Баня

Дрочить научил Димку прадедушка, когда Димке было четыре года. Прадедушки так давно нет на свете, что, кроме этой педагогической картинки в Димкиной голове почти не осталось о нем воспоминаний. Дача, запах дров в печи, яблоки в ведре, большие резиновые сапоги в прихожей, рассыпанные на столе подберезовики, жесткая борода прадедушки, его пальцы с кривыми суставами. Дед был настойчивым, повторял эту милую игру пару раз за лето, и на следующий год тоже, а потом помер. Картинка ушла из Димкиных снов на несколько лет, но потом проявилась снова, когда пришло время.
Димка получился видным парнем, самым высоким в классе, первая девушка была у него уже в четырнадцать. Девчонки липли к нему, влюблялись или просто хотели попробовать (все почему-то именно с ним). Они ему нравились, одна больше, другая меньше, но так, чтобы серьезно влюбиться - не получалось. Вот и хорошо, говорила мама, голову в холоде держи, как Суворов говорил, тебе об учебе надо думать, а то вон Мишка-то тети Валин завел себе школьный роман, теперь девочка пузатая ходит, а обоим по шестнадцать лет.
-Мам, во-первых, по семнадцать, а во-вторых, сейчас такое совсем уж с идиотами случается, сейчас, мам, все грамотные.
С этими словами Димка покраснел. Вроде, обычный разговор, но ему было почему-то стыдно, как будто он стоял голый перед мамой, с волосами на лобке, с большим, взрослым уже членом и, может быть, мама мысленно сравнивала Димку с его папой в этом разрезе и, вообще, если говорить с мамой о таких вещах, то это будет уже не мама, а тетя или какая-нибудь мамина подруга, но не мама. Для мамы Димка хотел оставаться ребенком, сыном, а не мужчиной, и чтобы мама всегда оставалась мамой, а не женщиной.

Димка давно уже живет один, он подрабатывает, снимает квартиру и учится в аспирантуре; каждый вечер, ну почти каждый, звонит маме и рассказывает, как прошел день. Рассказывает о тупых студентах и вредоносном профессоре, о том, что в субботу будет днюха у Верки Антоновой, и, что, нет, он там не планирует напиваться, ну что ты, мамочка, перестань. Не рассказывает о том, что с  девочками он уже не водится, вернее, водится, но, как с подружками. Про интимную сторону Димкиной жизни знает только лучшая подруга, Светка. Она не осуждает и, вообще, не оценивает, берет Димку таким, какой он есть, как природа создала. Если бы Димку привлекали старцы за восемьдесят, она бы и это приняла, а почему нет, не ей же с ними спать, а вот друг Димка отличный.
Его привлекали мужики за сорок пять - Светка с интересом расматривала их фотографии в Димкином самсунге. Некоторых мужиков Светка даже находила в общем секси.
Ему нравится делать то, что они хотят, быть как-бы куклой, игрушкой, поворачиваться так, как скажут. В этом отказе от инициативы Димка получал какое-то неизъяснимое удовольствие. Такие подробности он не рассказывал даже Светке, зачем. Во сне он иногда видел, как здоровый волосатый мужик, с крепким, но не очень большим пузом, неторопливо имел его, властно поворачивая к себе то одним, то другим отверстием. Бывало, что мужиков во сне было двое.
Найти на сайте знакомств мужика под полтинник, но в хорошей форме, Димке было непросто. Где-нибудь в Германии - пожалуйста, но наши отечественные дядьки-мишки к этому возрасту теряют, по Диминой статистике, всякую привлекательность, оплывают, запускают себя или, вообще - пассивы. Изредка Димку привлекал мишка помоложе, в районе тридцати, на безрыбье, надо же с кем-то трахаться, особенно, если ты второкурсник и тестостероном можно делиться с нуждающимися, подобно тому, как грудастые деревенские мамки кормили своим молоком заодно уже и барских детей.
