очень мощные кланы. Клановость в Средней Азии, да и в Закавказье сохранилась от средневековья. Мы много говорили на эту тему с Богданом. Нельзя привести народы из средневековья сразу в коммунизм. Они к этому не готовы. Мы –  русские ко многому ещё не готовы, что же говорить о таджиках, узбеках, киргизах, казахах, туркменах, которые не привыкли жить без господина – бая, хана, эмира, даже если в кармане у него партблет. А наши республиканские руководители ведут себя словно восточные владыки. Их тронули за живое – будет ответ и боюсь, что скоро. Где начнётся, не знаю, но напряжение, возникшее в обществе, даст о себе знать. Местная власть покажет свои зубы . В Москве этого не видят или же делают вид, что не замечают. Знаешь, какой анекдот у нас популярен?
– Какой? – спросил Генрих. – Расскажи.
– Расскажу, и об этом хватит, на нас и так уже посматривают. Хорошо если не прислушиваются. К тому же скоро приедем. Ты побывал у гробницы Тамерлана в прошлом году, сможешь дополнить мой рассказ. Слушай, – Шура наклонилась поближе к Генриху и рассказала ему анекдот.
– Принимают в партию достойного человека. Из президиума, где расположились старые партийцы, прищурив единственный глаз, задаёт ему последний вопрос, уважаемый аксакал:
«Лицо мне ваше знакомо. Скажите, уважаемый, вы воевали в тридцатом году в отряде одноглазого Абая?»
– «Воевал», – опустив голову, отвечает кандидат.
– «Зачем же ты, такое сказал?» – возмущается секретарь парторганизации. «Не примут!»
«Разве мог я отрицать, что служил в отряде одноглазого Абая. Ведь в президиуме сидит сам курбаши !» – покраснев, отвечает кандидат.
– Смешно, – улыбнулся Генрих.
– Смешно москвичам, а нам не очень. Знаешь, как у нас называют многих из тех, кто сейчас вступает в партию? – задала вопрос Шура.
– Как? – спросил Генрих, заранее ожидая подвоха.
– «Пятитысячниками».
– Не понял, – признался Генрих.
– Для того чтобы занять выгодную должность, необходимо быть членом партии. Вот и дают, кому положено взятку в размере пяти тысяч рублей.
– Наверное, у нас то же самое, только деньги пока не берут, впрочем, мне не известно, – усмехнулся Генрих. – Сильно деградировала организация, которой приписывают «Ум честь и совесть нашей эпохи». Просто не верится, что в одной партии с карьеристами и хапугами состоял наш отец, состоит мама и немало честных людей…
«И Богдан», – подумала и промолчала Шура, давая выговориться Генриху. 
– Я беспартийный, карьеры не сделал, да и не сделаю. Некоторые попрекают тем, что есть. Зато, как шутят в армии – «чистые погоны – чистая совесть».  Мог вступить в кандидаты, когда по окончании института, в течение года служил в армии, да не решился. Потом раздумал. Работал в НИИ, учился в аспирантуре. Припомнили, что беспартийный перед защитой диссертации. Под всевозможными предлогами не желали допускать к защите. Спасибо Емельянову, заступился. Это наш главный инженер, хороший мужик, – пустился в воспоминания Генрих.
– Года два назад случился у меня конфликт с секретарём парторганизации отделения. Неприятный тип по фамилии Ковалёв. Работала в моей лаборатории молодая женщина. Лаборантка, а значит у неё рабочая специальность. Вызвал меня к себе парторг Ковалёв и порекомендовал провести с женщиной беседу, уговорить её подать заявление о вступлении кандидатом в члены партии.
Спрашиваю, «зачем это ей?».
Парторг отвечает: «Ей-то может быть и ни к чему, но в райкоме для ИТР  установлен лимит. В партии наметился перекос. В ней всё меньше и меньше рабочих и колхозников. Для вновь вступающих в партию в райкоме ввели правило: на одного принимаемого из числа ИТР необходимо принять двух рабочих. Так что требуется твоё участие, Соколов. Надо помочь нужному и перспективному человеку. Одного рабочего с опытного производства мы сагитировали, подал заявление. Женщина-лаборант за тобой. Поговори с ней…».
Отказался я, сослался на то, что сам беспартийный. В общем, противно…
– И что же парторг? – спросила Шура.
– Сказал: «не понимаешь ты, Соколов, текущего момента. Если откажешься – пожалеешь. Тебе это припомнят…». Противный тип этот парторг. С основной работой у него не клеилось, так и двигался наверх по комсомольской, общественной и партийной работе. Сам взялся уговаривать мою сотрудницу, довёл до слёз. Написала женщина заявления, только на увольнение. Не держалась за своё место. Зарплата у лаборанта маленькая. Прощаясь, сказала, что нашла работу поближе к дому, и приставать к ней не будут. Вот так-то, – закончил Генрих грустный рассказ.
– Ну вот, опять заболтались. Приехали! – встала Шура и направилась к выходу из автобуса. –  Договорим после. Экскурсанты уже выстроились и ждут нас. Смотри и Рустам с Таждинисо уже здесь. У него собственная «Волга». Обогнали нас, и приехали первыми.
Чем-то вы понравились Рустаму. Просто так извиняться за непутёвого брата он бы не стал. Понравились, я имею в виду Ладу, Веру и твою Свету. Такими красивыми женщинами можно гордиться! Однако ходить с ними по улицам, когда стемнеет, всё же не рекомендую. Всякое может случиться, –  совсем уже тихо посоветовала жена Богдана.
– Так ты хорошо знаешь Рустама? – Повторно спросил Генрих.
