Мы с мамой играли в карты

В обед мы с мамой играли в карты, она была довольна тем, что обыгрывает меня, сказала:
— Теперь ты должен мне свои перчатки.
— Хорошо, — я ответил и пошёл в коридор.
На вешалке висела моя куртка, и я достал из карманов перчатки из дублёной кожи и пару мятных конфет. Я вернулся, отдал маме перчатки и одну конфету авансом. Мама закурила.

Стало горько и дымно, но я продолжал сидеть с ней, мне нравилось, как я пахну после того, как мама курит при мне, казалось, что, чувствуя запах табака, исходящий от моих волос и одежды, другие взрослые видят во мне сильного мужчину, который сам себе решил и разрешил курить.
Я болтал ногами, мы шлёпали карты на стол, я проигрывал дальше и снова пошёл за перчатками. Под маминым стулом их было уже восемь пар, а одну новую я нёс.
Мама сказала, когда я зашёл:
— Тихо... Слышишь?
— Нет.
— Прислушайся!
Я напряг уши, они поднялись чуть выше, что-то под полом шуршало.
— Слышу.
— Мышь.
— Мышь.
— Отойди.
Я на цыпочках отошел к двери, мама взяла нож размером с ее ладонь, прицелилась и сильно швырнула его чуть поодаль того места, где я только что был. Он пробил половую доску, под ней пискнуло и перестало шуршать.
— Попала!
— Убила!
— Мышь!
— Мышь!
Я достал из под половицы чуть окровавленный нож и пошёл его мыть.
Мама была довольная, на следующий день я хоронил убиенного мыша. «Такова жизнь!» — подумал я.
Возвращаясь со двора, я увидел у мамы новую лоскутную сумку, с рисунком растопыренных ладошек, — это она сшила из всех моих перчаток.
— Красивая, — сказал я.
— А то! — ответила мама. — Сыграем в карты?
— Пошли.
Я проигрывал, а на следующий день хоронил троих, убитых плевками тараканов.