1 Лиха беда начало. Сожалею

                (песня мушкетёров - https://www.youtube.com/watch?v=boMLziTt-Hk)

            Пора-пора-порадуемся на своем веку
            Красавице и кубку, счастливому клинку.
            Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,
            Судьбе не раз шепнем: «Мерси боку». -
            Под этот разудалый припев мушкетёрской песенки, доносившийся из-за двери лаборатории, я и появился в обеденный перерыв на институтской кафедре цифровых вычислительных машин. Из преподавательской слышались дробный стук по шахматным часам и меняющиеся в такт им азартные возгласы болельщиков из числа преподавательского состава (давно ведь известно, что шахматы – игра коллективная). Именно перед ними мне предстояло отчитываться о проделанной работе за первое полугодие учёбы в очной аспирантуре.
            Настроение было совсем не бодрое, поскольку радоваться успехам за истёкший период, прямо сказать, не приходилось. Ввиду полного их отсутствия. И внеочередной отчёт, инициированный мной самим, это подтверждал. Речь шла, ни много ни мало, о смене темы диссертации.
            Изыскания в оптимизации распределения информации на машинных носителях с давних пор называли вечными (со временем менялись только типы носителей информации), беспроигрышными (ещё не было случая за всю историю института, чтобы соискатель по этой теме не получил «хлебную карточку», как называли диплом кандидата наук) и … никому не нужными. С появлением сетевых баз данных тема становилась вдвойне выигрышной в силу новизны самих баз данных, действительно актуальной и применимой на практике.
            Вот только я, составляя библиографию, однажды наткнулся на англоязычную статью, посвящённую защите информации от несанкционированного доступа, в другой статье прочёл железобетонное обоснование её насущности с нынешних времён и до скончания веков при полном отсутствии каких бы то ни было разработок  - и понял, что хочу этим заниматься. Желание это укрепилось в процессе программно-аппаратных поделок, которые удалось оформить, как опытно-конструкторские работы в лаборатории НИиОКР, а некоторые - как рационализаторские предложения.
            После того, как я донёс своё желание членам научного совета факультета, в преподавательской наступила выжидательная тишина – профессорско-преподавательский состав ждал, что скажет по этому поводу мой научный руководитель. Он и сказал, вернее, спросил меня:
      - Как у тебя с японским языком дела обстоят?
      - А когда надо сдавать? – попробовал я отшутиться. Но он шутку не принял и пояснил всем остальным:
      - Дело в том, что в настоящее время публикации по этой тематике имеются только в зарубежных журналах и те на японском языке.
      - Не только на японском. - Терять было уже нечего, и я решил открыть карты, что называется – полез в дипломат, достал оттуда стопку отпечатанных листов с переведёнными в бюро переводов англоязычными статьями и протянул её научному руководителю. Бегло пролистав их, он хмыкнул:
      - Кот из дома – мыши в пляс. Вот оставляй таких без присмотра даже ненадолго. – И огласил уже принятое им решение. – Завтра после обеда ко мне в кабинет с проектом нового плана аспирантской подготовки и всеми имеющимися материалами по этой теме.
            Этим я и занимался всё оставшееся время – переписывал план подготовки и систематизировал имеющиеся публикации.
 
            Уже смеркалось, когда я вышел из института и направился в сторону железнодорожной станции. Почему-то припомнился мой разговор на пятом курсе с будущим моим научным руководителем, а тогда руководителем дипломного проекта и деканом факультета.   
            На предпоследней консультации он неожиданно спросил:
      - Что ты будешь делать со всеми своими наукообразными заскоками, работая инженером в вычислительном центре? – Его вопрос крепко меня озадачил.
            Кто бы другой об этом спрашивал, но не декан факультета, который незадолго до этого собственноручно подписывал ходатайство о моём распределении после окончания института в вычислительный центр завода ВЭФ (вопрос перевода молодых специалистов из одного министерства в другое решался на уровне Госплана СССР).
      - Буду разнообразить трудовой досуг рационализаторскими предложениями, - бодро ответил я ему. И опыт в этом имелся, поскольку своими «рацухами» уже третировал техперсонал вычислительного центра, которому приходилось их претворять в действительность, разумеется, при моём непосредственном участии. Как, впрочем, и инженеров-техников кафедры института, где проходил преддипломную практику, которые зубами скрежетали и обречённо закатывали глаза при моём появлении с новыми поделками.
      - А ты не хочешь целиком посвятить себя научной деятельности?
      - Как это?
      - Очень просто – поступай в очную аспирантуру после института. Есть одна вакансия, и твоя кандидатура рассматривается, как предпочтительная. И даже могу сказать почему – в жизни не видел другого такого студента, который получив право свободного посещения, как спортсмен, всё свободное время посвящал бы не тренировкам в мордобитии, а досрочной сдаче экзаменов и рационализаторской деятельности.