– Знаю… – пожав на этот раз плечами, как-то неопределённо ответила Шура, догоняя экскурсантов, которые направились к гробнице Тамерлана. Генрих старался не отставать.            
Мимо проехали два крытых армейских грузовика. Из фургона выглядывали загорелые лица солдат. Кое у кого виднелись забинтованные части тела.
– Тут неподалёку госпиталь, куда поступают на послеоперационное лечение раненые из Афганистана. У нас тут под боком война, – тяжело вздохнула Шура.

* *
Генри Роулинг и Хэлен Эйр откололись на время от группы британских туристов и коллег журналистов, с которыми работал интуристовский гид, и старались не отставать от своих новых знакомых. Если Роулинга больше интересовали москвичи: Генрих, его сёстры и подруга Светлана, то Эйр буквально осаждала Рустама и Таджинисо, задавая им массу вопросов о городе, его истории и людях, успевая при этом делать снимки своим замечательным фотоаппаратом с мощным объективом. Рустам неважно владел английским языком, выручала Таджинисо, с которой общительная Эйр, названная Хэленнисо подружилась и уже получила приглашение посетить дом Рустамовых вместе со своим американским другом Генри Роулингом, чему, конечно же, очень обрадовалась.
   Выбрав момент, Эйр шепнула об этом Роулингу и по его лицу поняла, что Генри доволен приглашением, тем более, что Рустамовы уже пригласили в гости Соколова, его сестёр и подругу.
«Хорошо бы побывать в гостях у этих образованных людей вместе с москвичами», –  подумал Генри. – Такая встреча в непринуждённой обстановке обещала много интересной информации, которой не почерпнуть из прочтения множества газет.
Наконец в небольшой зал, где была установлена гробница Тамерлана, пропустили группу, прибывшую в местный университет на семинар и примкнувших к ним иностранцев. Высокая энергетика, окружавшая останки великого полководца, скрытые в каменном саркофаге, была столь велика, что стихли голоса самых активных экскурсантов, в том числе вездесущей канадки Хэлен Эйр. Роулинг переводил ей шёпотом рассказ энергичной женщины и самодеятельного экскурсовода, которая, как он уже успел узнать, приходилась родственницей его русскому знакомому и тёзке Генриху Соколову.
– Из глубины Средних Веков – того отдалённого времени, когда Европа ещё не знала о существовании Американского континента, когда ещё не родился Христофор Колумб, до нас дошло грозное предание о том, что если прах Тамерлана будет потревожен, начнётся страшная война. Об этом гласит и надпись, вырезанная на надгробной плите: «Всякий, кто нарушит мой покой в этой жизни или в иной, будет подвергнут жестоким страданиям и погибнет». 
Исторически достоверен тот факт, что захоронение Тамерлана в мавзолее Гур Эмир было вскрыто советскими учёными, которыми руководил выдающийся советский учёный-антрополог и художник Михаил Герасимов , 21 июня 1941 года, а на следующий день началась Великая отечественная война… – Александра Алексеевна сделала продолжительную паузу, повисшую в притихшем зале, и продолжила свой рассказ.
– Сохранились воспоминания кинооператора Каюмова – одного из участников вскрытия могилы Тамерлана. Вот они:
«Накануне вскрытия могилы я вошёл в ближайшую чайхану, смотрю, а там сидят три древних старца. Увидели меня, спрашивают – не из тех ли я людей, кто собрался вскрывать могилу Тамерлана? Отвечаю старцам – да, буду с ними работать. Смотрю, а они на мои слова нахмурились. Подошёл к ним поближе. Вижу в руках у одного старца книга – старинная, рукописная, написанная арабской вязью. Старец пальцем по строчкам водит, говорит мне – смотри, сынок, что в книге написано. Кто вскроет могилу Тамерлана, тот выпустит на волю духа войны. Будет бойня такая страшная и кровавая, какой мир не видывал…»
Так и случилось, раскопали могилу, а 22 июня грянула война. Тех старцев по словам Каюмова больше никто не видел. Чайханщик сказал, что видел их в первый и последний раз. Таково старинное предание и воспоминание одного из участников вскрытия могилы великого полководца, – закончила свой красивый рассказ Александра Алексеевна Соколова. 
Затаив дыхание, Вера слушала пересказ кинооператора, который Шура поведала экскурсантам, стараясь запомнить его слов в слово. Она окинула взглядом притихшую аудиторию, заметила американца и маленькую канадку. Роулинг шептал ей на ухо, очевидно переводил. Неожиданно глаза её встретились с глазами американца, и Вера поспешила отвернуться.

                4.
Благодатная тёплая осенняя ночь. В высоком, чёрном небе древней Согдианы, где, сменяя одну за другой, возникали, жили и исчезали: империя Александра Македонского, Парфянское царство, государство Хорезм-шахов, Империи Чингисхана и Тамерлана, Бухарский эмират, Российская империя и Узбекская ССР в составе Советского Союза, раскинулся звёздный мир, в который тысячелетия назад, поделив его на двенадцать знаков зодиака, всматривались великие арийские пророки Рам и Зороастр.
Отсюда за два тысячелетия до рождения в Палестине, младенца Иисуса Христа, Великий брахман Рам двинул пламенных ариев на огромную равнину между Индом и Гангом, основав великую индийскую цивилизацию. Отсюда тысячелетием позже пророк Зороастр внёс в арийский мир великую смуту, которая разделила его на два враждующие с тех пор мира ванов и асов … Непостижима суть мироздания, суть судеб народов, населявших вселенную…
 Из высококачественных динамиков радиолы немецкой фирмы «Грюндиг» разливалась волшебная музыка Индостана, на просторах которого расселились потомки пламенных ариев, создавшие за четыре тысячелетия особую цивилизации – самую многочисленную, духовно спаянную древней религией, и динамично развивающуюся индоевропейскую общность.
