Пять лет до развала...

                В ту пору, на Кишиневских улицах вовсю буйствовал май восемьдесят шестого. Мои дела шли отлично. Скоро  отпуск в тридцать шесть рабочих дней. Да ещё куча отгулов. И первое августа - день рождения, не за горами. Исполнится тридцать один. Пора-пора, в докторантуру.

                За  пять  лет , прошедших после защиты кандидатской диссертации и успешной работы в Академии Наук, был накоплен солидный багаж  изобретений и  научных работ. После очередной прибавки в зарплате, жизнь казалась сладкой,  веселой и бесконечной. Более того, меня выдвинули на соискание новой должности главного научного сотрудника. В табели о рангах этого раньше не было. Статус и зарплата грозили снова рвануть вверх.

                Для меня , в одночасье, распахнулись двери  престижных конференций и симпозиумов.  От канадского Торонто и венгерского Будапешта, до заснеженных вершин армянского Цахкадзора, зеленых проспектов гостеприимного солнечного Киева и подмосковного Звенигорода, спрятавшегося в густых хвойных лесах,- везде меня  ждали друзья и коллеги.

                По коридору новенького Института экологической генетики неслись, сновали и щебетали смешливые лаборантки в коротких белых халатиках. Рассекая воздух, пролетали младшие научные сотрудники.

                Молодые руководители творческих групп , еле сдерживаясь , старались, для солидности, идти  как можно медленнее. Но  это у них получалось плохо. Молодежь, то и дело, срывалась в аллюр, часто и  нервно поправляя непокорные галстуки.

                Скушноватые и бледные заведующие лабораториями, престарелые и желчные руководители отделов, согнувшись под грузом персональной ответственности, нервно перешептывались в приемной.

                Значит, Сан Саныч , грозный Директор и Президент Академии Наук, был уже на месте. Из его кабинета доносился громкий голос. Через минуту, из двери пулями вылетели красный  Маслоброд и профессор Лысиков. 

                - Немедленно отключить Ваши чертовы датчики и доложить !,- полетело им вслед.

                Было 3 мая. Ещё тридцатого апреля, накануне первомайских праздников,  позвонил мой приятель и помощник Мишка Мокану. 

                Я командирнул его на Киевскую овощную фабрику - один из крупнейших тепличных комбинатов Союза. Те согласились сотрудничать и внедрять несколько моих изобретений. Больших денег это взаимодействие не обещало. Но большое количество очков для соцсоревнования, как я надеялся, было , практически, в кармане. Кроме того, в Киеве, как известно, водились одноименные вкусные торты. К грядущим майским праздникам, продолжавшимся до десятого мая, это имело самое прямое отношение.

                - У них, там, случилось что-то!,- голос Мишки срывался и был крайне взволнован,- на вокзале в Киеве паника. Никаких билетов не достать!  Говорят, рвануло на какой-то атомной станции. Все боятся радиации и вывозят детей. Что делать?

                - Быстрее выбирайся оттуда. Мигом. Мне ещё  импотентов в нашем отделе  не хватало ! Переплати проводникам, обещай, делай, что хочешь. Только выбирайся.

                - Все понял! Постараюсь выехать. Завтра первое мая. На демонстрацию выходить?

                - Как получится, Мишка. Но выпивка, сам знаешь, ждёт тебя неподалеку от церкви , у здания Академии Наук, прямо  рядом с колёсами панно «Слава КПСС».

                Я успел, как обычно, перед демонстрацией, сгонять в Ботанический Сад и забрать у коллег десять литров их фирменной настойки на травах.  Все было аккуратно заправлено в  ту самую канистру, что была бережно вмонтирована в  идеологическую двухколесную тачку . Так что, там, где я со « Славой  КПСС», там и огненная вода всегда была  со мною.

                - Смотри, кран,  не забудь! - напомнил Мишка.

