Восхождение кельтского воина отрывок

   ОХОТА и РОКОВОЕ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

   В тот день НИЧЕГО не предвещало трагедии. Гвелд с отцом пошли в лес, чтобы собрать хвороста и поохотиться за зверьми. Потому как сидеть на одной каше очень надоело. Парню в то время стукнуло лет пятнадцать, и он был тихим, забитым подростком. Отец и сын были ОЧЕНЬ похожи друг на друга, но УЖЕ в том возрасте юноша поражал своей неземной красой местных. Особенно млела от будущего Энрике – Архимага рыжеволосая девушка, соседка Ивглэйн. Она мечтала выйти за него замуж, и несколько попыток свататься у ее родителей уже было. Но Гвелд, простой парень, не видел в браке никакого смысла, ему хотелось жить для себя и быть охотником да воином. И неоднократно он отказывал недотроге.
   Отец регулярно обучал сына стрельбе из лука и фехтованию, что тот осваивал довольно благополучно. Особенно нравилось первое, и Гвелд свободно стрелял и лисиц, и лосей, и косуль, и даже на медведей ходил. Медведя, ясное дело, он приносил домой вместе с отцом. Равных ему не было среди тогдашних подростков. И некоторые у него даже учились.
   Лес шумел тревожно, да и птицы стихли как – то резко. Отец и сын шли по поляне, держа мечи наготове. Мало ли что.
   - Ты знаешь, что я послезавтра уйду на пост, потому как римляне от нашего поселения скоро почти ничего не оставят. Еще до твоего рождения, Гвелд, они убивали наших кельтских юношей, а девушек либо насиловали, либо просто продавали в рабство. Говорил мне в свое время мой отец и твой дед, Хенгист, что в Риме вино льется рекой, что там много женщин черноволосых. Их император христиан когда - то скармливал львам и тиграм на аренах. Потому что их там развелось СТОЛЬКО, что сил терпеть этих выскочек просто не осталось, также было известно, что эти люди нагло начинают пропагандировать свое учение. Не спросясь, а надо ли это язычникам тех мест… Им плевать на дедов и прадедов, потому их и убивают. Но как ни странно, сами римские воины здесь рыщут давно, называя нас, кельтов Секванов, дикарями. Некоторые сами христиане.
   Гвелд глубоко задумался. Ему стало любопытно, что это за христиане. И что они проповедуют. Говорили, что недалеко завелась община монахов новой веры, что они регулярно молятся и поклоняются черепам святых. Вернее, святых по их понятиям. Кого убили на той же арене. Больше всего поразился юноша рассказам отца, что, мол, некий Валентин из Рима пострадал за то, что венчал юношей. НИКОГДА среди кельтов не случалось, чтобы юноши женились друг на друге. Но оказалось, что такая неслыханная дикость давно идет. Валентина казнили. А потом началось…
   Прикусив травинку, парень спросил, остановившись:
   - А что мы будем делать, если кроме этих извергов, римлян то есть, иноверцы придут? Их много в последнее время. Мне это не нравится.
   - Будем поднимать и опускать меч, разъясняя им суть нашей жизни, пока не поймут и не уйдут отсюда. Для таких людей наши предки в Аду горят будто бы. А у нас, кельтов, как ты прекрасно знаешь, нет такого ужаса. Мы свободолюбивы, и не трогаем ради веры и захвата новых земель никого, кто приходит с миром. – ответил отец, озираясь.
   Настреляв птиц, отец и сын пошли дальше, искать дичины. И не раз они слышали странный шорох за деревьями. Гвелд отбросил накидку на спину и наслаждался чистым воздухом. И вот, показалось ему, что гарью будто пахнуло… Еще раз парень проверил это – и снова показалось. Его сапоги были насквозь промокшие – в оврагах роса еще не испарилась под солнцем. И, ничего не подозревая, сын и отец пошли в глубь леса, увидели косулю, и решили добыть. Нести трофей придется сыну. Потому как надо привыкать к настоящей взрослой жизни.
   Грациозное животное выскочило прямо на кельтов, пожевывая травку. Совершенно спокойно смотря на собственную Смерть. Торстейн почесал пробивающиеся усы и снял с плеча лук. Ох, хороший будет ужин сегодня!
   Гвелд также снял лук и прицелился. Он было хотел спустить стрелу с тетивы, как вдруг раздался легкий свист, и римская стрела вонзилась в ближайшую сосну, на расстоянии пяти сантиметров от парня. Животное от испуга убежало в лес, и тут кельты Секваны поняли, что попали в засаду. Из высокой травы выскочило несколько римлян с мечами наголо.
   - Ну все, сейчас будет сеча… - сказал отец.
   К нему подскочил один враг, но сын Леса рассек его пополам с одного удара. И это раззадорило убийц. Началась кровопролитная резня. Гвелд тоже не отставал, но понимал, что их всего лишь двое, а врагов, которые напали на безвинных жителей, сотня, не более. И долго они не выдержат натиска.
