Сказки Странствий. II. Вирэт

    Свинцовое осеннее небо печально взирало на то, как десятеро эльфов-Квенди, уходящих навсегда в Заморье, наткнулись среди тундровых просторов Великой Северо-Западной Равнины на девушку из рода Людей. Она лежала ничком на холодной земле, точно на последнем шаге сраженная стрелою в спину. Переглянувшись, эльфы без слов выхватили клинки и срубили под корень низкорослую поросль сухой мшаги, быстро и споро развели жаркий костер, а их предводитель скинул свой плащ, укутал в него замерзающую девушку, отнёс к огню и сквозь её стиснутые зубы влил в рот несколько струек животворного напитка эльвы, что всегда с собой во фляжке у любого странствующего Квенди.
     Постепенно  девушка очнулась. Сначала ещё бессознательное лицо её залил багровый румянец возвращающейся уже от Последней Черты жизни, потом дрогнули ресницы и одновременно с мучительным стоном, хрипло сорвавшимся с её потрескавшихся губ, распахнулись глаза: тёмно-карие, полные слёз и боли, ничего ещё не видящие и по-детски беззащитные в своей слепоте.
     И вдруг всё лицо её дрогнуло: она, наконец, увидела склоненные над нею лица и осознала увиденное. Никогда раньше не видела девушка эльфов, ошеломление и восхищение всё более овладевали её взором. Вскоре, отпив ещё предложенной эльвы, она смогла сесть – ещё слабая и дрожащая, но крепнущая с каждой минутой; старалась держаться с достоинством, но глаза против воли тянулись к прекрасным лицам и лучистым глазам Высоких Эльфов, как тянется детская рука к чему-то восхитившему ребёнка безмерно.
    Предводитель маленького отряда присел напротив неё и заговорил с девушкой на Всеобщем Языке голосом чистым и мелодичным, слушать который было наслаждением.
   - Мы – эльфы из рода Высоких Эльфов Света – Калаквенди – покидаем Средиземье и уходим в Запредельный Край, окончив свой путь в этом мире. Я – Славур из рода Всеславуров. Скажи нам, кто же ты, дева из рода Смертных, и как оказалась среди этой холодной пустынной равнины – одна, без тёплой одежды и провизии?
     Она ответила не сразу, но только потому, что сильно ошеломил её облик детей Дивного Народа.
   - Моё имя – Вирэт, и это всё, что помню я о себе, дивные эльфы. Где моя родина и откуда мой род – не ведаю. Мы были скитальцами на этой земле, и ещё ребёнком попала я в плен к могучему племени хазгов. В битве с соседним народом дефингов хазги потерпели поражение, отступали всем миром через Сизые Ущелья, здесь мне удалось бежать, а дальше… почти не помню…
    Славур поднял лицо к своим. Секундный обмен взорами разрешился потоком чарующей эльфийской речи. Говорили трое, в том числе предводитель, остальные задумчиво внимали. Потом на несколько минут установилась тишина. И заговорил уже на языке Всеобщем Славур.
   - Мы уходим навсегда из мира Людей, дева Вирэт, - в тот мир, куда нога Смертного ступить не сможет никогда. Но возможно, что сохранились ещё старые поселения эльфов-Авари, Невозжелавших Пересечь Черту, - там, у самого края Заморья… Мы приглашаем тебя отправиться с нами до Заморья, и это, к сожалению, всё, что можем мы сделать для тебя. Если ты не захочешь покинуть мир Людей, - мы оставим тебе продуктов, но лишь на месяц. Пересечешь ли ты за четыре недели Великую Серую Равнину? Решай сама, выбор за тобой.
   - Дайте мне подумать до утра, - попросила девушка севшим голосом, голосом больного, которому пообещали, что он будет жить… а, дав улечься восторгам, добавили, что только ценой трудной и рискованной операции.