                В прошлый раз, на демонстрацию седьмого ноября, я умудрился забыть кран. Благо, жили тогда недалеко, в маленькой квартирке, у самого пересечения улиц Котовского и Искры.

                Двадцать минут отчаянного бега, и я успел вернулся с краном к своей ненаглядной «Славе КПСС» . Подлетел к передвижному транспаранту , как  раз , в тот момент, когда  подходила толпа главных академиков.  Все, как обычно, выпили, рассмеялись и разошлись возглавлять колонны Академии Наук и институтов.

                И в этот раз, после многократного чокания с академиками , у источника радости собрались  друзья-товарищи. Тут уж и я хлебнул от души. Сорокоградусная настойка на нескольких десятках целебных трав немедленно вернула силы и вдохнула комсомольский задор.

                В наших кровеносных сосудах вовсю гуляла плакатно-партийная слава, замешанная в хмельной коктейль с экстрактами натуральных целебных  компонентов. Когда волна опьянения зашкаливала, и растительно-идеологический контент переливал через край,  мы остервенело, срывая  голос, орали,- Слава КПСС, Слава , Слава, Слава...

                Мишке, успевшему вернуться из зоны радиационного неблагополучия к самому началу демонстрации, досталось несколько штрафных. После аспирантских экспериментов  с изотопами  в лаборатории биофизики, у незабвенного Алика Земшмана, я успел усвоить важную истину. Чем больше алкоголя, твердили опытные аксакалы, тем меньше вреда от радиоактивности.

                Поэтому Мишку нагрузили по полной.  Несмотря на это, с трудом передвигаясь, он умудрился помочь оттаранить на склад нелегкую конструкцию. Остатки ценного алкоголя мы слили в литровую банку и двинулись по празднично-пьяному Кишиневу . Улицы, казалось, немного пошатывались и были, как на полотнах знаменитых импрессионистов, слегка размыты.

                Весь следующий день, я провёл на природе. Борис - мой заводной дядюшка, захватил меня прямо  в Тираспольской квартире и , вместе со своей дочерью Мариной, Борей и их маленьким Димкой, отвёз на шашлыки в район, где находились их пчелиные улья.

                Мы не подозревали, и подумать не могли, что прохладный северный ветер, задувший из Чернобыльских просторов прямо в нашу сторону, способен донести такое количество радиоактивных частиц.

                Следующим утром , я слегка опаздывал на работу. Вернулись мы в Кишинев только заполночь. Утром отвёз Вику в садик, на Ботанике и на всех парах  помчался в сторону  института.

                На сегодня, мною был намечен большой эксперимент. И Надя с Ниной -  мои прекрасные помощницы , вполне, могли надавать по шее. В шутку, конечно. До полудня, надо было, кровь из носу,  засеять семенами сахарной свеклы, как минимум,  300 чашек Петри . По сто семян в каждую. Из тридцати тысяч семян, предстояло обработать биорегуляторами не менее двух третей. Вообщем, надо было бежать.

                И я рвался. Нёсся к Институту через небольшое опытное поле с посевами кукурузы, как угорелый. Услышав знакомое потрескивание , чертыхнулся и свернул с тропинки.

                - Вот обормоты! ,- Сколько раз я твердил Лысикову - нашему гипер-активному профессору, что устанавливать гамма-излучатель в открытом поле, мягко говоря, нехорошо .

                - Эмануил! Будь человеком. Чего выступаешь? Везде же установили таблички со знаком радиоактивность! Кроме того, если увидим кого, сразу отгонять бросимся!

                - А если дети? ,- я взял со старика слово , больше, ни-ни.

                Вот и сейчас! Задержусь ещё на пять минут, но выскажу все, что о них думаю! - Я ворвался в лабораторию биофизики, находившуюся на первом этаже . Но там никого не было. По старой привычке, включил пару датчиков фоновой радиоактивности.

