Оборотень

1.

Машину я гнал довольно быстро. Уже перевалило за полдень, и я хотел успеть доехать до наступления темноты. Ехал я за город, туда, где в шестидесяти километрах находилось селение, где и жила моя больная мать. Она и вызвала меня в тот день приехать. По дороге пару раз уже пищал мой мобильный - мать узнавала, как я еду и просила особо не торопиться. Я же был убежден в обратном. Мне хотелось успеть как можно скорее, и поэтому я выжимал из педали весь газ. Но еще меня не покидало предчувствие того, что матери стало хуже. Ее голос, звучавший по телефону, казался мне каким-то уж слишком усталым и вымотанным.
Примерно на середине пути случилась первая серьезная проблема. Там шли дорожные работы, сбоку возвышался большой завал из песка и камня и табличка "объезд" указывала влево. Что делать, - пришлось поворачивать в эту сторону, как бы я не был взбешен, и как бы мне этого не хотелось. Любой объезд, я знал это наверняка, обычно увеличивает общее время движения, и хорошо, если не вдвое. Кроме того, дорога в объезд по неписаному закону подлости обычно всегда хуже. Да собственно все так и случилось. Стоило мне только свернуть с шоссе на проселочную дорогу, как тут же начались неприятности. Почувствовал я это сразу, если и не своей головой, то наверное пятой точкой. По обеим сторонам дороги возвышался лес, высокий и черный. А сама дорога была очень узкая, почти что вся заросшая травой. Видно было, что по ней никто не ездил по крайней мере в последние десять лет.
Возможно, это был обман чувств, возможно все это лишь только казалось мне, находящемуся на последней грани нервного срыва и возбуждения, но как только я въехал в лес, как тут же вдруг потемнело. Словно непроглядная мгла вдруг обрушилась на лес, и я ничего не мог разглядеть перед собой. Пришлось включить ближний свет и ехать на черепашьей скорости. Шины все время потрескивали, будто готовые лопнуть. Какая-то странная тишина начинала давить мне мозг. В это самое время снова запищал телефон. Я посмотрел на экран - это снова была моя мать.
- Сынок, ты где?
- Мам, слушай. Я сейчас в лесу. Тут на шоссе ремонт и мне пришлось свернуть на объездную дорогу. Возможно, придется немного подождать, я еду очень медленно, ничего не вижу, сейчас уже темно и потом..
- Что ты говоришь? Какой лес? И почему темно, сейчас же еще день. Я ничего не понимаю, - мама едва успела произнести эти слова, как тут вдруг связь оборвалась.
Безуспешно пытался я к ней дозвониться. Уровень сети был на нуле и я ничего не мог с этим поделать. Меня как холодом обдало. Я же уехал еще не слишком далеко, телефон должен был работать! Но он не работал. Словно бы я внезапно попал в другую зону, лежащую далеко за пределами города. Но это было попросту невозможно, ведь от города я отъехал всего на каких-то тридцать километров.
Настроение мое окончательно испортилось, когда еще вдруг начала барахлить двигатель. Вначале он просто фыркал, как рассерженный кот, но потом появились глухой стук и толчки, которые попеременно усиливались. Дошло до того, что машину начало шатать взад и вперед и ехала она с каждой минутой все медленнее. И тут вдруг в какой-то момент лопнула шина. Я вполне четко услышал звук прокола и свист. Машину после этого еще несколько раз тряхнуло и уже потом двигатель заглох окончательно. Зажигание не работало. Фары погасли. Я вышел из машины, на все лады ругая темноту и мое жуткое невезение. Затем я открыл передний капот. Из-под него тут же вырвалось целое облако пара. В досаде я с силой захлопнул крышку. Нет, ну это попросту невозможно! Слишком уж много странностей для каких-нибудь десяти минут. Отсутствие уровня сети, заглохнувший двигатель, прокол шины. Еще больший холод и тревога окутали меня. Вот ведь как повезло. Лес, окружавший меня со всех сторон, показался мне в этот момент еще более жутким, чем прежде. Но самое неприятное, что поразило мой слух в тот момент, это была невероятная тишина. Не было слышно ни звука, ни малейшего шороха. Даже ветер и тот, казалось, умолк навеки. Будто-бы все разом вдруг вымерло в округе. Что-то темное и жуткое зашевелилось во мне, и я бросился назад в машину. Захлопнул дверцу и снова попробовал завести двигатель. Но все было напрасно. Тут мне пришла в голову мысль, что оставаться на ночь в машине будет опасно, и что стоит попытаться поискать помощи где-нибудь там, в лесу. Порывшись у себя в сумке, я отыскал коробок спичек, карту местности и небольшой складной нож. Зажег одну спичку и принялся рассматривать карту. Небольшого огонька едва хватало, но я, кажется, успел разглядеть то, что нужно. Это действительно был довольно большой массив, который простирался от главного шоссе на десятки километров. По карте я узнал, что ближайший населенный пункт находился примерно не более чем в пяти километрах от того места, где я сейчас находился. Меня правда немного смутило название поселка - Черные Топи. Впоследствии на собственном горьком опыте я пойму, что это было ложное чувство, что мне надо было просто переждать эту ночь в машине, но тогда что-то словно вселилось в меня и погнало прочь сквозь густые лесные дебри. Плотная куртка почти не спасала от холода - меня мучил сильный озноб. Из руки я не выпускал ножа.

