Все любят ходить под дождем -11

А потом я жутко замерз, и мне приснилось, что я в аду. Не очень-то меня это удивило, не протекала жизнь моя в русле праведности, в берегах нерушимой нравственности. Удивила несправедливость. Всех нормальных грешников, коих вокруг было несметное множество, жарили на сковородках, варили в котлах, а меня поставили в сторонку на снег среди ледяных глыб голым и босиком. Громадный, метров пять в высоту, ртутный градусник стоял рядом и уверенно показывал минус сорок три. Я синел, корчился, стучал зубами, прыгал то на одной, то на другой ноге, холод только сильнее сковывал тело больным железным обручем. Мефистофель сидел поодаль на пурпурном троне за столом, покрытым бархатом того же цвета, пил красное вино ( полезно для здоровья) и играл в карты. Играл не сам с собой, а с нашими мужиками из пригородного вагона. Они сидели вокруг стола на стульях все в тех же ватниках с надписью "СОТРИНОЛЕС". Мефистофель жульничал, при этом вполне искренне изображал оскорбленную невинность, когда мужики костерили его матом, вытаскивая из его же рукава очередного неучтенного туза. Более того, возмущался, если его били по руке, которая непроизвольно, сама по себе, пыталась стащить пятачок из горки мелочи, лежащей на столе. Меня он не замечал или делал вид, что не замечает, и это было весьма обидно, так как считал, что кое-что значу для него, раз встречался со мной еще при жизни. Ошибся, я часто ошибаюсь.
Старший помощник прокурора ходила между костров, руководила процессом, отдавая распоряжения своим штатным работницам. Они не сильно напрягались, кадрового голода здесь явно нет, у каждой своя сковорода и свой котел. Все как на подбор,  впрочем,  наверное,  действительно,  подбор:  полные,  с крупной грудью,  широкобедрые,  не обремененные  одеждой, только в банданах. Из - под банданы ни волоска в целях соблюдения санитарно-гигиенических норм в соответствии с требованиями местного Адпотребнадзора. Что-то они мне напомнили. Вспомнил! Мечту Антона Павловича! Правда, не хватало зелени ягодиц. Может, здесь их некому было красить.
Я крикнул помощнице:
 - Почему со мной не по справедливости? Все люди как люди, а я и здесь один.
Она услышала, показала глазами на картежников и ответила:
- А у тебя индивидуальная программа. Указание сверху. Первую вечность ты проведешь здесь, ну, а на вторую, если таковая наступит, получишь в подарок сковородку.
На помощницу было приятно смотреть, она светилась радостью за меня, радостно ей было, что есть у меня будущее. Глядя на эту милую, не лишенную шарма привлекательности девушку, захотелось бросить в лицо Мефистофелю гневное:
- Не пора ли тебе покаяться за свою глупую, порочащую такие замечательные экземпляры лучшей половины человечества, фразу: « Где зло, там женщина идет вперед на тысячу шагов».
Конечно,  я ее бросил, здраво рассудив, что терять - то мне нечего. Он опять не обратил на меня никакого внимания. А я и не обиделся, не было во мне сил на обиду, холодно, бесконечно холодно. Но даже в этот холод прокарабкалось сожаление о неправильности прошлой жизни. Надо было работать спокойно в лесу, валить деревья, рубить сучья или помощником прокурора устроиться, теперь не был бы ледяным столбом, был бы при деле, приносил бы хоть какую-то пользу грешному сообществу.
Надежда на вторую вечность, видимо, все-таки внедрилась в мое сознание. Откуда - то издалека по телу пошло сначала еле заметное, а потом все более явственное тепло. Приятная истома потекла по всем членам, размягчила суставы, я разнежился, заблуждал мыслями в зеленом цветущем лете, поплыл в бездонной синеве неба. Плавал недолго, трава под ногами сменилась раскаленным песком пустыни, стало жарко, душно, захотелось пить, я проснулся.
С одной стороны, положив на меня руку, спала Венера, с другой, тоже с рукой на мне, Коломбина. Необычайно горячими были они для своего возраста.