            Предавшись воспоминаниям, я даже не заметил, как дошёл до поворота улицы, после которого начинался спуск к железнодорожным путям. И вдруг услышал истошный детский крик со стороны расположенного неподалёку кладбища:
      - Папочка, мне больно! ... Пойдём отсюда, мне страшно! ... Папочка, вставай! ... Папочка!! ... Ааа!!! … - Уже порядком стемнело, плотные тучи заполонили всё небо, редкие фонари еле освещали улицу, и пока ноги сами несли меня на звук вдоль кладбищенской ограды, только одного я желал: чтобы крик-плач не прекращался.
            Плач, несомненно, принадлежал маленькой девочке, вот только увидеть что-нибудь в кромешной темноте не представлялось возможным после того, как я перемахнул через ограду (долго потом ещё сам удивлялся, как удалось это сделать с дипломатом в одной руке). Кладбище и днём-то выглядело заросшим и неухоженным, а тут пришлось буквально на ощупь пробираться между могил, ориентируясь только на слух, и время от времени самому подавать голос, чтобы успокоить ребёнка.
            Когда впереди передо мной обозначился еле видимый силуэт девочки, дополненный её всхлипываниями, под своей ногой я неожиданно почувствовал что-то мягкое и живое. Тут же раздался мужской вопль, следом - пьяные матюки, а девочка просто зашлась в крике. Благодаря такому акустическому сопровождению первая часть дела – разыскать живых скитальцев ночью на кладбище – была успешно выполнена.
            Со второй частью этого марлезонского балета – эвакуацией личного состава в мир живых – сразу же возникли проблемы. Ничего не видя, излишне резко протянул я свободную руку вниз по направлению к обнаруженному мной мягкому-живому-матерящемуся телу и тут же глубоко пропорол ладонь остриём штыря могильной ограды. Определив на ощупь и по запаху (вонь от давно немытого тела была просто непереносимой) его приблизительное местоположение на земле, в меру возможности аккуратно обошёл его и добрался до девочки. Навскидку было ей около пяти лет. Как мог, успокоил, носовым платком вытер ей испачканное-заплаканное лицо и получил от неё кое-какую информацию.
            Год назад умерла её мама. Папа до этого нигде не работал, в перерывах между тюремными отсидками всё заработанное мамой пропивал. А после её смерти в уплату пойла снёс скупщикам абсолютно всё имущество, пока не остались одни только голые стены в комнате общей квартиры, где они жили. И каждый раз, нажравшись, вдовец заливался пьяными слезами и, не считаясь ни с временами года, ни с временем суток, тащил девочку на кладбище проведывать дорогую ему могилку.
            Девочка оказалась понятливой и послушной. Безропотно присела на дипломат и терпеливо дожидалась, пока я поднимал с земли её папашку. Не так-то просто было это сделать, поскольку он умудрился завалиться на дорогую его сердцу могилку, буквально обвившись своими чреслами вокруг металлической ограды. Не зря говорят, что бог бережёт дураков и пьяниц - при падении плашмя на ограду из заострённой арматуры, он не получил ни единой царапины, как позже выяснилось! Тем не менее, удалось поднять его с земли и утвердить на нижних конечностях после нескольких энергичных встряхиваний за шкирку.
            Девчушка послушно обхватила мою шею, когда я попросил её взобраться на мою свободную руку, этой же рукой я прихватил дипломат, другой по-прежнему удерживал в вертикальном положении её родителя, и такой вот покачивающейся троицей двинулись мы в сторону выхода с кладбища.
            Всё-таки мне не показалось, что идущая за мной от самого института девушка тоже ускорилась и побежала следом на крик – именно она стояла рядом с милицейским УАЗом по другую сторону от запертых ворот кладбища. Совместными с постовыми усилиями переправили поверх ограды девочку и её отца с территории кладбища на улицу и, разместившись в зарешеченном пространстве «воронка», в тесноте да не в обиде все вместе поехали в опорный пункт милиции.