Хотел ли Димка влюбиться и завести себе постоянного бойфренда? Хотел, но не сейчас. Когда-нибудь потом и лучше, наверное, в Европе. Германия или Франция, неплохо Швейцария, короче, нормальная какая-нибудь страна, не наша. Будущее в личном плане виделось Димке довольно расплывчато, он и сам еще не знал, что лучше: любить кого-то одного или плавать свободно, меняя течения и плескаясь в волнах. Конечно, было бы неплохо, если бы с хорошим в сексе мужиком еще и поговорить о чем было, но, все же, вот это "с хорошим в сексе" для Димки важнее, во всяком случае, пока, на данном этапе развития.
У Димки есть два постоянных партнера, один на севере города, другой на юге. До обоих долго добираться, но игра стоит свеч - трахают и тот, и другой хорошо, Димка даже не мог бы сказать определенно, кто лучше. Северный дядька крупнее телом, тяжелее, Димке нравится, когда тот ложится на него сверху, аж кости трещат, об этом Димка даже Светке рассказал, она улыбалась, но слушала внимательно. Южный товарищ весит килограммов на двадцать меньше, но зато более жилистый, цепкий, как возьмет Димку за задницу, так и не отпускает, пока дело свое не закончит. Оба мужика зовут Димку в мужья, в свободные, но отношения, впрочем, не прямо уж так настойчиво, видимо, тоже ценят в жизни разнообразие. Да и, что заводиться по-серьезному с таким молодым, бог ведает, куда его в следующем году переклинит, он ведь и сам не в курсе - мужики знали жизнь.



Сергею Ивановичу пятьдесят два года. На постсоветском пространстве ему дают меньше, в более щадящих странах - больше. Он умеренно следит за собой: ходит на фитнес, хотя и без фанатизма - пуза особого нет, и ладно; делает раз в год мезотерапию, вроде бы она немного помогает, он не до конца уверен. Купил какой-то не самый дешевый крем. Впрочем, далеко не самый дорогой. Курит не часто, стараясь не стать рабом привычки - так, когда угощают, сам сигареты не покупает, чтоб не скуриться. Иногда может выпить, но, тоже, избегая в этом деле болезненной регулярности. Эякулировать Сергей Иванович старается минимум через день, для здоровья. Иногда, если не попадается мальчик, он забывает подрочить, потом ругает себя за это, но тоже не сильно, ибо лишних стрессов полагается избегать. По этим же соображениям Сергей Иванович сторонится прочных эмоциональных связей. У него есть два регулярных мальчика и, кроме того, проскакивают случайные, которых он находит на сайте знакомств. Вернее даже, это они его находят, он внешне соответствует каким-то их детским гомоэротическим идеалам. Сергей Иванович приятно удивлен, что в его возрасте у него остается даже кое-какой выбор. Он на это не рассчитывал и, честно говоря, ничем не заслужил, всю жизнь был разумным эгоистом, кремлевские звезды ни для кого не воровал, все-на-свете никому не дарил и не собирался. В молодости Сергей Иванович был довольно хорошеньким, в него влюблялись, покупали духи и одежды (айфонов тогда не было). Он тоже влюблялся, и бывало даже, что больше давал, чем брал, но после сорока пяти влюбляться перестал, отпустило и надоело. Не то, чтоб он стал совсем уж холодным, как зимнее заледенелое полено, нет, он способен на нежность и участие, но одному тоже хорошо, так уж он стал теперь устроен.

Чаще всего ему предлагают отсосать. Странно большое количество мальчиков зависли на этой фазе и ничего другого не хотят. Ни денег, ни подарков, ни любви, ни понимания, ни, даже, поговорить, а только прийти к Сергею Ивановичу, часто - приехать из дальней части города, отсосать ему и уехать назад. Сергея Ивановича не очень это устраивает, так как он ощущает себя некой дильдокуклой, им пользуются, как бесплатной проституткой, ну не брать же с этих детей деньги. Кроме того, это просто скучно. Попадаются пареньки, которые умоляют Сергея Ивановича срочно приехать в уличный туалет в торговом центре на Сенной, на третьем этаже, там в одном из отделений имеется дырка в перегородке. В эту дырку Сергей Иванович должен просунуть свой член, чтобы мальчик с другой стороны перегородки насладился такой вот своеобразной анонимностью. Иные просят Сергея Ивановича совместно подрочить по видеосвязи, что тоже то еще удовольствие, так как мальчик кончает секунд за десять и сразу выключается, даже не поблагодарив, а Сергей Иванович за это время не успевает даже минимально возбудиться, а только вытащить яйца из трусов.