    Славур качнул серебристоволосой головой, и эльфы стали готовиться к ночлегу, потому что белесая луна уже сияла в рваных прорезях облаков и ночные сумрачные тени поползли по Великой Равнине. Но спали эльфы очень мало, а сейчас была их пора песен, бесед и музыки. Доставались из походных мешков музыкальные инструменты, чудесные изумрудные огоньки осветили полукругом место их привала, словно тут, под слоем мертвого камня и редкими подушками сизого мха, веками дремали исполинские светляки, а песни и звонкие голоса эльфов разбудили их. Черноволосый эльф в тонкой берилловой диадеме, перехватывающей чистый высокий лоб, красивым мелодичным голосом запел древнюю балладу о Сиянии Валинора. Голоса других эльфов вплелись в дивную, чарующую мелодию, и о девушке забыли, отрешившись от всего земного и устремясь душой в тот запредельный мир, куда держал  путь их отряд.
    Никто не обратил внимания на то, как встала Вирэт и вышла из их окружения, прихватив с собою большую охапку хвороста и горящую головню из костра. Никто не глянул в её потемневшее от внутренней боли лицо, когда она уходила разжигать свой собственный костерок за обломком скалы, черным от времени. Песни эльфов слышны были здесь глухо, потому что плотный ветер относил их голоса в сторону, а каменная глыба заслоняла собою их костёр.
    Сжавшаяся в одинокий комок девушка сидела здесь всю ночь, провалившись во внутренний мир своих горестных раздумий, как в тяжёлое беспамятство, а когда слабая зарница зари шевельнула край мрака на востоке, за камнем послышались лёгкие шаги эльфийских туфель, и Славур, ясноокий и точно умытый рассветом, присел у её потухшего костровища.
   - Наступает утро, и сердца наши тянет в дорогу… Что решила ты, дева из рода Смертных?
    Вирэт подняла тёмные больные глаза, секунду помолчала, оправляя  горячую вспышку боли и тоски в спокойствие, и сумела ответить твёрдо и с печальным достоинством:
   - Благородный Славур из рода Всеславуров, я благодарю тебя и твоих собратьев за участие и помощь… но я решила остаться и – умереть здесь.
    Дрогнуло безмятежное лицо эльфа, и великое изумление отразилось в его прекрасных глазах:
    - Умереть здесь?.. Я не ослышался,  дева Вирэт?..
    Она медленно покачала головой:
    - Другого выхода у меня нет
    Он смотрел на неё, и впышка изумления гасла на дивном челе, это лицо успокаивалось, так – как может утвердиться покой на лице очень мудрого, и впервые отразили эти вечно молодые и сияющие глаза истинный возраст Первородного эльфа – длиною в тысячелетия.
   Он не добавил больше ни слова, не стал вдаваться в расспросы и уговоры, как поступил бы на его месте человек, и Вирэт поняла, что он просто признал за нею свободу на право выбора – каким бы он не был, и – содрогнулась, потому что поняла в этот ошеломительный миг, что выбрала правильно…
    Смеющиеся певучие голоса слышались от костровища эльфов, девушка видела, как безмятежно и споро собирали они  свои вещи в дальнюю дорогу, словно совсем забыв, - а может, и действительно уже забыв - о деве из рода Смертных. Но Славур сидел ещё здесь, и опаляющий шквал боли и горечи рванул окаменевшую душу Вирэт, и она заговорила – только чтобы не было больше этого фона из жизнерадостных сборов и многомудрых глаз вечноюного старца напротив неё.
    - Я много слышала раньше, о благородный Квенди, о вашем народе, и я понимаю, что пути Смертных и Бессмертных разошлись навсегда; я принимаю это, как бесспорную истину, и никого не обвиняю и не осуждаю. Действительно, зачем вам наше общество и наши жизни – яростные, но короткие свечки, – по сравнению со светом ваших Неизбывных Первородных Огней? Что вам наши боль и ярость, всплеск восторга и муки, наша боль и наша ненависть, когда через недолгий миг от свечи всё равно остаётся только оплавленная горка воска? Крохотные свечки в непроглядном мраке – что осветят они вам, видящим сквозь века призмой Первородного Света, оком тысячелетнего опыта и милостью Илуватора?.. Вы хотели проявить милосердие, вы подняли и отогрели меня, как замерзающего светлячка, потому что он – искорка вашего собственного Света… Я благодарю вас… но лучше бы вы прошли мимо, ибо Смерть была в тот миг милосерднее ко мне! Столкнуться с Вечностью – и осознать своё ничтожество в своих – и в ваших! – глазах!.. Вы предлагаете мне продление жизни в пустынных поселениях на краю Заморья, продление одиночества и… бессмысленность такого продления, ибо смысл коротких жизней Смертных – в силе их слитности! Это всё, что успела понять я своим скудным разумом, а гордость – непонятная вам, полагаю, гордость обречённого на смерть – раннюю или позднюю, подсказывает мне, что в дальнем вашем пути я буду вам только обузой, как обуза уже сейчас. Никто из вас не подошёл ко мне в эту страшную для меня ночь, но и за это я благодарна вам, потому что смогла всё же решить правильно. Если бы всё затенили эмоции… Вы проявили милосердие в эту ночь, но это – нечеловеческое милосердие, и хоть я не осуждаю его, но и не оправдываю… Что ж… у вас свой путь, благородный Славур, у меня – свой. И моя Судьба меня не минует. Тебя ждут, - добавила она, подняв глаза и увидев, что все эльфы с поклажей на плечах и в походных плащах уже стоят за спиной своего предводителя и внимательно слушают её слова.