                У Алика Земшмана, я как-то , вообще, пообвык все время проверять фон.  Дисциплина там была железная. Особенно после того, как Филипп - мой главный методист и помощник  в экспериментах с изотопами, оскандалился . После поливки яблонь большим количеством питательного раствора с метками, умудрился  забыть рабочий халат, жутко загрязнённый радиоактивностью, прямо на диване. Последующий разбор полетов был знатным.

                То, что я увидел на приборах сейчас, было фантастическим.

                Вместо обычных 50-60 импульсов в минуту, значения удесятерились. В пару минут я вычислил  профессора у мужского туалета и молча подвел к датчикам.

                - Ваша работа?- жестко спросил я

                - Ради Б-га, молчи!,- Лысиков взял один из счетчиков и вывел меня в коридор. Показания удвоились . Мои глаза расширились от ужаса. Профессор молча вышел с прибором на свежий воздух . Снаружи, на парковке института, показания были ещё выше.

                -  Не косись на меня. Мы не причём. У нас в поле  только  слабые источники гамма - излучения. Очень малой мощности. Они не могут, и близко, дать то, что мы сейчас видим! Это какая-то катастрофа! Светопреставлением попахивает.

                Со всех ног, я кинулся к своим помощницам.

                - Немедленно закрыть  окна и форточки! Предупредитб всех , чтобы из  детских садов и школ забрали детей . Руки мыть, обувь мыть, голову мыть! Самое страшное, что я не мог знать, даже представить себе, какие типы загрязнения витали в атмосфере. В чем их корневая причина? Может, началась вселенская катастрофа?

                Аву - жену, работавшую в соседней лаборатории, немедленно послал в детский сад за Викой,- дома закрыться и носу на улицу не показывать!

                Через пару дней, по ТВ , наконец, рассказали о Чернобыле. Поведали  самую общую информацию. Героизм спасателей, первые жертвы. По всему Кишиневу  из брандспойтов мыли здания. Врачам дали указание ставить диагнозы только «острые респираторные заболевания«. Многим, у кого были проблемы со щитовидкой, стало плохо. Сказывался радиоактивный изотоп йода, которого нанесло видимо-невидимо. Катастрофа.

                - Кто дал Вам право распространять паникёрские слухи? ,- строго спрашивала меня Зам Директора по науке. Пишите объяснительную!,- затем продолжала, распаляясь больше и больше,

                - Какие-такие, у Вас, показания счетчиков ? Какие датчики? Вы что? С ума посходили? Эти данные никуда давать нельзя! У этих  Лысиковых с Маслобродами, все из строя вышло давно. Приборы изъяли и сдали в ремонт.

                - Не нравится? ,- распалился я,- Никуда данные не давайте. Писать, что я распространял заведомо ложную информацию, я тоже, не хочу и не буду!

                - А напрасно отказываетесь, дорогой! Плакала Ваша престижная должность Главного научного сотрудника. Паникеры нам не нужны.

                Оскорбившись, я ушел в длительный  отпуск. То лето было жарким. Многих направили на спасательные работы  в Чернобыль. Ликвидаторы получили массу болячек, но без  них, Катастрофа могла быть значительно более ужасной .

                Через восемь лет, в израильском Нетивоте нашими соседями были иммигранты из Белларуссии, попавшие под первые радиоактивные облака из зоны аварии. У большого количества детей  мы видели на шеях шрамы от операций на шитовидке. Многие из тех, кого мы знали, умерли от онкологии, Ушли молодыми. Даже через десять-пятнадцать лет после аварии,

                Когда пришёл август, затонул Нахимов. Снова большое количество жертв.

                Грозные признаки развала большой страны были налицо. Тогда они напрягли, огорчили, конечно, но не повергли в уныние.

                Националисты всех мастей поднимут голову только через пару лет.

                Из ТВ неслись многочисленные слова о грядущей Перестройке всего и вся, о какой-то загадочной демократии, которая принесёт счастье, о неправильности Китайской модели развития, о том, что у нас должен быть свой путь.

                До развала Советскому Союзу оставалось  всего пять лет...