Яйца седеют на глазах, Сергей Иванович предчувствует, что лет через десять и эти персонажи перестанут на него клевать, но надеется, что вдруг все же найдутся какие-нибудь геронтофилы.
Другой отряд этого, как он их называет, класса млекопитающих, это мальчики-мазохисты. Их нужно слегка или неслегка мучить, засовывать им в рот немытые ноги, всячески вертеть в разные стороны, трахать во все дыры и, что очень важно, всячески вербально унижать. На подобных сеансах Сергей Иванович обязан повторять на все лады и с выражением: ты моя шлюха, моя вокзальная ****ь, чмо, ублюдок, но, чаще всего, все-таки - ты моя шлюха, некоторые кончают только от этих слов, даже просто по телефону. Сергею Ивановичу порой удается разговорить того или другого персонажа, его интересуют истоки любопытных пристрастий. Как правило, у этих мальчиков имеется в анамнезе очень доминантная мать, которая никогда их в детстве не хвалила, а все больше ругала и унижала. По эволюционной идее - Сергей Иванович читал книжки - тот факт, что мальчики выжили таким образом, с таким воспитанием, подсознательно указывал им, что эта подчинительная тактика оправдает себя и во взрослом состоянии, поэтому они на ней, наверное, и зафиксировались. В жизни они вовсе не подкаблучники, только в сексе. Видимо, секс ближе к подсознанию, чем жизнь, размышляет Сергей Иванович. Он трахает персонажа во все отверстия и рычит ему раз пятьдесят кряду, устало поглядывая на будильник у зеркала: "ты моя вокзальная шлюшка, ты моя грязная потаскушка, моя дырка, моя продажная ****очка" и снова не может избавиться от ощущения, что им пользуются.


С Димкой Сергей Иванович познакомился в январе.
-Привет, -написал ему Димка.
-Отсосешь? -привычно спросил Сергей Иванович.
-Могу.
-Ты хочешь, чтобы я тебя наказывал? Или в доктора?
-Да нет, просто отсосу. Анал тоже хочу.
Сергей Иванович вспомнил о другом мальчике, который приходил к нему в воскресенье. Тот мальчик разработал целый сценарий, Сергей Иванович должен был встречать его в куртке на голое тело, совать ему в нос свои ношеные трусы, а в рот - несвежий член.  Один день до этого нельзя было мыться. Мальчик должен был по сценарию сопротивляться, но Сергею Ивановичу было прописано в роли делать все это насильно, мальчик хотел терпеть наказание. Сергей Иванович проделывал все эти действия, плевал мальчику в рот, водил его стриженой башкой по своему телу, засовывал ртом себе в подмышку и чувствовал себя как на съемках порнофильма. Мальчик, вроде, остался доволен и обещал прийти еще, но Сергей Иванович не очень хотел его опять обслуживать, однако и совсем терять из виду тоже не хотел, мало ли больше никого подходящего не будет.
А вот Димка Сергею Ивановичу понравился. Во-первых, внешне, ну, Димка многим нравился, еще бы, рост сто восемьдесят восемь, развитые плечи, небольшая аккуратная задница и лицом на Блока похож, взгляд с глубиной. Но, самое главное, Димка был нормальным на фоне остальных, с ним Сергею Ивановичу не надо было изображать из себя садиста, доктора или учителя, Димка приехал именно к Сергею Ивановичу, а не к ролевику из сценария, с ним они поговорили о жизни, попили кофе - Сергей Иванович купил недавно кофейную машинку Неспрессо, с капсулами - Димка одобрил его выбор. Он рассказал ему о прадедушке, о своих любовниках, а Сергей Иванович почему-то расчувствовался, смотрел на Димку, не отрываясь, и просил рассказать что-нибудь еще, "мне нравится на тебя смотреть". Следующим вечером они встретились опять, Сергей Иванович захотел угостить студента чем-нибудь вкусненьким, они сходили в суши-бар, потом в кофейню с дорогими пирожными, и Димка остался у Сергея Ивановича ночевать и от него поехал прямо на пары. Сергей Иванович выдал Димке свежую футболку, "меня возбуждает, когда мальчик носит мою одежду, наверное, это знак принадлежности, власти, мэй би, пёт этр, канн зайн". Футболка Сергея Ивановича выглядела вполне прилично, "бери, Димон, я ее в Берлине покупал за четыре евро, но здесь такая вполне двадцать может стоить". Футболка была Димке немного велика, типа оверсайз, вполне в тренде; к тому же Димка почувствовал, что ему приятно носить вещи Сергея Ивановича, он долго смотрел на себя в зеркало, подвернул рукава, увидел рядом с собой отражение подошедшего к нему Сергея Ивановича. Они вместе смотрели на свои отражения, Сергей Иванович улыбался, но видно было, что он старается скрыть некоторую печаль, а Димка радостно чмокнул Сергея Ивановича в губы и убежал в универ. Он учился в аспирантуре, разница в возрасте у них была двадцать девять лет.