   Отец был ранен в ногу, и, стиснув зубы, он упал на одно колено, не выпуская меча. Золотые локоны окрасились кровью врага, а одежда была изодрана. И тут подошел командир отряда, хищно ухмыляясь.
   - Ваше племя не вернуло мне долг. И ты еще должен мне свою женщину, дикарь, потому что она не давала нам молока уже три недели. А мои люди хотят пировать, и жить хорошо! Это вы, грязные черви, живете в своих лесах, вас только и стоит вырезать. Но платите дань очень хорошо, да и женщины ваши красивы, у них золотые и медные волосы. За твою жену я бы дал много золота, да и сынка твоего бы обучил многому. Например, умению писать.
   Такое заявление еще больше вывело Торстейна из себя.
   - Вы нас итак вырезаете, а тронешь мою семью, я тебя из – под земли достану! Даже если умру! Боги не оставят своего сына! А ваши боги – ничто. Вы пришли сюда без спроса, и ваша религия гробит наших друидов! Убирайтесь!
   Римский легионер расхохотался, зло и весело:
   - Будто мы все не знаем, что там творят ваши друиды… рубят головы своим ученикам на ваших торжествах! А вы, обнаженные, скачете перед кострами, и женщинам плевать, с кем делить ложе!
    Торстейн, гневно поглядев на врага, прошипел:
    - Вспомните свои римские бани, и что там происходит впоследствии… ВЫ ХУЖЕ НАС! Мы, хотя бы, не спим с мужчинами и мальчиками – виночерпиями… Наш народ уважает женщин. И не выбирает, кого иметь на ложе просто так! Берите все, что хотите, и убирайтесь!
    Гвелд яростно смотрел на все это, и прекрасно понимал: дернуться ему было нельзя. Иначе и самого прикончат. Держа меч, юноша схаркнул кровью на траву, и готовился все же напасть, спасти главу семейства. Но римлянин, спокойно помочившись на Торстейна, срезал его прядь волос, и понюхал с наслаждением.
    - Собаки есть собаки… Ей собачья Смерть… Вставай, если ты воин, и сражайся! Победишь, - женщина твоя буде не тронута, а нет, - то извини, я ее познаю на твоем ложе на глазах у сынка!
    Тут Торстейна как прорвало… Словно и не будучи раненым, он нанес удар, и довольно мощный, эгоисту – полководцу, выкрикнув клич.
    - Эй, ты! Возьми меня, ублюдок! – не выдержал Гвелд, и покрутил меч восьмеркой. Тот рассмеялся. Загоготали и остальные.
    - Сначала, пес, я посмотрю на твоего отца, насколько он достоин матери, родившей такого юнца! Если останется живой, уйдете восвояси, расплатившись за долг. А нет, - что ж, обслужишь меня здесь, по полной, встав на колени! Ясно, щенок? – был ответ. Энрике будущий нервно поморщился от омерзения: понятно, ЧТО ему предназначалось в качестве поражения. И станет он виночерпием у Императора или у этого ублюдочного римлянина – наложником, или любовником, и деваться будет некуда, разве что заколоться от стыда и досады. И никакой жены не станет, а лишь одно – секс и насилие в Риме на глазах у всех. Так можно им, мальчик и подросток мужчинами не считаются. Ну, может быть, сделают за послушание легионером, и станет Гвелд рубить своих впоследствии. Вот ТАКОГО очень не хотелось – предать свой народ, Секванов и остальные племена.
    Гвелд знал – отец обречен, если проиграет в битве. А ему придется… но не хочется унижаться перед моральными уродами.
    Торстейн гневно взглянул на сына, вытерев кровь с губ и лица:
    - Не твое это дело, сын, лезть в наш поединок! Стой спокойно, пока я жив, ничего не будет! Вот, погляди, они все окружили нас. Бежать некуда! Да пребудет Один с нами, и я доблестно уйду в Вальгаллу, и славно начну пировать с Богами. Боги, Один, иду к тебе, сбереги мое дитя! – И он с воплем сделал выпад, за жену, за будущее, за детей не родившихся. Кельту было плевать, что на него помочились враги, плевать на раны и остальное.
    И зверская была бойня тех двоих, из разных миров и религий, и каждый славил своих Богов… Римлянин отталкивал порой щитом молодого мужчину, а тот наносил и наносил удары. И было все равно, что могли в кустах свернуться змеи, готовясь кусать всех, на кого напорятся. Римляне били мечами в щиты и клич кричали хором, а несчастный кельт, защищая все самое дорогое себе, получая раны и удары, слабел… Гвелд плакал, но не мог двинуться с места – силы были просто НЕ РАВНЫ.
    А командир отряда начал просто издеваться… Выбив из его рук меч, который был сломан пополам, он рассмеялся, и ударил Торстейна по лицу кулаком. Тот сплюнул зубы, и с ненавистью поглядел на врага.