2.

Вначале я пытался идти по дороге. Мне все казалось, что она слишком уж петляет, каждый новый поворот таил в себе что-то необъяснимо жуткое, тайное, я чувствовал присутствие чего-то страшного, что было от меня совсем рядом. Странное мое хладнокровие, до тех пор еще владевшее мной, вдруг разом закончилось, когда окутывающая всю округу тишина раскололась, и вдалеке отчетливо послышался волчий вой. Сердце мое болезненно сжалось. В первое мгновенье я думал, что упаду. Не смотря на холод, пот крупными каплями скатывался с моих висков. Но я только крепче стиснул рукоять своего ножа и продолжал двигаться все так же вперед. Наконец, дорога закончилась. Дальше ее просто не было. Тупик и сплошная стена хвойного леса.  Когда я остановился, то жуткий вой прозвучал вновь. Мне показалось, что он раздался чуть ближе, чем прежде. Скованный по рукам и ногам усталостью и страхом, стоял я один посреди ночного леса и вглядывался в густеющую темноту. Я просто не мог в это поверить, когда волчий вой раздался совсем рядом от меня. Мне даже послышался треск ломаемых сучьев. Не отдавая себе никакого отчета в своих действиях, я бросился в тень чащобы, в противоположную сторону. Корявые сучья и ветви то и дело кололи мне лицо и обдирали в кровь руки. Я бежал просто напролом – только бы не упасть. Хриплое дыхание волка казалось было совсем близко от меня. И стоит лишь разок оглянуться, как я увижу сверкающую огнем пасть.
Снова древесные сучья не пускают меня, и я продираюсь сквозь них в каком-то жутком остервенении. И тут начинаю чувствовать, что силы мои уходят. Еще мгновение и я точно буду на пределе. И вот я уже бегу все медленнее.
Лес кончился внезапно. Я буквально вылетел из него на большую поляну. Хотя это была вовсе не поляна, это было поле. В свете полной луны все было достаточно хорошо видно. И еще я успел разглядеть вдалеке дом и струящийся к небу дымок. Но тут внезапно я почувствовал довольно сильный удар в спину и одновременно услышал позади себя страшный рык. Я полетел с ног на сырую и холодную землю, при этом моя рука, в которой был нож, невольно размахнулась, и мне показалось, что удар достиг своей цели. Почти бессознательно я почувствовал дикую боль в руке: волк успел нанести ответную рану. Кровь брызнула мне прямо в глаза и я впал в полное беспамятство.

3.
 