    Вирэт встала и, скинув со своих плеч плащ Славура, превратившийся в её руках в почти невесомый комок, протянула его эльфу через холодное пепелище. Он сделал было останавливающий жест, но, увидев её окаменевшее в неприклонности лицо, взял, потемнев какими-то сразу усталыми глазами. И в миг – словно стена отделила друг от друга эльфов и человека. Вирэт произнесла слова напутствия и прощания, необходимые вежливые пожелания удачи, склонилась в поклоне. В неживой тишине – только пел в расщелинах Камня ветер – поклонились эльфы. Повисло тягостное молчание.
   - Мы оставляем тебе провизию и кресала для огня, о Дева, Сделавшая Выбор, - начал было один, - Славур молчал, - но Вирэт ладонью остановила его речь – недвузначным жестом отстранения.
   - Благодарю вас, Перворожденные, но мне не нужны ни продукты, ни огонь. Прошу вас только, если можно – оставьте мне кинжал или маленький топор…  -  она посмотрела себе под ноги, на стылую каменистую землю. – Об остальном я позабочусь сама.
    Эльфы отошли. Вспыхнул рокот голосов, но сразу смолк.
    Вирэт обессиленно опустилась на подушку мха. Остановилось время… А когда слабый солнечный лучик, пробивший внезапно хмарь облаков, упал на её безжизненное лицо, она вздрогнула… И быстро вскочила. Стиснув зубы, с холодной болью смотрела, как тает в отдалении каменных россыпей силуэт последнего уходящего эльфа.
    И снова точно застыло время… Страшный стон разорвал вдруг стиснутые зубы девушки, и точно эхом откликнулся в небе гай пролетающей стаи отарков – поедателей падали. Этот зловещий гай заставил Вирэт окончательно очнуться и взять себя в руки. Нужно было торопиться. Она глазами наметила у подножия Камня участок менее каменистой почвы в свой рост, стала сдирать с него и бережно откладывать в сторону легко рвущиеся подушки сизого мха. Ногти царапнули об острую гальку, замерзшие пальцы рвануло болью. Тогда она спохватилась и быстро обогнула Камень, направляясь туда, где возле покинутого костровища эльфы должны были оставить ей нож.
    Ножа не было…
    Был тугой вещевой мешок. И сверху него – эльфийские кресало и трут!
    Вирэт встала, точно врезавшись лицом в стену.
    В первую секунду не было ничего. Только шок от отсутствия так необходимого для копки каменистой земли инструмента.
    Потом…
    Вирэт задохнулась. Жгучей волной ярости и гордости хлынула в её лицо кровь! Она ослепла, звон в ушах подавил все остальные звуки. Девушка покачнулась и медленно опустилась на землю. Рыдания без слёз скрутили её тонкое измождённое тело, оскорблённая гордость затопила её сознание, как боль от пощёчины…
     Через минуту она была уже на ногах. Рывком вскинула на свою худую спину вещевой мешок – он был лёгок и удобен, как  всё эльфийское, продела руки в лямки и слепо, яростно рванулась в ту сторону, куда пролегал путь уходящих в Заморье эльфов.
