Приведите сюда ред куртку

рассказ

Эта грустно-смешная история произошла со мной, когда я ездил в Берлин давать концерт в русско-немецком культурном центре (Russisehes Haus). Тот, кто знаком с Таджикфильмом, в рассказе без труда узнает режиссёра, который устроил мне эту поездку))
"Приведите сюда «ред куртку»!"
В середине 90-х годов прошлого столетия начинающий таджикский кинорежиссёр Хамид Т. сумел, уж не знаю за какие заслуги, получить немецкий грант. Ему было предоставлено бесплатное просторное жильё в Берлине и положено приличное месячное жалование, с тем, чтобы не заботясь ни о чём, он мог работать и придумать какое-нибудь сверхталантливое кино. Хамид был человеком умным, честным и порядочным, но в каких-то моментах абсолютно бесбашенным, с "тараканами в голове". Про таких иногда говорят: «Да-а… Ну, учудил, так учудил!»
Мы приятельствовали с ним и можно даже сказать, дружили. Ему очень нравились мои песни, которые я распевал под гитару, и он искренне считал, что эти песни заслуживают гораздо большего, чтобы лишь звучать в кухонной обстановке.
И вот однажды, Хамид звонит мне из Берлина и говорит:
- Слушай, я кассету с твоими песнями дал послушать в Русский культурный центр. Русские немцы в восторге. Очень хотят организовать твой концерт в этом центре. Приглашение, визу, страховку всё сделаем – приедешь?
Сердце у меня застучало – где я и где Берлин! Тем более, что сроду не был заграницей, и ни в каком сне туда ехать не мечтал. Ещё в советское время, слыша рассказы об Европе и Америке, как о чудесных территориях с неограниченными возможностями для выращивания талантов, перед моими глазами неизменно вставал образ Александра Сергеевича Пушкина, который за всю свою жизнь ни разу не пересёк границы Российской империи, но от этого не переставал быть первой величиной мирового уровня.
Но сейчас, от такого предложения я сглотнул слюну тщеславия и ответил:
- Я готов. Что нужно?
В то время у меня не было ни интернета, ни, соответственно, электронной почты. Два месяца велись телефонные переговоры, высылались через знакомых факсы. Хамид расписывал мне по телефону, как он меня будет опекать, водить в Берлине по концертным залам и выставкам, всё покажет и расскажет, сказал не брать гитару – она у него есть. Он уверил меня, что надо обязательно делать месячную визу, а иначе, что это за поездка – на несколько дней? Наконец все документы были готовы, и я в немецком посольстве со второго захода получил визу на месяц. Жена заняла денег у родственников мне на билеты туда и обратно и я вылетел.
В аэропорту Берлина вид встречающего Хамида меня несколько озадачил. Он был не особо радостным, словно какая-то мысль не давала ему покоя, а сказать её он не решался. Смотрю, в вестибюль аэропорта влетает мой друг по таджикской киностудии Саша Фрикер.
«А его каким ветром сюда надуло – он же в Бремене живёт?» - подумал я.
После моих жарких объятий с Саней, видя моё недоумение по поводу его появления, Хамид решился. Мнущимся, заикающимся голосом начал:
- Паш, ты меня извини, я попал в такие стеснённые денежные обстоятельства, что я не могу тебя целый месяц содержать. Вот, позвонил Саше, чтоб он тебя в Бремен забрал. Это его шамканье явилось для меня сюрпризом, которого я никак не ожидал. До последнего в телефонных разговорах Хамид уверял меня, что ни о чём не надо беспокоиться, денег у него полно и всё будет в порядке. А теперь вырисовывалась какая-то не очень радужная картина для меня. Приехал в страну без денег, буду торчать весь месяц у друга, который, я знал, хоть и имеет социальную двухкомнатную квартиру в Бремене, но сам абсолютно с пустыми карманами. «Вот те здрасте, привет от Насти!» - подумал я.
- А концерт-то как, будет? – спросил я начинающего режиссёра.
- Концерт завтра, - радостно закивал он. У меня два дня с Саньком пробудете, а после концерта он тебя на своей машине к себе в Бремен повезёт. А как улетать надо будет, в Берлин опять ко мне приедете, остановитесь. И добавил:
- Я тут заранее аудиокассеты купил, размножим твою запись, продавать будем после концерта. Хоть каких-то деньжат заработаешь.
- А концерт, что бесплатный? – похолодело у меня в груди. Я даже не поднимал этот архиважный вопрос в телефонных разговорах, полагая, что оплата за концерт – это как-то само собой разумеется.
- Угу, - промычал Хамид и замямлил, но ничего… Кассеты…
Мне захотелось его убить.
