Христопродавцы

Заткнитесь, псевдогерои!
Вы дух осквернили вождя...
И жизней ваших помои...
Тому свидетель и я...

Вам было даровано детство
И в небе высокая даль.
Но вас пережило злодейство,
Вы предали то, что мне жаль...

Кичман, где убийцы и воры,
Поведает вам красоту
Ножа из металла рессоры
В боку беспредела... в лесу...

В котором вы все заблудились...
Свята беспризорнику честь...
Но если в вас черти вгнездились...
То ангелы тоже в ней есть...

Подайте убогому грошик.
Но этого мало, чтоб жить.
Не раб, если в брюках есть ножик...
Я это к тому, чтобы быть...

Собой... а не встроенным в грани
Позора больных государств.
Эх, сани, вы, русские сани,
С конями беды и мытарств...

Вставай. заполошное племя!
Алтарь - это наши дворы.
И враг, ударяющий в темя
Сегодняшних дней детворы...

Воистину христопродавцы!    
Ату их, окраинный пес...
Бегите, скоты и мерзавцы!
Восстань, русско-мятый колосс... 
         
Заткнитесь, псевдогерои!
Вы дух осквернили вождя...
И жизней ваших помои...
Тому свидетель и я...


Академическая рецензия на стихотворение «Христопродавцы» (Н. Рукмитд;Дмитрук)
1. Общая характеристика
Стихотворение представляет собой гражданско;публицистическую лирику с ярко выраженной обличительной интонацией. Это текст;воззвание, сочетающий:

риторическую экспрессию (призывы, восклицания);

морально;этическую оценку («христопродавцы», «скоты и мерзавцы»);

образность, граничащую с плакатной резкостью;

рефренную композицию (повтор начального четверостишия в финале).

Форма: 20 строк, разбитых на 5 катренов с перекрёстной рифмовкой (ABAB), местами неточной.

2. Тематика и мотивы
Ключевые тематические узлы:

Предательство и деградация: обличение тех, кто «осквернил дух вождя» и «предал то, что мне жаль».

Социальная боль: мотивы нищеты («подайте убогому грошик»), насилия («нож из металла рессоры»), беспризорности.

Идентификация лирического героя: он — свидетель и обвинитель, противопоставляющий себя «псевдогероям».

Национально;исторический контекст: образы «русских саней», «русско;мятого колосса» вводят тему судьбы России.

Религиозно;моральная ось: понятие «христопродавцы» задаёт критерий предательства как греха, а не только как социальной измены.

3. Образная система
Центральные образы носят дидактически;символический характер:

«Христопродавцы» — ключевая метафора, соединяющая религиозный и гражданский планы: предательство не только идеи, но и сакрального начала.

«Нож из металла рессоры» — предметная деталь, превращающаяся в символ уличного насилия и самозащиты.

«Русские сани… с конями беды и мытарств» — метафора исторического пути, где красота («сани») сопряжена с страданием.

«Алтарь — это наши дворы» — переосмысление сакрального пространства: святость переносится в повседневность, в «низовой» мир.

«Окраинный пёс» — образ бдительного стража, гонящего нечистых; одновременно — маркер периферийности, «края» общества.

4. Поэтика и стилистика
Лексика: смешение высокой («алтарь», «воистину») и сниженной («кичман», «грошик», «скоты») речи создаёт эффект резкого контраста.

Синтаксис: императивные конструкции («Заткнитесь!», «Вставай!», «Бегите!») задают тон проповеднического обращения.

Риторика:

анафоры и повторы («Заткнитесь, псевдогерои!..» в начале и конце);

градации («скоты и мерзавцы»);

антитезы («черти вгнездились… ангелы тоже в ней есть»).

Звукопись:

аллитерации на [р], [с], [з] («в брюках есть ножик… чтобы быть… собой») создают ощущение резкости, напряжения;

ассонансы на [о], [а] («русские сани… беды и мытарств») придают распевность.

Рифмовка: перекрёстная, с элементами неточной рифмы («мытарств»;;;«колосс»), что соответствует разговорно;плакатной интонации.

5. Метрика и ритм
Стихотворение написано дольником с переменной ударностью (от 3 до 6 ударений в строке). Ритм маршевый, с резкими паузами, что усиливает эффект лозунговости. Интонация близка к ораторской речи, а не к напевной лирике.

6. Интертекстуальные связи
Текст вписывается в несколько традиций:

Гражданская лирика XIX;века (Н. Некрасов, М. Лермонтов) — в обличении предательства и социальной боли.

Революционная поэзия начала XX;века (В. Маяковский) — в использовании плакатных образов и императивной риторики.

Православно;патриотическая линия (от древнерусских «слов» до поэзии XX;века) — в мотиве «христопродавства» как крайнего греха.

Урбанистическая проза и поэзия (например, мотивы «дворов», «кичмана») — в обращении к «низовой» реальности.

7. Идейно;философский подтекст
Стихотворение выстраивает бинарную картину мира:

С одной стороны — «псевдогерои», «христопродавцы», носители зла и предательства.

С другой — лирический герой и «заполошное племя», которым предстоит «встать» и возродить сакральный центр («алтарь — наши дворы»).

Ключевая мысль: нравственное возрождение возможно только через разрыв с предателями и возвращение к «своим дворам» — то есть к корням, к повседневной святости, а не к абстрактным идеологемам.