Эта общность, уже превысившая миллиард человек, становилась последней надеждой вырождавшихся народов Европы, на землях которых появились многочисленные и бурно разрастающиеся диаспоры из арабских и африканских стран, угрожающие переварить и предать забвению великую индоевропейскую культуру…
– Боже мой! – прошептала зачарованная Лада, – Какая красивая музыка!
– На её талию легла рука Рустама. Он был хорошим партнёром, прекрасно двигался под очаровательную музыку, записанную на дисках. Они танцевали под красивую индийскую мелодию. Танцевали экспромтом, двигались по наитию. Танцевали нечто в стиле танго – необычного, индийского танго.
– Я и Таджинисо очень рады, что, несмотря на утомительную поездку в Бухару, вы пришли к нам в гости насладиться волшебной самаркандской ночью и восхитительной музыкой, – шептал Ладе Рустам.
– А где же ваш брат, Фархад, напомнивший мне своим именем роскошный розовый сад и фонтаны Навои , которые мы осмотрели по пути в Бухару? – спросила Лада. Неужели у Фархада такой сильный вывих, что он не смог встретить нас, да и просил прощения за бестактность в отношении Веры вашими устами, – поинтересовалась Лада. – Между прочим, у Веры остались на руке синяки от его пальцев.   
– Простите Фархада, он болен и сейчас в Ленинабаде с отцом, который знаком с вашим братом Богданом. Жаль, что он не пришёл к нам вместе с женой, которая влюблена в наш город и хорошо знает его историю. Отец хотел с вами познакомиться, но появились срочные дела в Ленинабаде, – извинился за родственников Рустам. – Вслушайтесь в музыку, ведь она прекрасна, правда? 
– Правда, – охотно подтвердила Лада. – Музыка и в самом деле очаровывала даже тех, кто к ней не привык.
– У нас, да и во всём исламском мире очень популярно всё индийское, в том числе музыка и танцы, – объяснял Ладе Рустам. – Вы очень красивы, Ладанисо. Вы и ваша сестра Веранисо. Наверное, такими красивыми были арийские женщины, ступавшие крепкими стройными ногами на нашу землю по пути к тёплому океану…
– Вы слишком много фантазируете, Рустамджон, – остановила партнёра Лада, – поберегите комплименты для вашей жены. Кстати, вы нас с ней не познакомили. Где она сейчас?
– Старшая жена – Лейла, в Ленинабаде нянчит детей, а младшая – Джамиля в Душанбе. Ей скоро родить, – лукаво улыбаясь ответил Рустам. 
– Что? – Лада вскинула на него удивлённые глаза. – Разве у нас такое возможно? Вы двоежёнец?
– Не надо об этом так громко. Исламская традиция позволяет мужчине иметь несколько жён, при условии, что он может их всех прокормить и обеспечить безбедную жизнь, причём в разных домах или хотя бы в разных квартирах. В Ливии, где я побывал весной, состоятельные люди имеют по четыре жены. Ливийский руководитель Муаммар Каддафи , который строит в своей стране социализм с исламской спецификой, считает, что он будет окончательно построен, когда у каждого ливийца будет по четыре жены.
– Где же им взять столько женщин для строительства социализма? – съязвила Лада, которая уже успокоилась и ей стал интересен этот разговор. Об исламских традициях она была наслышана и догадывалась, что такое возможно и в СССР. Вера, посетившая Азербайджан, рассказывала, что там есть подобные семьи. Первую жену ведут в Загс, а вторую к мулле. Местные власти стараются не замечать подобные правонарушения.
– Я гостил у одного человека, он тоже историк и писатель, трёхэтажный дом которого построенный в пригороде Триполи , раздёлён на четыре половины. У него четыре жены и пока семь детей, но думаю, что на этом он не остановится. Кстати, одна их жён – русская женщина, из Куйбышева . Две другие – гречанка и итальянка. Лишь старшая жена местная женщина. С русской женой, которую зовут Мариам – это арабская производная от Марии, я разговаривал. Призналась, что считает себя счастливой. У неё двое очаровательных малышей и во всём полный достаток.
«Лучше жить так, чем выйти замуж за человека, который не способен содержать семью, да ещё и пьёт» – вот её слова, – закончил свой необычный рассказ такой же необычный по понятиям москвичей слишком уж хорошо обеспеченный «советский человек», доходы которого были не сопоставимы с доходами её семьи и многочисленных московских знакомых.
«Откуда такой достаток в не очень-то и богатой республике?» – подумала Лада. «И это при том, что даже по старой части Самарканда бегают восьмилетние голопузые и сопливые детишки без штанов и с записанными «крантиками», выпрашивая у прохожих монетки, а дети постарше часто не ходят в школу и торгуют на улицах местной выпечкой, которая называется «самса», предлагая покупателю помыть пальцы из пластиковой бутылки прежде чем взять выпечку. Таков сервис! Генрих не советовал покупать эти пирожки, над которыми вились мух, однако пару раз они обедали под открытым небом в тени огромных платанов. Вкусный плов, шурпа, шашлыки, маринованные по корейским рецептам овощи, лепёшки с пылу с жару и зелёный чай в прикуску с халвой всем пришлись по вкусу.
Спиртное, с которым в Москве в последние годы возникали определённые трудности – то ограничивали время его продажи, то местами вводили талоны, в Самарканде имелось всюду. Поражали газетные киоски, в которых наряду с газетами или журналами можно было вполне официально прикупить бутылку вина или коньяка.
На вопрос: «Как такое возможно?» Продавец печатных изданий в тюбетейке на бритой голове ответил: «Узбек не шибко грамотный. Газету и журнал не купит, а план выполнять надо».   