- Да, ладно тебе! – стукнул меня по плечу живчиком Сашка. У меня побудешь, я тебя в Кёльн свожу. А уж пожрать и выпить всегда найдём чего-нибудь.
Лицо Хамида выражало безмерную благодарность и собачью преданность Саше Фрикеру.
- Выпить, хоть, есть у тебя? - обратился я к режиссёру с потребностью снять стресс.
- Выпить есть, дома у меня литровое виски.
- А чего ж сюда не взял, в машине бы выпили? – с укоризной посетовал я Хамиду.
Но он опять не по-режиссёрски проюлил:
- Да, как-то…
Теперь страстно захотелось послать его куда подальше.
«Литр на троих?» – молча прикинул я и покачал головой.
Саня уловил моё сомнение и, щмякнув меня по плечу, уверенно заявил:
- Не боись, ещё возьмём!
Я расслабился, махнул рукой – «будь, что будет!», и поплыл волею судьбы в ту сторону куда она укажет.
Концерт прошёл отменно. Было продано кассет с моими песнями на сто пятьдесят марок, и я даже как-то воодушевился, но только до того момента, когда подошёл Хамид и попросил взаймы половину из этой суммы себе на жизнь.
Потом, много времени спустя, через общих знакомых я узнал, куда спустил всё денежное месячное пособие гордость таджикской режиссуры. Хамид пристрастился ходить в один из стриптиз баров Берлина. Там он крепко принимал на грудь, а потом режиссировал - начинал показывать стриптизёршам, как правильно елозить по шесту, за что не раз был выведен охраной заведения на улицу. Словом, вместо того, чтобы придумывать и писать сценарии, надежда таджикской кинематографии оттачивал своё мастерство на голых стриптизёршах.
Опущу своё пребывание у Саши Фрикира в Бремене – это достойно отдельного повествования. Расскажу лишь, что случилось под занавес моей немецкой поездки, когда Сашка понял, что больше не может продлевать моё существование рядом с собой – денег не хватало катастрофически. Но и в конце концов, не он же меня приглашал приехать. За неделю до моего вылета привёз Саша Фрикер опять меня в Берлин, предварительно позвонив режиссёру и сказав ему, что передаёт меня с рук на руки.
Хамиду ничего не оставалось делать, как скрепя сердце принять меня.
Надежда, что нам вместе удастся побродить по Берлину и Хамид покажет мне что-то интересное, у меня ещё теплилась. Но он затушил её вечером, в день моего возвращения.
- Слышь, Паша, - опять стесняясь, обратился он ко мне.
Я насторожился, ожидать от режиссёра теперь можно было что угодно. И это, «что угодно» последовало.
- Я тут… завтра утром должен в Швейцарию уехать… Ты побудь пару-тройку дней один…
- Да ты что, издеваешься, Хамид?! – в сердцах взвился я. Какая на хер Швейцария?! Как это побудь один? Ни языка, ни города не знаю! Ни одной знакомой души здесь! Ты что, совсем ёб…ся?! На кой чёрт ты тогда на месяц заставил меня визу сделать – что я здесь забыл!?
Надежда Таджикистана был не пробиваем:
- Ну, так обстоятельства сложились, пойми. Ты не волнуйся, холодильник полный. Я тебе должен, вот пока пятьдесят марок, можешь в бар какой-нибудь сходить пивка попить. Кстати, в холодильнике выпивка есть.
Я понял, что Хамид не шутит и перспектива моего берлинского одиночества сидит уже у меня на плече.
- Да, ещё вот что, - опять стеснительным тоном стал лепетать режиссёр. Если захочешь выйти в город, то ключ засунь в выемку под жалюзи. А то вдруг я вернусь, а тебя нет.
Мне опять захотелось убить его.
Квартира находилась на первом этаже. Он вышел со мной на улицу и показал, как это делается.
Утром Хамид уехал, а я остался.
Послонявшись из угла в угол, нашёл какую-то киноведческую книжку про режиссуру, которая не только не зацепила, а вызвала у меня агрессию ко всем режиссёрам мира. «Видик что ли, включить?» - подумал я и подошёл к видеомагнитофону. Возле него тонкой стопкой лежали какие-то видеокассеты. Это оказались все фильмы Андрея Тарковского, который являлся Моисеем, Христом, Буддой и Магомедом одновременно для Хамида.
