Женская проблема

    -- Гриша, я стих сочинил. Хочешь прочитать? – приветствовал Барсуков своего приятеля в яркий воскресных день.

    -- Ещё, чего!?  Я Пушкина-то не читаю, а тут Барсуков какой-то.

    -- С Барсуковым всё понятно, а, чем тебе Пушкин не угодил?

     -- Да по мне, что Пушкин, что Индюшкин – один хрен. Я вообще стихи не люблю.

     -- Ну, Григорий Маркович, удивил ты меня.   А я-то считал тебя культурным человеком. Чем же тебе стихи не нравятся?

    -- Выпендривание всё это и суесловие. Есть у тебя дельная мысль, ну и вырази её чёткой прозой. К чему там разные аллитерации, амфибрахии и прочая муть?

    -- Так красиво ж!

     -- Ну кому как. Во всяком случае в магазинах, в отеле «Поэзия» народ не толпится.  Это раньше в салонах стишками баловались, а теперь ни к чему всё это. Нет конечно девчонке лестно получить от мальчика любовные вирши типа:

«У тебя между ног,  славно роза.
Распустился желанный цветок…»

     Девчонка-то знает, что там у неё никаким  цветком и не пахнет, но читать такое ей приятно.

    -- А от чего ж поэтов нынче развелось немеряно?

     -- Во-первых,  они не поэты, а так --  рифмоплёты.

     -- Откуда ты знаешь? Ты ж сказал, что стихи не любишь.

     -- Не люблю, но иногда почитываю. Как правило у «поэта»  одна мыслишка, а то и ни одной,  но наворочена куча строф, причём рифмы слабенькие, ритм страдает.

      -- Гриша. Ты преувеличиваешь.   

     -- Я  преувеличиваю!?  Ну  тогда назови мне хоть одного известного, как Маяковский в наше время, современного поэта.  Их нет!   А, во-вторых. стихи писать легче, чем прозу.  Вон Есенин рыпнулся было повесть написать, да ничего не вышло.

       Белогоров взглянул на поскучневшего Барсукова и вымолвил:

     -- Ладно, не грибся.  Давай твой стих. Почитаем.

      Они прошли в скверик,  уселись на скамью, и Гриша стал вслух читать творение своего приятеля:   

«ЕСТЬ ЖЕНШИНЫ…
С полей наступали чучундры
С ехидными,  злыми глазами.
Под вечер под вопли: «Полундра!» в атаку пошли пауки.
Мужчина, в преддверии  рая,
Следил как на фоне заката,
Носами камыш раздвигая, купались в реке утюги.

«Увы, не жилец»,  -- молвил медик.
И женщина взвыла от горя,
И бросила руки в передник, и чёрта и бога кляня:
«Держись за меня мой родимый!
Ещё мы с судьбою   поспорим
Всю жизнь мы с тобою едины. Не смей уходить от меня!»

Его обняла крепко, жарко,
И нежное что-то шептала,
И образно, пылко и ярко звала его  жить и любить…
И вырвала мужа у смерти
Душевная русская баба!
Душевная баба, поверьте,  способна и смерть победить


ИЗ ЭТИХ ДУШЕВНЫХ НЕ БУДЕТ
От чего же девушки,
Суки безобразные,
Беззащитных детушек
Душат как котят.
И бросают в мусорки,
И в сугробы грязные .
Забирать с роддомов их
Вовсе не хотят.

Ясно: жизнь хреновая.
Но в войну хреновее
Жить в беде и голоде
Было во сто крат.
Но любили заянек
Мамочки бедовые.
Что же нынче сталось вдруг
Плохо и не так??

ВСЁ ДЕЛО В ГАЛСТУКЕ
На старинной карточке славненькие  девочки
В пионерских галстуках. Банты в волосах.
 Ясные глазёночки.   Старый хрыч надел очки,
Долго дев разглядывал, и глаза в слезах.

Все они состарились. Дочек в люли вывели
Ну а внучки бабушкам заявляют: «Брысь!»
То они брюхатые, то чего-то выпили.
Ясно: красных галстуков не носили в жисть.»

     Гриша закончил чтение, взглянул на Барсукова и начал разбор  опуса:

      -- В твоих стихах, Алексей, есть всё то о чём я говорил. А именно: мысль единственная: при социализме девушки были скромнее, чем сейчас при капитализме, а весь лист в буковках.  Наворочены никому не нужные утюги, мусорки, чучундры.  И рифмы: медик—передник, горя – поспорим, девушки – детушки.  Убогость, а не рифмы. Ритм, правда,  чёткий. Сразу чувствуется, что автор служил в армии, хаживал под барабан. И. вообще, стих сырой. Над ним работать и работать.

      Гриша сделал паузу. и Барсуков поспешил высказаться:

     -- Спасибо, Гриша, за критику. Я учту твои замечания. Доработаю стих.

     -- А зачем дорабатывать-то . Ты пишешь о порочных девушках, но твоя концепция стиха порочна ещё в большей степени. Что ты знаешь о современных девушках? Ты. что общаешься с ними, контактируешь? Какое у тебя право корить их в чём-то, тем более называть суками?

     -- Так деток же бросают!

     -- Лёша, в любой стране и во все времена многие девушки стремились избавиться от нагулянного плода.

    -- А не нагуливай! Нечего давать налево и направо.

     -- Совсем постарел! Как не давать, когда инстинкт?!  Анатолий Трушкин шутник, конечно, но он прав: «Инстинкт, между прочим, -- это   не прихоть, а приказ космоса.  Его умри, но выполни!»

    -- Ты ещё Петросяна процитируй.

     -- Да уж! Но всё-таки согласись, что про сук ты с бухты барахты  бухнул, совершенно не владея вопросом. Никакие они не суки,  а просто жизнь у нас в стране  сучья.

       Барсуков подумал и не стал спорить:

     -- Ты где-то прав. Ужо я покопаюсь в поисковиках, поищу статистику по этому вопросу.

     -- Добро.

      При очередной встрече приятелей Барсуков, достав бумажку, проанонсировал:

     -- По числу брошенных детей наши женщины занимают первое место в мире. Ежегодно только в роддомах оставляют 10-12 тысяч  новорожденных. Столько же подбрасывают.  Замыкает список стран по этому  параметру Швейцария.

       По числу абортов на тысячу женщин Россия тоже рекордистка.  Это число равняется 22.  И это ещё хорошо. В 1991 году  данный показатель равнялся 115. Последнее место в указанном рейтинге принадлежит опять же  Швейцарии с показателем. равным пяти.

      Вот и решай, дорогой Григорий Маркович, сильно ли я сгустил краски в своём стихе.

       -- Но и я прав на счёт влияния плохой жизни в России на материнский инстинкт. Вон Швейцария живёт лучше всех, так и деткам в Швейцарии хорошо.