Дан Полуэльф и Рыцарь-из-деревни

Сколько себя помнил, Мелвил ни разу в жизни не ел досыта. Немудрено – попробуй прокорми ненасытного мальчонку, растущего не по дням, а по часам, вечно пропадающего на улице в компании других таких же сорванцов. Мать и не пробовала. Его приемная мать, о чем он узнал сегодня утром.

Они сильно поссорились. Мать кричала, потом плакала, а он никак не мог взять в толк, с чего это побежки в лес и на реку вызывают такой шум – и добро бы, приходил с пустыми руками, так нет! То сома принесет, то зайца из чужих силков утащит, а ей все мало! Ладно бы только ругалась, но чтоб он грядки копал, словно олух навозный – не дождется, он так прямо и сказал. Тут мать и вылепила сгоряча, что Мелвил всю свою паршивую жизнь белая ворона, словно сынок королевский, а может он и есть королевский – откуда ей знать, коли на крыльцо подкинули…

Трудно сразу такой кусок правды проглотить. Никто, ничто, и звать никак. Без роду, без племени. Трудно, словно черствый ломоть харчишь, а он, рази его мать, в глотке застревает. Мелвилу сразу все припомнилось – и как косились на него в деревне, и как шептались за спиной старухи, и как мальчишки колотили нещадно, пока не подрос и сам не стал колотить всех подряд. Силушкой его Бог не обидел, ростом тоже – отступились обидчики, за вожака признавать начали. Только до конца своим он все равно не был. Вот и уходил сейчас, совсем уходил. С собой только краюху хлеба взял да сапоги двоюродного брата матери. Тот их, поди, до осени не хватится.

Лесная дорога тащилась сквозь заросли, уводя от знакомых мест, и Мелвил изрядно заскучал, поскольку хлеб был съеден давно, а ужина и близко не предвиделось. Неправильные какие-то приключения, совсем не как старая Элза рассказывала. Там чуть что – «и я там была, мед-пиво пила»…
Легкий посвист прервал его горестные думки. Мелвил остановился и принялся мрачно разглядывать причину своей остановки. «Причина» сидела на крепком суку, простершемся прямо над дорогой и, в свою очередь, тоже разглядывала Мелвила нахальными веселыми глазами. Человек был, к слову сказать, не то чтобы очень крупный, скорее худой, чем толстый, в щегольском зеленом наряде и зеленой шапочке с птичьим пером. В руках он держал неизвестный Мелвилу инструмент – что-то вроде маленькой лопаты с натянутыми вдоль черенка веревками. Блестящие каштановые кудри рассыпались по плечам, и весь он был такой щеголеватый, такой чистый-мытый, такой тонкий-звонкий, просто «красавчик сахарный». Мелвил вздохнул раз, другой и почуял, что настроение у него окончательно испортилось. А чужак, нисколько не смущаясь, продолжал нагло осматривать Мелвила вдоль да поперек, словно барана на ярмарке. Руки сами собой сложились в кулаки, и недалеко бы до драки, как вдруг красавчик спрыгнул на дорогу и, закинув за спину свою чудную «лопату», глянул на Мелвила снизу вверх смешливыми зелеными глазами:
- Ну, что, отрок, пошли, что ль?

Так состоялось знакомство Мелвила-Искателя приключений и Дана по прозвищу Ореховые глазки. Немудрящее дорожное товарищество было исполнено: для первого - романтики, а для второго – тайного смысла. Какого именно, мы узнаем несколько позже. А сейчас двое путников месят ногами пыльный тракт, оставляя за спиной спасительную тень деревьев и всю как есть прежнюю жизнь Мелвила.

В прелестях огромного мира Мелвил убедился в первой же придорожной харчевне, где Бог привел остановить усталые ноги. Оказалось, что трактирщик вовсе не расположен оказывать гостеприимство «за так», от широты душевной, ну а в карманах наших путешественников, кроме собственных пальцев, ничего сыскать не удалось. Положение начинало быть отчаянным – солнце садилось за горизонт, дорога вилась все дальше, через речку и поля, а есть хотелось невыносимо! Предложение Дана сыграть в уплату пару песен на своей «лопате», которую он деликатно именовал «лютней», успеха не возымело, поскольку постояльцев кроме них не было, деревни рядом – тоже, и, следовательно, не было никого, кто мог бы оценить изящное искусство по достоинству, то бишь серебром или хотя бы медяками. Вот тут-то и пришлось Мелвилу вспомнить свои зароки. «Лучше бы матери или соседским бабкам копал, чем этому живоглоту с большой дороги!» - думал он, с ненавистью всаживая поглубже лопату в огородные гряды и щедро посыпая их навозом. Провозившись так до вечерней звезды, он вымылся у колодца, но в дом не пошел, а присел на крылечко и загляделся на сумрачно-синее небо, сливающееся постепенно с тонущей впотьмах землей. Дана весь вечер не было ни слышно, ни видно. И черт с ним.

Сам не заметив, как задремал, он был разбужен легким вздохом и скрипом ступеньки под осторожной ногой.
- Чего приперся? – без лишнего дружелюбия буркнул Мелвил, подвигаясь и уступая приятелю нагретое местечко. – Спал бы да спал, небось хозяин тебя неплохо устроил, дармоеда. Навязался на мою голову!
- Это кто еще на чью навязался, Посконные штаны! – не полез за словом в карман Ореховые глазки. – Кабы не мое обещание, сидел бы я сейчас в княжьих палатах, мед попивал да на лютне лады покручивал!

В сумеречном небе над их головами метнулась какая-то птица, пронзительно-жалобно крикнув вдогон уходящему дню. И время Ночи распахнулось перед ними.

Ощутив определенный интерес к беседе, Мелвил с хваткой барсука приступил к выяснению правды про «обещание», загадочным образом помешавшее Дану пить меды столетние в палатах каменных. Но разговор не ладился. За каждым словом следовал вопрос, Дан устал отвечать и злился, и в конце концов оба замолчали, глядя на россыпи чудных звезд на бархатной ткани неба.

- Вот что,- негромко заговорил Дан, - дай-ка я тебе с самого начала расскажу, только вкратце и без имен. А ты молчи и слушай.

«Жил-был Мастер-книгочей. Он зарабатывал тем, что переписывал книги, составлял расписки и письма для всех, кто его об этом просил. И однажды, в студеную зимнюю пору…почему-то все важное происходит именно в такую пору…ну, на худой конец, в осеннюю слякоть…на крыльцо Мастера подбросили пищащий сверток. Мастер был человек любопытный. Он взял его в дом и развернул. А в свертке оказался прелестный мальчик с каштановыми кудрями и зелеными, как неспелый лесной орех, глазами. Само собой, подкидыш тронул сердце старого Мастера, и само собой, он взял мальчика на воспитание».
- А дальше, - продолжал Дан, задумчиво глядя светящимися глазами в бездну летней ночи, - приемыш, как во всякой сказке положено, оказался не только красив, но и удивительно разумом ясен, и схватывал на лету науки разные, которым Мастер его обучить старался. И талантами его Бог не обидел, дал такой дар на лютне играть, что глаза сами плакали, а ноги сами в пляс шли...
- И все это, разумеется, был ты, - насмешливо буркнул Мелвил, стараясь не показывать, как захватил его рассказ.