Богдан рассказал, что многие многодетные семьи живут именно за счёт детей, получая от государства по пятьдесят рублей за ребёнка ежемесячно. «Десять детей – пятьсот рублей в месяц. Да на такие деньги при местной дешевизне на продукты питания можно жить, не работая. Недаром в Узбекистане матерей-героинь больше, чем в любой другой союзной республике, в том числе и в России», – таков вывод профессора математики.
– Мы с вами поедем в Бухару. Старинный город, столица бывшего Бухарского эмирата. Так вот, построили там новую ткацкую фабрику, а работать на ней некому. Местные женщины не фабрику не идут – хозяйством, детьми заняты. Что делать? Стали приглашать на фабрику русских девчат, обещая райскую жизнь в тёплом крае и денежные надбавки. Приехали самые смелые, только не прижились. Не давали им проходу местные мужчины, убеждённые, что с русскими девушками всё позволено. Девчата вернулись домой, не успев толком даже загореть на горячем солнышке. Станки демонтировали и отправили в Иваново  вслед за ткачихами. – Вот какие у нас случаются истории в свою очередь рассказала Шура.

*
– Так что вы там рассказывали об арийских красавицах, которые ступали крепкими ногами по вашей земле по пути к тёплому океану. Не слишком ли много вы фантазируете, Рустам, – вернулась Лада к индийской музыке и прерванной теме, надеясь узнать что-то новое, интересное.    
– Фантазирую? Ничуть. Иначе я не могу, ведь я историк и писатель, – вздохнув, ответил Рустам. – Посмотрите, какими глазами на вашу сестру смотрит американец. Да он влюбился в неё, как я влюбляюсь в вас Ладанисо!
– Что вы, Рустам, не пугайте мня своей влюблённостью! – сдержано возразила Лада. – Я старше вас на семь лет, у меня есть дети, есть муж, которого я люблю. Между прочим, он милиционер. Так что не надо Рустам, не огорчайте меня, и своих жён, не мучайте себя.
– Хорошо, не буду. Считайте, что я пошутил, – согласился Рустам. – А вот американская подруга Роулинга скучает. Пьёт вино и недобро посматривает на вашу сестру, словно видит в ней соперницу.
– Напрасно. У Веры есть жених. В конце ноября у них свадьба, да и вряд ли ей интересен мистер Роулинг. Не более как партнёр в танце. Надо же, у них неплохо получается, хоть и танец новый и неизвестный, да и Вера заметно выше своего кавалера. Как танцуют у вас под такую красивую музыку?
– У нас, как правило, не танцуют, у нас слушают музыку, – ответил Рустам.
– Давайте и мы выпьем вина и послушаем музыку, которая и в самом деле великолепная, – предложила Лада. –  К ней надо только привыкнуть. Присоединимся к Генриху, Светлане, Таджинисо, наконец к Владиславу Урицкому – вот уж кого не ожидала увидеть! Где вы его отыскали, Рустам?
– Приехал с отцом из Ташкента. У него командировка, наверное всё по тому же «хлопковому делу», – предположил Рустам. – Узбеки погрязли в коррупции. В Москве решили с этим разобраться. Таджикам это на пользу. Нас обделили после гражданской войны, передав узбекам исконных земли таджиков, в том числе Бухару – наследницу эмирата . Аллах видит несправедливость. Придёт время и Бухара станет нашей! 
– Вы верите в бога? – удивилась Лада.
– В бога – нет, в Аллаха – да! – лукаво улыбнувшись, ответил Рустам. То ли пошутил, то ли сказал правду. Разве узнаешь….
Урицкий, явление которого стало для Соколовых полной и по сути неприятной неожиданностью, с удовольствием наполнил бокал вернувшейся к столу Лады белым десертным вином.
– Давай выпьем за дружбу и любовь! – предложил он, поднимая свой бокал.
– Так сразу нельзя, –  опередив неизбежные возражения со стороны сестры, которые должны были последовать в ответ на такое предложение, возразил Генрих. – Просто выпьем за этот красивый вечер, за здоровье и благополучие гостеприимных хозяев и за чудесную музыку. Признаюсь, сегодня я сделал для себя открытие – влюбился в индийскую музыку.
– И я то же! – подхватила Светлана, поднимая свой бокал. Она была очарована ночью – тёплой, несмотря на вторую половину октября, и звёздной. Припомнилась последняя ночь, проведённая на склоне горы Аркаим . Те же звёзды в августовской ночи, звон цикад, близость любимого человека, горячие поцелуи, клятвы, долгожданное соитие…
Дальше вспоминать не хотелось. Примирение с Генрихом состоялась, но боль утраты осталась и ничего с этим не поделаешь.
Светлана посмотрела на Ладу, которая едва сдерживала себя от желания высказать много нелицеприятных слов Урицкому, перевела взгляд на Веру, которая танцевала с американцем. Они были неплохими партнёрами, хотя Роулинг не дотягивал до её роста добрых семи-восьми сантиметров, даже если бы Вера танцевала босиком, а она была в туфлях на каблуках.  Они чём-то оживлённо разговаривали, не обращая внимания на маленькую канадку Хэлен Эйр, нахмурившуюся и пившую глотками крепкое красное вино. Её почему-то никто не приглашал танцевать.
Пригласи Хэлен, – шепнула на ухо Генриху Светлана, – не то огорчённая бедняжка напьётся. Ревнует Роулинга к Верочке.
