Его война, роман Глава 9

 
        Его война, роман Глава 9

        Территория комендатуры не сказать, что была обширной. Два двухэтажных здания сталинских времён постройки, видимо являвшихся ранее учебными корпусами, здание общежития – кирпичная четырёхэтажка начала семидесятых, зиявшая выбитыми глазницами окон, ещё какие-то небольшие строения хозяйственного назначения – всё это огорожено двухметровым деревянным забором, кое-где разрушенным временем и войной. Въезд прикрытый сваренными из тонкой арматуры воротами охранялся грязным как помазок, щупленьким и тонкошеим пареньком, по внешнему виду –школьником-девятиклассником, а никак не солдатом внутренних войск. Потешный вид аники-воина дополняла и боевая экипировка: титановая семи килограммовая каска- сфера– та самая, что отламывала шейные позвонки, вместе с головёнкой при прямом попадании выстрела снайперской Драгуновки и бронежилет «Кираса пять Эм» –одиннадцати килограммовая хламидина, теоретически способная с десятка метров уберечь хозяина от выстрела из Калаша. Хотя нет– видны пустые полости. Лукавый солдатик похоже защитные пластины повыдёргивал. До поры-до времени облегчив себе жизнь.
       Оказалось, что охранник был не один. Из укромного местечка в тени забора привидениями вынырнули навстречу ещё двое. Один из них –старший по возрасту уже и не школьник, а как-бы студент-третьекурсник разглядев погоны не доходя пары шагов перешёл на полу-строевой и лихо, козырнув, представился Николаю: – лейтенант Сорокин, армейским чутьём безошибочно определив среди подошедших офицеров старшего по должности. Поздоровались «по рукам», по-простецки. Пост сменный, сорок девятого полка внутренних войск, базируются недалече – в Комсомольском. В командировке с мая, на шесть месяцев. Сам из Ульяновска. В ноябре домой. Солдаты с ним – срочники-первогодки, обтесались – выстрелов не боятся.   
       Пожелав хорошего дня пошли дальше.
       В общежитие заходить не стали, памятуя слова лейтенанта- «вэ-вэ-шника» о том, что здание заминировано, как и не пошли к соседям- ОМОНОвцам, разместившимся в соседней многоэтажке. Не принято здесь ходить в гости без приглашения ни днём, ни ночью– можно и пулю схлопотать и на растяжку наступить.
       Итак, что имеем в наличии? Алтайский отряд в пятьдесят с небольшим штыков, столько же и уральский, СОБРята кемеровские– человек двадцать, комендачи – человек шесть-семь, пост внутренних войск, кинологи, опера с Поволжья. Во дворе связисты, аппаратуру ЗАС на базе «шишиги» развернули, человек с пяток и их будет. Сотни полторы штыков, всего. Не мало, но и не много. Стены зданий крепкие–точно волки серые голыми руками не возьмут и спящему горло не перережут.
       – Пойдём Олег, расположение отряда посмотрим, сектора обстрела определим. Гулкая деревянная лестница ведущая на второй этаж была широка по-советски, добротна и крепка. В случае пожара али ещё какой напасти– затора и давки не будет. На этаже мы одни, если не считать коменданта со свитою. На первом, под нами– шахтёры-камерунцы. Мужики далеко не юнцы, взрослые, да и опера– не из ясельной группы детского сада – не должны легко сдаться.
       Беспокоит одно– пустующее крыло, фасадом выходящее на федеральную трассу и заросший лесом пологий склон горы, видневшейся в паре километров, с которого, по рассказам регулярно обстреливали комендатуру с наступлением сумерек. Ещё и ночной инцидент с заполошной стрельбой. Нужен пост в коридоре, ох нужен!
      В кубрики заходить не стали– сразу прошли в пустующее крыло. Разбитые войной классы с заложенными кирпичом окнами-бойницами, с содранным с полов и оставшимся кое-где по углам дубовым паркетом, искорёженной мебелью. Которыми наши предшественники топили печки –буржуйки, согреваясь промозглыми весенними ночами. Всюду битое стекло, грязь и сквозняки. В угловом помещении, во всю когда-то белёную стену, разглядел свежую надпись, выведенную полуметровыми буквами– видимо обугленной головёшкой, валявшейся поодаль: «Чехи! Суки, как же я не ненавижу вас!!!». Нет, не головёшкой была выведена надпись! Выведена она чернотой ужаса и страха, которым казалось пропитан окружавший воздух. Николай живо представил себе молоденького бойца, на минуту задержавшегося на пороге класса, в котором прошло немало тревожных ночей. Считавшего часы и минуты, оставшиеся до окончания срока командировки. И вот– последнее боевое дежурство. Он никогда бы никому в жизни не сознался в том, что боится не дожить до рассвета, умерев в этом угрюмом склепе, а тут, оставшись один не удержал крик ненависти и страха, напомнив Николаю обиженного сверстниками второклашку корчившего рожицы с уже безопасного для него расстояния. «Как я вас ненавижу…»
        Помещение показалось интересным в выстраивавшимся в голове плане обороны. Жаль, маловат сектор обстрела. Восточная стена образовывала «мёртвую зону». Почти вплотную к ней примыкавший частный сектор заросший густой листвой – хороший плацдарм для сосредоточения сил противника. Долбить метровый кирпич не очень-то и сподручно, но…обстоятельства заставляют. Хотя– торопиться не будем, – нужно оценить позицию с фасада. Пойдём с сапёром полюбоваться на минное поле– там и решим, что и как.
      Стифук – тоже согласен, но в рассуждения не встревает, стараясь всё больше помалкивать. И только равнодушный, а порой и брошенный колючий взгляд, который краем глаза замечает командир, выдаёт в нём истинное отношение к происходящему. Дааа, ну и зам! Толи сейчас в горло зубами вцепится, а может к ночи, как стаю в подмогу призовёт.
     Вышли в коридор, заканчивавшийся лестничным пролётом. На заваленных штукатуркой и битым стеклом ступеням свежие отпечатки омоновских ботинок ведущие в расположение отряда. Похоже сегодняшние ночные гости. Сходится картинка, нарисованная комендантом– точно–наши пакостили. Не побоялись таблички с надписью «Мины». Николай сделав только-то пару шагов вниз по ступеням, разглядывая следы, как услышал голос Стифука: – Командир, я туда не пойду. Хочешь–сам иди. Я–пас.
     Майор прав– делать там нечего. Вглядевшись в полумрак приметил на стыке пролётов, сантиметров в тридцати над полом натянутую поперёк металлическую струну – вот и растяжка. Повезло сегодня ночью моим клоунам, да и мне–тоже. Не придётся виновато смотреть в глаза матерям и вдовам. Пока не придётся. Но, так дальше дело не пойдёт. Не зря генерал в штабе говорил, что сейчас девяносто процентов потерь личного состава– это пьянка и её последствия. Заканчивать надо с ней. Жёстко заканчивать.