Он будет только мой! Часть 1. В больнице. Рассказ

Он будет только мой!

Часть 1. В больнице. Рассказ.

     Толчок. Мои глаза ещё закрыты, но сознание проснулось. До меня доносятся звуки: протяжный низкий вой откуда-то справа… и тут же всхлип слева, каркающий кашель простуженной вороны спереди, тонкий скулёж позади, раскатистые рулады мощного храпа, переливчатый свист с икотой, жалобные причитания, подвывания, вздохи, ахи, охи, трубное прочищение горла и т.д., и т.п. со всех сторон!
     Боже, где я?!
     Мне больно двигаться, дышать, шевелить руками. Ноги… вроде бы целы. Голова… чугунная, глаза… различают серое пятно окна… белый, кажется, потолок… Ох! Вспышка света!  Желтые круги, пятна… Громкий женский голос властно говорит что-то… Вспомнила! Я лежу в больнице, в отделении травматологии в палате на десять человек.
     И вот я уже не лежу, а хожу, поскольку ноги у меня к счастью не пострадали. Моя мобильность очень радует меня и приносит некоторую пользу окружающим, тем, кто прикован к кровати порой в самом прямом смысле этого слова: у многих ноги прицеплены к громоздкой конструкции, или из какой-нибудь части тела торчат металлические штыри… И, хотя мне не поднять что-то тяжелое и движения рук у меня ограничены, кое-какую помощь я всё же могу оказать несчастным лежачим больным. Чем охотно и занимаюсь, старательно, пусть и не всегда успешно, скрывая страх, растерянность и боль, настолько поражает меня увиденное.
      Худая старушка лет восьмидесяти тихо стонет на кровати у двери. Её голая нога посинела от холода, да что там, она уже фиолетовая! Бедная, надо поскорее её закрыть! Я наклоняюсь над бабусей…
      - Пить…- едва шевелит она сухими губами.
      Я наливаю ей в поильник воды из бутылки на тумбочке, подаю. Она жадно и трудно глотает. Устало откидывает голову на подушку.
     Но когда я берусь за край одеяла, чтобы прикрыть её нелепо торчащую ногу, она отрицательно качает головой и шепчет:
     - Не надо…
     Я растерянно киваю и медленно отхожу, недоумевая. Неожиданно меня накрывает волна понимания – да у неё гангрена! О!
     В сознание не сразу пробивается чей-то настойчивый зов. Полная женщина просит меня принести ей воды из бака в коридоре, поскольку в бутылке у неё вода закончилась. Еще одна женщина просит подать ей судно. Нда, с этим сложнее, мне трудно нагибаться и двигать руками, болят сломанные рёбра, грудь. Ну да ничего, кое-как справляюсь. Ставлю судно на подставку, оборачиваюсь и…
     В меня впивается множество горящих глаз – она не отказала! Она может помочь! Судно!!!
      Кто не лежал в беспомощном состоянии, не поймёт всей маеты прикованных к постели страждущих. Санитарки… где вы, ау?! Они ходят по расписанию. Даже те, кому платят или суют в карманы шоколадки, не спешат выполнять свои обязанности. А я - вот она, рядом, ХОДЯЧАЯ!!!
      И я добросовестно ХОЖУ. Ношу. Приношу. Выношу мусор. Обхожу всю палату, порой раза по два, по три и, наконец, ложусь. Мне колют обезболивающее, оно притупляет боль, но не снимает полностью.
      К тому же некоторые личности, заметив мою безотказность, начинают наглеть, бесцеремонно, повелительно требовать что-то, когда я прилегла отдохнуть.
      Эй, на минуточку, я ведь тоже БОЛЬНАЯ, и вообще-то ЛЕЖУ в этой больнице, а не работаю, пусть даже на полставки! И не нужны мне ваши конфеты, впрочем, ими вы меня не торопитесь заваливать, особенно те, кто любит командовать…
     Я решительно закрываю глаза. Сплю. Нет. Страдаю. Грудь болит. Из угла доносится недовольное ворчание двух бесцеремонных тёток, спевшихся на почве недовольства моим отказом в почётном звании рабыни. Жуткая вонь от переполненного судна только что громко справившей большую нужду обжористой тётки неподалёку, не добавляет оптимизма. Ну почему женщина в таком сложном положении так много ест? Знает ведь, что в туалет дойти не может! Неужели ей самой не противно? Я бы скорее от голода умерла! Нет, пожалуй, умирать мне ещё рано, ела бы чуть-чуть.
       Как мне не повезло! Слёзы вскипают на глазах. Хлопок открывшейся двери отвлекает от грустных мыслей. В палату входит врач. Молодой, высокий, красивый хирург. И конечно же прямиком направляется к дальней стенке, к кровати, со всех сторон огороженной простынями в виде палатки. Откидывает простыню, и заходит внутрь.
       С самых первых дней, когда я почти всё время лежала, мне было очень интересно, что таится за белыми стенами. Потом голова перестала так кружиться, я стала ходить, выполняя свою миссионерскую функцию, и, что греха таить, потихоньку кружить вокруг таинственной палатки, надеясь хоть одним глазком заглянуть внутрь. Но напрасно.
     А через три дня пришёл доктор и на руках вынес из палатки худенькую девушку, почти девочку, и отнёс её куда-то за дверь. Через некоторое время он вернул её назад. Доктор шёл очень быстро, но я всё равно заметила, что девушка абсолютно голая. Нельзя же считать одеждой бинты на руках, голени и повязок на животе и голове. Из бедра девушки торчали во все стороны какие-то штыри.
      Любопытство не порок. Вся палата была заинтригована. К счастью, девушке скоро стало лучше, и она сама захотела общаться с народом, просила подать ей попить, а ещё через некоторое время рассказала нам свою историю.
      Тоненькая как тростинка, очень миловидная, наивная, малообразованная пятнадцатилетняя девочка из не очень благополучной семьи.  Жила с постоянно занятой на работе матерью и старшей сестрой.
      И была влюблена. В двадцатитрехлетнего парня.

Он будет только мой!
Часть 2. Рассказ Девушки. Поэма