Генрих кивнул в знак согласия и направился к Эйр, которая не заставила себя долго упрашивать. Однако танцевала она слишком активно, что-то в американском стиле и явно не в ритмах индийской музыки. Скоро ей это надоело и захотелось выкурить сигарету. Вполне достаточно, что мистер Соколов, который выглядел в данной компании самым представительным и красивым мужчиной – ещё бы брат таких красавиц-сестёр! пригласил её на танец.
Светлана отщипнула от огромной виноградной грозди веточку и наслаждалась вкусом спелых ягод – таких сладких и ароматных, каких ещё никогда не пробовала. Вот что значит щедрый солнечный край!
Музыка смолкла и гости вернулись к столу, установленному в небольшом внутреннем дворике частного дома, окружённого высокими каменными стенами, по которым карабкались виноградные лозы, увешанные спелыми гроздьями. К радиоле подошла Таджинисо, переодевшаяся в сари, поставила новый диск и под музыку из какого-то кинофильма исполнила для гостей красивый индийский танец.
– Хорошо танцует Таджинисо! – Не удержался от похвалы родственник Рустама, представленный гостям как подполковник Максуд Рустамов.
– Если по-русски, то Максим, – уточнил стройный, подтянутый офицер с погонами подполковника, который прибыл в Самарканд в командировку из Молдавии, где проходил воинскую службу.
– Самарканд – город моей молодости. Здесь я учился в Самаркандском инженерно-командном училище. Люблю Самарканд. Осенью он прекрасен. На рынках столько винограда, фруктов, арбузов и дынь, что глаза разбегаются. В Молдавии нет такого разнообразия, а Москва – совсем бедна фруктами. Кубинские бананы и марокканские апельсины. Вот и всё.
– Есть ещё яблоки, замечательные антоновки, – возразил Генрих.
– В июне-июле у нас на даче созревает вкуснейшая подмосковная клубника! – поспешила брату на помощь Вера. – Привозная клубника, а её доставляют на самолётах из Греции, Испании и даже Израиля – совсем не то. А какая у нас малина, смородина, крыжовник! Будете в Москве, приезжайте к нам на дачу. У нас там главная мама. У неё необыкновенные, золотые руки. Мама шутит, что руки у неё «зелёные». Она выращивает великолепные цветы и ягоды! А маринованные огурчики… – увлеклась Вера.
– Ловлю вас, Веранисо, на слове и с благодарностью принимаю ваше приглашение, – Рустам опередил подполковника, которому Вера рассказала о плодах подмосковной земли. – В Москве я бываю часто, а к вам на дачу мы приедем вместе с Таджинисо. – Вы ещё не побывали в Таджикистане, – продолжил словоохотливый Рустам. Это же земля Древней Бактрии  – самого просвещённого государства, к которому стремился Александр Македонский и откуда помимо сокровищ вывез старинные манускрипты, а так же многочисленных учёных.
Земля Бактрии, которая раскинулась по берегам священной реки Окс , особенная. Только таджики – разделённый народ. Жаль, что большая часть Бактрии и две трети таджиков находятся на той стороне под властью пуштунов  в отсталом Афганистане, а СССР, который ведёт там войну, не поддерживает идеи раздела страны на Таджикистан и Пуштунистан. Для русских это чужая война, но это наша война! – неожиданно признался Рустам.
– Вот как? – с трудом сдерживая возмущение, Вера неприязненно посмотрела на Рустама. – Вы это серьёзно? Неужели и вы отделяете себя от СССР и во всех грехах готовы обвинить Россию и русских, которые видите ли не согласны на раздел Афганистана и воссоздание Бактрии? А что если в Афганистане, в котором могут не одобрять светскую, свободную от религиозных догматов государственность Таджикистана в составе СССР, гарантирующего вашему народу независимое развитие, возникнут идеи сломать существующий порядок и забрать всё что есть таджикского на правом берегу Амударьи под свой контроль? Думаете такое не возможно? – Под напором аргументов, которые привела Вера, хорошо разбиравшаяся в подобных вопросах, что впрочем не удивительно – обязывала профессия, Рустам слегка растерялся и на помощь ему пришёл Генрих, понимавший, что разговоры на подобные темы излишни и ни к чему хорошему не приведут.
– Верочка, оставь пожалуйста в покое уважаемого Рустамджона и его мечту о возрождении Бактрии. Война в Афганистане длится уже восемь лет, погибли тысячи наших ребят и десятки тысяч афганцев, а конца и края этой беде пока не видно. Хоть и называют наше присутствие в Афганистане не войной, а «интернациональным долгом или помощью афганскому народу» на мой взгляд это большая ошибка. В Афганистане мы столкнулись не только с афганскими повстанцами, которых поддерживает проамериканский Пакистан, но и с интересами западных держав и прежде всего США. Такое противостояние в Центральной Азии не новость. С тем же столкнулась в прошлом веке Российская империя, с той лишь разницей, что тогда России противостояла Британская империя . Так что оставим требующую разрешения проблему нашим политикам в надежде на то, что теперь, когда отношения между СССР и США, кажется, улучшаются, будет найден выход и из афганской проблемы .
– Благодарю вас, за поддержку, Генрихджон, – взбодрился Рустам. Будем надеться, что проблема будет решена, и рано или поздно наш народ объединится, как это с помощью СССР уже произошло во Вьетнаме , как это обязательно случится в Германии  и в Корее, – Рустам победоносно посмотрел на Веру.    
Случись такое, таджики смогли бы объединиться и возродить Бактрию. Тогда мы стали бы самым сильным государством Центральной Азии. По запасам гидроэнергии мы занимаем первое место в мире! Построим Рогунскую ГЭС , построим в горах ещё множество мощных электростанций и станем экспортировать электричество, производить самый дешёвый в мире алюминий, оросим новые земли под хлопок и фрукты!