Дан продолжал, словно не заметив подковырки:
- Да только не в радость были эти дары и таланты подкидышу. Ибо не было у него товарищей по детским забавам, а взрослые частенько бранили его и гнали, еще камнем вслед подбадривали, если Мастера поблизости не случалось!
- Ну это ты чересчур хватил…чего-то мрачно! Тут тебе и Мастер навроде как отец родной, и таланты всякие-разные, а ты все недоволен, все тебе чего-то не хватает. И что ты за человек такой! «Я, мол, такой бедный, - я мол, такой несчастный» - а может, люди к тебе неплохо относились!
- Плохо!- оборвал его Дан, даже голос дрогнул от ненависти. Мелвил слегка опешил, но все же рискнул спросить:
- Да с чего им, людям энтим, к тебе плохо-то относиться?
-Да с того, что я - полуэльф!
И Дан резко откинул волосы, обнажив ухо, оканчивающееся кверху острым уголком. Мелвил только глаза вытаращил. Потом опасливо подобрал вольготно раскинутые ноги и тайком осенил себя хитрым знаком против всякого сглаза. Этому его еще Старая Элза учила.
- Вот-вот, и ты туда же! – горько усмехнулся полуэльф. – С чего это людям ко мне плохо относиться!
- Да я что, я ничего…ну, в смысле, ничего плохого…
-…я тебе не сделал, - закончил за него Дан. – Кончай мямлить, Мелвил. Скажи лучше, с чего вы, люди, нас, эльфов, не любите.
- Да с чего вас любить! – загорячился парень, с трудом подбирая слова, чтобы попонятней было, - А когда вы колдуны все и обманщики!
- Ты в деревне своей задрипанной хоть одного эльфа встречал? – холодно поинтересовался собеседник.
- Не доводилось, - состорожничал Мелвил, - но старики говаривали…
- «Старики гова-аривали» - передразнил его Дан. – Много они знают, твои старики. Эльфов уже давно не видать, о них и память почти стерлась. Мир меняется, вот так-то, умник.

Посидели, каждый размышлял о чем-то своем.
- Дак это что получается, - внезапно подал голос Мелвил, - мир меняется, стало быть, ни тебе эльфов, ни троллей, ни кикимор, ни водяных?
- Кикиморы, может, кое-где и остались, только они в спячку впадают, от коряги не отличишь. И прочие лесовые и водяные духи тож.
- А ты тогда откуда такое чудо-юдо взялся?
- Ага, прикинь, как людишкам жутенько, когда такой выродок им глаза мозолит, - устало и грустно подхватил Дан.
- Да ладно! – насупился Мелвил и замолчал, прикидывая, не пора ли баиньки, а то уже, поди, рассвет скоро.
- Ладно так ладно. Не о том разговор. Дело у меня к тебе есть.
- Это чего еще? – заинтересовался Мелвил, зевая во весь рот, но явно намереваясь теперь сидеть на крылечке до победного.
- Мне Мастер перед смертью завещал тебя сыскать и в город Хоккен отвести, - нагнувшись к Мелвилу и понизив голос до шепота, сообщил Дан. За дверью шоркнуло, и оба стремительно обернулись, забыв дышать. Послышалось царапанье и короткий сердитый мяв.
- Тьфу, подлец, напугал, чуть сердце не выскочило! Котяра мышкует, - рассмеялся Дан. 
      
В путь собрались не поутру. Пока подзаправились, пока дорогу у хозяина спросили – вот уже и разжарило. Накатанная колея постепенно пропадала, терялась в траве, а как вышли в поля, так и вовсе превратилась в межевую тропинку. Колосья нынче уродились на славу - высокие, еще не налитые зерном, они стояли Дану по плечо. Путники как будто плыли по сонному морю, обволакивающему дурманом и звоном кузнечиков. Размытое марево вместо неба, слепящий диск вместо солнца. Пот не просто стекал – лился водопадами с просящих отдыха тел.
- А что в этих диких местах голубь белый делает? – Дан, поставив ладонь «козырьком», следил за чем-то видимым одному ему, а Мелвил радовался нечаянной передышке и думать не думал, отчего это голуби разлетались. Была охота голову греть!

Город Хоккен вставал из-за речки, из-за леса шпилями колоколен и трепетом флагов на горделивых замковых башнях. От речного брода ноги сами вверх понесли по усыпанной золотистым песком тропинке в зеленую прохладу ивовых кущ, через ситцевый лес с клубничником на прогалинах к раскинувшемуся под городскими стенами лугу. Город на подходе встречал усталых путников малиновым звоном колоколов.
- Полдень, - определил Дан.

Голова Мелвила чуть не рассталась с шеей – так он ей вертел, все хотелось посмотреть, всюду побывать – и на центральной площади, и у городского колодца, и на рынке, и уж, конечно, попасть на рыцарский турнир – хоть вприглядку, хоть из-за самых дальних спин! Но Дан был неумолим. Он потащил Мелвила по каким-то улочкам в пол-локтя шириной, улочки порой превращались в ступеньки, а порой в сточные канавы. Первое радостное потрясение быстро сошло на нет, Мелвил промочил в дрянной луже сапоги двоюродного брата приемной матери и озлился.
- Куда мы премся? – рявкнул он, нимало не смущаясь, что окошки над их головами распахнулись, и доброжелательные горожане тут же принялись комментировать назревающую ссору. Сказано было много: и что прутся они сами не знают куда, и что в приличном месте принято соблюдать приличия а не блажить как вспугнутый индюк, а один наиболее ретивый успокоил соседей, заявив, что на случай смертоубийства у него уже приготовлен ночной горшок со всем содержимым, которое неминуемо падет на головы злодеям как кара небесная. В общем, обстановка накалялась, и наши путники предпочли спастись бегством из-под гостеприимных окон жителей Хоккена.

Дан слегка заплутал, но благодаря подсказке вездесущих мальчишек вывел наконец приятеля к запущенному на вид трактиру с криво прибитой вывеской, изображающей драную шапку с петушиным пером.
- О! «Меткий Стрелок»! То, что нужно.
И он скоренько убежал договариваться с хозяином о ночлеге. Мелвил остался один-одинешенек посреди двора. Трактир был в два этажа, причем наверх вела хилая даже на вид лесенка, и Мелвил поглядывал на нее с опаской, предполагая, что комнаты наверху предназначены для таких, как они с Даном, гостей – у кого в кармане мышь повесилась. Мальчишки, проводившие их к этому богоугодному заведению, смекнули, что грошика за услуги им не видать, и решили хотя бы развлечься на счет мрачного волосатого деревенщины, каким виделся им, искушенным горожанам, наш уважаемый герой. К тому моменту, как в дверях трактира, пересмеиваясь с хорошенькой служанкой, появился Дан, Мелвил уже порядком озверел и чувствовал себя как продажный бык в ярмарочный день.
- Ты где шляешься! – напустился он на Дана. – Где ты шлялся все это время, недомерок, и скоро ли мы будем жрать, я тебя спрашиваю?
Девица фыркнула и убежала, сверкнув босыми пятками. Дан разнеженно улыбнулся ей вслед, слегка прицокнув языком:
- Хороша штучка? Тут есть над чем поработать!
- Ты бы лучше поработал над нашим ужином, чудила, чем на девкином подоле слюни развешивать! – вконец потерял терпение Мелвил. Он был готов пристукнуть приятеля на месте, но хитрый полуэльф и ухом не повел:
- Э, нет, братец, работать будешь ты. Я тебя запродал трактирщику на три дня, рубить дрова и все такое прочее. Еда два раза в день и прекрасный ночлег на втором этаже.
«Так и знал», - обреченно подумал Мелвил, махнув рукой на увлеченного своими делами Дана и плетясь вслед за вертлявой девкой на конюшню, чтобы грести навоз и сено.- «Знать бы еще, за каким чертом нас в этот Хоккен принесло?»