На работе Сергей Иванович почему-то вспомнил свою главную любовь, Мишку, с которым они прожили шесть лет и четыре месяца. Кроме Мишки у Сергея Ивановича случились в жизни еще две настоящие любви, плюс еще много разных остальных - жизнь-то длинная - но остальные, кроме этих трех, были какими-то промежуточными, типо репетициями, отдых души, обеденный перерыв. Кто-то задерживался на пару месяцев, кто-то на полгода, но сейчас, с высоты прожитого, Сергею Ивановичу совершенно ясно было видно, кто из них оставил в душе полоску, кто царапину, а кто - настоящую колею.
Мишке сейчас уже было дофига лет, почти сорок - они общались в социальных сетях. На фотографиях Мишка пополнел и сдал, он давно стал ценен Сергею Ивановичу лишь в качестве воспоминания, сожалений не было, если не считать тоски по минутам, дням и целым месяцам счастья, проведенным вместе, по всем этим поездкам в парижи и амстердамы, с поцелуями на набережных, с внутренним "господи, как же мне с ним хорошо". Сергей Иванович вспомнил, как пригласил домой старую подругу Нину и показывал ей спящего молоденького Мишку, с длинными ресницами и пухлыми сонными губами, и шептал ей, Нинка, ну посмотри, какой же он клевый, посмотри, и осторожно задирал одеяло, чтобы показать Нине длинные Мишкины ноги, с совершенными, как на римской скульптуре, икрами и коленными суставами. Сергей Иванович работал переводчиком, часто ездил заграницу и всюду таскал за собой Мишку. Они все равно разошлись, ибо все когда-нибудь кончается, но Сергею Ивановичу не было жаль потраченных на Мишку денег, времени и сил, он понимал, что мы живем не для пенсии, а для сейчас и здесь, что ради красивых баб люди состояния проматывали, что же еще делать с состоянием, как не проматывать на красивых баб, ведь иначе к пенсии и вспомнить будет нечего, и вот у Сергея Ивановича было, что вспомнить. К тому же, в него самого тоже вложили в свое время немалые инвестиции, и, может быть, его молодые ноги тоже кто-то когда-то показывал подруге, пока он спал, безмятежно, беспечно, уже очень давно.
С работы Сергей Иванович позвонил Юргену в Дармштадт, старому своему другу, в доме у которого обычно можно было без проблем остановиться. Сергей Иванович удивлялся сам себе, ему вдруг захотелось поехать с этим Димкой куда-нибудь вместе, быть там с ним круглые сутки, и чтоб ничего не отвлекало Димку от него, Сергея Ивановича, ни Димкина аспирантура, ни его родители, ни друзья. Неужели мой организм снова способен на гормональные всплески, радовался Сергей Иванович и прямо-таки мысленно молодел.

Димке нравилось, как Сергей Иванович трахается. Нравилась его обстоятельность, его руки, всегда знающие, что хотят. Его волосы на груди и даже на спине, его запах, запах мужика. Димке нравилось его слушать, все эти рассказы про Флоренцию, Мюнхен, Барселону, про забавные случаи с синхронистами, про бывших, к которым Димка, почему-то, его совсем не ревновал, даже наоборот, Димка интересно было про них слушать, они проживали в прошлой серии, его не касались. Совсем идеально было бы, если бы Сергею Ивановичу было б лет на десять поменьше, но, что ж поделать, раз так сложилось. В конце концов, Димка ж не подписывался менять ему памперсы, когда придет такая пора. А пока выходило, что Сергей Иванович именно то, что Димка хотел найти. Больше того, Димка раньше не знал, что он хотел найти, а вот теперь знает. При воспоминаниях о их вчерашней близости у Димки все набухало и увеличивалось, прямо на парах, это было приятным томлением; Димка чувствовал кайф, и с Сергеем Ивановичем, и без него, это было здорово. К другим мужикам Димка не испытывал даже половины тех эмоций.

