Без рук, без ног, а рисовать умеет. быль

Иду я как то домой из центра села, жарко, два часа дня, и думаю, скорее бы до дома дойти да водички попить из холодильника. Иду солнце палит, дождика захотелось. Справа сочная трава в пояс стоит, слева деревья с густыми кронами, но тени от них к сожалению нет. Подхожу к железному мосту, утки дикие голос подают, они настолько привыкли к человеку, что даже стоя на мосту с ними разговаривать можно, обопрёшься на перила, и стоишь, а они рядом плавают смотрят на тебя и не боятся. Перед мостом с левой стороны в деревьях есть небольшая просека, кто то вырубил поросль, и появилось удобное место, где можно отдохнуть в тени, или просто посидеть с другом за бутылочкой пива. Так вот, проходя мимо этого места, я вспомнил вот какой случай. Была осень, шагал я привычной дорогой домой, смотрю в "местной забегаловке" на бревне сидят два мужика, одного я маломальски знаю, это казак из соседнего казачьего хутора вяжа, я с ним часто пересекаюсь и здороваюсь, редко когда бывает перебросимся двумя, тремя словами, я если честно даже имени его до сих пор не знаю, а второго не знаю совсем, но как я позже понял он тоже казак, а понял по его прекрасному и редкому для нашей местности говору. Я поздоровался, и пошёл дальше. Меня окликнули, я подошёл. Опять, привет, привет, рукопожатия. Знакомый мне предложил выпить. Я отказался, с лукавил одним словом, сославшись на то, что таблетки пью. Он попросил посидеть не много с ними. Я остался. Разговор шёл о том, о сём, и дискуссия до шла до школы, и школьных заданий. Знакомый мой говорит:
- У учителей вообще крыша едет.
- Дятю моему задали вопрос, "бяз рук, бяз ног, а рисовать магёть", написать кто это, и написать о нём сочинение.
- Прикинь, - бяз рук, бяз ног, а рисовать умеет, и думай кто это. Второй говорит:
- О, а я знаю кто это, я про яво по телевизору глядел.
- У няго ня рук, ня ног нету, а он рисует, карандаш у рот бярёть и рясуе.
- У этом, как яво? У в Австралии живёть. Знакомый:
- Ну вот как про няво пясать, если моё дятё яго ня видело? - ещё и живет хто яво  зная иде. Я идиот взял и ляпнул не подумав.
- Это мороз! Знакомый:
- Хаа, понял Мороз, это ты! Незнакомец глянул на меня, поднялся с бревна, и идёт на меня с кулаками.
- Я что, бяз рук, бяз ног, да?
- Я что на калича похож?
Знакомый ему на перерез, останавливает его, а тот вообще распаляется.
- Нееет, няхай он ответить, я что калич?
- Бяз рук, бяз ног, да?
Я развернулся и пошёл домой. Иду и слышу за спиной голос:
- Иде он?
- Куда он убёг?
- Нет няхай он ответит мне......
Позже я узнал, что мороз это кличка, а фамилия Морозов. Долго я вспоминал эту историю, и понял как рождаются на свет анекдоты. Всё просто, они берутся из нашей повседневной жизни.

        АНДРЮШКИНА ЛЮБОВЬ.

Андрей (имя изменено) не любил ходить в школу и ненавидел её. Она отнимала у него всё, и время и детство. О эти бесконечные уроки в школе, дома, постоянные зубрёжки до темна, и в конечном итоге вечное два. Но в один из дней всё перевернулось с ног на голову. Он полюбил школу, и просто рвался в неё. Выходные дни и каникулы стали невыносимым ожиданием доселе ненавистных уроков.

Шестой "Г" класс. Урок географии. В класс тихонечко зашёл классный руководитель и привёл не знакомую девочку.
- Вот знакомьтесь, сказала Надежда Васильевна Глущенко, так звали классного руководителя, это Наташа Синцова она приехала к нам из ст. Глубокой и будет учиться в нашем классе. Наташа была полненькая и очень тихая девочка. Ну а как же иначе, ведь новый класс, не знакомые дети. Андрей с первого взгляда полюбил её. У Наташи была лопнувшая нижняя губа которая долго не заживала, я думаю, что это из за частых улыбок. Ну, улыбки не давали досконально зажить её ранке.

Наш герой был очень застенчивый мальчик, он никогда не разговаривал с ней, ни когда не подходил к Наташе, а просто тайно сгорал от невыносимых страданий своей любви. Каждый вечер он крепко обнимал свою подушку представляя, что это она "его" Наташа и он мысленно целовал её в пухленькие губы. Однажды школа собирала металлолом, благо Андрей жил не далеко от пустынного места где была свалка, и он натаскал из неё целую кучу не нужного метала, и сложил возле своего двора. Школе выдали грузовик и он ездил по домам учеников и забирал железо. Машина подъехала к дому Андрея, в кузове были его одноклассники среди которых была и Наташа.