В его первый день в городе ничего интересного не случилось. Оставалось надеяться, что на следующий день произойдет что-нибудь значительное. Однако и долгожданное «завтра» обернулось для Мелвила сплошным разочарованием. Дан с утра куда-то убежал, а его хозяин приставил дрова рубить. На крошечном заднем дворе, рядом с галдящим пахучим курятником, Мелвил ощутил себя бесповоротно несчастным. Стоило тащиться в такую даль, чтобы уныло махать топором на задах трактира? Где он ходит сейчас, этот рыцарь, чьим оруженосцем ему так мечталось стать? Бах…Где турниры, на которых он сто раз спасет господина от неминучей смерти? Ба-бах…Где славные битвы, свищущие над головой стрелы и метящие прямо в сердце мечи? Бах-ба-бах…ой, проклятое полено! И где, во имя всего святого, этот худосочный прощелыга, пьющий и жрущий за его, собственно, Мелвила, счет?

Но Дан до вечера так и не появился. Только когда Мелвил окончательно извелся в ожидании над кружкой разбавленного пойла и миской безвкусной похлебки, дверь в трактир распахнулась, и взъерошенная эльфийская дрянь порхнула к нему в уголок и немедля принялась хлебать из его мисы, даже не подумав спросить, так ли уж он этому рад! Но, глядя на фыркающего, причмокивающего Дана, Мелвил испытывал невольное облегчение. Он снова был не один в этом чужом равнодушном городе! А что до дановых манер…чего с сироты спрашивать, его-то мать в детстве ложкой по лбу не учила.
- Ну? – уставился Мелвил на друга, поглощавшего, блаженно жмурясь, давно простывшую баланду.
- Баранки гну! – эльф вытер рот и принялся ковырять в зубах, насмешливо поглядывая на Мелвила, сгоравшего от любопытства. – Погоди, пока к себе подымемся. – И подсев вплотную к приятелю, загадочно прошептал – Здесь даже у стен бывают уши…

Поднявшись в свою камору и поудобнее устроившись на жестких топчанах, они повели разговор. Дан был в возбуждении. Он напал на след человека, которого Мастер велел ему отыскать. Завтра он пойдет к нему, и все прояснит. Мастер сказал, что человек этот хранит какую-то тайну, будто бы проливающую свет на будущее Мелвила и его, Дана, будущее. Как эту тайну выудить, Мастер не объяснил, ну да ладно, что-нибудь придумаем.
- И кто этот пень с горы?- поинтересовался Мелвил, зевая с риском вывихнуть челюсть. От всех этих секретов страшно спать хотелось. То ли дело рыцари, подвиги и турниры! Там все ясно и понятно – свершил что-нибудь этакое, нА тебе шпоры золотые, меч-кладенец и щит с гербом!
- Да чтоб ты понимал! Этот человек - алхимик, страшно ученый, потому и скрывается. Неровен час, колдуном объявят, тут и до костра недалеко. Завтра, завтра, друг мой, пойдем и все узнаем.
Они легли и долго ворочались, каждый о своем – Дану не терпелось найти алхимика, а Мелвила кусали блохи.

На следующий день Дан ни свет – ни заря опять скрылся, а Мелвил поплелся работать на кухне, ворочать котлы и отмывать с них сажу. По правде говоря, эта работа ему понравилась, можно было поболтать с кухарками и вволю поесть поджарок, до чего Мелвил с детства был большой охотник. Вот только грубоватые заигрывания молодых служанок вгоняли его в пот и мешали от души насладиться едой и общением.

Дан опять явился с первой звездой и силком выволок Мелвила с кухни.
- Нашел, нашел! – возбужденно зашептал он приятелю в самое ухо.
- Чего нашел-то? – удивился Мелвил, за приятным времяпровождением и думать забывший о цели их пребывания в городе Хоккен.
- Алхимика нашел! Сегодня, когда в трактире лягут спать, мы с тобой проберемся к его дому и покараулим. Увидим, что он дома и не спит, сразу к нему, и тут уж я с ним поговорю! Он мне всю правду выложит, не будь я ученик Мастера!
- Да ладно, чего ты завелся-то? Пойдем и пойдем, а сейчас будь другом, заткнись и давай вздремнем чутка. Я за день намаялся будь здоров, тяжелые котлы у этого мироеда-трактирщика.

Настала ночь. Темнота – хоть глаз выколи. На улицах - ни фонарей, ни прохожих, лишь два сгустка еще более черных, чем окружавший их мрак, скользили от дома к дому. Это были Дан и Мелвил, закутанные в черные плащи, которые Дан раздобыл где-то по случаю. Идти пришлось почти через весь город, на другой конец. Мелвилу было зябко, сыро и тоскливо. Спал бы сейчас на мягкой овчине, так нет, тайны тут разгадывай! Что бы днем, посветлу да подкрепившись! Небось, никуда бы этот колдун не делся. Наконец Дан остановился возле узенького дома, тянущегося вверх как какая-то бледная поганка среди таких же чахлых домишек.
- Все, пришли. – Они говорили шепотом, а Дан еще и непрерывно озирался. Мелвил не столько видел, сколько чувствовал, как он крутит головой. – У него на втором этаже между ставен полоска света, значит, дома. Я сейчас пойду, разведаю, что к чему, а ты меня тут подожди.
И, недолго думая, затолкал Мелвила в узкий проход между домом алхимика и соседним.

Мелвил ждал. Сначала он подождал немного, прислонившись к осклизлой стенке. Потом присел на корточки и еще немного подождал. Потом снова выпрямился и решил ждать стоя. Время тянулось ужасно медленно. А Дан все не приходил. Вдруг где-то на улице послышался звук. Мелвил мгновенно встряхнулся от наплывающей дремы и подобрался. К дому алхимика с двух сторон приближались люди, и, судя по звяканью, вооруженные. Мелвил плотнее прижался к стене и затаил дыхание. Люди остановились у двери, совсем рядом с ним, и начали тихонько переговариваться.
- Никого не заметили? – спросил один. Другой отозвался:
- Да нет, вроде на подходах все чисто, не было их тут.
- Должны, должны прийти сегодня! – голос первого был негромок, но полон ярости. – Караульте лучше, мы не должны их упустить! Хватайте любого, кто близко подойдет к дому колдуна!
- Дык хватай, а темно же, как у черта меж рогами! – обиженно заскулил второй, явно подчиненный. – Как мы узнаем, что это они! Может, доброму горожанину не спится!
- Ты, дубина, приметы учил? – взвился и снова сошел на шепот первый. – Ясно сказано – один - рыжий стервец, мелкотравчатый, второй лохматый черный бугай. Ты кого поймаешь, так факелом посвети на него, уж будь ласков! Ну ладно, я пошел, а вы, ребята, спрячьтесь тут понадежней. Да не спать мне! А то вдоволь плетей отведаете!