Вздохнув, поставил я своего любимого «Андрея Рублёва» и стал смотреть. Два с половиной часа пролетели. Следом поставил «Зеркало» и понял, что это уже перебор, не выдержу. Опять послонялся. С тоской посмотрел в окошко на кухне, сделал себе очередной раз выговор за «излишнюю доверчивость к друзьям», вернулся в комнату и включил телевизор. Но с таким же успехом я бы мог включить диск с пением птиц. И если пение птичек успокаивает, то здесь на экране перед тобой такие же, как и ты, люди, и они что-то говорят, жестикулируют, а ты пытаешься вникнуть, мозг вертится, словно бормашина и всё в холостую.
Наверное так наступает идиотизм. Выключил телевизор.
Пошёл к холодильнику за виски, но вовремя остановился. Понял, что если выпью, то озверею от тоски ещё больше, а если пойду искать магазин, чтобы добавить, то могу заблудиться. Тюрьма…
Вечером, на второй день своего заточения я взвыл. Послав в душе куда подальше всех перспективных режиссёров, которых ни за что, ни про что содержит немецкое государство, я решился выйти на улицу и найти какое-нибудь заведение, где наливают спиртное и есть человеческие лица. Вдруг найдётся человек говорящий на русском языке, пусть даже с диким акцентом.
Я помнил наказ Хамида оставить ключ от двери в выемке под оконными наружными жалюзи и как добросовестный товарищ собрался это сделать.
Уже стемнело и улица была неприветливо пустынна. Жёлтый свет фонарей уводил меня в пугающую даль, в которой я мог потеряться и не выбраться из неё. Но находиться в квартире с телевизором из которого неслась тарабарщина было настолько невыносимо, что пугающая даль выглядела лучшим злом. Я приподнял жалюзи и стал нащупывать в темноте выемку в кирпиче. И не находил. Приподнял выше. Вроде нащупал и стал впихивать в неё ключ. Он упал, я наклонился, жалюзи опустились прямо на мою голову. Я опять придерживая их рукой, стал искать выемку, и опять пальцы не находили её. Я выругался и, опустив жалюзи, стал утирать рукавом куртки пот со лба. Потом опять ухватился за жалюзи и потянул их вверх. Пока я всё это проделывал, я не заметил, как проезжавший мимо на велосипеде мужчина остановился невдалеке от меня и с интересом наблюдает за всеми моими манипуляциями. Когда я, опять нащупав выемку в кирпиче, стал впихивать в неё ключ, а он из неё опять выпал, и я, услышал, как жалюзи с грохотом опустились вниз, мужчина не выдержал.
Я не только услышал его негодование около себя, но и без всякого перевода мой спинной мозг почувствовал, что он считает меня грабителем. Немец махал руками и озирался вокруг себя, ища поддержки. Я понял, что стоять бессловесным пнём глупо и надо что-то говорить в ответ, а как?
И я стал ему отвечать:
- Найн, найн, найн, - замотал я из стороны в сторону указательным пальцем.
На этом мои познания немецкого языка закончились и я призвал на помощь русский и английский:
- Вы неправильно понимаете! Зис лив май фрэнд энд ай! Фрэнд…
«Господи! Как же по английски уехал?» - стал я судорожно вспоминать слово и, не вспомнив, сказал:
-Уехал, фрэнд! На поезде путешествует! Трэвл! – вылетело из меня молью английское слово.
Но моя русско-английская речь не возымела никакого действия на немца. Он по-прежнему что-то агрессивно говорил мне, махал руками и озирался. На пустынном тротуаре вдруг показался человек в красной осенней куртке. Поравнявшись с нами он остановился и мой немец, обрадовавшись, что пришла поддержка, что-то проговорил подошедшему, погрозил мне кулаком и укатил на велосипеде.
Я понял, что велосипедист приставил ко мне пешехода в качестве охраны.
В отчаянье от складывающейся ситуации, я стал опять говорить новому лицу заветные слова:
- Зис лив май френд и он трэвл, а я остался! Понятно? Фамидэ? - зачем-то добавил я таджикское слово, которое неожиданно из какой-то моей извилины выползло наружу.
- Неожиданно человек произнёс:
- Вы русский?
- Да! Да! Да! – обрадовался я. Вы тоже?
- Нет, но я учился в Москве и говорю по русски.
Человек со знанием русского языка на поздневечерней пустынной улочке Берлина явился для меня в данной ситуации «манной небесной» и его явно послал сюда Господь. Я невольно вспомнил библейскую «манну небесную» и впервые истово поверил, что Бог действительно накормил ею евреев.
- Что мне делать? Друг уехал и попросил меня, что если я пойду куда-нибудь прогуляться, оставить ключ под жалюзи. Там выемка есть. Куда этот на велосипеде уехал?
- В полицию поехал звонить, - ответил с улыбкой мой охранник.
- И что теперь?
- Во всяком случае надо ждать, а то может быть только хуже. Откроете полиции дверь, покажете документы и всё.