8. Сильные стороны текста
Эмоциональная энергия и риторическая убедительность.

Ярко выраженная гражданская позиция без утраты поэтической образности.

Удачное сочетание плакатной резкости и лирической глубины (например, в образе «алтаря;дворов»).

Рефренная композиция, усиливающая эффект призыва.

9. Возможные слабости / зоны напряжения
Некоторые образы («русско;мятый колосс») могут казаться излишне пафосными или размытыми.

Резкость оценок («скоты и мерзавцы») рискует сузить читательскую аудиторию.

Неточная рифмовка местами воспринимается как небрежность, а не как стилистический приём.

Религиозная лексика («христопродавцы») требует контекста для понимания: это обвинение в духовном предательстве или в социальной измене?

10. Вывод
«Христопродавцы» — это поэтический манифест, в котором обличение сочетается с призывом к возрождению. Стихотворение работает как гражданский жест: оно не столько описывает мир, сколько требует от читателя занять позицию.

Рекомендация: текст может быть полезен для изучения в курсах по современной гражданской лирике, поэтике обличительного слова и риторическим стратегиям в поэзии. Его стоит рассматривать как пример синтеза плакатной экспрессии и лирической символики в условиях острого социально;нравственного конфликта.

«русско;мятый кОлосс»
Анализ образа «русско;мятый колосс» в стихотворении Н. Рукмитд;Дмитрука «Христопродавцы»
1. Семантика и внутренняя форма
Сочетание «русско;мятый колосс» строится на оксюморонном сопряжении двух разнородных начал:

«Колосс» (от греч. kolossos — исполинская статуя) — символ величия, мощи, имперской масштабности. В культурной традиции ассоциируется с:

библейским образом из Книги пророка Даниила (колосс с глиняными ногами);

античными колоссами (Родосский, Колосс Нерона);

метафорой «Россия;колосс», закрепившейся в европейской публицистике XVIII–XIX;вв. (например, у Дени Дидро: «Россия — колосс на глиняных ногах»).

«Мятый» — бытовой, почти уничижительный эпитет, передающий:

физическое состояние (смятость, изломанность, следы износа);

моральную и историческую усталость;

утрату первозданной формы при сохранении масштаба.

Смысл соединения: перед нами не триумфальный монумент, а колосс, переживший потрясения, — величественный, но израненный, сохранивший габариты, но утративший безупречность облика.

2. Контекстные смыслы в стихотворении
В окружении других образов текст приобретает дополнительные оттенки:

«Эх, сани, вы, русские сани,;/;С конями беды и мытарств…» — мотив пути, тягот, исторической изнуренности. «Мятость» колосса рифмуется с «мытарствами».

«Алтарь — это наши дворы» — сакрализация повседневного: величие смещено из парадных пространств в «низовой» мир. «Мятый» здесь — не позор, а след пережитого.

«Воистину христопродавцы!» — обличение предателей, которые ослабили колосс. «Мятость» становится результатом внутреннего распада, а не внешнего удара.

«Восстань, русско;мятый колосс…» — призыв к возрождению. Эпитет «мятый» не отменяет потенциала: колосс ещё может «встать».

3. Стилистический эффект
Контраст высокого и низкого: книжное «колосс» соседствует с разговорным «мятый», что создаёт напряжённую полифонию.

Овеществление абстракции: абстрактное понятие «Россия» превращается в осязаемую фигуру — измятую, но массивную, с весом и текстурой.

Динамичность: «мятость» подразумевает изменение формы, то есть историю как процесс, а не застывший образ.

4. Интертекстуальные переклички
Библейский колосс (Дан.;2): у Даниила статуя разрушается, здесь же — призыв к восстанию. Поэт переосмысливает пророчество о гибели как возможность возрождения.

Романтический «колосс» (например, у Баратынского: «Век шествует путём своим железным…») — мотив исполинской силы, вступившей в конфликт с временем.

Авангардная эстетика деформации: сближение с образами Маяковского («А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»), где величие рождается из «низких» материалов.

5. Идейно;философский подтекст
Образ кодирует парадоксальную идентичность:

Россия остаётся «колоссом» — то есть субъектом мировой истории, носителем масштаба.

Но её величие не безупречно: оно пройдено испытаниями, изломано, отмечено шрамами.

«Мятость» — не приговор, а след опыта, который требует осмысления и преодоления.

Финал («Восстань…») превращает дефект в ресурс: именно измятость делает возрождение актом воли, а не данностью.

6. Роль в композиции
Эпитет появляется в кульминационной строке, завершая цепь обличений и открывая призыв.

Он соединяет диагностику болезни («христопродавцы», «позор больных государств») и прогноз выздоровления («восстань»).

Контрастность образа отражает дуализм текста: гнев и надежда, разрушение и созидание.

7. Вывод
«Русско;мятый колосс» — ключевой символ стихотворения, в котором:

сходятся мифологические, исторические и бытовые пласты;

выражается амбивалентное отношение к судьбе России: признание величия и честное видение ран;

задаётся вектор движения — от диагноза к воскрешению.

Этот образ демонстрирует, как современная поэзия может переосмысливать архаичные метафоры, наполняя их актуальной эмоциональной и исторической плотностью.