Первый удалился. Оставшиеся шуршали, скрипели, отплевывались, и Мелвил навскидку засек четверых, хотя, может, их было и поболе. Он почти перестал дышать, лихорадочно соображая, что делать, если Дан прямо сейчас появится из двери и немедленно угодит в лапы этих мерзавцев. А что они поджидали именно их – тут было понятно и ежу. Тем временем сидевшие в засаде от скуки начали перешептываться, и Мелвил навострил уши, облившись холодным потом от того, что ему удалось разобрать:
- …да не, колдуна-то мы уложили…как-как, насмерть, конечно…а когда он отдавать не хотел, кто ж знал, что он такой хлипкий окажется, я ему только разок в ухо и двинул…
Мелвил почувствовал, как в глубине его утробы заворочался зверь. Он знать не знал человека, о котором шел разговор. Может, он и впрямь колдун, так ты его суди по справедливости! А так, дать человеку в ухо, чтоб на месте помер…! Мелвил терпеть не мог, когда издевались над слабыми или стариками. Поэтому неудачливые караульщики были сильно поражены, когда перед ними внезапно возникла громадная тень, заслонившая звезды, и с ревом обрушилась, сметая всех и вся на своем пути…
…Мелвил, задыхаясь, оглядывал поле боя, насколько мог видеть в темноте. Жители окраин, приученные покрепче запираться, если на улице пахло потасовкой, не подавали никаких признаков жизни. На земле осталось лежать два тела, словно сломанные куклы, остальные позорно бежали. Дверь в доме алхимика распахнулась, и Дан прямо-таки скатился по ступенькам:
- Скорей! Старик мертв! Нам надо бежать из города!
Он тащил Мелвила за руку, а тот ошарашенно глядел на лежавшие тихо тела и никак не мог взять в толк, что сегодня он впервые убил человека. Людей. И не очень-то сожалеет об этом.

Небо на востоке светлело. Подул ласковый предутренний ветерок, на мгновение стерший застоявшиеся за ночь меж глухих стен запахи вчерашней кухни, плесени и сонных человеческих дыханий. Дан и Мелвил во весь опор неслись к старому трактиру. Спрятаться, запереть дверь, хоть дух перевести, на худой конец! Оба были напуганы и растеряны донельзя, а времени, чтобы выбраться из крутой заварухи, оставалось чуть-чуть. Утром найдут тела, и город закроет ворота.

Задыхаясь, наперегонки взлетели по поющим ступенькам к себе, захлопнули дверь, и тогда уже Дан со стоном сполз на пол, уткнув голову в колени и содрогаясь. Он всхлипывал, его корчило, и что было страшнее всего – он не мог совладать со своим телом. Мелвил стоял над ним, как дурак, совершенно не представляя, что делать. Но время шло, и этот счет был не в их пользу. Тогда на Мелвила вдруг накатило вдохновение, как бывало в детстве, когда они с ребятами играли в «стражники-разбойники». Он присел перед вконец расквасившимся другом и принялся сбивчиво излагать свой план.

Проснулись первые колокола. Еще заря нежилась за горизонтом, потягиваясь и ероша розовыми пальчиками смятые кружева вчерашних облаков, а уже прилежная стража, позевывая и почесываясь, отпирала скрипучие ворота, возле которых томились в фургонах и палатках не поспевшие в город до их закрытия. Благость изливалась из стрельчатых окон мужского монастыря стройным звучанием утреннего хорала, благостью сочились лица первых торговцев на городском рынке…все кругом было укрыто покрывалом благости и еще неиспорченного настроения.

У ворот, сквозь которые проходила основная артерия города, пульсирующая телегами и людьми, охрана была особенно строгой. Но в рассветную пору строгость распространялась преимущественно на входящих, а не на тех, кто стремился покинуть Хоккен. Поэтому хромой горбун и молоденькая рыжая девушка покинули его без особых препятствий. Вот удивились бы стражники, если бы увидели, как в ближайшем леске горбун вдруг распрямился, а девушка задрала юбки и принялась поправлять закатанные штаны.
- Как они в этом ходят? Я пять раз чуть не упал! И все-таки, если бы не Мария…вот видишь, Мелвил, иногда полезно заводить знакомства с прелестными кухарочками…кстати, а как тебе такое в голову взбрело?    
- Просто вспомнил, как мы с ребятами на зимних праздниках переодевались чертями разными, лешими. У меня лучше всех получалось!
- Из тебя вышел самый жуликоватый горбун во всей округе! – расхохотался Дан. – Как ты этому толстому олуху в каске: «Подайте убогому на пропитание!». А когда он наладился дать тебе пинка, за то, что ты попытался стянуть у него из-под носа жирного каплуна!
- М-да, это я переборщил. Могли и попасться.
- Да ладно тебе! Все ведь обошлось! Зато стража с большим удовольствием от нас избавилась.
- И куда мы теперь? – поинтересовался Мелвил, сворачивая уже ненужный плащ в тугую заплечную скатку. – Есть у тебя план?
- Есть ли у меня план, есть ли у меня план…есть, и нарисован он рукой бедняги-алхимика.

Удаляясь быстрым шагом от негостеприимного Хоккена, Мелвил пытался выяснить у приятеля, куда они держат путь на этот раз. Но Дан его словно не слышал: он хохотал, прыгал, изображал «в лицах» собственные приключения, одна часть которых явно была выдумана, а другая часть – преувеличена. Впрочем, в лице Мелвила он нашел такого благодарного слушателя, о каком мог только мечтать. Дан не догадывался, что приятель предпочитает слушать его враки, чем вспоминать об их реальных похождениях…

Не сразу, но постепенно Мелвилу удалось вытянуть из друга, что же произошло в ту ночь за закрытой дверью. Оказалось, что к тому моменту, как они решили наведаться к алхимику, старик был уже мертв. Поэтому Дан так задержался – комната была разворочена, в ней явно что-то искали, и ему пришлось обыскивать все заново. К счастью, он вспомнил, как Мастер рассказывал однажды о привычке своего знакомца прятать важные документы на самом видном месте, и в корзине с растопкой он обнаружил-таки кусок коры с нацарапанными буквицами. Дан с гордостью показал находку приятелю. Мелвил, пожав плечами, признался, что ни читать, ни писать не обучен, и ему что буквицы, что простые царапки - ни о чем не говорят.

Разговор увял сам собою. Мелвил следовал за Даном, Дан следовал по приметам, указанным в записке, и приметы вывели их к заброшенной деревне, а дальше – к старому кладбищу. Место было покинуто так давно, что от большинства домов остались только травяные холмики. Надгробия, если когда-то и были, порушились, и жирная кладбищенская крапива гордо колосилась на ветру. Мелвил всегда считал, что от кладбищ и руин добра не жди, и всполошился, когда заметил, что товарищ намерен тут заночевать.
- Ох, не по сердцу мне это! – пытался он отговорить Дана. – Не мог старый черт, не к ночи будь помянут, зарыть свои сокровища в божеском месте!
- Значит, не мог! – отрезал Дан. – Место, кстати, вполне божеское. Это же кладбище, тут людей со всем уважением хоронили. А тех, кто вечного покоя недостоин, зарывают за оградой, а еще лучше – между водой и землей.
- Я не знал, - отозвался Мелвил вполне простодушно, немного успокоившись насчет потревоженных покойников. – Тогда можно и поесть. Чего там Мария собрала? 

