Случай с Гударом

   Бог шельму метит.

              Русская поговорка.



         
         …Произошедшие в девяностых годах двадцатого века оба переворота в стране практически не отразились на работе вновь испечённой клиники Зимина, которая, наоборот, прибавляла обороты: новоявленные нувориши и «новые русские» хотели жить не только безбедно, но и безболезненно, и как можно дольше, наслаждаясь вновь открытыми возможностям при делении бывшего советского «пирога».

     В то время реклама только что зарождалась, но рекламировать своё терапевтическое заведение им с Талеевым не приходилось: «сарафанное радио» исправно приносило всё больше состоятельных людей: в их числе попадались и министры с депутатами, а к концу тысячелетия попросил приёма один из основных идеологов реформ мировых монетаристов-триеристов «новой» России общеизвестный Гудар, болезнь которого светилами современной медицины была признана официально неизлечимой. Это было и немудрено, ведь оные «светила» более подвержены тьме, чем свету.

          Когда Вилор увидел первый раз Гудара, то сразу понял: перед ним покойник и никакой радоцит с мериллитом тому уже не поможет. Даже «божья алхимическая роса» в этом случае безсильна!
 
    Однако врачебная этика не позволила ему отказать в той помощи, которую он мог предоставить пациенту, несмотря на текущие «заслуги» последнего: Гудар был уже мировой исторической фигурой, он сделал своё дело совместно с пьяницей и рыжим бесом, но вся ответственность пала на него: он обязан был отдать великому Богу свою душу, как овца на заклание в память о проведённых «реформах».
 
   По правде говоря, сей Гудар и внешне был похож на пухлую, глупую овцу, пережравшуюся на импортных химических продуктах и оттого туго соображавшую. Химические составляющие современных медицинских препаратов отрицательно воздействуют на синоптические связи нервной системы, особенно головного мозга. Последнее Зимину было известно ещё с середины века, когда они в Конторе исследовали влияние на мозг некоторых вновь созданных препаратов, прежде чем их рекомендовать «кремлёвке».

     И тогда Зимин назначил Гудару курс модернизированного радоцита, благодаря коему оный Гудар проскрипел своим пухлым телом на земле ещё несколько лет. После произошедшего эпизода с Гударом, Вилор понял, что бывают случаи, когда не подействует ни одна панацея, будь она трижды от самого Макропулоса: а в дела Господа Бога не рекомендуется вмешиваться никому. Его Архангелы могут наказать нас за это.

     – Что это Божья воля или воля Провидения или воля Рока? Как это назвать? – спросил  Костя Талеев у Вилора,  когда Гудар покинул клинику в последний раз.

          – Думаешь, я знаю? Но я чувствую во всём закономерность, хотя эту закономерность мы почти всегда привыкли считать игрою случая. Думаю, наоборот, –  случай как раз представляет собой игру некой закономерности, которую мы тщимся распознать, но так никогда и не распознаем, по крайней мере, наверняка.

  Тут Вилор вспомнил про умершего майора в госпитале во время войны и рассказал эту историю Талееву.
 
   А тот заметил:
    – Похожие истории, Вилор, аналогия просматривается. И мы не знаем, что за мысли у оного Гудара сейчас. Ведь за несколько лет он разорил великую страну,  но искренне полагал её тем самым осчастливить. Тут ещё может возникнуть вопрос: а искренне ли?

   Они помолчали немного, и Костя добавил :
 –  Может врачевание и не главное дело на Земле, но нам с тобой оно интересно, Вилор, разве не так? Мы с тобой уже так много лет живём этим!

 Вилор же отвечал своему оптимистичному другу так:
     – Да, оно нам интересно, потому что ставит перед нами задачи, практически неразрешимые. Почему, к примеру, рак и ещё некоторые болезни считаются неизлечимыми? И даже не у стариков, а у людей молодого возраста? Почему нам, врачам, почти ничего не удаётся сделать? Но рак излечим, пусть немногие люди, но они выздоравливают, полностью освобождаются от этой болезни, как и от других, считающихся нашими врачами неизлечимыми. И ты, и я, мы оба наблюдали довольно много таких выздоровлений, пусть они и были не так частыми, как нам хотелось бы. Даже моя бывшая жена прошла через это…

        Тут Вилор замолчал, потому что образ Элеоноры моментально всплыл в его голове, будучи таким же желанным, как и в минувшем, но уже далёком прошлом.
Это было так неожиданно, что он потерял нить своей речи… Он старался не позволять этому образу возникать в его голове. Однако это было выше его человеческих сил, его воли.

 Лишь спустя несколько минут, когда он справился с нахлынувшим на него наваждением и выговорил ту мысль, которую давно вынашивал:

    –  Знаешь, Костя, мне кажется, всё дело в самом человеке, если хочешь,  – в его вере, в его силе, в силе его разума. Мы можем просто внушить больному, что он здоров, и больной выздоровеет. Но ВСЕ знают, что рак неизлечим, и только из-за этой веры неизлечимость человек сам себя и добивает окончательно. Плюс к тому, вместо того, чтобы ему помочь, ободрить, его добивает его же окружение: родственники и врачи, как ни прискорбно. Однако я понял одну истину: тому, кому надо жить, тот будет жить.

    Тут я хочу провести один эксперимент.  Я как то раз не так давно встретил одного человека, который утверждает, что он никогда не болеет. Знаешь, кто это? Наш с тобой бывший тюремщик, полковник Седоус.

   И Вилор подробно рассказал Талееву о встрече с чекистом-философом.
Костя, хоть и был оптимистом, но, видимо, не до конца:
-Заболеет наверно скоро. Последней болезнью. Смертью, которая зовётся. Я его плохо помню. А как он сейчас выглядит?

    - Согнутый в дугу уже. Ему ж наверняка за девяносто, но держится или, быть может, делает вид, молодцом. Нашлись бы те, которые ему позавидовали бы…

  - Ага, особенно те, которых он отправлял к стенке или в Лагеря! – Костя явно не любил ни чекистов, от которых сам когда-то пострадал, ни вообще всех людей в форме. Им всем он давал одно название: полицаи. Считал, что подобной работой занимаются или садисты, или бездари. Своего мнения он не изменил за прошедшие полвека.

- Ладно, Костя, не горячись. Я не о нём лично тебе хочу сказать, а о принципе, который он исповедует: лечить себя своим собственным убеждением, а не пилюлями, то есть самовнушением. И этот метод не нов. Вот в области простуды я тоже справляюсь без лекарств, а вот что посерьёзнее, уже нужны «спецсредства»….

 -Наши люди на это не способны. Они верят в пилюли.... А вера их слаба. И они умирают в любом случае.



  Отрывок из второго Тома романа "Калейдоскоп".









  Фотошарж из Сети.