В Дармштадт они полетели в марте, вернее, во Франкфурт, где их встретил улыбающийся Юрген. Всю дорогу по автобану Димка чувствовал, что Юргену он тоже более чем понравился, тот постоянно косился на него в зеркало заднего вида, а, если Димка ему в зеркале не встречался, Юрген оборачивался, чтобы якобы что-то по-английски сказать, а, на самом деле, ему было охота просто на Димку лишний раз поглазеть. Сергей Иванович еле-еле скрывал совершенно идиотскую, прямо детскую гордость за то, что отхватил у судьбы такого моделистого парня, как если бы Димка был мерседесом или загородным домом. Ехали они долго, из-за пробок на автобане номер пять.

Город Дармштадт состоял из двух частей, пролетарской и интеллигентской. В пролетарской Диме оставаться жить совсем не хотелось, даже если бы представилась подобная возможность, там стояли серые дома и ходили серые люди, к тому же было грязновато. Юрген жил в элитной части, недалеко от центральной достопримечательности - башне в стиле модерн и русской церкви, которую и в самом деле построил там Николай второй. Отсюда происходили многочисленные дармштадские принцессы, которые русские цари хронически брали себе в жены. А в башне оказался, как это ни странно, местный загс.
Дом Юргена достался ему по наследству и требовал ремонта, это был даже не дом, а целая вилла, красивая, с высокими потолками, но старая и сырая. Нижний этаж Юрген сдавал, и, судя по всему, все жители экономили там на отоплении. Юрген проживал там не один, с бойфрендом Андреасом, обоим явно перевалило далеко за пятьдесят, а может и дальше, черт их знает, тут все моложе выглядели, то ли еда у них лучше, толи стресса меньше.
На первый взгляд жили они в этой вилле душа в душу, касались друг друга часто, понимали все типа с полуслова, вместе готовили и подавали, так слаженно функционировали, будто один механизм, видно было, что уже очень давно вместе, как братья родные. Оказалось, да - двадцать пять лет вместе. Димка стеснялся спросить у них про секс, хотя интересно было, как оно, в возрасте-то, с этим делом, мало ли, вдруг и он доживет. Спросил за него Сергей Иванович. Так вот секса у них между собой уже давно нет, больше дружба, но больше, чем дружба. Юрген охотно объяснил по-английски:
-с другом, просто с другом, я бы вместе жить не хотел. Да, он меня, может, и понимает с полуслова, но я после него в туалет не очень хочу идти. Ду ю андерстэнд, Dima?
Дима вроде понимал.
-Я не знаю, как это объяснить. В общем, просто прими на веру: человека, которого ты любишь, совершенно необязательно ту фак, ты понимаешь? Фикен. Его можно любить, ю андерстэнд? Но фикен можно других и вот их совсем не обязательно любить. Есть такой американский писатель, известный, Гор Видал. Он прожил со своим бойфрендом пятьдесят пять лет, ты представляешь, Dima, так вот когда его спросили, в чем же секрет такой долгой и счастливой супружеской жизни, он ответил знаешь что?
-Хм. Что?
-У нас, сказал он, не был секса, по крайней мере, последние лет пятьдесят. Подумай об этом, зюсер.
Зюсер, s;sser, это у них типа сладкий, как объяснил Диме Сергей Иванович, то есть даже и не типа, а прямо вот сладкий и есть. Димке, в общем, наплевать было на этого Юргена и его старичка. У них, небось, каждый второй на улице сладкий, что с них взять.