Пока Мелвил ел, а солнце клонилось к закату, Дан облазил все кладбище, отыскивая обозначенное в записке место. Его настроение опять поднялось, и он вслух представлял, как они отыщут клад, разбогатеют, и не надо будет каждый день заботиться о пропитании.
- Куплю домик, - размечтался эльф, копошась под здоровенным надмогильным камнем, - разобью садик, найму кухарку и буду у окна посиживать, книги почитывать да песни сочинять. Стану лучшим менестрелем и ученейшим человеком! Самые знатные люди всей страны будут почитать за счастье принять меня в своем замке! Почет, слава, уважение.
- А я, - отозвался Мелвил с набитым ртом, - куплю коня. Куплю доспех, наймусь оруженосцем к какому-нибудь рыцарю. Глядишь, со временем сам рыцарем стану. Буду на войну ходить!
- Так войн поблизости, тьфу-тьфу, пока нет!
- Это пока, а потом будут. Люди всегда воюют! – убежденно сказал Мелвил.
- Философ…без огурцов…погоди-ка, нащупал!
Бросив недоеденный кусок, Мелвил ретиво вскочил, и они вместе принялись копать твердую, пронизанную корнями землю. Из ямки они извлекли маленький предмет, обернутый в тряпку. Дан еще раз пошарил под камнем:
- А больше ничего нет, - сказал он с огромным разочарованием. И тут же принялся разворачивать грязную тряпицу. Под ней оказалась шкатулка. Приятели взломали нехитрый замок. Внутри лежал кусок пергамента.
- И все? – Мелвил отказывался верить своим глазам. – А где клад? Золото, драгоценности? Или, может, это новая карта?

Смириться с тем, что их блестящие надежды в одночасье рухнули, было невозможно. Мелвил дулся на приятеля, считая его во всем виноватым. Он с Даном не говорил и даже не глядел в его сторону. А эльф сидел себе у костра, и, что самое обидное, совершенно ни на что не обращал внимания. Он поворачивал листок так и эдак, бормотал себе под нос, словом, полностью погрузился в изучение добытого титаническими усилиями письма. Наконец он встряхнул головой, крепко потер лицо ладонями, и, к ужасу Мелвила, отправил листок в огонь.
- Ты что? – дрожащим голосом спросил Мелвил, - разве там ничего не было?
- Почему, было.
- Тогда чего ж ты, паразит, записку сжег? А вдруг он там про клад написал? Ну, колдун этот?
- Не просто клад. Целое сокровище.
- Ну-ка, ну-ка! – оживился Мелвил, мгновенно забыв обиду и подсаживаясь к огню. – Выкладывай! И где оно зарыто?
- Кто?
- Сокровище!
- Покуда нигде. И надеюсь, его еще не скоро зароют.
Глянув на медленно закипающего товарища, Дан махнул рукой и невесело посмеялся:
- Знать бы, что теперь с этим сокровищем делать.
- А ты мне отдай! Уж я как-нибудь за тебя соображу!
- Не могу.
Пустопорожние речи окончательно взбесили Мелвила, который и так-то терпением был небогат:
- Будешь ты говорить или нет, мать твоя курица! Кончай юлить, подлое отродье!
И, подхватив Дана, затряс его, как собака крысу. Вися в воздухе, глядя в лицо разъяренному верзиле, тот ухмылялся своей обычной кривоватой улыбкой:
- Поставь, где росло.
Мелвил плюнул и отпустил.
- Вот за что вас, эльфов, любить! Все усмешечки да хаханьки, слова в простоте…
- А полюбить придется! – перебил его Дан. – Я не могу отдать тебе сокровище, потому что оно…ну, такое…только для меня. Ладно, ладно! – замахал он руками на угрожающе нависшего над ним Мелвила. – Сейчас все объясню. Не скажу, что я этому сильно рад, но мое сокровище – это ты. Ты – мой брат. Так было написано в письме.

Никакие бури и смерчи не сравнятся по силе разрушения с деревенским жителем, до глубины души оскорбленным своим родством с колдовским отродьем. Когда Мелвил перестал орать, рвать на себе волосы, пинать головешки, и наступила благословенная тишина, стало слышно, как в рощице робко устраивается на ночь соловей. Ссутулившись и пряча глаза, Мелвил бочком-бочком придвинулся к разоренному костровищу и покаянно вздохнул. Вздохнул раз, вздохнул другой… Но Дан и не думал принимать его раскаяние за чистую монету. Бывшие приятели сидели в молчании по разные стороны костра, и было совершенно непонятно, что же будет с ними дальше.
- Мне что теперь, уши кверху вытянуть, чтоб на тебя смахивать?
- Смахивают на идиота. Не пори чушь. Она устала от тебя отбиваться.
- Ну а все-таки, - не унимался Мелвил, - мы же вроде как должны быть похожи!
- Вот именно – «вроде как». А на деле не так. Мы братья по матери, а она, как я слышал, эльфом не была.
- Ты о ней слышал? – у Мелвила аж дыханье перехватило. – Расскажи, расскажи, какая она была?
- Почему была? – сухо переспросил эльф. – Она, поди, и сейчас есть. По крайней мере, Мастер не упоминал о ее смерти.
- Ну, а дальше? Ну, какая она? Красивая, наверное, да?
Мелвил так увлекся, - что называется, глаза и зубы разгорелись, - что не сразу обратил внимание на Дана. А тот смотрел на него в упор, с каким-то очень неприятным выражением лица.
- Тебе не все равно, красива она или нет? Мне, например, это без разницы. Она мне не нужна. Да и мы ей – вряд ли, раз она нас бросила.
Мелвил осекся, но тут же ринулся в бой и начал спорить, доказывать, что случаи разные бывают, что ему старая Элза такие истории рассказывала, про разных там королев и их тяжкую жизнь, вот взять, к примеру…
- Заткнись уже. Бросила она нас. Безо всяких примеров. И никакая королева не явится за тобой в карете из тыквы. Давай спать.

Мелвил долго не мог уснуть, глядя в звездное небо и чувствуя щекой погасающий жар углей. Ему грезились почему-то волшебные страны, дивные замки, и уводящие вдаль дороги. Он слышал, что Дану тоже не спится – тот ворочался, кряхтел, и, в конце концов, сел, подкинув на угли веток. Глядя сквозь взвившееся пламя в лицо эльфа, Мелвил увидел, что тот улыбается, беспечно и задорно, как умел это делать только он один.
- А что, брат, давай-ка отыщем нашу матушку! Интересно же на нее поглядеть!
- А давай! – радостно согласился Мелвил и тут же провалился в спокойный, глубокий сон.

Розовое утро, росистые травы, вчерашний хлеб, отсыревший плащ. Щекотка ветра в раздувающихся ноздрях. Как славно, как славно описано странствие у старых мастеров слова и кисти! Но ты бежишь, и под ногами кротовьи норы в спутанной траве, а собачий лай долбит в спину…

…сперва взяли резво. Но день становился жарче, а рощицы – редели. И ни малейшего намека на лес или речку. Они были у преследователей как на ладони, и это было бы смешно – все друг друга видят, погоня, мать…, - когда бы не было понятно, что речь идет о жизни. Мелвил даже не спрашивал себя, кто, за что, и чего с ними сделают, если догонят – просто бежал, споро перебирая ногами.

Потом Дан упал. Захрипел и рухнул, хрустя травой, и Мелвилл сразу вернулся, и встал над братом, запаленно дыша, готовый рвать зубами. Собаки с налету проскочили мимо, развернулись, замкнув кольцо, и в эту последнюю, отчаянную секунду, завыл рог. Топот копыт смыл собак, людей, опасность…Мелвилл поднял слезящиеся глаза, сглатывая невольный ком облегчения и триумфа…струились знамена, сияли доспехи…кони гарцевали, бряцая серебряной сбруей…и ОН, человек-бог, как влитой в седле, милостиво простер длань…так Мелвилл встретил свою судьбу, и она повела его по дороге славы, превращая в легенду для потомков…но об этом после, не сейчас, ведь все еще живы.