    - Ну что, закончим, золотоволосый? Или я набью золотом свою подушку, и буду на ней почивать и ублажать римлянок! Жалко мне сына твоего. Совсем юноша еще, может сгодиться на что – либо. Отдай мне свою жену на одну ночь и на обслугу, и ничего не станет. Все эти набеги сразу закончатся! А вот если сын родится от меня, - что ж. Могу сделать Императором. Подумай! – Римский легионер подал меч кельту.
    - Да пусть лучше Вальгалла меня заберет и жена следом пойдет, чем какой – то варвар будет владеть тем, что дорого! – вскричал Торстейн и принял меч. Все его волосы слиплись от крови, губа была рассечена, из распоротой вены хлестала кровища. Он прихрамывал на одну ногу. Судя по ране, и тому, что туда попала земля, шансов все равно выжить не было. Начнется заражение крови, и тогда все… И после нескольких ударов Торстейна, командир размахнулся, свистнул меч, - и отсек сопернику голову. Разом, как через масло, прошло лезвие по шее. Кельт рухнул на землю, как подкошенный, под нечеловеческий крик сына, который захлебывался в слезах, и не выдержал юноша… ТАКОЙ силы у него был шок, что он, не глядя, накинулся на убийцу, и принялся его кромсать что есть силы, но тот отделался парой ран, отбросив щит. Стуком гулким упала голова Торстейна, и Гвелд с ужасом глядел на нее, понимая, что все… и мать его сгорит в погребальном костре. Так велят Боги. И останется он один на белом свете, и станет воином.
   - Что бы вы со мной ни сделали, - я НЕ БУДУ выполнять то, что скажете! Ублюдки, убийцы!
    - Ну что ж, юноша, пришел твой черед. Давай, вставай на колени, и будешь живой. Отец твой пал как трус, скоро туда же отправится, к вашим червям, и мать. Вернее, уже слишком поздно. Мы забрали все, что хотели, а деревня твоя горит давно. Неужели не чувствуешь запах дыма? Принюхайся! – Он подошел к убитому, поставил ему на грудь ногу, взял голову, и бросил к ногам юноши. – Забирай свой трофей с охоты, матери покажешь. Раз уж ваш народ друг – друга убивает на обрядах, то для вас и резня, - нормальное явление. Мать твоя уже познана моими воинами, на ложе мужа, если желаешь это лицезреть, подойди поближе. Все, раб! Смирись со своей жалкой участью виночерпия!
    И действительно, дым от пожарища утром дошел и до этого места побоища. Гвелд, порубив нескольких римлян, мстя за отца, подошел к голове родителя. Погладил запекшиеся в крови волосы, уронил слезы, и побежал прочь, под улюлюкания и смех врагов, которые, схватив труп за ногу, потащили его куда – то, мародерствуя. Туда же, в непонятный путь, отправилась и голова.
    Юноша, сломя голову, отстреливаясь от убийц, бежал домой. И наконец, через сосны и ели, он увидел просто стену огня, и услышал крики родных и близких, которых добивали враги, складывая в мешки и на повозки ВСЕ, что нашли, некоторых, особенно девушек, связывали и угоняли к себе в рабство, чтобы потом они удовлетворяли легионеров. Истошный вопль издал подросток, рухнув на колени, и зарыдав снова. Гвелду хотелось только одно, - умереть, не более. Прорыдавшись, он бросился по дворам к своему дому. Дом еще не горел, а возле входа толпились ворье и убийцы, по очереди сменяя друг – друга, насилуя на ложе отца его мать. Та истошно кричала, пытаясь вырваться. Прекрасная женщина была избита, раздета, и звала мужа. Но тщетно. Она не знала, что тот мертв.
    - Ну что, молоко мы забрали, как и овец и коз, теперь расплатись за сына… - смеялся насильник, делая свое дело. – А ты ничего, красивая, хорошая… - и захлебнулся в собственной крови: Гвелд, влетев в помещение, просто перерезал ему глотку. А после срезал и голову, в уплату за убийство того, кто его зачал на том обряде. Парня совсем не смущало, что мать лежала почти в чем ее мать родила, и она в шоке была, когда сын явился ее спасать. Перебив часть воинов, юноша просто набросил на Элиндру одеяло, и вынес из избы. Женщина, вцепившись в сына, горько рыдала. Она поняла – все, они осиротели, Торстейн мертв. Также она боялась, что теперь порчена.
    - Мама, не говори так! Я отомщу! – и бросился дальше рубить римлян, которые обнаглели настолько, что насиловали пленных уже на виду у всех. Тех, кто сопротивлялся, - просто убивали мечом в грудь. Не более того. Больше половины жителей было убито в то утро. Не щадили никого – ни детей, ни стариков, ни женщин.
    Дом будущего Архимага был сожжен теми, кто из римлян остался в живых. Они НИКАК не ожидали, что подросток просто так возьмет и порешит ровно половину насильников. В свои пятнадцать лет! А от поселения мало что осталось – всего лишь несколько домишек. Римляне забрали ВСЕ – даже солому.