            Дежурный капитан, знакомый ещё с совместного патрулирования железнодорожного вокзала в бытность мою курсантом военного училища, ничуть не удивился моему появлению и спросил, здороваясь за руку:
      - Этот доходяга, что ли, так тебя разукрасил? – И добавил, невесело усмехнувшись. - Всё со злом борешься, как я погляжу.
            В зеркале над умывальником в туалете, куда я отправился приводить себя в порядок, вместо своего обличья я увидел прямо-таки боевую маску индейца, щедро разукрашенную красными полосами. То, что я принял за грязь-слёзы, когда в темноте вытирал девочке лицо носовым платком, оказалось кровью из её разбитого носа. Этим же платком я заматывал свою распоротую ладонь, а потом, забывшись, им же вытер пот с лица и шеи после эвакуации с кладбища.
            В кабинете дежурного девушка, оказавшаяся студенткой института инженеров гражданской авиации, держала девчушку у себя на коленях, обнимала-прижимала к себе и, не желая с ней расставаться, с жаром уговаривала капитана не отдавать в детский дом, а разрешить ей временно приютить девочку у себя (папашку к тому времени уже спровадили в камеру предварительного заключения). Капитан мало того, что остался непреклонен, так ещё и с горечью в голосе нотацию нам прочёл:
      - Дерьма вокруг столько, что не хватит жизни и правнукам ваших правнуков разгребать его в этом богом проклятом Московском районе. Здесь даже новорождённые появляются на свет уже с клеймом преступников, пьяниц, наркоманов и проституток, и никем другим им в этой жизни не стать. Так что, учитесь, работайте и не тратьте напрасно время на то, что изменить вам не под силу.– И добавил, чтобы умышленно погасить благородный порыв девушки, хоть и правду он сказал:
      - С объятиями надо бы поаккуратнее – здесь врождённый сифилис совсем не редкость.

            Начинавший службу ещё постовым в этом самом криминальном районе Риги, капитан знал, о чём говорил. На территории района располагались торговый рынок, железнодорожный и автобусным вокзалы - по определению излюбленные места для преступников. Исторически населял Московский форштадт (как район прежде назывался) торгово-ремесленный люд, в среде которого династической редкостью было отсутствие судимости.
            В этом мне пришлось лично убедиться, когда вместо обязательных малоэффективных и занимающих много времени променадов по улице с повязкой дружинника на рукаве дважды в месяц, перешёл я к ежемесячным дежурствам в составе группы оперативного реагирования в качестве внештатного инспектора уголовного розыска. Вот тогда я на практике узнал всю подноготную жизни не только района или города, а чуть ли не всего человечества.
            Дежурства прекратились после гибели моего напарника - студента политехнического института, отслужившего в армии и кандидата в мастера спорта по самбо. При заступлении на дежурство получили мы с ним каждый свой список поднадзорных, которых предстояло проверить на предмет их присутствия по месту жительства, и отправились каждый своим маршрутом. Напарник не вернулся в опорный пункт, и только утром следующего дня выяснилась причина его отсутствия.
            Проходя вечером по безлюдному скверу, заметил он, как семеро подонков пытались изнасиловать одинокую беззащитную девушку. Положение усугубили два обстоятельства: во-первых, дело было весной, и кровь в жилах бурлила, а, во -вторых, совсем недавно встретил он девушку, в которую безоглядно влюбился и с которой собирался отпраздновать свадьбу через месяц. Потому и кинулся опрометчиво в одиночку на целую толпу. Получил он камнем по затылку и в бессознательном состоянии оказался на земле. После того, как в процессе плясок всей шоблы на его бесчувственном теле у него из кармана выпало удостоверение внештатного инспектора уголовного розыска, шпана прикончила его, приподняв и сбросив с высоты бетонную мусорную урну ему на голову.
            Самым скверным во всей этой истории было даже не то, что девица сбежала и не вызвала подмогу - "одинокая и беззащитная" сама оказалась поднадзорной (т. е. недавно освободившейся из мест заключения) и наотрез отказалась давать показания о происшествии. Гораздо хуже было то, что происходящее прямо у них под окнами убийство наблюдали жители двух пятиэтажных домов, напротив которых располагался сквер, и никто из них не только не вмешался, но и не вызвал ни скорую помощь, ни милицию. Так тело моего напарника и пролежало в сквере до утра, когда его заметил проезжавший мимо наряд патрульно-постовой службы.
      - Напалмом всех вас сжечь надо! - орал в сторону этих домов капитан при осмотре места происшествия на следующий день. И своей властью запретил студентам и другим добровольцам участвовать в дежурствах оперативной группы.

            Грешным делом, хотел я напроситься по старой памяти на ночёвку хоть в той же КПЗ, чтобы не тащиться на вокзал, дожидаться электрички, полтора часа трястись в ней на ночь глядя, а утром опять возвращаться в город. Но после слов капитана о бессмысленности борьбы почему-то расхотелось получать хоть какие-то поблажки от него. Расписавшись в протоколах-свидетельских показаниях, я попрощался и отправился на вокзал, благо опорный пункт находился недалеко от него.

                (следующая глава - http://proza.ru/2021/03/28/219)