Звали Судьбу – Седрик.

…- Твою!!! И так!!! И разтак!!! И разэтак!!!
Новобранцы, скучные сыны окраин, постигают высокое ремесло убийства. Колют, пилят, режут. Пытаются попасть в цель. Проблема: если хорошо колет, то никак стреляет. И наоборот. Универсала нет. Седрик бесится – нет азартных! Получат по башке – и в стойло, мотая «репой», пуча удивленно глазки. Только новичок старается, сопит, «люлей» получает, а лезет. И что примечательно – стал Седрик улавливать, как у верзилы лохматого день ото дня сноровка прибывает, будто кто ему на ухо шепчет…ежится Седрик, а учить – надо, он перед господином Гатто в ответе.

И настал тот день. С утра Седрик погонял «доходяг» из нового набора, после откушал, и, отдохнувши изрядно, затеял ратную «потеху» со «старичками». Всем уже навалял, слегка умаялся, еще подосадовал, что нет ему преемника-супротивника…а тут опять этот лохматый подвернулся, о поединке просит. Ну, Седрик и решил себе ни в чем не отказывать, не сдерживать руку могутную…

…когда он закачался, поднятый над землей на целую сажень, в сжавшей горло руке, с выбитым зубом, вывернутой кистью, беспомощный, словно кутенок, он вгляделся в сверкающие знакомым блеском глаза, и обомлел, и позорная струйка предательски скользнула в сапог…

…князя Дагобера увидел перед собой Седрик. Такого, каким он был, когда громил властной рукой никабрийцев. Таким огнем горели его глаза, когда, изможденный, запытанный почти до смерти, он был воздет прилюдно на дыбу и расстрелян подлыми приспешниками колдуна…как, бишь, его звали…вот память, старый я стал. Никчемный слуга, если господин мой помер, а я еще жив.

…- пусти, орясина, - прохрипел полузадушенный наставник, болтаясь в руке упоенного победой Мелвилла. И, уже оказавшись на земле, крутя головой и растирая шею, велел – Найди мне немедля эту подлюку…которая давеча спортила последнюю приличную девку на кухне. Жжи-ва!!!

«Как же я мог не узнать…как не заметил, не понял знакомую руку, ухватку, стать…что мне сказать, что сделать, как защитить мальчика? Боже, помоги, и я в Тебя поверю», - такие мысли вихрем неслись в голове у Седрика, пока молодые резвые ноги исполняли его приказ.

Тяжелым выдался разговор. Не то, чтобы Седрик так уж не любил эльфов, но видел их впервые, и как пролезть в «игольное ушко» сомнений и страхов, даже представить не пытался.
- Брат твой на человека одного схожий…высокого полета птица была, пока крылья не сломали…а на вас охоту открыли, как погляжу. Значитца, старые байки былью обернулись.
Дан облизывался, поглядывая вдаль, и не проявлял видимого интереса. Седрик осерчал:
- Тебе сказано, остроухий! Не знаю, в каком вы сродстве на деле, но коли братом зовешь – побереги парня! Не у меня одного глаза да память.
- И дальше что? – эльф оставался хладнокровным. – От чего мне беречь его? Куда идти? Может, твоя дырявая память сохранила что-то полезное, кроме бабкиных сказок?
- Может, и так. Только я тебе вот что скажу, - голос Седрика внезапно сорвался в крик, - страшное лихо вы разбудили! Нам всем теперь, - продолжал он, понурясь, - аллилуй пришел, только я это уже увидел, а другие-прочие – еще нет.
Дана пробила дрожь. -  Ладно. Дьябло. Я понял. А  делать-то что? Куда бежать, где укрыться? И кто такой, ради всего хорошего, мой замечательный брат?
- Твой брат, если меня глаза не обманывают – единственный сын одного такого князя, что правил землями от моря до моря…теперь его страну порвали на сорок маленьких медвежат, а было не то, уж ты мне поверь. И погиб тот князь смертью лютою, - Седрик сам не заметил, как сбился на выспренную речь лютнистов перехожих, - от рук приспешников страшного колдуна. А и невмоготу тому колдуну было видеть, как люди живут и радуются, наслал он сперва мору черную, а потом усобицу. И пал князь от руки предательской, а колдун живет теперь – не нарадуется, людским горем упивается. Глядит из своего замка облачного, как мелкие владыки дерутся меж собой, и сердцем веселится…
- Да ты, Седрик, поэт. – Дан сплюнул и успокоился. – Это ж когда было. И причем тут колдун – их уже сотни лет не видать – не слыхать, только баб полудурошных в деревнях сжигают, типа, ведьмы.
- Дурр-рак ты, эльф! – в сердцах махнул рукой Седрик. – Вот ты же есть? И колдун есть. И брательник твой – князя Дагобера сын, не сойти мне с места…
- Отсюда поподробнее, - оскалился Дан.

Но поподробнее не успели. Сперва шум во дворе поднялся, а потом и сам владыка Гатто прибежал. Толстый, лысый, брызгающий слюной на бархатный кафтан и с очень испуганными глазами.

Мелвилл ничего понять не успел, да ему и объяснять никто не пытался. Коней не дали, велели тишком в болота убираться. Ой, как же ему обида скулы свела! Ведь он все мог, все умел – в смысле, врагов крошить. А тут рожу плащом прикрыл и бежит, как шавка последняя. А остроухий впереди, и все подгоняет, подгоняет, хотя за ними никто и не гнался вовсе. А добрый Седрик там один остался. Ну, в смысле, не один, сам-тридцать, но куда им, такие еще вояки – старики да пентюхи сельские. А Мелвилл все смог бы, все сумел…

…Дан бежал и думал – не лопнуло бы сердце. В глазах мухи красные, в ушах звон такой – отряд железных всадников скачи, не услышал бы. А этот сзади топает и сопит, сопит обиженно – вот, всадников бы не услышал, а братову обиду легко. Дурак. Дурак! Дурак!!!

…остановились, когда у Дана нога по колено провалилась в густую жижу. Упали рядом, и дышали, дышали…дышали бы и дальше, но тут всплеск раздался. Дан подхватился, и нож дрожал в руке, а из кустов и камышей лодчонка появилась. Худенькая такая. И мужичок в ней – худенький такой, оборванный, и страшный. Словно мертвец оживший. Мелвил только зарычал. А плюгавец весло положил, ручкой помахал приветливо и пальцем манит – мол, идите сюда, друзья мои долгожданные. Ну, «друзья долгожданные» не дураки, подходить не спешат. Тогда он рот открыл:
- Идите за мной, она ждет.
- Это кто ж нас ждет в таких-то хоромах царских? – у Дана аж горло прихватило, голос фистулой пошел.
- Да ты, милый, сам знаешь. Кого искали, та и ждет, - отвечает мужичок и улыбается так противненько, что Мелвил аж сплюнул.
И встали, и пошли, как заколдованные. И вот что странно – со стен замка чаща не такой уж большой казалась, а тут идут – а дорога все не кончается. Кружит, через овраги ведет, под стволы поваленные ныряет, то в топях потеряется, то снова возникнет. Мелвил опять сопеть взялся. Но теперь уже от злости. И Дан всерьез заопасался, что вот сейчас грохнет брат плюгавца, и будут они до скончания века по чащобам бродить, пока не упадут замертво. Но только он это подумал, как вдруг кусты перед ним расступились, и все трое вышли на поляну.

