Коммуналка

- Господин Нагадил-Кабанов, вы дома? – Чистов стоял, брезгливо отирая подошвы своих ботинок о небрежно брошенный у входной двери коврик. Вопрос был риторическим – о том, что Кабанов дома, вошедшего, едва он переступил порог, известил стойкий гнилостный запах. Тут и там на полу прихожей валялись кучки отбросов.
- Можно подумать я один тут живу! – раскричался откуда-то из глубин квартиры, в ответ на невысказанное обвинение, Кабанов, - возьмите, к примеру, Умнова. Понабросал везде мятой бумаги. На кухне, третьего дня, чернила разлил, – все что-то гениальное сгенерить пытается.
- Да Умнов тут реже меня бывает – резонно возразил Чистов. Я бы никогда сюда не приперся, да Хозяин позвал – в кои-то веки решил уборку затеять.
- У нас? – изумился Кабанов.
- Да не, на жилплощади на своей, где Он телом проживает.
- Чайку с дорожки? – Кабанов решил проявить любезность.
- Не откажусь. А что Гостеприимнов?
- Болеет. Совсем плох стал.
Извилистым коридором некогда близкие соседи Нагадил-Кабанов и Чистов двинулись на кухню. Вдоль коридора там и тут были понатыканы двери. Из-за одних – раздавалась музыка, из-за других – громкий храп, где-то плакал ребенок, кто-то бренчал на гитаре и пел, фальшивя. За одной из дверей стучали деревом о дерево, бранились и причитали.
- Неужто Пешкин партнером обзавелся? – удивился Чистов.
- Да не, по-прежнему сам с собой партии разыгрывает. Но нервишки у него, конечно, подсдали с годами – оченно из-за поражений расстраивается.
Наискосок от двери шахматного мастера - дверь с бронзовой табличкой Б.Л. Ядун. За дверью низкий мужской голос тянул мантры.
- Неужели Борис Львович дома? – изумился гость.
- Он теперь редко выходит. Не в силе. Молодость вернуть тантра-йогой пытается. Только, по-моему, не особо у него получается.
Что-что, а слух, похоже, Борис Львович своими упражнениями обострил изрядно. Не успел говоривший рта закрыть, как мантру сменил гневный рев:
- Тебя, свинью недорезанную, спросить забыли! Ща на четыре кости поставлю – оценишь мою силу богатырскую!
- Ой-ой-ой, ставил один такой, - визгливо отозвался Нагадил-Кабанов, на всякий случай отбегая подальше от опасной двери.
- Что, по-прежнему грызетесь? – спросил Чистов.
- Как обычно – все со всеми.
Повернув в очередной раз, коридор расширился, образуя что-то вроде холла. Холл был хорошо освещен. На его стенах висел с десяток практически одинаковых картин, отличающихся лишь цветовой гаммой: «Купание зеленого коня», «Купание фиолетового коня», «Купание бирюзового коня».
- Никак, Водкин выставку замутил? – поинтересовался Чистов.
- Да нет, просто в мастерской место вышло. Вот Хозяин и разрешил ему холл занять.
- Помнится, раньше тут портреты писателей висели? Толстой, Чехов, Гоголь, Довлатов. Где они?
- Да в дальнюю кладовку попрятали. Заодно с пишмашинкой Романова.
- А Романов-то где?
- Известное дело - в эмиграции.
На кухне управлялись розовощекий Поваров и сухопарый педант Чайковский. Пришедших усадили за кухонный столик, в большие фарфоровые чашки налили ароматного чаю, пододвинули блюдо с горкой еще теплых плюшек.
За чаем, за разговорами о временах былых и временах нынешних прошло несколько часов. Чистов, зевая во весь рот, засобирался восвояси:
- Пойду я, пожалуй. Похоже, Хозяин решил отложить уборку до лучших времен. Не провожай.
Спотыкаясь и засыпая на ходу Чистов побрел коридорными лабиринтами к выходу. Коммуналка, в дебрях которой, натыкаясь на углы, сейчас блуждал Чистов, была сдана в эксплуатацию 50 с лишком лет назад. В свое время там обретались подающие надежды математик и физик, третьеразрядный спортсмен, младший офицер, нежный любовник, молодой родитель… Комнаты, комнатки и комнатушки, каковых здесь без счета, постоянно меняли жильцов, ремонтировались и перестраивались.
* * *
Уставший за день, весь разбитый, я ворочался на мятых простынях и никак не мог заснуть. На душе было неспокойно.
«Как же мне навести порядок в моих делах и мыслях? - думал я с тоской, - все не то, все не так… А ведь уже не мальчик!»
В голове что-то грохнуло.
Это Чистов, уходя, хлопнул дверью.