Глава 28. Разговор в светлице

Волоярский лес одним своим видом вызывает страх. Как бы ярко над ним не светило солнце – там всегда было мрачно. Это был тот мрак, который пришёл сюда из Скиперовой земли очень много лет назад. Мрак касался всего: каждого дерева, каждого кустарника, которые в нём росли. Да и болотистость этих мест привносила в лес свою долю опасности, так как болота населяли не очень-то дружелюбные жители.

Мужчина в чёрном плаще ехал верхом на чёрном коне по этому мрачному и зловещему лесу. Лица его не было видно, потому что его скрывал капюшон. Чуть позади него ехал другой всадник на гнедой кобыле, также одетый в плащ, и лицо его тоже было скрыто капюшоном, но из-под него пробивалась тоненькая русая косичка. Позади второго всадника к кобыле был привязан мешок. Периодически мешок шевелился, и из него доносились стоны, но, похоже, второго всадника это мало интересовало. Обоих сопровождали волкодлаки, небольшая свора в шесть особей. Путь они держали на Силкву – столицу Волояра.

Добравшись до заветных городских ворот, всадник вместе со своей свитой въехал внутрь. Пропуская его, стражники-тавры поклонились, оказывая своё почтение. После того как вся «свита» оказалась внутри стен города, стражники закрыли ворота и продолжили нести свою службу.

Из мешка вновь донеслось оханье.
– Что с ним делать? – спросил второй всадник высоким женским голосом у первого всадника, кивнув на шевелящийся мешок.
– Прибереги для весёлой встречи, - ответил первый всадник с сарказмом в голосе.

* * *

Женщина с тёмно-русыми волосами, собранными в пучок (правда, несколько непослушных прядей всё-таки ниспадали на лицо), сидела в тёмно-бордовом кресле около масляной лампы и вышивала, используя пяльцы. Вышивала она большой красный цветок. На среднем пальце её правой руки красовался золотой перстень с огромным зелёным камнем. На ней было длинное серое приталенное платье с ажурным воротником, закрывавшем шею, длинные рукава заканчивались ажурными манжетами. Это платье очень выгодно подчёркивало её стан и прямую осанку. Её руки всё ещё оставались молодыми, несмотря на то, что последние пятнадцать лет женщина чрезмерно часто занималась рукоделием (а чем ещё себя можно было занять, коротая столь долгое время в неволе?) Морщины не трогали её лицо, даже не смотря на то, что ей было чуть больше сорока лет, и она уже давно не была юной девушкой, но взгляд её карих глаз уже не был таким блестящим и беззаботным как раньше.

В её маленькой светлице было чисто и аккуратно. Стена слева от входа была увешана картинами, вышитыми женщиной. Чего там только не было изображено: и животные, и пейзажи, и натюрморты, был даже вышитый портрет её покойного мужа. Возле этой стены с картинами стоял небольшой столик, который был одновременно обеденным столом и столом для рукоделия. Около него стояло большое тёмно-бордовое кресло. Его обивка была из бархата, но она изрядно протёрлась за последние пятнадцать лет, ведь хозяйка на нём сидела почти весь день на протяжении долгого времени. За креслом располагалось небольшое окно, с уличной стороны которого была прикреплена металлическая решётка. Окно это пропускало не очень много света, поэтому пленница часто пользовалась масляной лампой (хорошо хоть ей разрешали ею пользоваться!) Вид из окна выходил на площадь, но так как светлица располагалась ниже уровня земли, видно через него было лишь брусчатку и чьи-либо ноги или копыта. Справа от двери располагалась простая деревянная кровать, накрытая тёмно-бордовым (в цвет кресла) покрывалом, а рядом с ней стоял тёмно-коричневый шкаф для одежды и разных принадлежностей. В промежутке между шкафом и стеной, на которой располагалось окно, была дверь, ведущая в соседнее помещение, служившее чем-то вроде санитарной комнаты или ванной. Там тоже было окно, но оно было очень маленьким и едва пропускало свет. В комнатёнке стояла большая бочка с чистой водой и бочка с грязной водой, которая ещё и накрывалась крышкой. Через день тавры наполняли бочку с чистой водой и вычищали бочку с помоями. Помимо этого тавры носили сюда одежду и постельной бельё, а также по три раза в день приносили еду.

