Малиновый околыш. Глава 10

Накануне Нового года в Уральск приехал Евтихий Харитонович Дураков. Раньше он останавливался на постоялом дворе Соколинского посёлка, где у «старых людей» имелась своя комната, а в последние годы облюбовал дом Ипатия Ипатиевича, в котором ему были всегда рады. Вот и теперь, зайдя в сени, Евтихий Харитонович размашисто перекрестился и стал снимать с себя огромный овчинный тулуп, запорошённый снегом. Стряхнув, старик бросил тулуп на лавку, в угол сеней. На шум вышел Ипатий Ипатиевич, а разглядев в темноте товарища, просиял от радости.

– Евтихий, ништо ты! – вскричал радостно Ипатий. – В такую непогодь! Ну, брат, обрадовал! А мы, как раз стол накрываем, Новый год собрались отмечать! Проходи, тамыр (друг), в горницу, нечего в сенях мёрзнуть!

– Давай обнимемся, с дороги, а потом уж в избу пойдём, – ответствовал Евтихий. – Не взыщи, что как снег на голову! Дело, брат, не терпящее отсрочки. А тут, оказия подвернулась, я и пустился в опасный путь.

– Вениамин, Вера! – крикнул в горницу Ипатий. – Идите дорогого гостя встречать! Евтихий Харитоныч, приехал!

– Доброго здоровья, Евтихий Харитонович! – обнял старика Вениамин. – Давненько не приезжали в Уральск; милости просим к новогоднему столу.

– Стол ибаждёт, – ответил старик. – Мне б, помыться с дороги.

– Евтихий Харитоныч, у нас баня горячая, – проговорила Катерина. – Чай, в дороге промёрзли до костей? Пойду, вам бельё соберу…

Намывшись в бане, Евтихий присел поближе к «голландке», закрыл глаза и на некоторое время, казалось бы, заснул. Однако старик не спал, а думал о недавно прошедшей осенней плавне. Рыболовы остались недовольны её расписанием; в Войсковое Хозяйственное Правление поступило несколько приговоров от низовых станиц – от Мергеневской, Кулагинской, Орловской, в которых сходы указали на краткость времени, положенного по прошлому расписанию для отдельных рубежей этого рыболовства. В самом деле, расписание это было сжато до такой степени, что на все семь рубежей от Кулагина до Гурьева положено было лишь по одной днёвке (отдых от рыболовства), если  не считать двух праздников. И случилось как раз, что на этой плавне рыбы было в достаточном количестве. В течение одного днёвочного дня рыбаку нужно было рыбу убрать или продать; затем успеть переехать на следующий рубеж. Торговцы очутились в таком же положении; пришлось или отдавать рыбу за бесценок или даже везти её на следующий рубеж. Чтобы выиграть время для уборки, приходилось заканчивать рыболовство раньше времени. Сходы просили, чтобы на будущее время для рубежей, начиная с Яманки или Сарайчика, назначалось не менее двух днёвок, так как рубежи эти рыбные и одной днёвки на них недостаточно.

Однако не рыболовство стало поводом для срочной поездки Евтихия в Уральск, а более важная проблема. Кипучая деятельность нескольких нефтепромышленных обществ на землях, принадлежащих уральским казакам, выражающаяся лишь в заявках и в усиленной постановке столбов на заявленных участках, уже начала трогать за живое тяжелых на подъём Горынычей. С первых дней выхода Высочайшего закона, разрешившего земли Уральского казачьего войска свободными к заявкам по изысканию нефти, казаки о последствиях этих заявок не думали и не обращали на это никакого внимания. Теперь же, когда постановка столбов на заявленных участках приняла эпидемический характер, и столбы появились везде и всюду, как грибы после дождя, казаки стали задумываться и на эту тему пошли всевозможные тревожные разговоры. Пока поставленные столбы существенного ущерба казачьему населению ещё не приносили, то и разговоры эти носили ещё мирный характер, хотя находились более дальновидные из Горынычей и предвещали, что недалеко то время, когда эти столбы могут разрастись в леса и оказать казакам чувствительное препятствие, в смысле пользования покосными угодьями. Производимые работы на заявленных участках в луговых местах могут лишить войсковое население покосов, особенно в Гурьевской станице, где покосных мест не так уж много.

До «старых людей» дошёл слух, что одно нефтяное общество, имевшее в Гурьеве контору, произвело или намеревается в недалёком будущем произвести заявки на островах, лежащих между устьями Урала. Этот слух ошеломил старейшин, ибо помянутые острова это существенная надежда гурьевцев на луговые места, дающие населению корм для скота, а также камыш для строительства и отопления.