Наша земля родит поистине прекрасные плоды! Жаль, что за пределы республики поступает самая малость. А будь мы самостоятельны, смогли бы завалить Европу великолепными фруктами, виноградом, дынями! Вырученными за электроэнергию, алюминий и продукцию земледелия марками, франками, фунтами, долларами могли бы оклеивать стены домов!
– Чему вы улыбаетесь, Веранисо? Разве не так? – Рустам посмотрел на Веру, которая едва не рассмеялась, прикрыв лицо рукой.
– Рустам, вы словно сговорились с одним ереванским профессором! Совсем недавно я побывала в командировке в Армении. Так вот, один местный учёный, профессор, правда, в области кибернетики, сказал мне, что получи его республика независимость, жизнь стала бы прекрасной, а долларами, вырученными за коньяк, можно будет оклеивать стены квартир.
– Вот как? – удивился Рустам. – И что же вы ему ответили?   
– Выразила своё сомнение.
– Только и всего? Ну, это не страшно. Просто женщине трудно себе такое представить. Вот получим самостоятельность – посмотрим! – в глазах Рустама сверкнул недобрый огонёк.
 – Рустам, а что вы понимаете под самостоятельностью? – спросил Генрих. Его раздражал этот разговор, который пошёл по второму кругу. – Многие десятилетия союзный центр вкладывает в развитие Республик Средней Азии, в том числе Таджикистана огромные средства. Электростанции и заводы, такие, как алюминиевый гигант в Турсунзаде  строили для братской республики русские рабочие и инженеры, в виду отсутствия квалифицированных кадров в Таджикистане, которых так и не прибавилось. Таджики предпочитают трудиться на полях, торговать, рожать детей и петь – это о Горном Бадахшане  – высокогорной области, разместившейся на «Крыше мира»  и едва ли не на все сто процентов дотационной из союзного и республиканского бюджетов.
– В конституции СССР записано, что союзная республика имеет право на выход из состава Союза и на образование самостоятельного государства. Время, когда мы станем самостоятельной страной, приближается, – убеждённо ответил Рустам. С помощью СССР или без неё, но таджики правого и левого берегов Амударьи объединятся и возродят Древнюю Бактрию!
– А если этому воспротивятся пуштуны. У них ведь нет такой конституции и давать самостоятельность таджикским, хазарейским и узбекским провинциям пуштуны не собираются. Как быть в таком случае?
– Мы будем воевать! – вновь заговорил о войне Рустам, а Вера, потерявшая всякую охоту к диспуту, задумалась: «Ведь накаркает…»
– Воевать? – удивился Генрих, подумав: «Что же это? Загребать жар чужими руками? Эдак Рустам договорится до того, что русские должны воевать за их интересы! Себя уже позиционируют чем-то отдельным, пытаются противопоставить СССР, словно не являются его частью…»  – А справитесь ли? – Взяв себя в руки, спросил он.
– СССР уже ведёт войну с Афганистаном. Ещё несколько лет и Афганистан сам рассыплется на части. Вот тогда мы объединимся, – ничуть в том не сомневаясь, ответил Рустам. – Или вы думаете иначе?
– Во-первых, СССР ведёт войну не с Афганистаном, а борется с его врагами на территории Афганистана и за его целостность, – жёстко ответил Генрих, заметив, что к их застольному разговору, переходившему в нездоровую плоскость, прислушиваются Роулинг и Эйр. Американец переводит разговор и шепчет на ушко канадке, включившей диктофон.
«Этого ещё не хватало!» – подумал Генрих. Разговор накалялся, а тут эти американцы, да ещё с диктофоном.
К иностранцам подсел Урицкий и время от времени делал для них какие-то комментарии. Это тоже не нравилось Генриху. Он начинал нервничать и мысленно ругал себя, что согласился на этот вечер, который затянулся до глубокой ночи. Уже пришлось звонить Богдану и Шуре чтобы до утра их не ждали.
К счастью, резко поменяв тему разговора, всех выручил подполковник Максуд Рустамов, которому тоже не нравилось, как себя ведёт воинственно настроенный двоюродный брат, в армии не служивший и плохо себе представлявший, что такое война.
– Рустам! И как это я забыл! – воскликнул Максуд, ведь я привёз тебе в подарок юбилейный молдавский коньяк. Подполковник извлёк из портфеля красивую картонную коробку и, раскрыв её, извлёк на свет от фонариков, развешанных над столом, бутылку юбилейного коньяка «Молдова» многолетней выдержки. – Вот сейчас и отведаем благородный напиток солнечной Молдавии, с выдержкой в двадцать лет! Когда созрел виноград, из которого сделали этот коньяк, тебя, Таджинисо, ещё не было на свете, – улыбнулся Максуд, любуясь красивой племянницей, о чём-то шептавшейся с Верой, с которой успела подружиться и даже поделиться некоторыми тайнами.
Обе девушки – темноволосая Таджинисо и блондинка Вера в тюбетеечке на голове, которую ей подарила хозяйка, были так увлечены беседой, что не сразу поняли, о чём говорил Максуд – тридцатишестилетний подполковник, облачённый в военную форму, которая заметно контрастировала с непринуждённой гражданской одеждой присутствующих.   
Близких подруг у Таджинисо не была, зато Вера ей сразу понравилась, а предложение брата побывать, конечно же летом, когда в России тепло, на даче у Веры и её мамы, выращивавшей цветы, клубнику и маринованные огурчики, Таджинисо очень хотелось. И ещё она поведала Вере, которая в свою очередь призналась, что в конце ноября выходит замуж за любимого человека и тоже журналиста, что её обещали в жёны «большому человеку».