    Стремительного, легконогого, не знающего усталости эльфа догнать почти невозможно, но счастье Вирэт, что покидающие этот мир Квенди в этот раз шли не торопясь, прощаясь таким образом с землёй, которой подарили века своих бессмертных жизней, свои знания, свои свет и любовь. Но только ночью, когда круглая белая луна озарила окрестности своим прозрачным светом, увидела Вирэт среди бескрайней равнины их огонёк. Тихо было у этого костра, почему-то сейчас эльфы не пели, не журчали их звонкие голоса и не переливались вокруг стоянки самоцветные россыпи изумрудных светлячков.
    Они увидели её приближение куда раньше, чем она обнаружила их костерок. Двое стояли на ногах, но никто не двигался, и на устремлённых в её сторону лицах жили только отблески и переливы огня.
   Вирэт подошла к их стоянке на последнем усилии яростной гордости. Эльфийский мешок бесшумно стек по её рукам на землю. Все эльфы сразу увидели, что ни единым пальцем не были тронуты причудливые завязки на их походном снаряжении.
    С трудом выпрямившись, Вирэт пошатнулась… но усилием воли разжала спекшиеся, в кровь искусанные губы и глухо проговорила:
   - О благородные Квенди, вы забыли эти вещи на своём последнем привале… а мне не хотелось бы воспользоваться вашей забывчивостью и лишить вас так необходимых вам в дальней дороге предметов. Услуга за услугу, если позволите. Я повторю свою просьбу: подарите мне какой-нибудь прочный клинок, и вашего добра смертная дева не забудет до своей последней минуты.
    Она стояла, шатаясь – но стояла.
    Эльфы не шевелились. Долго. Ни единым мускулом.
    Потом медленно, словно ломая себя, поднялся Славур, подошёл к ней и без единого слова протянул ей свою фляжку с напитком эльвы. Вирэт остановила движение его руки не глядя. Она посмотрела в глаза эльфа недрогнувшим взором и жестом указала на блестевший за поясом предводителя  мифриловый топорик работы морийских гномов. Славур выдернул его – и подал…
    Она сделала шаг назад. И склонилась в поклоне, - до того уровня, чтобы только в миг обессилевшее тело не перевалило через  черту, за которой начинается падение лицом в землю. Развернулась и шагнула на подламывающихся ногах обратно в ночь. Она спотыкалась о каждый камень, но шла в свой обратный путь – в гробовом молчании неподвижных Детей Варды у удаляющегося костра.
   … Эльфы нашли её лежащую на камнях в полулиге от их стоянки. Топорик был намертво зажат в руке. Дыхание Вирэт почти остановилось, гасли удары сердца. Славуру пришлось взламывать клинком стиснутые насмерть зубы, чтобы осторожно вливать в пересохший рот живительную эльву. Закутанная в эльфийские плащи, она долго не приходила в сознание возле жадно полыхающего огня. Эльфы молчали. И смотрели в глаза друг друга.
    Когда, наконец, уже перед рассветом, дрогнули и разлепились ресницы её глаз, у Вирэт не было сил даже для стона. Они смотрели на неё. А она – на них: без чувств, без радости или укора. Тело её было согрето, горячо струилась оживленная напитком эльвы кровь, но душа её молчала, ибо сказано и сделано ею было всё.
    И тогда заговорил Славур:
   - Их нельзя сломить, квенди. Их тело можно убить, но дух… Этот дух не отдаст Врагу Арду никогда!.. Да, от единого с нами Огня зажжён он и единой Рукою! Мы рано поставили крест на судьбе этих земель. Рано отреклись от родства с Младшими Братьями… Не осуждаемые Смертными, не осудим ли мы себя сами?.. Ты победила, дева Обречённого Народа! Мы остаёмся. И пойдём за тобою туда, куда угодно тебе будет повести нас.
   Вирэт закрыла глаза, но сознание жило в ней – горячими толчками вновь просыпающейся боли.
   - Мне некуда вести вас, Светлые Эльфы, - прошептала она через силу. – Я не могу найти и себя-то в этом мире. Я не знаю и своего места под этим солнцем. Неужели вы подумали, что только обида на вас, - если таковая и жила во мне подспудно, - толкнула меня на дорогу смерти?..
   Снова что-то дрогнуло в лице Славура. Он склонился над ней с ясным изумлением во взоре.