– Если на этих островах будут разрешены заявки, – вслух рассуждал Карп Маркелов, – а затем предприниматели начнут по праву, данному им законом, делать на этих заявках изыскание нефти путём бурения тем или другим способом – безразлично, то все войсковые правила, запрещающие даже уральским казакам рыть в луговых местах землянки и обрывать стога сена, пойдут насмарку. 

– Сделавшему заявку нефтепромышленнику войсковые правила не закон, – подтвердил Фиогний Жигин, – и он, как того требует само дело, начнёт копать землю в луговых местах, ставить буровые и другие, необходимые для этой цели, постройки.

– Ништо всем этим Нобелям до войсковых интересов?  – задался вопросом Евтихий Дураков. – У предпринимателей одна цель и свои собственные интересы: найти нефть, а найдут они её или нет – вопрос будущего; не найдут – бросят, сначала испортив все луговые места, отчего войсковое население понесёт громадный ущерб.

– Правда твоя, Евтихий, благосостояние казака и без того год от года ухудшается, а тогда и тем паче, – поддержал самый старый из старейшин, Афанасий Агафонов. – С сокращением луговых мест казаку невольно придётся сокращать на нет свою скотину, которая, как известно, и без того убывает усиленным темпом. Как бы дело до бунта не дошло! Пётр, что в Гурьеве говорят?

– Гурьевцы поговаривают о составлении станичного приговора, в котором намерены просить войсковое начальство не разрешать заявки нефтяникам на островах, – доложил Пётр Дураков, тихо сидевший в углу комнаты.

– Да войсковое начальство, итак стоит на страже войсковых интересов, – заявил Карп Маркелов. – Оно и без станичного приговора, едва ли допустит заявки на этих островах, так как это спорная вещь, связанная непосредственно с Уралом.

– Вот, именно, едва ли! – проворчал Фиогний Жигин. – По слухам, якобы, от влиятельных лиц из Петербурга, высшее начальство на дарованные нам привилегии не посмотрит, а поступит самостоятельно, помимо желания казаков, в смысле разрешения всевозможных предприятий по земельным и водным угодьям Уральского войска, в особенности с развитием нефтяной деятельности. Говорят, ограменные деньжища в это дело вложены.

– Горынычи крепко верят грамотам Царя – батюшки! – заявил Евтихий. – Даже не допускаю мысли, что наших казаков обидят вопреки воле Самодержца.

– На днях вице – губернатор Мордвинов будет проезжать через нас на Уральск, – сказал Карп Маркелов. – Ништо просить его помочь в этом вопросе? Чай, не откажет, его превосходительство, по старой дружбе.

– Пошто нам господина камергера тревожить, – проговорил Евтихий, – когда у казаков есть Защитник, несравненно более могущественный, которому интересы уральцев известны и дороги. Лично к Государю надо обращаться за помощью.

– Ты, Евтихий, один средь нас, георгиевский кавалер, – сказал в конце совещания Афанасий Агафонов. – Тебя и пошлём к царю. В этот раз с презентом, по жребию, должны были ехать кавалеры Мустаевской, Рубеженской, Уральской, Кулагинской и Кармановской станиц. В двух последних кавалеров не оказалось. Дополнительной жеребьёвкой выбрали Бударинскую станицу, а в ней урядника Георгия Карпова из Прорвинского посёлка. Пятого кавалера пока не подобрали, так что поезжай в Уральск и решай этот вопрос в свою пользу. Иначе, опять из Уральской станицы кого назначат. Скоро езжай! Пока погода ещё стоит…

Находящийся в Калмыкове, по случаю чумы у зауральских киргизов, исполняющий должность губернатора, действительный статский советник и камергер Высочайшего Двора, Михаил Дмитриевич Мордвинов, 22 декабря, пригласил всё врачебное начальство к себе, так как на следующий день, 23 декабря, предполагал уехать в Уральск. Однако, возникший вдруг подозрительный случай смерти киргиза в Джаксыбайской волости, в ста верстах от Калмыкова, задержал отъезд Мордвинова до 29 декабря. Хотя, всё было готово, чтобы объявить чуму совершенно уже ликвидированной; была даже заготовлена телеграмма об этом в Петербург.