Охранники-тавры с ней не разговаривали, большинство из них только потому, что не знали человеческий язык. Единственным, кто изредка навещал пленницу, был их хозяин, но пленница никогда не радовалась его посещению – даже наоборот. Ведь это он заточил её сюда и не выпускал уже пятнадцать лет.

Иногда она даже мечтала о смерти, чтобы поскорее избавиться от этой неволи. Однажды она даже попробовала это сделать (она пыталась повеситься), но охранники не позволили ей ничего с собой сделать. После этого случая её сильно выпороли плетьми и оставили на улице, привязанной к столбу на несколько дней. Эти несколько дней шёл дождь, и ей запомнились боль и сырость. Вся спина её кровоточила от нанесённых ран, из-за чего рубашка, в которой она была, вся пропиталась кровью, мокрые волосы липли к шее и мокрой рубашке. Ко всему прочему ей было ещё и жутко холодно. Она заболела, и ещё несколько недель пролежала в бреду под наблюдением лекаря. С тех пор эта женщина больше не пыталась покончить с собой, а на её спине стали красоваться тонкие шрамы, как напоминание о тех жутких событиях.

Послышался стук копыт и глухое волчье рычание. Женщина уже знала, что это означает, но всё-таки, держа пяльцы в руках, подошла к небольшому окошку, закрытому решёткой из прочного металла. Она увидела лапы волкодлаков и копыта лошадей.

– Ну, вот. Опять… – негромко, сказала женщина, после чего сделала глубокий вдох, а потом выдохнула с голосом. Она положила на стол свою вышивку и вернулась к решётчатому окну.

Менее чем через четверть часа послышались нарастающие звуки шагов человека и стук бычьих копыт. Всадник в чёрном плаще, который только что проезжал через ворота Силквы, шёл по каменному залу, отделанному брусчаткой, в сопровождении тавра, вооружённого с ног до головы. Он шёл быстро, чеканя шаг, отчего его плащ немного приподнимался от врезавшегося в ткань воздуха. В его руке было красное яблоко. Всадник уже скинул с головы капюшон, и теперь можно было разглядеть его лицо. Благородные черты лица подчёркивали аккуратно выстриженные усы и борода. Из-под грузных чёрных бровей поблёскивал надменный взгляд тёмно-карих глаз, роскошные смольные волосы сочетались с дорогой золотой короной с рубинами, увенчивавшей его голову.

Тавр и всадник поднялись по деревянной, немного скрипучей лестнице. Затем тавр отворил дверь ключом, и всадник вошёл в светлицу.

– Здравствуй, Добромила! – сказал он, закрыв за собой дверь. – Как поживаешь? – Всадник бросил взгляд на вышивку, которая лежала на столе, и продолжил: – Снова вышиваешь? – А ты снова пришёл позлорадствовать, Велислав? – ответила вопросом на вопрос Добромила, при этом у неё получилось это очень твёрдо, намного твёрже, чем она хотела произнести.
– А ты всё так же упряма! – недобро усмехнувшись, сказал Велислав. – Где же твоя мудрость, берегиня? А? Потратить пятнадцать лет своей жизни, сидя взаперти из-за глупого упрямства…
– Хоть ещё пятнадцать! Ты не получишь от меня то, что хочешь, Велислав!
– Ещё пятнадцать? А, да… Берегини ведь не старятся… – Велислав грубо схватил женщину за подбородок и стал рассматривать её лицо. – А ты всё так же прекрасна, как и пятнадцать лет назад. Твоё лицо всё так же нежно и молодо, как тогда. – Велислав всё сильнее сжимал пальцами её подбородок. Она стала чувствовать боль, но не издала ни звука. Затем мужчина, продолжая держать Добромилу за подбородок, оттолкнул её. Берегиня сильно пошатнулась и сделала шаг назад, но не упала. Она опустила голову и схватилась за подбородок, который всё ещё болел от грубого прикосновения Велислава. Затем Добромила подняла голову и посмотрела в тёмные глаза своего пленителя. Её взгляд был полон ненависти, она как будто бросала ему вызов. Велислав зловеще усмехнулся:
– Непокорная берегиня… Кого же ты сберегла, берегиня? – Велислав повернулся к ней спиной и стал рассматривать вышитые Добромилой картины, которые висели на стене её светлицы. Затем он повернулся к ней и сказал: – Может быть, свой народ? Или своего мужа? А, может, сына?