Не успел он договорить, как в городскую тишину вонзилась сирена, из переулка вынырнула полицейская машина и, слепя фарами, остановилась возле нас. А что происходило дальше – я такое видел только в американских фильмах…
Из машины выскочило шесть полицейских в широких кожаных ремнях с пистолетами набоку, и ещё один в гражданской одежде. Командиром у них была крашенная блондинка с чудесными формами. Но мне было не до её прелестей. Полицейские взяли нас в круг.
Мой русскоговорящий охранник что-то сказал на родном языке и показал на меня. Вперёд вышел человек в штатском и заговорил со мной на английском.
Я, чувствуя что закипает мозг, затараторил:
- Нет-нет-нет! Я не говорю по английски! Скажите им что случилось, - призвал я себе на помощь мою говорящую «манну небесную». Не оставляйте меня, пожалуйста!
- Они просят открыть дверь, - спокойно сказал «небесная манна» в красной куртке.
- Сейчас, сейчас! Стал я рыться по карманам в поисках ключа и не находил его.
К этому моменту подъехал опять знакомый велосипедист и в сторонке, с чувством выполненного долга стал с удовлетворением смотреть, как вяжут грабителя.
- Да вы успокойтесь, - сказал «манна небесная», ключ должен быть в каком-то кармане.
Полицейские, не предпринимая никаких действий, сурово и пронзительно смотрели, как я шарю по карманам. Наконец, слава тебе господи, ключ был найден и я повёл полицейскую кавалькаду за собой в подъезд.
Как только я открыл дверь квартиры, все шесть полицейских вместе с гражданским рассыпались, как тараканы по углам в поисках чего-то непонятного. До меня долетело знакомое слово «наркотик?».
«Ещё этого не хватало, - защемило в сердце.
- Какой там наркотик! Что вы такое говорите? Найн, найн, найн! - Замахал я руками. Вижу, что они уставились на меня и не понимают мои взмахи. Что-то стали говорить, как- будто спрашивают. Вдруг до меня доходит, что моей «манны» нет в квартире, переводчика нет!
- Приведите того, в красной куртке! Он на улице! – потребовал я.
Вижу не понимают.
- Мэн! Рэд куртка! Приведите рэд куртку! Он вам всё си… сэй… Тьфу ты! – запутался я в словах. Короче рэд! Рэд куртка! Там, на улице!
Как ни странно, моё русско-английское помешательство полицейские поняли. Один из них вышел на улицу и привёл мою «небесную манну».
- Ради бога, - сказал я «манне», взмокший от небывалого напряжения. Скажите мне чего они от меня хотят?
На его вопрос, я уловил в ответе командирши-блондинки слово аусвайс.
Я про аусвайс знал с детства по фильмам про фашистов и потому аж подпрыгнул, и прямо наизусть процитировал киношную фразу:
- Есть, есть аусвайс! Один момент, гер офицер, вот, бите, - протянул я блондинке загранпаспорт с визой. Она отдала его молодому полицейскому, тот открыл какую-то книжечку с экраном и стал что-то в ней пальчиком тыкать, вроде как писать. Это теперь я понимаю, что уже тогда у них были планшеты с выходом в интернет в любой точке земного шара, и полицейские пробивали мои документы по интернету. А тогда я посмотрел на эту книжечку с экранчиком, как на Волшебную лампу Аладдина.
Командирша-блондинка, возвращая мне паспорт, улыбнулась, и о чём-то стала говорить с «рэд курткой». После чего вся полицейская кавалькада в одну секунду, словно в воздухе растворилась – будто её и не было вовсе.
Я чувствуя своё колотящееся сердце спросил моего спасителя:
- Чего это было? Чё сказали-то?
- Извинились перед вами за того идиота велосипедиста и попросили не совать больше ключи под жалюзи, здесь это не принято.
- У-уф, - тяжело выдохнул я и спросил своего «манну небесную»: А вот интересно, если бы вас не было, и я не смог бы с ними объяснится, что было бы?
- Вас бы забрали в участок, пригласили русского переводчика, проверили документы, потом вы бы оплатили двести марок за услуги переводчика и вас бы отпустили.
«Всего-то? Только интересно, где бы и у кого я эти марки взял», – подумал я, и мне опять страстно захотелось убить Хамида.
Не зная, как отблагодарить своего спасителя, я предложил ему по русской традиции выпить – благо бутылка с виски нетронутая стояла в холодильнике, но он отказался и, пожав мне с доброй усмешкой руку, ушёл.
А я налил себе полстакана виски, залпом выпил и заправским литературным классиком изрёк сам себе вслух:
- Учите языки, господа! Великая польза от них…