Димка с тех пор часто думал о Горе Видале и об этой немецкой сладкой парочке. У него оставались вопросы. Например, зачем все-таки жить дальше вместе, если любовь прошла. Им с Сергеем Ивановичем выделили в вилле прохладную спальню со старыми оконным рамами в югендстиле и немного влажным бельем, и Дима долго говорил с Сергеем Ивановичем об этих немцах, после секса. Сергей Иванович говорил Димке, что у каждого свой дао, задача состоит в том, чтоб узнать, что же нужно для счастья именно тебе, а, если повезет - вам. Ну а если совсем повезет - чтоб это дело у вас совпало.
-А что счастье, Сережа? -спрашивал Димка, положив голову Сергею Ивановичу на плечо. Он повернул голову и смотрел сбоку в лицо Сергею Ивановичу, видел его не очень ровно подстриженные усы совсем близко, Димка задрал руку и водил ей Сергею Ивановичу по лицу, а потом подтянулся и чмокнул его в подбородок, снизу. Сергей Иванович улыбнулся.
-Вот сейчас. Вот сейчас - счастье, Митя. Оно не может длиться без перерывов, иначе обесценится. Андерстэнд? Счастливая жизнь у того, у кого таких моментов процентов ну хоть сорок. И потом, в конце, когда ты это время вспоминаешь, такие вот моменты и остаются. А перерывы между ними стираются из памяти, есть у нее такое свойство. И кажется, что эти десять или сколько там лет, за всю жизнь, и были счастьем, кому как повезет, у кого-то, может, два года, у кого-то два дня или, вообще, два часа, ты представь, два часа на всю жизнь, Митька! Со счастьем дело такое, лотерея, плюс, конечно, это субъективно все очень, потому что многие его вообще не замечают, многим кажется, что главное, чтоб все как у людей было, квартира корзина картонка, они видят себя через соседей по лестничной клетке, им кажутся собственные бабочки в животе чем-то неважным, несущественным, андерстэнд? Им кажется, что счастье это карьера, например, или дом.
-Так ведь от карьеры и дома тоже бабочки в животе, разве нет?
-Ну да. Бабочки. Но не те. Потому что всегда у другого карьера будет круче и дом больше. Это путь в никуда. Тут счастья точно не будет. Хорошо, конечно, иметь какой-то средний уровень, ну, так, более менее, но вспоминать ты в конце будешь не виллу эту, а тех, настоящих бабочек, так уж устроен человек. Не знаю, может, ты по-другому, а я - точно.
-Хм. Я не знаю еще, Сережа, как я устроен. И какие у меня бабочки. Посмотрим.

На выходные Юрген повез гостей в город Гейдельберг, который на самом деле Хайдельберг, вот это был действительно красивый населенный пункт. Хайдельберг каким-то чудесным образом избежал бомбежек, улочки имели первозданный вид, трехсотлетние веселенькие фасады радовали глаз, памятные доски «в этом доме жил Гегель» придавали музейности. Питер, конечно, город парадный, столичный, помпезный, а здесь - уют, здесь Димке хотелось сидеть в уличном кафе, смотреть на узкую улицу, на добротно одетую публику, на аутентичные, ухоженные двери подъездов, которые, скорее всего, еще Гегель открывал. В его питерской парадной дверь была железная, такие здесь есть, наверное, в бомбоубежищах.
-Вот в этом городе я бы хотел пожить, -сказал он Сергею Ивановичу и Юргену по-английски. Cool city!
Юрген сочувственно улыбнулся и рассказал, что жить здесь очень дорого, что Димка не один такой любитель уютных городков. Здесь не последние люди учились, например ваш  Мандельштам. Где-то даже есть мемориальная доска. Хотя, разумеется, что вам наш Хайдельберг, если вы из Питера.
-Представляешь, будешь тут учиться, а потом рраз - и мемориальная доска! -пошутил Сергей Иванович.
-Насчет доски не знаю, а поучиться тут я бы мог.
-Попробуй, все можно сделать при желании, -сказал Сергей Иванович, делая вид, что ему все равно.
-Ну да, можно как-то, только деньги нужны, надо ведь жить тут на что-то.
-Наверняка у вашего универа есть тут какие-то программы обмена. Ты узнай. Ну, или есть еще один вариант.
-Какой?
-Выйди здесь на сайт знакомств и найди себе мужичка, чтобы хотя бы на первое время было где жить. И ищи себе свои научные каналы. А там посмотришь.