- Ну ничего себе ты насобирал, присвистнув сказали ребята. Погрузив железо машина с ребятами пошла  к дому Наташи, с ними поехал и Андрей. Девочка жила далеко от дома Андрея, почти на краю села. В тот день Андрей впервые увидел дом своей любимой, и узнал где она живёт.  Однажды на Новый Год директор школы Иосиф Алексеевич Гетманский пригласил местный ВИА с концертом в школу. Концерт и танцы должны были начаться в шесть часов вечера в спортивном зале школы.  Придя со школы домой в два часа дня, Андрей с аппетитом поел свежесваренного борща с двумя большими дольками чеснока, и пошёл на водохранилище на подлёдный лов рыбы.

В школьном спортивном зале начался концерт. Собрались все старшие классы. Цветомузыка, серпантин, счастливые лица, причёски, наглаженные ученики. И вот среди многочисленной толпы ребят Андрей увидел её "свою" Наташу. Она была в синих джинсовых брюках которые выделяли всю её девичью фигуру на все сто. Тёплая кофточка, дети танцуют быстрый танец, "дёргаются" все кто как может. Андрей стоял в стороне и поедал Наташу глазами. И вдруг медленный танец. Андрей решительно подошёл к Наташе и пригласил её. И вот оно чудо, его любовь в его объятиях.  Но чеснок, о этот поганый чеснок. Андрей сам чувствовал его невыносимую вонь во рту, и поэтому за весь танец не проронил ни слова. Потом бегал по школе и спрашивал у всех подряд конфетки, он думал убить запах и ещё раз пригласить девочку на танец. Но конфеты ни у кого не оказалось. Больше Андрей Наташу не приглашал.

Два года Андрей тайно про любил свою одноклассницу. Он часто представлял себе, что по весне подъезжает к её дому на мотоцикле ( которого у него никогда не было. ) и дарит ей букет подснежников.


         ПРАВДА НЕ УМИРАЕТ.

Где же вы родные фермы,
Где ж вы милые коровы?
Не даёте молока нам,
Чтобы были мы здоровы.)))

1995 год. Третья бригада, я тогда работал скотником на МТФ номер три. Было шесть корпусов полные КРС. Я трудился на дойном гурту. Работали мы по суточно, через сутки на сутки. В Мае выгоняли скот на траву и пасли до глубокой осени пока не ляжет первый снег. Потом скот перегоняли на фермы и размещали в корпусах. В нашем корпусе стояло больше двух сот голов буренок и несколько добротных быков. Давали корма, силос, сенаж, солому, дерть, но коровам всё равно не хватало и они быстро худели. С февраля по Май начинался отёл, и мы зорко смотрели за каждой коровой, принимали "роды", бывало когда идёт крупный плод, помогали корове растелиться и вытаскивать телёнка руками за ножки. Конечно же бывали и потери, особенно в ночное время, когда стельная корова которая не предвещала отёл, вдруг внезапно телилась и теленок падая в лоток погибал от переохлаждения или захлебывался в латке для для навоза в навозной жиже. И вот тогда то начальству пришла в голову идея дежурить скотникам в корпусах. Вот представьте себе, большие оконные рамы без стекол обиты с улицы полиэтиленовой пленкой. Сам корпус обогревается только телами и дыханием животных, две массивные железные двери изорванные и по гнутые тракторным телегами с обоих сторон корпуса. У дверей в лотках постоянный лёд, у коров стоящих у таких дверей на спинках иней, сумасшедший сквозняк и холодно. И вот в таких условиях нам было велено коротать зимние ночи.

На проходах у коров висели как гирлянды лампочки, которые то и дело перегорали.
Ходили порой с фонариками, и чего греха таить, иногда приходилось ходить в соседние корпуса и воровать, скручивать и менять у себя перегоревшие. Нашим дояркам нередко приходилось по утрам доить коров в полумраке. Пошёл я как то в соседний корпус за лампочкой, смотрю стоит у стены деревянный топчан, на нём старая фуфайка в место матраса. Два столба и соломенная крыша вся белая, белая от мороза, иней. Сразу вспомнилась песня:
Синий, синий иней,
Лег на провода......
Это не хитрое "логово" устроил себе ныне покойный казак, Меркулов Жора, весельчак, у которого никогда не сходила с лица улыбка, и спал в нём как эскимос, то и дело просыпаясь для обхода коров, проверял не телится ли животина.