С полудня 29 декабря в Уральске и окрестностях в продолжение полутора суток свирепствовала снежная метель. Сила ветра была настолько сильна, что движение по улицам становилось временами невозможным. Снежные сугробы навалило повсюду. Санный путь, установившийся здесь в конце ноября, по низовой линии простирался лишь до Антоновского посёлка. Далее на низ погода продолжала стоять тёплая с часто перепадающими дождями. От Антоновского посёлка вплоть до Гурьева была страшная грязь и езда очень затруднительна, благодаря чему войсковая почта в последний проезд опоздала прибытием в Уральск на двое суток, слишком. В Соколовском посёлке почту перегрузили из телеги в добротные сани, в которые посадили, закутавшегося в овчинный тулуп, Евтихия Дуракова, с наказом ямщику доставить как можно скорее в Уральск. До Лбищенска на почтовых станциях им меняли лошадей быстро, а в Лбищенске смотритель заявил, что скоро ожидается экипаж вице – губернатора и почте придётся обождать. Тут же крутился уездный начальник, в обязанности которого входило встречать и провожать высшее начальство. Через несколько минут послышался звон бубенцов вице – губернаторской тройки.

– Ба, Евтихий Харитонович, вот так встреча! – воскликнул Мордвинов, завидев старика Дуракова в толпе встречавших. – Неужели в помощники к начальнику уезда записался?

– В Уральск еду, Михал Дмитрич, с оказией! – ответил Евтихий. – Прибыл с войсковой почтой, а тут задержка: велят ожидать Вашего проезда!

– Пошли, Евтихий Харитонович, в мой возок! – пригласил старика вице – губернатор. – Домчу с ветерком до города! Заодно о делах поговорим.

Вице – губернатор Уральской области к делам казаков прямого отношения не имел; он ведал делами киргизов, да переселенцев на Бухарской стороне Урала. Но Мордвинов, в отличие от своих предшественников, был близок к Высочайшему двору, поэтому к нему было особое расположение «старых людей». В Соколинском, пока вице – губернаторский возок устанавливали на санки, Мордвинов «гонял чаи» со старейшинами, которые поведали ему об Евтихии Дуракове, отправленном с казенной почтой в Уральск…

– Евтихий, просыпайся, да айда к столу, Новый год скоро! – приговаривал Ипатий, тормоша товарища за плечо. – Почти битый час проспал; видимо, умаялся в дороге. Тебе, как почетному гостю, первое слово держать!

– Дорогие хозявы! – начал свою речь Евтихий. – Спаси Христос, вам, за приют и ласку! Ещё один год канул в вечность, уступив место новому! С Новым годом! С новым счастьем! Всем желаю здоровья и мира! Пусть скорее наступят морозы, а иначе можем остаться без багренья и режаков, а следовательно, и совсем без рыбы! А самое главное, дай Бог отправить нам презент Государю Императору, который уже заждались в Петербурге.

– Спаси Христос, Евтихий Харитоныч, за тёплые слова! – ответил Ипатий. – Даст Бог, ударят морозы на Крещение!

– Дай то Бог, Ипатий Ипатич! – проговорил Евтихий. – К вам ехал с Его превосходительством Мордвиновым. Так вот, он сказывал, что Урал на низу ещё не замерзал, не покрылись льдом даже старицы; о тяге в чёрных водах ещё не помышляли, а о багренье там не может быть и речи, его придётся ждать и ждать. Тёплая погода хороша только для скотины в степи. До сих пор ходят на подножном корме и дают хорошую экономию в сене хозяевам. Ну, а в городе, что нового?

– За Пушкинский бульвар взялись, – проговорила Вера. – На днях начали устраивать вокруг него сплошную ограду из соснового леса, как на Столыпинском. А весной хотят рассаживать на нём новые кусты разных пород. Ещё, мясо подорожало, а выбора нет, совсем.

– Да, скотины мало пригоняют на убой, а цену просят высокую, – подтвердил Ипатий. – За большую сытую корову дают по 75 – 80 рублей, а за барана – тохтуна (баран, у которого только что появляются рога), туша которого весит не больше 30 – 35 фунтов, – от 7 рублей 50 копеек до 8 рублей.

В самом конце Святок, в субботу вечером, двое казаков, из приехавших в город «форфосников», быстро мчались на паре лошадей по Большой Михайловской улице. Против Атаманского дома лошади, испугавшись чего – то, шарахнулись в сторону и въехали на тротуар у аптеки Штрауса. Публика в страхе разбежалась в стороны, но один мужчина, не успевший принять меры предосторожности, был сшиблен лошадьми с ног и ему причинены значительные ушибы. Казаки усадили пораненного в сани, и на тех же лошадях повезли для оказания помощи. По нелепой случайности, несчастным оказался писарь войскового штаба Василий Чалусов, который прогуливался с двумя молодыми барышнями по главной улице города.