Мне было очень холодно, но голова горела, а рука просто разрывалась от боли. Было темно и я чувствовал, что лежу на чем-то жестком. Очнулся я всего несколько мгновений назад и глаза мои еще не привыкли к темноте. Но я начал догадываться, что лежу все же не на земле, а надо мною отнюдь не звездное небо, а закопченный потолок какого-то дома. Долги и лихорадочно я соображал, не двигаясь, еще собирая в кулак свои силы. Наверное, все это продолжалось не менее одного часа. Наконец, с невыразимыми усилиями, постепенно я стал подниматься. Голова моя просто плыла, так что пришлось даже поддерживать ее здоровой рукой. Так я посидел некоторое время, в течение которого мои глаза начали привыкать к темноте. Вначале я как мог внимательно осмотрел свою руку: она была обмотана какой-то тряпицей, насквозь влажной и пахнущей соленым. Потом глянул в сторону и постепенно различил все. Я находился в комнате, кругом были бревенчатые стены, а рядом с лавкой, где я сидел, был стол, на котором было много чего разложено, а что конкретно, - то было мне поначалу не ясно. Но затем я потянулся к столу и внезапно отшатнулся в безумном ужасе. На столе была посудина, ступка и заостренные кости. В сумраке белел человеческий череп с пустыми глазницами. Каким-то задним чутьем я понял, что быть здесь мне совсем небезопасно, и, если это возможно, то пора уже делать отсюда ноги. Я встал. Ноги еще не совсем слушались меня. Ни одного окна я не заметил, и различив некое подобие двери, направился прямо к ней. Тяжелая, с низкой притолокой, она ничуть не поддалась под моим жалким напором. Я не знал, что и поделать. Отчаяние постепенно начинало овладевать мною.
Взгляд мой то и дело блуждал по этой странной комнате, пока, наконец, не наткнулся на некий предмет на полу под лавкой. Я нагнулся и вытащил оттуда здоровенный тесак. Тогда я снова направился к двери. С тесаком дело пошло гораздо быстрее. Сумев расколотить нужную доску, я просто выбил дверь с засова, которым она была закрыта снаружи. В комнате дурно пахло, и когда дверь открылась, ночной воздух ворвался сильным потоком в мою разгоряченную голову. Немного полегчало, но отдыхать было некогда. Не выпуская тесака из рук (на какое-то время я даже позабыл о страшной боли), я бросился прочь из дома. В голове у меня опять возник волчий вой и я вспомнил о волке. Так кто же тогда подобрал меня, отнес в хижину, завязал рану тряпицей, и почему я так боялся этого волка, так убегал от него? На это мне никто не в состоянии был ответить, и я только и делал, что старался шагать как можно быстрее, потому что меня достаточно сильно клонило в сторону. Внезапно я почувствовал, что почва под ногами стала как будто мягче. Ботинки, бывшие на мне, вдруг разом промокли. Луна еще светила, но ночь ощутимо пошла на убыль, и, наконец, я различил бескрайнюю топь с черной полосой леса на горизонте. Я метнулся было в другую сторону, но там почва была еще мягче. Я задрожал от внезапного ужаса и бросился напрямик.
Но не пробежав и десяти шагов, я провалился в мягкую, тягучую трясину. Я невольно закричал, задергался, отчаянно взмахивая руками. Мне не за что было ухватиться, топь заглатывала меня все глубже и глубже. Но тут вдруг перед лицом моим мелькнула черная ветка, так что я вцепился в нее, дав себе слово ни за что не выпускать ее из своих рук. Я даже не успел потянуть ее на себя, когда ветка сама вдруг потянула меня к себе. В пару коротких мгновений я был вырван из зловонного зева трясины. С громким плеском бухнувшись на твердую землю, я тут же увидел то, чего так боялся увидеть. Передо мной находилось живое существо. Это был человек. Это он спас меня из трясины. Но он был черен и лохмат как тысяча чертей, так что я отшатнулся от него, собираясь бежать. Но цепкие руки с неожиданной силой удержали меня. И тут же над самым моим ухом проскрипел глухой голос: - Куда ты, безумец? Не ищи смерти. Она и так уже совсем рядом.
И вдруг я почувствовал, что ему можно верить. Тут он помог мне подняться на ноги, и повел обратно среди жуткой трясины с лопающимися пузырями и вонючим парным воздухом.

4.