Мы же с напарником игнорировали такой "указ". Оставались в своей дежурной комнате между двух корпусов которые соединены крытым проходом. У нас были бетонный пол, дощатые с дырами двери, бетонные стены и потолок, из окна шёл тонкий пронизывающий сквозняк. Спали на узких топчанах на голых матрасах, в фуфайках и ватных штанах, с сырыми сапогами от которых часто мерзли ноги, подушек и одеял не было. Стояла буржуйка, но топить было не чем. Соляр не давали, всю все возможную резину и кусочки древесины давно сожгли. Грелись тяпками сгребая с полов навоз, и рейдами по рядам коров на просмотр отела. Сидим как то с напарником Александром Герасименко, и смотрим друг на друга, в буржуйке воет зимний ветер. Я открываю её, а там угли перегоревшей местной сосны. И мне вдруг пришли на ум строки. Я взял один уголёк, встал на топчан и стал писать следующее:

В этой комнате словно в тюрьме,
Не хватает лишь только решёток,
Вместо нар здесь стоят топчаны,
Здесь загнешься не выпив пять соток.

Здесь не слышно конвоя шагов,
Лязг железных тюремных запоров,
Слышны стоны голодных коров,
Грустный трепет оконных клеенок.

Между каменных стен ледяных,
Замерзая нечем свою вахту,
Стерегём мы коров доходнЫх,
Вспоминая учебник и парту.

Все работники фермы, доярки, какая-то прибывшая комиссия читали моё "произведение". Заведующий злился, ругал меня, кричал:
- Сотри, удали это всё!
Я говорил нет! Правда не умирает....
И пел шутя:
- Эту правду пусть читает молодёжь,
- Эту правду не за душ ешь не убьёшь......

Прошли годы, все фермы закрыли, разрушили корпуса, разбили до основания молотами бетонные конструкции охотники за цветным и чёрным металлом.
Но долгое время, не смотря на обильные дожди, ветры, снега, на фоне этих руин и развалин, каким-то непонятным образом на нетронутым фрагменте бетонной стены, жила моя "чёрная" правда, написанная когда куском древесного угля от сгоревшей сосны.
Не зря говорят правда не умирает.

             КОРОВУШКИ.

Истории пастушьей жизни.

                АЭРОДРОМ.

С 1992 по 1996 год, я работал скотником в третьей бригаде колхоза имени Ленина. Председателем тогда был золотой души человек ( ныне покойный ) Петр Петрович Яценко. Я пас дойный гурт, в стаде было много коров примерно около двух сот, точно не помню, но в зимнем корпусе они стояли по восемь рядов, в каждом ряду где-то до пятидесяти голов. Пасли за лес/хозом, по Широкой балке, (название балки) бывший аэродром. Там был стан на два гурта, стояли два база, и две мехдоичные площадки, где и доили утром и вечером доярки коров.

                ВЕСЕЛОЕ БЫЛО ВРЕМЯ.

Несмотря ни на что, девчата пели песни, не редко ругали пастухов за малый удой, за то что воровали из бункеров и без того скудный запас фуража ( дерть ) которым кормились при доении коровы. Зайдет корова в станок, постучит носом по педали, дерть сыпется и она потихоньку ест, а доярка подключает её к доильному аппарату и сдаивает. Потом с помощью рычага открывает калитку и животина выходит, и так всю свою группу.

Вот скотники и на трусят себе на мешок с каждого бункера понемножечку, что б не заметно было. Свезут в село, продадут и отдыхают себе ночью припеваючи. Если мало то подвыпив вытряхивали всё, а потом перед доярками "дурака включали". Человек ко всему привыкает. Привыкли пастухи и к нецензурной брани на них доярок. Но фураж все равно брали, хоть глаза и страшили, но руки делали. А по утру как увидят жёлтые "глаза" автобуса, места себе не находили, знали что сейчас аврал будет, доярки злые едут. ( мы их за глаза кобрами называли.)

                САШКА И МУХТАР.

Работал со мной напарник Сашка Герасименко ( ныне житель Заброда ), тихий, спокойный такой, мухи не обидит, юмор понимал, но молчаливый какой-то. В "козла" окаянного в карты любил играть, и зимнюю рыбалку, тут уж его и хлебом не корми, дай только на льду померзнуть. Была у него собака, кобель полукровка немецкой овчарки  Мухтар, умный был. Мне нравилось работать с Сашкой, он не ленивый был, особенно нравилось пасти. Не пастьба а отдых, дома так не отдохнешь как с ним на работе. Сидим с ним значит в тенечке под деревом, он молчит, меня слушает, а я то и дело из пустого в порожнее переливаю, а рядом дремлет кобель. Если стадо разбредется, один его посвист и команда гони! И кобель сам не свой от счастья собирал в кучу всё стадо. Иногда трудно было его остановить, и Сашка кричал до хрипоты:
- Брось!
- Хватит!
- Иди суда гад!
И Мухтар с грустными глазами покорно возвращался к нам.