В день Крещения Господни, 6 – го января, после литургии состоялись из всех городских церквей, кроме домовых, крестные ходы на воду – на Чаган и Урал. Лёд на Урале против старого Михайловского собора, где состоялся церковный парад местной команды, ещё недостаточно окреп, по причине чего молящиеся к спуску на лёд не допускались. Несмотря на то, что мороз в этот день был свыше 15 градусов и дул пронзительный ветер, за крестными ходами отовсюду шествовали большие толпы народа. На реке Чаган, возле спасательного поста, несколько отважных молодцов, невзирая на холод, по существующему обычаю купались в освященной воде.

– Будь я помоложе, тоже мырнул бы в воду, – проговорил Ипатий, стоя на взвозе и кутаясь в овчинный полушубок. – Помнишь, Евтихий, как раньше было, в годы нашей молодости.

– Бери куда ближе, Патька, например, год 901 – й, эдак, – сказал Евтихий. – Тогда в день Богоявления Господня, по окончании божественной литургии, последовал торжественный крестный ход всех градских церквей от Старого собора на Иордань, где после водосвятия совершено было окропление войсковых знамен.

– Хорошо помню, Тиша, – подтвердил Ипатий. – В церковном параде тогда участвовали местная команда и Уральская учебная сотня при их оркестрах музыки, а также хор войсковых певчих.


– На Иордане, после богослужения, ступить было негде, – вспоминал Евтихий. – Много купающихся и огромное число молящихся. Мы с тобой разом мырнули в воду, а потом ты в мои пимы залез.

– Так мои такие же были, только дальше от Иордани стояли, – сказал Ипатий и засмеялся. – Ушёл бы в них домой, не будь с тобой Петра. Ух, и глазастый у тебя племянник оказался. Кстати, как он поживает?


– В Сарайчиковскую станицу поехал, – ответил Евтихий. – Там, дворянин Тищенко, да потомственный почетный гражданин Аносов активно ведут поиски нефти вблизи Новобогатинского посёлка, а местные казаки столбы на заявках повыдёргивали, да по своим хозяйствам растащили. Скандал случился; послали Петра уладить миром…

Бушевавшие в начале января снежные вьюги по всей низовой линии отразились обильным снегопадом. На низу снега выпало гораздо больше, чем в Уральске, санный путь восстановился вплоть до Гурьева. Морозы усилились, что позволило надеяться на скорую тягу в черных водах и на осуществление заветных ожиданий скорого назначения багренья.

После Крещения Господня Евтихий Харитонович встретился с братьями Акутиными, один из которых, Владимир, был атаманом 2 – го военного отдела, а второй, Николай, был назначен начальником транспорта с презентом.

– Мне вчера доложили, что наш кавалер, Карпов, вдруг, заболел тифом, – сказал полковник Владимир Акутин. – Так, что Евтихий Харитоныч, место в депутации от Бударинской станицы свободно.

– Это, что же опять дополнительную жеребьёвку проводить? – спросил Николай Акутин. – Как бы съезд выборных возмущаться не стал. Дважды уже довыборы делали.

– Не нужно никого канителить, – сказал Евтихий. – Поеду вместо Карпова, а в документах пусть он значится. Его и в депутации вряд ли кто хорошо знает в лицо, а уж в Петербурге, тем паче, никто разбираться не станет. Им главное, презент богатый заполучить.

– Я, как начальник транспорта, не возражаю! – сказал Николай Акутин. – Быстрей бы, презентное багренье. Вроде, 20 числа обещается, лишь бы снова оттепели не было…

Результаты презентного багренья против ожидания оказались вполне благоприятными. По сведениям о подъемах рыбы на местности, отведенной под рыболовство, нельзя было и предположить, что здесь окажется порядочный скоп красной рыбы и притом преимущественно белуги. Было поймано: 17 икряных белуг и 38 яловых; 13 икряных осетров и 19 яловых. Такое преобладание в залове белуги встречается нечасто. Вследствие этого преобладания, икры для презента оказалось вполне достаточно, и даже часть её осталась для продажи.

Вениамин в презентном багренье не участвовал; его определили в надзор, стоявший в Ханской роще. Надзором были задержаны казаки Рубежинской станицы, в санях у которых была яловая белуга.

– Казаки, почему везём белугу не в презентный амбар, а совершенно в противоположную сторону? – строго спросил Вениамин.

– Так, господин подхорунжий, мы не знали куда девать рыбу, – ответили с хитроватой усмешкой казаки. – Решили вот, отвезти её в Хозяйственное Правление.