Я молча сидел на лавке, глядя как он что-то толкет своей ступкой. Тут он сказал:
- Звать меня Граб, если интересно. Можешь бояться, если хочешь. За дверь не ручаюсь, - свежее спать будет.
У меня от этих его слов глаза просто полезли на лоб, так как я действительно почувствовал, что начинаю его бояться. Он был очень высок, волосы падали прямо ему на плечи. И вообще, он имел вид свирепого лесного чудовища. Я попытался нарушить молчание:
- Послушай, Граб, мне обязательно нужно уйти отсюда. Я ведь ехал к своей матери, потом у меня начались проблемы с машиной, а потом еще этот волк. В общем, я бы как можно скорее хотел покинуть эти места.
Тут он повернул ко мне свою черную голову.
- Тебе нужно идти? Тебе? Да можешь идти, куда пожелаешь. Вот только делать это я не советую. Тут я тебе не помощник.
- Как не помощник? – вскричал я. – А перевязанная рана, болота, да и вообще..
- Я просто помогал. На то были свои причины. Но теперь они закончились. Если не хочешь больше встретить того волка, оставайся здесь.
- Как же так, - снова встречал я в негодовании. – Это значит, что я теперь пленник?
- Ты пленник, это так, - прохрипел Граб и недоговорил. Он внезапно весь как-то скорчился, согнулся пополам и упал на колени. Он хрипло дышал.
 - Проклятая рана, - шипел он сквозь зубы, прижимая руку к своему боку.
- Что за рана? Почему вы ранены? – спросил я у него, но Граб неожиданно поднялся с колен и быстро вышел из хижины.
Близилась ночь. Граб так и не появился. Постепенно какой-то странный холодный ужас начал сковывать все мои члены, так что я даже боялся пошевелиться. Я словно бы переставал чувствовать свою силу. Воля моя исчезала с каждым мгновением подступающего со всех сторон сумрака. Подчас мне казалось, что я попросту перестаю что-либо соображать. Только жуткий озноб и непонятные судороги все более овладевали мною. У меня не было ни малейшей мысли о том, чтобы просто сбежать отсюда. Целиком и полностью я решил положиться на волю провидения, горячо втайне надеясь на благополучный для себя исход.
Вдруг среди безмолвной тишины и черного мрака раздался стук. Я вмиг пришел в себя. Да нет, мне это не могло показаться. Стук продолжался. Казалось, он исходил откуда-то снизу, от пола. Пришлось хорошенько нагнуться, прежде чем я разглядел нечто похожее на крышку в полу. По всей вероятности там был подпол, и стук доносился именно оттуда. И тут я услышал очень тихий и слабый голос:
- Помогите мне. Откройте эту дверцу.
Голос показался мне настолько тихим и слабым, но я тут же понял, что это говорит именно женщина. Не раздумывая более ни минуты, я принялся поднимать крышку. Она была очень тяжела, но я справился. Открыв, наконец, подпол, я глянул вниз.
На земляном полу действительно сидела женщина. Молодая, бледная и очень худая. Волосы ее было спутаны, а большие глаза смотрели на меня, и словно бы просили о чем-то, умоляли, в них было незнакомое мне тепло. Здесь было довольно темно, но я достаточно хорошо разглядел все это.
- Что вы тут делаете? – вопросил я. – Давайте скорее, выбирайтесь отсюда! Беритесь за руку. Я помогу вам! – и с этими словами я протянул женщине руку.
- Нет, ради всего святого! – закричала она. – Не смейте касаться меня! – и она испуганно отшатнулась.
- Но почему? Что не так с вами? – я был немало удивлен и обескуражен.
- Вы открыли крышку и ладно. Дело сейчас не во мне. Вы в большой опасности, понимаете ли вы это?
От этих ее слов я еще более задрожал.
- Понимаю.
- Вам нельзя здесь оставаться. Но и уйти тоже никак нельзя. Он не выпустит вас из леса, а через болото вы не перейдете и сразу погибнете.
- Но почему я должен бояться его? Кто же он на самом деле? Отвечайте!
Женщина задрожала с головы до ног, но продолжала шептать:
-  Он оборотень! Каждую ночь при полной луне он изменяется, превращается в волка. Завтра ночь полной луны. После этого она пойдет на убыль, и он тогда уже не сможет превращаться. Но скажите, скажите, - тут женщина странно забеспокоилась. – Попав сюда, вы не получили никакой раны?
Я не ответил. Я был жутко ошеломлен. А затем просто взял и показал ей руку с рваной раной на предплечье.
- Вот, - сказал я. – Меня покусал волк. Но он спас меня, именно Граб спас меня от волка.
- Господи! – в голосе женщины слышалась невыразимая горечь. – Да это же он, он напал на вас и покусал! Как вы не понимаете этого?
- Но почему он? Разве Граб мог быть тем волком? – и тут же я вспомнил о том, что ударив волка ножом, я нанес ему рану. А затем припомнил и ту рану, от которой внезапно скорчился Граб. Мгновенно меня прошиб холодный пот.
- Я успел его ранить, - шепотом произнес я.
- Господи! Да знаете вы, что теперь будет? Вы станете таким, как они! О, небо! Еще одна погубленная душа! Но постойте.. Вы его ранили, а завтра последняя лунная ночь. Для своего исцеления ему понадобится ваша кровь.
Последние произнесенные ею слова я скорее прочел у нее по губам, нежели услышал. И тут вдруг она вся встрепенулась:
- Берегитесь, берегитесь! – горячо зашептала она. – Он идет сюда! Быстрее закройте крышку! Не говорите ему ничего. И ничего не делайте!
Она не договорила, но я успел закрыть подполье и сесть на лавку, прежде чем на пороге неожиданно появился сам Граб.