– Я его видела лишь однажды. Он старше меня вдвое, уже женат. Директор крупного хлопководческого совхоза в Ленинабадской области. Отец и братья настаивают на этом браке, который осветит мулла. Говорят так нужно. Через родственные связи влиятельные ленинабадские семьи, заключают союз в борьбе с кулябскими  за власть в Душанбе. Когда я думаю, об этом, мне становится страшно, – едва сдерживая слёзы, призналась Вере Таджинисо.
– Боже мой! Разве в нашей стране такое возможно? – качала головой Вера, переживая за Таджинисо. – Какие-то феодальные пережитки!
– У вас, наверное, нет, а у нас на Востоке такое не только возможно – такое везде и всюду, –  с грустью ответила девушка.
«Восток – дело тонкое» – припомнилась Вере фраза, произнесённая полюбившимся советским зрителям товарищем Суховым из замечательного кинофильма «Белое Солнце пустыни» .
– Жених уже передал отцу и братьям часть денег в счёт калыма и как только я окончу университет, меня выдадут замуж. Только дядя Максуд, поддерживает меня. Предлагал свою помощь. Советовал перевестись в Кишинёвский университет и продолжить учёбу в Молдавии. Но отец и братья не разрешают … – Таджинисо посмотрела печальными глазами на Веру, словно ждала поддержки.
– Что это вы, девушки, приуныли? – заметив печаль в карих глаза Таджинисо и грусть в голубых глазах Веры, – обратился к ним Максуд. – Давайте пить чай. Мужчины отведают по рюмке коньяка, а вам по ложечке в чай. Согласны?
– Мне можно и рюмочку. Недавно я побывала в Армении и дегустировала лучшие сорта армянского коньяка. Хочется сравнить армянский коньяк с молдавским, – сообщила Вера.
Не дожидаясь дополнительных указаний, у стола захлопотала служанка – женщина лет сорока, постоянно жившая при самаркандском доме Рустамовых. Служанка принесла серебряный поднос с маленькими серебряными стаканчиками для коньяка, тарелочки с восточными сладостями и принялась расставлять перед хозяевами и гостями чайные приборы.
Урицкий предложил Ладе свою помощь, наполнив её пиалу ароматным, отнюдь не блеклым зелёным, а бархатным чёрным индийским чаем.
– Тебе с сахаром? – спросил Владислав.
– На востоке пьют без сахара, – ответила Лада. – Чай пьют с халвой, лукумом, сладкими орешками.
– Меня не оставляет чувство, что наша встреча здесь, ночью, совсем не случайна, – заметил Урицкий, разволновавшийся от близости женщины которую продолжал вспоминать и любить со школьных лет едва ли не четверть века. Позволь пригласить тебя на следующий танец.
– Что ты, Влад, Рустам меня затанцевал так, что гудят ноги. Пригласи лучше канадку. Она в отличие от меня молода и очень активна. Ты же видел, как она бесподобно танцевала с Генрихом! Он до сих пор отдувается! Такой, знаешь ли, танцевальный, не знаю как сказать – спаринг что ли или  променад, – пошутила Лада. – Тебе понравится, Влад. Давай-ка лучше, выпьем вместе со всеми по глотку молдавского коньяка, который привёз в подарок Рустаму подполковник Максуд.
– Давай, – не имея альтернативы, согласился Урицкий и одним глотком опорожнил свой серебряный стаканчик, размышляя над превратностями жизни.
«Третий день в Средней Азии, а уже столько знакомств и встреч, столько случайных и совсем не случайных высказываний, которые следует взять на заметку. Встреча и знакомство с американцами. Не только с американцами, Эйр – канадка. Жаль, что Лада отказала в танце. Сердце так и стучит. Совсем не так, как рядом со скучной и так себе на личико и фигуру, Жанной, на которой по совету дяди он скоро женится… 
Впрочем, эту маленькую канадку и в самом деле стоит пригласить на танец», – оживился Урицкий, поднимаясь из-за стола. Проходя мимо, он внимательно посмотрел на Веру, найдя, что младшая дочь Елены Васильевны Соколовой, о загадочном появлении на свет которой ему рассказал дядя, очень похожа и на мать и на Ладу.
– Что вы на меня так смотрите, Владислав Борисович? – спросила Вера.
– Для тебя, Верочка, просто Влад, – попытался улыбнуться Урицкий. – Ты такая же, как Лада, такая же красивая. И вы Таджинисо красивая, только совсем другая. Простите, я хочу пригласить на танец мисс Эйр. Подберите для нас что-нибудь повеселее. Ладно?      
«Ведёт себя так, словно пьян», – подумала Вера и посмотрела на Ладу. В ответ сестра  лишь покачала головой.
Таджинисо грустно улыбнулась Вере, встала, прошла к радиоле и поменяла диск. Новая пленительная индийская мелодия отвлекла на время и гостей и хозяев от нелепых в такую волшебную южную ночь разговоров и мыслей.
 
                5.
В пятницу, в последний вечер перед отъездом, Богдан и Шура повели участников завершившегося семинара на площадь Эль-Регистан,  где разыгрывались красивейшие светомузыкальные представления. На скамеечках для зрителей разместились несколько сотен гостей города, в том числе туристы их Германии и Дании, сменившие улетевших британцев, а так же группа иностранных журналистов, которые побывали за пять дней во многих городах самой крупной среднеазиатской республики, и улетали в Москву в субботу утром. Увидев среди зрителей Соколовых, неразлучная парочка – Генри Роулинг и Хэлен Эйр поспешили к своим московским друзьям.
– Мы уже думали, что больше не увидимся с вами! – обрадовалась встрече Эйр. 