Рыболовов этих доставили в полицию, где составили протокол, а затем их препроводили на место сдачи презентной рыбы. Рыболовы – неудачники были встречены у презентного дома насмешками казаков и острыми шутками по поводу их проделки. Здесь же была девица Сидоровнина, состоящая в хоре певчих при Крестовоздвиженской церкви, которая во время презентного багренья поймала очень большую белугу, давшую до восьми с половиной пудов икры. Приблизительным подсчетом определили стоимость этой белуги – в 800 рублей. Однако, бойкой девице досталось лишь три рубля, на помаду и пудру.

В день презентного багренья на ятови на льду скоропостижно скончался казак Уральской станицы Василий Емелин. Бывший близко к месту происшествия классный фельдшер Веселов рассказывал, что покойный, опустив в чужую прорубь багор, сел на лёд, а спустя две – три минуты свалился. Веселов, увидев его в таком положении, тут же подошёл к нему, но он уже был мёртвый.

– Полагаю, что смерть последовала от разрыва сердца, – объявил Веселов подошедшим казакам. – Покойный, хотя и был уже в чистой отставке, но держался ещё бодро и на вид казался вполне здоровым.

Казачье багренье, как и говорили, оказалось по залову рыбы удачным. Однако на Уральском свежерыбном базаре красной рыбы свезено было сравнительно мало: белуги яловой не больше сотни штук и десятков 5 – 6 осетров. Осётр преимущественно икряной. Ялового осетра в продаже было совсем немного. Черной рыбы в продаже не замечалось.

Газета «Уральские войсковые ведомости» с гордостью написала:

«Отправка презентного транспорта по назначению состоялась в среду, 22 января, в сопровождении презентной депутации из пяти георгиевских кавалеров, с начальником транспорта полковником Н. И. Акутиным во главе. В нынешнем году в презент отправлено 64 яловых осетра, один балык, 117 пятифунтовых фарфоровых банок зернистой икры и 29 штук таких же банок паюсной. Размер этот почти совпадает с прошлогодним, превышая его банки на три икры. Икры для презента совсем не пришлось прикупать, яловых же осетров куплено 54 шт. К сожалению, в день отправки как раз стояла оттепель и вследствие этого рыбу пришлось упаковать и отправить в талом виде, что несомненно отразится на её внешнем виде».

В эти же дни уральцы узнали, что военным губернатором Уральской области и Наказным Атаманом Уральского казачьего войска назначен, бывший начальником Павловского военного училища, генерал Хабалов.

29 января, в Императорском Зимнем дворце, Его Величеством Государем Императором была принята прибывшая в Санкт – Петербург депутация от Уральского казачьего войска в составе: полковника 3 – го Уральского казачьего полка Акутина, отставного вахмистра Акима Чернова, отставного урядника Антона Тяпухина, урядника запаса Максима Хондохина, запасного ветеринарного фельдшера Георгия Кучкина и урядника запаса Григория Карпова.

Войсковая газета писала, что в половине первого часа пополудни к представлявшимся изволил выйти Его Величество Государь Император. Депутация имела счастье поднести Царю – батюшке рыбу и икру для Высочайшего Двора. Государь Император изволил удостоить уральцев милостивых вопросов и, поблагодарив за подношение, проследовал во внутренние покои дворца.

По возвращении депутации из Петербурга, Евтихий Харитонович рассказал Вениамину, как задавал вопросы Государю Императору.

– Когда Государь спросил, кто из нас помнит его приезд в Уральск, я вышел вперёд, – сказал Евтихий. – Стою, ни живой ни мёртвый, а Царь мне: «Что помнишь?» Я ему и напомнил про его танцы с тёткой твоей, Лукерьей. Государь сразу в лице изменился, на глаза слёза навернулась. Тут, я и говорю, мол, Ваше Императорское Величество дозвольте защиты у Вас просить! – «Проси!» – Нефтепромышленники, того гляди, наши луговые угодья нефтью зальют, а рядом Урал с икряной рыбой! Казаки наши, очень волнуются! – «Будьте спокойны, казаки, никто ваши угодья не испортит! Служите верой и правдой Царю и Отечеству, а с моей стороны будет вам надёжная защита и особое внимание! Передавайте низкий поклон уральским казакам, их женам и детям!».

– Ну, а ты, что же, Евтихий Харитоныч? – спросил Вениамин.

– Я верю Его Величеству Государю Императору! – заявил Евтихий. – Никто нас не защитит, кроме него. Предприниматели и высшее начальство наше, одну лишь выгоду ждут от войсковых земель, а Государь Император о простых казаках печётся. Велел лично ему обо всех нарушениях писать.