5.

Он был угрюм, озабочен и до странности долго смотрел на меня, как будто изо всех сил пытаясь проникнуть в мои мысли. Наконец, он сказал:
- Пошли. Есть работа.
Покорно повиновавшись, я побрел вслед за ним. Перед глазами моими была все та женщина, с которой я имел печальную радость быть знакомым, страшная тайна и предчувствие немыслимых и самых невероятных событий. Еще я не мог понять: почему же я так слепо подчинялся ему? Это было необъяснимо. Словно у Граба имелась неожиданная власть надо мной.
Он вел меня по болоту. Ледяной страх колючими иглами пронзал каждую клетку моего тела. Мне приходилось следить за каждым его движением, ведь я теперь знал, кто он, и мне было чего опасаться. Но вот мы оказались у леса. Тут Граб повернулся ко мне и протянул ручную пилу и веревку, которые нес с собой все это время.
- Нужен хворост, дрова, на костер, много.
Он говорил урывками, совсем не так, как прошлой ночью. Больше он ничего мне не сказал, как тут же рванулся в лес. Одно время было слышно как он ломает ветки кустарника, а потов вдруг раздался ужасный вой.  Я мгновенно оцепенел и задрожал всем телом. Волны новых судорог прокатились по мне. Тут я почувствовал в себе некую новую перемену: все мои чувства напряглись, обострились, особенно обоняние. Я стал резко различать запахи. Мне стало страшно. Неужели то, что должно неминуемо произойти со мной, уже вот-вот случится? Одно я знал наверняка: мне уготована очень страшная мука, от которой никуда не деться, и не избавиться. Но не сейчас. Я почувствовал, что все это ушло как и началось. У меня еще было время. Страшно короткое время, в течение которого я еще могу побыть человеком. А что будет потом, - я не хотел даже знать об этом.
А затем я принялся пилить сучья и ломать ветки, как и приказывал мне Граб. Трудился я без устали почти что всю ночь и наломал порядочно хворосту.
Занимался унылый рассвет. Холодный туман белесыми рваными клочьями стоял над болотом. Тут я расслышал приближающиеся шаги и дыхание мое перехватило. Это Граб выбирался из леса. Он был весь в царапинах, в остатках изодранной одежды. По виду он был довольно серьезно болен, и, казалось, вот-вот был готов свалиться с ног от бессилия. Но он вдруг резко схватил меня за плечо и приказал связывать ветки. Так мы с ним и пошли: он – впереди, а я сзади, неся на себе целый воз хвороста, кряхтя и изнемогая от натуги.
Наконец, мы добрели до его хижины.
- Брось здесь, - сказал он и указал место. Затем он заставил меня сооружать нечто вроде небольшого жертвенника, в центре которого располагалось бревно, что имелось у него в запасе. Странные были на тот момент мои мысли. Разум мой как будто бы все более сдавал, но тем не менее я знал, что это мой смертный одр, что я сооружаю его для себя, и таким образом продолжал работу.
Ближе к вечеру Граб приказал мне прекратить, и, достав откуда-то кусок сырого мяса, с которого еще капала кровь, протянул его мне. При взгляде на это мясо взор мой неожиданно загорелся. Я явственно чувствовал запах крови и потому, как голодный волк, вцепился зубами в этот самый кусок. Тем более, что меня уже давно начинал донимать голод. Но только лишь я успел в последний раз облизнуть губы, как Граб вдруг прохрипел:
- А теперь спать! – и тут же ударил меня чем-то тяжелым по голове, так что я вырубился.

6.