   - Расскажи нам о себе. Что происходит в душе твоей, дева? Слишком долго не было эльфам дела до людских душ, и в этом, быть может, роковая ошибка Бессмертных.
   Она медленно покачала головой, и опущенные ресницы её заблестели от первых за всё это время слёз.
   - Что в душе моей? Пустота в душе моей, благородный потомок Всеславура! Да не будет вам моя душа ориентиром!.. Что правит душами людей? Слышала я, что одно из двух: Гордость – или Ужас перед грядущей Смертью. Слепая  яростная гордость – Дар или Кара Людей? – даёт силы на время забыть о Грядущем Неизбывно, и тогда человек не видит и не хочет видеть вокруг себя ничего, кроме мимолётных золоченых бликов своего мимолетного величия и мимолётных вожделений. Ужас же Смерти толкает его на дела, и велики и чудовищны бывают его поступки, весь мир порой готов он загнать с собой в бездну, ревнуя к неизменности этого мира и страшась потерять его, как привычную опору, за Последней Чертой… Если так это, то лишь гордость держала высоко поднятой мою голову на краю недовырытой могилы, ибо над страхом смерти сумела я подняться от бесцельности своей жизни. Гордыня моя рухнула, ибо поняла я и презрела её пустоту. Я – пуста, и мир мой пуст. Не на что опираться мне больше… Чудовищно ваше милосердие, эльфы!
   Но  рука Славура ласково коснулась и сжала руку девушки. От этого прикосновения мягкая волна накрыла её, она с трудом перевела дыхание.
   - Ты слаба, о дева Вирэт. Но эта слабость временная, ибо дух твой велик, я ясно вижу  это. Тебе не на кого или не на что опереться в миг слабости? Я верю и этому, чувствуя, что презрение и гнев на своих собратьев живут в тебе сейчас. Обопрись же пока на нас, мы с радостью подставим тебе своё плечо, ибо решение нами принято и мы разделим твой путь, пока ты будешь в нас нуждаться. Поверь мне: ты выпрямишься, и велики будут дела твои в этом мире – сродни твоему неукротимому духу, потому что нет пустоты в душе твоей! Я вижу в ней светлый клубок огня, в природе которого ты не в силах пока разобраться, утонченный и высокий настолько, что грубые чувства пока не ощущают его присутствия.
   - Светлый огонь, говоришь ты? – через минуту произнесла Вирэт  со странной зловещей усмешкой. А потом вздохнула. – Ты ошибаешься, благородный Славур. Отблески Света, живущего в твоих глазах, видишь ты, заглядывая в мою душу. Много скорбей и страданий прокалило и обуглило её, боюсь, что там только копоть и гарь, благородный эльф… Прав ты в том, что не ищу я больше опору среди единородных мне, ибо презираю сущность их, хотя размышления об этой сущности веду я в том числе и из наблюдений над сущностью собственной… Не приходило ли тебе в голову, о Перворожденный, - вдруг горячо и жёстко произнесла девушка, - что отказ мой идти с вами мог быть вызван,  прежде всего, опасением причинить вам вред, а желание и решимость умереть – это лишь вынесение моего собственного приговора своей презренной сущности, осознанной во всех её чёрных глубинах?!
   Она смотрела в упор в прекрасное лицо эльфа, ожидая увидеть в его лучезарных глазах отвращение и боль от её страшных слов. Но увидела только его улыбку, добрую и ясную, как заря.
   - А не приходило ли тебе в голову, о смертная дева, - спокойно сказал он, - что твоё нежелание причинить нам вред и стремление уничтожать Зло, начиная с самой себя, и есть отблеск великого Белого Света в твоей душе и - более того! -  его победа?
   Она откинулась назад, сражённая его словами, и таково было отразившее это потрясение девичье лицо, что Славур звонко рассмеялся… но тут же посерьёзнел и спокойно, почти буднично добавил:
   - Тебе нужно поесть. Впереди долгий путь, мы заберём на юго-запад, к Сираноне и её притокам. И ещё тебе, да и всем нам, нужно хорошенько отдохнуть, набраться сил. Весёлые были у нас эти две ночи…
    … Хмурое осеннее утро  озарило рассеянным северным светом слабо тлеющее, но ещё странно жаркое костровище и лежавших вповалку вокруг него десятерых эльфов и девушку из рода Людей.