– Ништо дойдут до него наши письма? – усомнился Вениамин. – Жигалина давно убрали, а другим ко Двору хода нет.

– Мордвинов обещался помогать, – сказал Евтихий. – Зря, что ли его икрой и рыбой кормим.   

А в середине февраля в газете был опубликован рапорт полковника Н. И. Акутина, из которого Вениамин и другие уральцы узнали следующее:

«29 января сего года, в 12 с половиной часов дня, в Зимнем дворце имела счастье представляться Его Императорскому Величеству привезшая к Высочайшему Двору презент депутация в составе: полковника Акутина, вахмистра Акима Чернова, урядников: Григория Карпова, Антона Тяпухина, Максима Хондохина и Георгия Кучкина.

Его Императорское Величество Всемилостивейше соизволил разговаривать с членами депутации, спрашивая: «Какой станицы и отдела, за что получил Георгиевский крест; ранен – ли, помнят – ли, когда Его Величество приезжал в Уральск?»

Ко мне обратился со словами: «Благодарю за доставленный презент; икра и рыба очень вкусные». Затем обратился к депутации и сказал: «Передавайте поклон казакам».

При представлении Военному Министру Его Высокопревосходительство сказал, что при докладе Его Императорскому Величеству о прибытии депутации Его Величеству угодно было выразить своё удовольствие, что в составе депутации все Георгиевские кавалеры».

В эти же дни по городу стали распространяться слухи, что вновь назначенный Наказный Атаман генерал – лейтенант Хабалов прибудет в Уральск в начале марта. Сведения эти отчасти подтверждались тем, что атаманский дом внутри спешно ремонтировался.

В последний день неводного рыболовства по Уралу, в среду, 5 марта, казаки – татары, ехавшие по льду, угодили в полынью. Это заметили, производившие тягу, казаки – артельщики во главе с Фокиным, которые посредством багров извлекли из полыньи и людей и лошадь. Не будь их вблизи, могло бы быть несчастье.

Наконец, в субботу, 8 марта, прибыл в Уральск, вновь назначенный начальник края, генерал – лейтенант С. С. Хабалов. На железнодорожном вокзале его встречали высшие военные и гражданские чины: вр. и. д. Наказного Атамана генерал – майор Острянский, вице – губернатор, камергер двора Его Величества М. Д. Мордвинов, старший член ВХП полковник Мартынов, полицмейстер г. Уральска подъесаул Кабанов и другие. Следуя с вокзала, Сергей Семенович Хабалов заехал сначала в храм Христа Спасителя, а затем в Александро – Невский собор, куда для встречи собрался весь состав высших чинов областного правления. На паперти храма соборный староста Богданов встретил его с хлебом – солью. Приняв подношение, Наказный Атаман вошёл в собор, где протоиереем Быстролетовым в сослужении благочинного градо – уральских церквей и прочих священнослужителей собора было совершено краткое молитвословие с провозглашением многолетия Царствующему Дому, военноначальникам и градоначальникам. По окончании богослужения настоятель собора произнёс небольшую речь.

– В 1850 году был освящен наш православный собор святого Александра Невского, ставший главным войсковым храмом, после этого Михайло – Архангельский собор в народе стали называть Старым собором, – изложив вкратце историческое значение собора, отец Быстролетов далее указал. – Храм этот достиг настоящего благолепия благодаря особенному о нём попечению бывших начальников края: А. Д. Столыпина, князя Голицына, Н. Н. Шипова и Н. В. Дубасова. Тепло приветствую Наказного Атамана с благополучным прибытием к новому месту службы и уверен, что и Вы, Ваше превосходительство, не оставите своим вниманием этот храм, под сенью которого постоянно происходили подобные встречи многих Ваших предшественников и всех прочих приезжавших сюда высокопоставленных лиц.

У атаманского дома, несмотря на невозможную грязь и дождь, собралось очень много народа. Встретить нового Наказного Атамана пришли и два старика: Ипатий Дудаков и Евтихий Дураков, который по такому случаю, задержался в городе на целых три недели. Уж очень захотелось Евтихию посмотреть на бравого генерала с осетинскими корнями своими глазами. Тут же находился почетный караул от местной команды и два оркестра.