                САМОВОЛЬЩИКИ.

Работали мы через сутки на сутки, трудно конечно, летняя пора, дома дел невпроворот. Порешили мы тайно  с ним по одному пасти, то есть сутки работаешь, а трое дома. Я обрадовался, хорошо то как, три дня дома. Поругает нас заведующий за самовольство, а мы раз, два сделаем вид что вдвоем пасем и как доярки уедут по одному работаем.

                НАЧАЛО КАТАСТРОФЫ.

Первый день я с гордостью выгнал стадо, и спокойно пас. На мой посвист и окрик ку - да? - коровы реагировали моментально, хоть и крутили головами, где же собака? -  но возвращались, Сашка и Мухтар их выдрессировали капитально. На следующей смене дело было похуже, а потом и совсем началась катастрофа. Я бы сказал даже крах. Кончился мой покой, на работу как на каторгу, за то три дня дома. Выгоняю я коров и идут они как бараны в белый свет.
- Мухтар заверни!
- Мухтар давай, делай, гони!
А этим идиоткам всё равно, идут и идут вперёд, пока на перед не заскачу.
- Куда говорю, а они по смотрят на меня, вздохнут и в другую сторону чешут.

            ЗАГОВОР КОРОВ.

В конечном итоге коровы как сговорились, одни туда, другие суда, кто в лес, кто по дрова, кто в лесополосу, кто в балки прятаться от меня, кто в поле колхозное через лесополосу, и хоть разорвись, всё бесполезно. Весь день я не слезаю с коня, то и дело заворачиваю, кобыла в "мыле", и если вдруг вырвется из рук когда по малой нужде пойдешь,( её в те моменты как на зло мухи кусают,) вырвется и идёт башкой кивает радуется что ушла, голова здоровая, умная, продуманная, знает что гоняться за коровами на ней буду, и не дается в руки. Хоть плач. Пеши бегаешь горланишь, спрашиваешь у коров, куда да куда. Я бы сейчас ни за что бы коров не пас.

         КОБРЫ, МУХИ, Я И ГОРЛО.

Сколько раз было, скачешь и орешь на них, злость душит неимоверная, как ни как двести голов тупых, ну паситесь же заразы, и тут прямо в глубь глотки муха или большой комар влетит, во где кайф не описуемый. В те моменты я не один раз думал что в хутор Токмацкий* попаду от зла.
Тут и так за день устаешь морально, а пригонишь гурт на дойку и доярки кричат:
- Сергей, коровы голодные! Мне всегда доставалось от них так как молока очень мало было, а это их деньги. А я что, виноват что ли, пасу, стараюсь, а они нет чтобы пастись и траву щипать, как на зло разбредутся и ходят будто высматривают где что лежит, все вынюхивают чего то, накричишь на них, а они вылупят зенки словно белены обожрались и дальше чешут.

         РОДНАЯ ЗИМА.

Я всегда ждал зимы чтобы в корпус стать и не пасти, и мечталось мне тогда что я на привязи наконец-то выплесну весь свой гнев на непокорных коров, так то их не догонишь. Потыкать им в лоб пальцем и оскорбить как следует.

Сашка зимой всегда мечтал и говорил:
- Эх, скорее бы на травку, на солнышке по лежать. А я глядел на него и думал, да ты что, сказился что ли? - да ни за что. Хоть бы всё время зима была, пусть грязь, силос и навоза невпроворот, но лиж бы не пасти.
Мне до сих пор снятся эти "кошмары", грязь, тонны силоса и вонючего сенажа, заведующий, холодные загаженные корпуса, коровы стоящие с инеем на спине, мой дорогой Сашка, напарник мой родненький. И очень хочется увидеть Мухтара.

Я даже помню несколько строк из своего стихотворения того времени.

Я скотник, я пасу скотину,
Порой кляну свою судьбину....

Коровы часто не пасутся,
Гоню я их и нервы рвутся.....

На циферблате ровно пять,
Пора коров на дойку гнать,
Я как свеча со зла сгораю,
Гоню и по собачьи лаю...

И этим, все сказано.

ХУТОР ТОКМАЦКИЙ*, — ТОКМАЧКА, - Психиатрическая больница Миллеровского района.

22. 05. 2023 год.