Было по-осеннему тихо. И тоскливо. Деревья вокруг листвы почти не имели – видно, болото им корни подточило. Серебристые и бурые прошлогодние листья толстым ковром стелились вокруг, пахло прелью, воздух был тяжел и влажен. А посреди поляны возвышалась башня. Покрытая где мохом, где лишайником. С пустыми черными проемами окон и без дверей. Их проводник свистнул, из одного окна свесилась веревочная лестница.
- Эка нас по-королевски принимают! – мрачно съязвил Мелвил. Дан только зло зыркнул в его сторону, и они с мужичонкой принялись шептаться. Мелвилу все это было поперек. Лезть, так лезть уже.
- Тебе здесь обождать велено. – Это Дан ему.
От такого внезапного предательства Мелвил оторопел. Нет, ну надо же – столько шли, столько вместе пережили, и мамашу блудную вроде сыскали, а тут раз – и не нужен ты, братец, обожди у двери, деревенщина, пока мы, особы высокородные, о делах важных разговаривать изволим. Ну вслух он, положим, этого говорить не собирался, но лицо состроил выразительное. Правду сказать, на его лицо никто внимания не обратил. Только пятки в окне мелькнули. Мелвил сел в мох и пригорюнился.

Внутри было пусто. Пусто и чисто. И просторно. И облака свободно проплывали по залам, а стены то ли двигались, то ли растворялись за спиной. Дан сперва оглядывался, пытался подстеречь этот момент, потом плюнул, погрозил кому-то пальцем и пошел за плюгавым проводником, стараясь смотреть только перед собой. Миражи вызывали у него тошноту и приступы паники. И никакого радостного предчувствия долгожданной встречи.

У него уже все смешалось в голове, когда внезапно за очередной дверью оказалась обычная комната, тепло натопленная, с мебелью, гобеленами на стенах, птичьими клетками, книгами и бумагами, громоздившимися повсюду подобно горным вершинам в миниатюре.

Света в комнате было только от камина и немного из окна. Покуда Дан моргал, пытаясь приспособиться, в углу что-то шевельнулось, и он очутился лицом к лицу с невысокой полноватой женщиной, закутанной в какие-то не то шали, не то тряпки – он не успел разглядеть, потому что холодные, прозрачные, раскосые глаза захватили его.

Она смотрела пристально, и он не мог отвести взгляд. А тишина все тянулась и тянулась. Дан откашлялся, начал говорить «здрасс…» и захрипел, снова закашлял и замер, потрясенный.
- Ну что, сынок, как тебе твоя мама? – треугольная кошачья улыбка внезапно расцвела на бледном лице.

Дан глотнул и понял, что не может вымолвить ни слова. Он не так представлял себе эту встречу. Он ничего не чувствовал. Она была чужая.

Женщина отвернулась и прошла к окну, по дороге легонько щелкнув пальцами по клетке с птичкой и бросив ей щепотку корма, отчего птичка наградила ее удовлетворенной трелью. Открыла узкие рамы со вставленными в переплет маленькими стеклышками, глубоко вздохнула и рассмеялась:
- Ну что с вами поделаешь! Все-то вы испортили. Глупые мальчишки.

И Дан неотвратимо понял, что сейчас убьет - либо ее, либо себя. Либо заплачет. Как плакал в детстве, безнадежно, забившись в уголок, когда били, а он не понимал, за что.
- Матушка…- он не знал, прошептал это вслух или умоляющее слово прозвучало в его голове.
- Ой-ой. -  Она так же легко скользнула от окна обратно и уютно устроилась в большом кресле, махнув Дану в сторону резного табурета. – Не печалься. С судьбой не поспоришь, хоть я и пыталась.

Треугольная кошачья улыбка появилась и исчезла, а вошедший знакомый плюгавец с поклоном поставил на стол поднос с кувшинами и блюдами, бережно расчистив для этого место.
- Что тебе налить, воды или вина? – поинтересовалась мать, выбрав себе кисточку винограда и снова устроившись в объятиях огромного кресла.
Дан отрицательно замотал головой. Горло все не разжималось.

- Не будем играть в эти игры. Хорошая задумка была испорчена, и вы оба здесь – ты и этот дурачок под башней. Я просто расскажу, а что с этим делать, решайте сами.

«Давным-давно эта страна была совсем не такой, какой стала сейчас. В ней было много силы и красоты, много невиданного и магии. И правил страной Великий маг, а я тогда была его ученицей. Он не был ни злым, ни добрым – магия это стихия, для нее понятия человеческие – пустой звук.

Но однажды в древней книге сыскалось пророчество. В нем говорилось, что мои дети станут величайшими героями и перевернут этот мир. Что тут началось! Мой учитель…он был настолько велик, что до сих пор все вершилось по воле его. Я вынуждена была бежать. Я долго скрывалась и мечтала стать еще более великим магом и дать жизнь тем, кто сможет перевернуть мир! Но потом я одумалась. Это было бы слишком страшно – все сломать, все уничтожить - привычную жизнь и ее красоту. Однако было уже поздно. Вы родились.

…твой отец – Владыка эльфов. Он последним из своего народа после долгих бесплодных битв ушел за Закат, отплыл в Землю обетованную. Отец твоего брата – Великий князь людей. Он погиб мученической смертью. Мой бывший наставник камня на камне не оставил от спокойствия этого мира. Он искал меня и особенно вас. Поэтому вы были отданы на воспитание туда, где, как я надеялась, он вас не достанет. Себя же я похоронила на этих болотах.

…но с судьбой не поспоришь. Вы встретились, - ах, Мастер, Мастер, старая лиса, - и нашли меня. А Великий маг нашел нас всех».
 
- Что нам делать? Мама, что нам теперь делать? – голос вернулся к Дану, а его глаза умоляюще впились в бледное одутловатое лицо напротив.
- Я не знаю! – Она сердито кинула в него обглоданной веточкой винограда. – Можно подумать, я устроила весь этот балаган! Сидели бы себе тихо и жили обычными жизнями!

Мозг разрывался на множество маленьких лоскутиков. Дана переполняли голоса, обрывки чужих разговоров, отвращение. Он ненавидел все: башню, жару в комнате, себя и эту маленькую, похожую на жабу женщину с кошачьей улыбкой. Это длилось мгновение, а потом в нем что-то лопнуло, и стало тихо, холодно и пусто.

- Мама?
Он не хотел есть. Не хотел пить. Но остались вопросы, и чтобы задать их, Дан налил неверными руками немного вина.
- Что за силы в нас?
Тишина молчала. От серебра бокала все сильнее мерзли пальцы.
- Ты – Последний певец. Твоя лютня может подымать на войну, а может дарить покой. Он – Последний герой. Он может создавать царства, а может их ниспровергнуть.
- Я…не понимаю… - ему стало так больно в груди, что хотелось лечь и перестать дышать. – Мама. Можно, я уйду к отцу? За Закат? Они примут меня?

Женщина легко рассмеялась, и ее смех серебром рассыпался в полутьме комнаты.
- Это вряд ли, дружок. Ты – полуэльф, ведь я рождена человеком. Ты можешь попытаться, но сколько бы ни плыл, тебе не достичь Берегов обетованных.
- Это единственная причина, по которой я должен оставаться здесь?
- Ну нет, пожалуй. – Она встала, свистнула птичке, насладилась ответной трелью и подошла к окну – насладиться ночной прохладой.
- Вы – как одно целое. И только ты сможешь остановить брата, когда он превратится в смерч и ураган, крушащий в пыль миры и судьбы.