Поздоровавшись с караулом и пропустив его мимо себя церемониальным маршем, генерал Хабалов в первую очередь подошёл к депутатам съезда выборных от станичных обществ, как представителям от всего Уральского войска, и принял хлеб – соль, поднесенную председателем съезда, есаулом В. К. Бородиным. От войскового населения Уральской станицы хлеб – соль была поднесена зауряд – прапорщиком Курохтиным, а от иногороднего сословия – П. А. Макарычевым. После подношений, поговорив немного с собравшимися, Наказный Атаман направился в дом.

– Не знаю, как тебе, Ипатий, а мне этот усатый пехотный генерал совсем не глянулся, – проговорил Евтихий. – Ему юнкеров на плацу гонять, а не казаками заведовать. Ну, да, цыплят по осени считают. Пусть обживается, а на осенней плавне посмотрим на него пристальней.

К вечеру в день прибытия, новый начальник края проехался в экипаже по главным улицам города. А назавтра, 9 марта, в атаманском доме, генералу Хабалову представлялись офицеры и чиновники всех ведомств, служащие местных учреждений; в числе прочих чинов войскового штаба находился и подхорунжий Вениамин Алаторцев.

После бывших нескольких тёплых дней, которыми в городе почти согнало весь снег, по ночам с 9 на 10 и с 10 на 11 число марта, стояли порядочные морозы, а днём 11 – го числа пошёл хороший снег, укрывший землю вновь белым покрывалом. Казаки надеялись, если будут ночные морозцы, то ещё некоторое время будет возможно ездить на санях, хотя бы в степи. Такая погода хлебопашцев радует: чем ни дольше пролежит  снег в степи, тем больше будет влаги в земле, – говорят они.

– Дай то Бог! – обрадовался Ипатий. – Быть может, удастся Уральскому войску, наконец, преодолеть недороды хлеба. Вон, и рыбы в Урале заметно прибавилось. Эх, Веня, даст Бог, и заживём счастливо!

– Боюсь разочаровать тебя, дядяка, только пожить нам счастливо, вряд ли удастся, – проговорил Вениамин. – В Европе готовятся к большой войне, которая и нас не минует. Тройственный союз зазывает к себе Румынию; Англия, Россия и Франция договариваются действовать сообща и коллективно. Так, что прожить бы этот год мирно, и то, слава Богу!

Приехавший не так давно с черхальского рыболовства Порфирий Чалусов сообщил, что в настоящее время рыболовство на Черхале значительно изменилось к лучшему.

– Было два – три хороших привала рыбы к берегу, – хвастался Порфирий. – Правда, преимущественно воблы, изредка попадалась щука, хорошо ловили линя и карася, но судака, леща и сазана ещё не встречали. Многие,  пополнив запасы провианта и принадлежностей лова, хотят остаться там рыбачить в продолжение всей весны. Наша артель едет на низ, в Яманку.

«Минувшая зима для гурьевских рыбаков была очень неудачна, – писал в письме к Вениамину его товарищ Михаил Савичев. – Лёд был слабый по случаю тепла и многие рыбаки не решались выезжать на морское рыболовство. Те же рыбаки, которые рыбачили, терпели только одни убытки. Белорыбицы, несмотря на тёплую зиму, не было, а красной рыбы на мелких местах совсем не бывает. Вдобавок к неудачной ловле у рыбаков уносило сети, а под конец и самих прихватило человек пятьдесят. Однако все рыбаки спаслись на островах и приехали благополучно в Гурьев на тюленной лодке. Несчастий с людьми не было, погибло только несколько лошадей».

Вскоре, после приезда нового наказного атамана в Уральск, подхорунжий Алаторцев отправился в Горский посёлок или Горы, по делам службы. По донесению поселкового атамана, в окрестностях Индерского озера были замечены иностранцы, проводившие топографическую съёмку местности и берущие пробы земли на береговой линии. Заявок же на поиски нефти в том районе никто не подавал. До того была информация, что иностранные инженеры нефтяных обществ облюбовали солёное озеро, как курорт для лечения болезней суставов. Однако, наплыва курортников, как обещали газеты, не случилось.

До Калмыкова Вениамин добрался с попутной войсковой почтой, а там подсел в обоз казаков Трёкинской станицы, ехавших «по севрюги» на низ ближе к Гурьеву. Что удивило Вениамина, так это отсутствие в обозе казаков – неводчиков. Все казаки ехали со ставными сетями, которые можно и переставом ставить через весь Урал, при тихой воде, можно, когда удастся, и сплыть по Уралу, как неводом – приворотом.

