Адель - желтая мышка

Адель стояла посреди зала с растерянным видом.

Она была в зеленых носках.

Все девочки в белых, а она в зеленых.

- Я тебе говорила, я предупреждала?! Если не будет реквизита, я не выпущу тебя на сцену!! - ругалась Марья Сергевна.

Адель насупилась, потупила взгляд. Смотрела на свои носки: "Подумаешь, зелёные.."

Остальные четыре мышки косились на нее и посмеивались. Они уже были готовы к выходу.

- Посмотри, у меня не стерся грим?

- А у меня?

Они щебетали, разглаживали свои костюмы, мало напоминавшие мышей: желтые комбинезоны с белыми хвостами, ушки того же яркого солнечного оттенка с белой оторочкой.
 
Конечно, белые носочки изящно завершали наряд. Идти в зеленых было никак нельзя.

Адель огляделась.

В зале к выступлению готовилась вся их разноцветная новогодняя труппа. Каждый был занят собой.

Елка шуршала мишурой на фалдах пышного изумрудного платья. Солдатики натягивали синие мундиры. Снегурочка рисовала Деду Морозу густые седые брови. Леопольд чистил мандарин, брызгая в воздух освежающим цитрусом.

- У кого-нибудь есть белые носки?  - раздался на весь зал зычный голос Марьи Сергевны.

После непродолжительных поисков из вороха реквизита все же были добыты два больших носка нужного цвета.
Адель натянула их на свои маленькие ножки. Пятки носков остались торчать на щиколотках пузырями.

- Вы только посмотрите! - усмехнулась одна из мышек, толкнув локотком соседку. И подружки снова прыснули от смеха. Улыбки у девочек были щербатые. В их нежном возрасте, когда молочные зубы меняются на коренные, голые десны могут превратить улыбку в зловещую усмешку.

Адель была увлечена шнуровкой туфель и, казалось, не замечала косых взглядов и едкого смеха. Наконец, она закончила наряжаться, намазала лицо кремом и встала в очередь на грим. Несколько взмахов кисти: черненький носик, усики; и Адель превратилась в хорошенькую мышку.

Она подошла к другим девочкам и встала рядом в ожидании выхода.

- Что ты к нам лезешь? Ты можешь отойти подальше? - зашипела на нее та же недовольная мышка. Остальные тут же ее поддержали: одна покачала головой, другая подняла глаза к потолку, третья сделала выпад ножкой.

Было не ясно, обиделась Адель или нет. Она встала чуть поодаль и стала ждать, раскачиваясь в такт доносившейся музыке.

- Мышки, готовьтесь!

Желтая стайка вместе с Адель подбежала к кулисам. Раздался их проигрыш, и веселые мышата высыпали на сцену.

Вернулись они так же шумно, размахивая хвостами, обсуждая свой выход.

Адель, наивно забыв недавние гонения, старалась не отставать от девочек.

Их успокоили:
- Тс! Тихо!

Мышки понизили голоса, уселись недалеко от кулис. Скоро был их второй выход.

Но долго ли может оставаться в покое юный и полный энергии детский организм?
Девочки заерзали. Две мышки встали, закрутили хвостами. Третья забыла про грим и почесала нос, чем вызвала новый приступ мышинного смеха.
 
И только Адель стояла более менее ровно. Она ждала музыку. Ей так хотелось играть и танцевать на сцене. Закрыв глаза, она тихо переступала с ноги на ногу, не участвуя в общем веселье.

И тут, совершенно несправедливо, мышка-заводила толкнула Адель и зло цыкнула:
- В конце концов, ты можешь стоять спокойно?

Адель распахнула удивленные глаза, а мышка, полная негодования, пошла прочь, всем своим видом показывая, что сил у нее больше нет терпеть это безобразие.

Двинулась она, высоко задрав подбородок, это-то ее и подвело - за кулисами нужно смотреть себе под ноги. Не глядя, с размаху, она наткнулась ногой на массивную деревянную ножку вешалки.
И тут же громко взвыла от боли. Хорошо, на сцене в тот момент играла музыка - крик не донесся до зрителей.

Девочка схватилась за ногу и волчком закружилась, запрыгала на одной ноге.
Прихрамывая, она вернулась на свое место, через силу сдерживая слезы - если заплачешь, грим сразу размажется по лицу черными разводами.

Подружки не обратили особого внимания на ее мучения. Несчастная мышка сидела одна, обидевшись на весь мир.

И тут на ее ноющую ногу заботливо и ласково легла чья-то маленькая, чуткая рука.

Это была Адель.

Доброе сердце простило все обиды, живо отозвалось на чужие терзания.

В молчаливом сочувствии она стояла рядом и не отпускала руку до тех пор, пока не утихла боль, и не раздался знакомый, манящий на сцену зов:
- Мышки!