– Добрый вечер, мистер Соколов! – Роулинг пожал руку Генриху. – Добрый вечер, миссис Лада! добрый вечер мисс Вера и мисс Светлана! Рад видеть вас! – Приветствуя дам, Роулинг склонил голову, а Эйр поздоровалась со своими знакомыми обычным рукопожатием, как это было принято среди деловых женщин за океаном.
– С минуты на минуту должен подойти мистер Урицкий, – сообщил Роулинг. Он улетает завтра утром вместе с нами. Говорят, что обратно лететь крайне удобно. Вылетаем в десять утра, и в Москву прибудем  тоже в десять. У вас большая страна, мистер Соколов!
– К Востоку ещё семь часовых поясов, а всего их у нас одиннадцать, – уточнил Генрих.
– Много! – согласился Роулинг. – Очень большая страна…
– Вам понравилась советская Средняя Азия? – Спросила Вера коллег-журналистов.
– О да! Очень интересная поездка. Удалось собрать много отличного материала и отснять несколько плёнок! – Широко улыбаясь, так это делают американки или канадки, подражая звёздам Голливуда, у которых потрясающие зубные протезы, – закивала головой Хэлен Эйр, начинавшая улавливать смысл русских слов, а чего не понимала, ей переводил Роулинг.
– А вот и мистер Урицкий! – Роулинг первым заметил в быстро наступавших сумерках Владислава Борисовича, который был один и шёл к ним. – Мистер Урицкий рассказал, что знаком с вами, мистер Соколов и вашей семьёй с детских лет, учился вместе с вами в школе. Уверяет, что этим летом побывал вместе с вами на Урале, разыскивая следы древних цивилизаций. Это крайне интересная тема и Урицкий обещал рассказать о вашем путешествии подробнее во время полёта. Жаль, что вы не летите вместе с нами.
– Да, мы улетаем вечером в двадцать два часа, и субботний день проведём в Самарканде, – ответил Генрих. – Погуляем по городу, погреемся на солнышке, которого так не хватает в Москве, купим в дорогу фруктов и по замечательной дыне…
– Здравствуйте! – запыхавшийся от быстрого шага Урицкий приветствовал кивком головы Соколовых и американцев. В этот момент послышалась музыка, и по стенам дворцов и храмов историко-архитектурного заповедника Эль-Регистан забегали всеми цветами радуги лучи светомузыкальных установок. Представление начиналось, и все поспешили занять места на длинных скамейках, напоминавших те, которые устанавливают для зрителей на небольших стадионах или футбольных полях.
Темп и сила звучания знакомой музыки нарастали. Метавшиеся световые блики поднимались всё выше и выше, устремляясь в тёмно-синее небо, на котором загорались крупные южные звёзды. Вот блики света стали опускаться и сгущаться, принимая фантастические формы, двигавшиеся вдоль старинных стен под таинственные звуки, так до конца и не понятого ни современниками, ни потомками «Болеро» Равеля . В «Болеро» красиво вплетались магические звуки из балетов Хачатуряна , прежде всего знаменитый «Танец с саблями» .
Перед глазами зрителей поплыли спускавшиеся с небес видения, одно другого фантастичнее. Вот, мерно покачиваясь, идут по древнему «Шёлковому пути» караваны из Китая. Их обгоняет конница древних кочевников – саков и массагетов. Горячие степные скакуны стучат копытами по высохшей земле, над головами воинов в остроконечных шлемах лес копий, звенит оружие, доносятся боевые кличи…
А вот явились миру и идут, тяжело ступая по земле Согдианы, греко-македонские фаланги, опережая своих пеших воинов, скачет конница Александра Великого. За ними мчатся конные рати парфян, дальше Арабские  воины с зелёными знамёнами и на горячих аравийских скакунах. Сменяют их идущие войной грозные тумены  монголы, вырвавшиеся из Тартара …
Светлана прижалась к Генриху, с восторгом наблюдая за потрясающей феерией, сотканной из музыки и света.
«Поездка в Самарканд – наше предсвадебное путешествие», – улыбнувшись, подумала она. «Закончится осень, пройдёт зима, а весной появится маленький. Какой он будет?» – Мысли приятные и в то же время тревожные. Как-то сложится жизнь?
За необычным представлением рассеянно наблюдал Урицкий, тайком посматривая на красивый профиль Лады и думая о ней. Думать ни о чём другом не получалось.
Слева от Урицкого на длинной скамеечке разместились Соколовы и Света Белова, улыбка которой так походила на улыбку уральской бронзовой богини, женщины или девушки. Светлана прижалась к Генриху и зачаровано следила за фантастической игрой звука и света.
Справа от Урицкого сидели Генри Роулинг и Хэлен Эйр. Канадка пыталась запечатлеть на цветной плёнке световые эффекты и, наверное, включила диктофон, записывая музыку. Роулинг о чём-то глубоко задумался, забыв о погасшей сигарете, которую зажал губами. Вот между ними, жестом попросив Урицкого подвинуться, уселся господин по виду иностранец и положил руку на плечо Роулинга.
– Good evning, mister Rowling1, – приветствовал подсевший к американцам господин. Роулинг вздрогнул от неожиданности, отвлекаясь от фантастической феерии света и музыки. Он просто не заметил подсевшего к нему господина, потеснившего Урицкого.
– Here we met. Fred Color2, – Господин протянул руку Роулингу, которую тот не спешил пожать, очевидно пребывая в некоторой растерянности.
Урицкому показалось, что Роулингу этот человек знаком.
«Зачем же тогда представляться?» – машинально подумал он, и обернулся влево, любуясь профилем всё ещё любимой и недоступной Лады Соколовой – девушки своих юношеских грёз.         





 1. Добрый вечер, мистер Роулинг. (английск.).
 2. Вот мы и встретились. Фред Колор (английск.).