– Тесть, Порфирий Андреевич, со своей артелью, невод приготовили «по севрюги», – подумал Вениамин. – Оказывается, ниже Гор никто неводами то и не рыбачит, а он в Яманхалинскую станицу собрался поехать…

Дорога близко подошла к берегу Урала и обозники воочию увидели, как к ним навстречу, вверх по Уралу идёт, поднимаясь игриво, красная рыба: белуга, осётр и севрюга, но особенно много было белуги.

– Мотри, мотри, в полводы идут! – кричали казаки, показывая руками на тёмные спины большущих белуг.

Белуга шла, поднимая, своим массивным туловищем, огромнейший вал воды, и несла этот вал до тех мест, где захочет глубже опуститься в воду. И таких «бурунов» на уральной глади десятки, а то и сотни. Вода будто бы кипела, а из неё, то там, то здесь выпрыгивали наружу остроносые севрюги и желтотелые осетры. Зрелище было завораживающее.

В Горском посёлке, Вениамин явился к атаману, приславшему донесение, который любезно предоставил в его распоряжение казака подводно – полицейской службы с лошадью и телегой – рыдваном. На следующее утро, подъехав к парому, тот казак с удивлением обнаружил, что сюда подошли обозы из верховых станиц, едущие на Индер за солью.

– Вечера здесь проезжал, никого не было, – с досадой проговорил казак – подводник. – Видно, за ночь понаехали. Ништо до обеда куковать нам?

С самарской стороны у парома уже стояло два десятка пустых подвод, а со стороны гурьевского тракта подъезжали ещё и ещё. Вениамин направился к паромщикам, размахивая предписанием из войскового штаба. Обозники ругались, но не стали препятствовать заезду подводно – полицейского рыдвана первым на паром. За ними заехали ещё пять пустых телег, и паром тронулся через Урал. Здесь тоже поднималось немало красной рыбы. Были замечены два огромнейших осетра и белуга, несущая вал.

Озеро Индер лежит в киргизской степи, в 10 верстах к востоку от Урала; имеет почти круглую форму, с диаметром от 10 до 13 вёрст. Северные и северо – восточные берега озера живописно окаймляют Индерские горы. Реки в озеро не впадают, питание в основном подземное: по берегам бьют многочисленные солёные ключи, а также талые и дождевые воды весной. Яицкие казаки начали брать соль из Индерского озера ещё при Петре 1, а в 1865 году его формально отобрали у уральских казаков в пользу киргиз. Но казаки по прежнему возят оттуда соль, которая идёт на засолку рыбы.

Соль на Индере очень крупная, грязноватого цвета и с весьма большим трудом берётся с озера, так как находится под глубоким тузлуком и снеговой водой. Там, где соль, благодаря относу ветра, лежит открытой от тузлука и воды, чрезвычайно тверда: её казаки вырубают железными лопатами, тонкими пластами или глыбами, а потом разбивают эти глыбы соли топорами или деревянными колотушками на более мелкие куски; насыпают или прямо пластами кладут в телеги и развозят по домам. С бухарской стороны, на паром ставят по четыре телеги с солью, не более. Если в первых числах марта прошлогодняя соль в Горах продавалась 15 – 18 копеек за пуд, то нынешнего привоза соль, можно купить по 5 копеек за пуд.

Трое суток провёл Вениамин с казаком – подводником на берегах озера Индер. За это время им удалось трижды объехать озеро вокруг, но никаких следов пребывания геологов обнаружено не было. Встречающиеся на пути пастухи – киргизы, на вопросы Вениамина, только пожимали плечами и отрицательно мотали головами. Однако на третий день удача улыбнулась подхорунжему. Старый киргиз – пастух признался, что видел на берегах озера трёх людей «аккулак» (белоухий), говоривших, явно, не по – русски. Ночью старик подобрался к лагерю европейцев и подслушал их разговор у костра. Из услышанного, он запомнил одно лишь слово «барит», которое повторялось в разговоре много раз.

Уже в Уральске Вениамин узнал, что барит использовался исключительно в производстве лакокрасок, но в последнее время ему ищут применение и в нефтедобыче. После очередной грандиозной забастовки на Бакинских нефтепромыслах, когда цены на сырую нефть резко подскочили, взоры предпринимателей вновь обратились к Уральской области, где начался новый виток нефтяной горячки. Нефтепромышленники обратились в правительство с предложением построить железную дорогу Уральск – Гурьев, а правительство вынашивало более грандиозные планы: соединить железной дорогой Среднюю Азию с центром России, проложив линию от Александрова Гая до Горского посёлка и далее на Чарджоу. Однако, планам опутать земли Уральского казачьего войска железными дорогами, не суждено было сбыться. В дверь истории всё громче и настойчивей стучалась мировая война.