Женщина всё ещё смотрела на Велислава глазами, полными ненависти.
- Ах, да! Твой сын… – самодовольно продолжал мужчина, развалившись в тёмно-бордовом кресле. Он закинул ногу на ногу и несколько раз пошевелил стопой. – У меня есть для тебя новости. – Добромила заинтересовалась, хотя не подала вида. – Ставрон в Аристарии. Вот уже несколько месяцев. Присоединился к отряду Елизара, а сейчас ищет способ, как вернуть свою подругу-волкодлака в человеческий облик.
– Смотрю, ты неплохо осведомлён,  проговорила берегиня.
- Очень даже неплохо. И я скажу тебе больше, - продолжал Велислав, играющим тоном. Он встал с кресла и подошёл к Добромиле со спины, приобнял за талию, а затем поднёс свои губы к её уху и стал говорить полушёпотом: - Твой сын скоро будет в моих руках, и я предлагаю тебе сделку: его жизнь в обмен на маленькую вещицу, которую тебе сделать совсем несложно.
- Его жизнь не в твоих руках, Велислав! – твёрдо сказала женщина, высвободившись от его объятий. – И никакого серебряного блюдца ты не получишь!
- Держи яблоко, Добромила! Возьми его! – громко, почти крича, произнёс Велислав, выставив руку с красным яблоком у её лица. Берегиня отрицательно покачала головой. Раздосадованный мужчина замахнулся на неё, женщина зажмурилась, приготовившись к удару, но в последний момент самопровозглашённый царь опустил руку. Он резко притянул её к себе, Добромила всхлипнула. Его лицо было совсем рядом, его дыхание касалось её лица. Он смотрел на её губы так, как будто хотел их поцеловать, а затем перевёл взгляд на её глаза и перешёл на полушёпот: - Не гневи богов снова, Добромила. Сделай, что я прошу! – Велислав снова приблизил яблоко к её лицу.

Берегиня бросила взгляд на яблоко, а потом посмотрела на своего пленителя.
- Ты не бог, – сказала она.
- Добромила, создай серебряное блюдце, и ты будешь свободна, а твой сын будет рядом с тобой живой и здоровый.
- Да ты с помощью блюдца найдёшь и перебьёшь всех неугодных тебе!
- Я покараю лишь разбойников. А в Аристарии снова наступит мир.
Добромила оттолкнула от себя Велислава и воскликнула:
- Мир, говоришь? Мне противна твоя ложь! Убирайся!
- Что ж, я уйду, - мужчина вновь перешёл на спокойный тон. – Но ты хорошенько подумай. От тебя будет зависеть жизнь твоего сына. – Он повернулся к ней спиной и направился к выходу, затем на миг остановился и снова посмотрел на стену, увешанную готовыми вышитыми картинами. – А эту картину, – показал Велислав на вышитый пейзаж Лельграда, – я заберу с собой.

Мужчина снял со стены понравившуюся вышивку и вышел вместе с ней прочь из светлицы. Когда дверь за ним закрылась, Добромила швырнула в неё пяльцы с незаконченным красным цветком. Она села на колени, закрыла руками лицо и разрыдалась. Послышался звук запирающегося замка.