Нет больше ослов

У кого-то жизнь
скачет на тройке
коней,
запряжённых глаголами.

Кто-то плетёт свою
пряжу
из пары
обсценных слов,
что вечно новые.

А кто-то и вовсе
молчит,
лишь изредка сыпля
на рану междометия.

Но есть и люди —
имена собственные:
например,
человек-Шереметьево.

А есть и такие
— да вы знаете сами! —
людишки-местоимения:
у них мнение там,
где всеобщее
место
имения.

Иногда под чёрным
зонтом
в тумане
бредут
люди-вопросы:
зачем?
почему?
и как?
(нас Земля носит).

А ещё я встречал
господ
со шляпами
эпитетов:
её только на голову
— раз! —
и вы уже
сами
ими сыплете.
 
Есть таблетки,
пополняющие
баланс наречий:
быстро и
божественно
поговорите с
первым встречным.

Когда-то встречал
на рынке,
у тёток,
знаки
дешёвые
восклицательные.
Но их,
говорят,
французские
цапли-политики,
как лягушек,
сцапали.

Из товаров ещё...
Ах да: где-то
(за) бабкам (-и)
продают причастие.
За него,
говорят,
даже страдали,
а сейчас
одни
безучастные.

В целом, ситуация такая:
у большинства тезаурус
в грязь себя макает.
Вокабуляр ординарный
для существования макак —
слов пятьсот-семьсот,
да и то артикулируются
кое-как.

Есть люди-слова,
но у людей нет
больше
слов.
А если бы были слова?
Тогда...
Тогда бы осёл не был ослом.