Тяжелый удушливый запах стоял над полем. Я брел по нему, то и дело натыкаясь на мертвецов: их было очень много, и все они были растерзана каким-то страшным хищником.Вдруг я понял, что этот страшный хищник я сам, и что это я их всех убил, что это мои жертвы. И тут мне стало дурно, так дурно, что я упал, зарывшись лицом дрожащую землю.
И вдруг я очнулся. Но кошмар продолжался и наяву. Я находился на заднем дворе хижины, почти у самого болота. Зеленая жижа немного не доходила до моих ног,а  сам я висел между двух высоких столбов, вделанных в землю на грубых и ржавых цепях. День перевалил за половину. Висел я, по всей видимости, еще  со вчерашней ночи. Внезапный страх обуял меня: я вспомнил, что приближающаяся ночь была последней для Граба, и  что ему нужно непременно исцелиться от ран, и что лекарством должна служить моя кровь!
И тут меня всего перекосило от ужаса. Я рванулся в цепях, но тщетно. Они были очень толстыми и основательно вделаны в дерево , а я слишком слаб. Кроме того, я был подвешен  за одни руки, и  ноги мои едва касались земли. Только сейчас, в пробуждении, я ощутил всю степень такой пытки. Я перестал чувствовать руки, а  тело просто разрывало в стороны от боли. Граба нигде не было видно. Но я знал, что он вернется. Вернется никак не раньше поднявшейся на небо луны в образе чудовищного зверя. Тут я вспомнил, что я был покусан. И только я вспомнил об этом, как опять повторились вчерашние судороги по телу. Только они были намного сильнее, и  не прекращались сравнительно долгое время. Я было попробовал сдержать себя, стискивал челюсти, но безуспешно. Неотвратимое приближалась. С каждым часом, с каждым мгновением подступавший темноты , я чувствовал в себе все новые и новые изменения. Страшно усилилось обоняние, а пот лил с меня просто потоками. От судорог меня уже вовсю раскачивало на цепях. Голова моя тряслась как ошалелая. Я знал, чувствовал, что все это непременно должно чем-то разрешиться, во что-то вылиться. А потом я просто перестал думать и чувствовать. Это произошло, когда стало почти что совсем темно. Что-то из меня выбиралось, освобождалось наружу с огромной, ужасающей силой. Меня словно бы разрывало на части. А потом я услышал рык. И раздавался он не откуда-нибудь, а из моего рта. Впрочем, это меня особенно не удивило. Ведь я почувствовал силу. Невероятную, прежде не виданную мной силу.
В это самое мгновение на темном небе взошла желтая луна. И тут же совсем неподалеку от меня раздался другой рык. Я только и знал, что рядом был зверь и я сам был зверем. Другого мне знать было не дано. Я видел как он подбирался ко мне среди густой и темной травы, черный, огромный волк, скаливший сабли своих клыков. В его глазах мне виделся голод, но к голоду примешивался страх и неимоверная слабость. Он ведь едва дышал, и возможно, был намного слабее меня.
Инстинкт мой сработал как жесткий, в одну сторону направленный механизм. Я снова изо всех сил рванул на себя сковывавшие меня ржавые цепи. На этот раз они вылетели из бревен словно гнилые нитки. Тут я свалился на землю и сразу же прыгнул на волка, целя ему в самое горло. Началась жестокая свалка. Мы рвали друг друга из последних сил, катались по земле, сцепившись, словно два дьявола. Но я чуял его слабость, и его рану, которая все же была куда больше моей. И еще свою силу. Мне стоило потратить не так уж много сил, прежде чем я смог таки порвать ему глотку. Часть его крови коснулась и моих клыков. Он корчился в своей последней агонии, лес будоражили его страшные крики. Он все пытался раз за разом подползти поближе к своему дому, но полетел с крыльца, и остался лежать, не двигаясь. Я было собрался вновь броситься на него, но вдруг совсем неожиданно во мне началось новое изменение. Я заметался по болоту как ошпаренный. Меня снова раздирало на куски, выворачивало наизнанку. Я готов был разлететься на тысячу кусков, но чуял, что силы мои уходят. И главное, мне становилось тяжело передвигаться на четырех лапах. Раздирание продолжалось вплоть до тех пор, пока я не почувствовал как с меня сходит шерсть и уменьшается голова. О, это была самая жестокая пытка, намного тяжелее той, что была вначале! Череп вновь, видимо, приобретал прежнюю форму. В последний раз меня с силой бросило на землю, и в этот самый миг я вновь провалился в темноту.

7.