…за окном постепенно светлело небо над лесом. На ночлег спешила пуховая сова.
- Последний вопрос, мама. Ты же сможешь остановить…ну, убить…в смысле, победить этого Великого мага? – Дану казалось, что как бы он не прятал взгляд, прозрачные насмешливые глаза его отыщут.

Она тихо поднялась с кресла, потянулась, сделала несколько движений, разминая затекшую поясницу. Подбросила растопку в камин, мурлыча себе под нос, занялась перекладыванием книг в определенном порядке. Все говорило о том, что отвечать она не собиралась. Дану стало совершенно очевидно, что его визит подошел к концу. Он неловко поднялся, куда-то внезапно подевались его привычные манеры. Поставил бокал. Сделал шаг.
- Я размышляла над этим. Видишь ли, сын, я не уверена, что в моих силах победить. Но погибну я обязательно. А мне этого не очень-то хочется. Так что придется вам самим разбираться.

Уже в дверях Дан обернулся:
- Не хочешь знать, как зовут моего брата?
- Не хочу.

Вино осталось нетронутым.

Из сладкой дремы Мелвила вырвала безжалостная рука, трясущая за плечо. Он замычал и принялся отбиваться, но пара звонких оплеух мгновенно заставила его раскрыть глаза.
- О! А где мать? Ты с ней встречался?
- Нет. Напрасно прождал ночь. Только время потерял. Ушла она. – Дан говорил сквозь зубы и явно очень спешил. Мелвил ничего не понял, особенно тогда, когда они двинулись в обратный путь, а ни завтрака, ни плана действий ему никто не предоставил. Обратная дорога показалась короткой. Правда, сначала они слегка заблудились, но вскоре увидели знакомую тропу и просвет между кустами, за которыми, как помнилось Мелвилу, было поле и замок Седрика.

Вот тут-то они и упали ничком. Вернее, это Мелвил упал ничком, потому что Дан ловко поставил ему подножку.
- Ты чего? – Мелвил был так ошарашен, что только смотрел на брата да землю с лица вытирал.
- Тсс! Гляди!

Что все очень плохо, даже Мелвилу стало ясно с одного взгляда. Вернее, с двух. Направо от них, лежащих за кустами, стояло замковое войско. Такое, каким его помнил Мелвил – маленькое и разношерстное. А вон и Седрик. Его посеребренные латы ярко выделялись на фоне вооруженных чем Бог послал крестьян. Еще там были незнакомые люди – какие-то отряды, кто такие и откуда – Мелвилу было неизвестно и недосуг разбирать, ибо если взглянуть налево, то…

А вот там как раз стояло Войско. И оно отличалось от дружины Седрика, как матерый волкодав от беспородного кутенка – большое, мрачное, прекрасно организованное. Передние ряды  - со щитами в рост. Задние щетинились копьями. И Мелвил нисколько не сомневался, что позади всех, на холме, обосновались лучники.

Но это оказалось не все. Вернее, не самое страшное. По-настоящему страшным было то, что на вершине холма стоял шатер. Казалось бы, ну и что - «шатер», подумаешь, шатер. Небольшенький такой. Островерхий. Черный.

Как ядовитая игла, воткнутая в живую плоть неба. И небо вокруг него наливалось лиловой дурнотой.

- Этта…чего такое?!
 
 Дан на скорую руку объяснял брату, что это презлой волшебник, который всех людей-то «не очень», а их двоих в особенности, и Седрику сейчас плохо придется, потому что сильно добрый и их кормил-принимал. А все потому, что их матушка тоже волшебница и они с этим «презлым» на ножах. Он сам уже путался, что можно говорить брату, что нельзя, перескакивал с пятого на десятое, повторялся, но потом поглядел на Мелвила – и осекся. Тот явно пропускал все мимо ушей и со все возрастающим восторгом глядел на приготовления к битве.

И когда взвыли гнусавые рога, и черный строй качнулся вперед, Мелвил сам чуть не завыл в голос, и Дан с ужасом увидел, как сквозь знакомые черты проступает что-то такое, чему и названия нет.

…ливнем сыпались стрелы. От крика и звона оружия, ржания лошадей Дан практически оглох. Все его небольшие силы уходили на то, чтобы удерживать брата, клещом повиснув на его ногах.

А небо все наливалось лиловым, и этот нарыв грозил прорваться, и прорвался градом огненных шаров, которые разрывались с оглушающим грохотом и от которых заживо сгорали люди. Те, с кем Мелвил еще недавно в одном строю приемы осваивал. И тогда он встал, стряхнул брата и пошел к своим.

…сказать, что Дану было страшно – ничего не сказать. Ему было чудовищно страшно. У него внутри не осталось ни мыслей, ни слов, но он полз, прячась в воронках, упрямо полз туда, где, как он знал, был сейчас его бестолковый брат. В какую-то секунду, обернувшись, на краю леса он сквозь дым и пыль разглядел маленькую кучку странных людей. Отвернулся и пополз дальше, сцепив зубы, высматривая знакомую огромную фигуру.

…и поэтому, когда все случилось, он ничего не понял. Это был звук такой силы, что в мире на мгновение настала абсолютная тишина. Две огромных сияющих молнии – синяя и лиловая – ударили друг в друга с такой ослепляющей вспышкой, что мир вокруг на мгновение перестал существовать. И когда Дан осмелился поднять голову и вытряхнул из ушей песок, на холме больше не было черного шатра.
 
Вот когда он все понял. И побежал. Почти полетел. И рыл, горстями разбрасывая вздыбленную землю там, где только что была лесная опушка. Раскидывая то, что когда-то было цветущим кустарником, а стало мешаниной отвратительно сплетенных обрывков коры и обломков человеческих тел…

…из-под поваленного ствола протянулась черная, почти до кости сожженная лапка.
- Ни жизни, ни любви, ни «за родину»…
Показалось ему, или впрямь сверкнула кошачья усмешка?!
- Побереги дурачка. Ты ведь старший…
Тонкие обожженные пальцы в его руке распались в пыль, налетевший ветер смел ее с ладони, и вот уже нет ничего, только пепел падал и падал на запрокинутое к небу мокрое лицо.

Но битва еще идет. И где-то там - его глупый брат, совсем один и безоружный. Дан поднялся,  нащупал на поясе нож…

Но этого было уже не нужно. Ведь там, где шла битва, теперь вздымался, гремел и хохотал Смерч, Шторм и Ураган, имя которому – Мелвил, Рыцарь-из-Деревни.

-…так это матушка была? – в который раз восхищенно переспрашивал Мелвил, как обычно не пытаясь дослушать брата, отчего тот вынужден был пересказывать заново и страшно злился при этом.
- Вот это да! Вот жахнула так жахнула! Эх, брат, и важные же мы с тобой птицы получаемся, с такой-то мамкой! А сама-то она куда подевалась?

И Дан в сотый раз объяснял, что мать уехала по своим таинственным мажьим делам, а Мелвил в сотый раз клялся и божился, что они ее обязательно разыщут.

Дан смотрел в его веселую спину, и постепенно отступали все дальше и растворялись в тумане маленький зеленый домик с весенними занавесками, пухленькая кухарочка, ласковая рука, нежно треплющая дановы волосы …

У него никогда не будет жены и дома. А будет ли у него жизнь? Он не мог дать себе ответа.

- Зато у меня есть брат. – Дан вздохнул, вздохнул еще раз…

…а Мелвил пел, смеялся и жаждал приключений.