Было сыро и холодно. Открыв глаза, я понял, что продолжаю лежать чуть ли не на болоте, и что я давно уже мерзну. Все тело мое болезненно ныло. С трудом я поднялся и прислонился к стене хижины, переведя дух. Тут я увидел Граба. Он лежал неподалеку от меня. Огромная рваная рана красовалась на его шее, глаза были выпучены и совершенно лишены всякого подобия жизни. Смутная идея зашевелилась во мне. Поднявшись по крыльцу, я вошел внутрь хижины. Потом опустился на пол и изо всех сил рванул крышку подпола. Женщина по всей видимости уже проснулась, но она очень испуганно смотрела на меня, как будто бы не желая еще до конца доверять мне.
- Не прикасайтесь ко мне, не трогайте меня, - еле слышно шептала она.
- Все кончено, - хрипел я. – Кончено. Граб мертв, слышите? А я каким-то чудом смог превратиться обратно, я ведь был волком, понимаете? И превратился обратно сразу же. Это я убил его.
- Да? О, Господи! – женщина закрыла руками еще более побледневшее лицо. Но вдруг она подняла голову и глаза ее просияли. Она восторженно проговорила: - но если вы смогли превратиться обратно, и вас коснулась его кровь, это значит, что вы теперь исцелились! Исцелились!
Тут она поднялась с земляного пола и протянула ко мне обе руки.
- Исцелились, все кончено, - с бесконечной добротой продолжала шептать она. Я помог ей выбраться из подполья. А потом поискал в хижине и покормил ее кое-чем из сохраненных съестных припасов Граба. В основном это были сушеные яблоки. Другой еды в этой жуткой хижине мне так и не удалось отыскать. Немного поев, женщина заметно повеселела, да и я давно уже как пришел в себя. Рана на руке совершенно не беспокоила, и больше не было тех страшных ощущений и звериных позывов. Ну и дай Бог! Я чувствовал, что все действительно кончилось.
За едой женщина рассказала мне, что зовут ее Лилия, а Граб был ее мужем. Вот уже почти год, как его покусал один страшный волк. И Граб с того времени стал превращаться в зверя. Каждую лунную ночь он был обречен на жестокую пытку. Но он не тронул свою жену, а спрятал ее в подполье. Спрятал от себя самого. Но Лилия знала о его мысли стать могущественнее и сильнее. Граб должен был найти человека. Ранить его, чтобы он стал таким же как он. И в последнюю видимую фазу луны Граб должен был вкусить его крови.
Но получилось как раз наоборот. Его кровь получил я, и почти мгновенно началось обратное превращение.
- Граб хотел вновь стать человеком, да он бы и стал им, - она вздохнула. – Но я уже не переживаю о нем, ведь он так страшно тиранил меня. Мне было невыносимо жутко жить с ним. А о своих целях он высказывался в бреду по ночам, потом же и сам не помнил того, что невольно мне проговаривался. Но я безумно рада, что все закончилось!
Лилия повернулась ко мне и горячо пожала мои руки.
- Да, я тоже этому рад, - прошептал я, чувствуя, что во мне внезапно зарождается новое, сладкое чувство. Мне показалось, что я уже начал понемногу влюбляться в нее. – Пойдем же отсюда. Это проклятое место.
И я потянул ее за руку прочь из хижины. Лилия и сама более не собиралась здесь оставаться. Мы вышли с ней и побрели по тропинке вдоль болота. Впереди чернел лес. Что ждало нас там? Это было неважно. Теперь я был не один. Лилия только нежнее прижалась ко мне. Ее тепло было залогом моего нынешнего спокойствия.
Вскоре мы добрались с ней до дороги в лесу, где и стояла моя машина. К моему несказанному удивлению двигатель был в полном порядке, бензина еще оставалось половина бака, да и зажигание исправно работало. Когда же мы сели и тронулись в путь, внезапно стал работать мой мобильник. Я тотчас же позвонил матери. Как я же был счастлив вновь услышать ее голос! Ведь в определенные мгновения я уже успел несколько раз попрощаться с нею. Она вначале ничего не могла понять, почему я задержался на столь длительное время, но когда услышала от меня, что приеду я не один, а с женщиной, протянула: - Ну, все теперь понятно!
Когда мы выехали на главное шоссе, завала на дороге как не бывало. Трасса была вполне себе ничего, без единого признака совсем недавних дорожных работ. На мгновение у меня явилась подспудная мысль, что ничего из того, что со мной произошло, не было на самом деле. И все это мне лишь показалось или просто приснилось. Я по-прежнему сижу в своей машине и еду на встречу с мамой. Вот только сбоку от меня сидит улыбающаяся Лилия, да на моей оголенной руке выделяется довольно большой и не очень приятный с виду шрам.

2006 г.