-А ты? Тебе что, все равно?
-Нет. Митя, я не считаю себя вправе лишать тебя счастливых возможностей.
-Хм. А ты не хочешь сюда вместе со мной?
-Я Питер люблю. У меня хорошая работа, круг друзей, я, в общем, всем доволен.

Вечером в Дармштадте они пили пиво, с Юргеном и Андреасом, выдули целый ящик. Сергей Иванович рассказывал, как переводил на сцене лекцию Стива Возняка, который, ну, сооснователь компании Эппл. Там, на этой конференции в виде концерта, выступали еще какие-то супер важные деятели, менеджеры и мотиваторы, так что билеты в первые ряды стоили по четыре с половиной тысячи долларов. Зал был полон, а Стив нес полную ***ню, буллшит, ничего интересного, общие слова, и Сергей Иванович радовался, что все эти толстосумы сами себе, как говорят немцы, написали на ногу. А Юрген рассказал, что синхронным переводом он больше не занимается, устал. Может позволить себе уйти в литературный, это спокойнее и интереснее. И, вообще, работать стал меньше, хватит.
Для того, чтобы Димка все понимал, они говорили друг с другом по-английски, но, по мере опьянения, срывались на немецкий. Более того, Юрген срывался на свой диалект, и Сергей Иванович сам его частенько переспрашивал. Димка тянул свое пиво и устанавливал на телефоне местные сайты знакомств. Он не собирался никому писать, это было бы свинством по отношению к Сергею Ивановичу, но смотреть-то можно.
Еще до того, как он выложил на сайты свои фотки, ему начали приходить сообщения. Предлагали секс, присылали интимные фотографии - видимо, этим людям было не важно, как Димка выглядит, главное, свежее мясо. Димку несколько раздражала подобная неразборчивость.
Они с Сергеем Ивановичем провели у Юргена еще два дня, съездили в близлежащие деревушки, походили по холмам, прокатились в Вормс. От старинного Вормса Димка ожидал большего - кроме моста через Рейн там не осталось ничего значительного. Гейдельберг пока лидировал.

Германия пролетела быстро, будто короткометражка. В Питере Димка не стал менять на своем смартфоне геолокацию, получалось, что для немецких мужиков он все еще пребывал в Дармштадте. Ему не хотелось переписываться там с кем-то втайне от Сергея Ивановича, так что они переписывались вместе. Если немецкий мужик плохо понимал английский, то Сергей Иванович помогал нужным немецким словом. Сергей Иванович при этом грустно и как-бы понимающе улыбался.
Они не жили вместе: во-первых, это не современно, а во-вторых, Сергей Иванович любил спать один, все же возраст. Его будило тело рядом, Димка спал довольно беспокойно, ворочался, вздрагивал, Сергей Иванович просыпался и долго не мог заснуть снова. Да и сам Сергей Иванович похрапывал, иногда громко, Димка от этого просыпался и свистел Сергею Ивановичу в ухо, из-за чего Сергей Иванович опять-таки просыпался, да еще и с чувством вины, Димка через секунду снова засыпал, а Сергей Иванович тащился в сортир, листал ленту фэйсбука в качестве снотворного,в конце концов засыпал и весь день потом клевал носом. Иногда они, конечно, спали вместе, под выходные, тогда они смотрели на ночь какое-нибудь кино на большом экране, пили вино и валялись потом до полудня. В такие дни у них по утрам был секс, по Димкиной инициативе. Сам Сергей Иванович любил сначала как следует проснуться, почистить зубы, выпить кофе, а потом уже все остальное, но как же отказать такому чудесному парню.
Сергей Иванович каждый день говорил Димке, что любит его, вернее, нежно шептал, и целовал его при этом в плечо, в щеку, или в лоб, или в глаз. Димка было приятно это слышать, он отвечал, что «мне с тобой, Сережа, очень очень хорошо, и никто мне на самом деле больше не нужен, жизнь упорядочилась, теперь можно сосредоточиться на карьере».
-Ничего, отвечал Сергей Иванович, потом полюбишь. Главное, чтобы я. Да ты не заморачивайся, малыш, ты мне ничего не должен, пока тебе со мной хорошо, будь со мной, а если нет - то не будь. И ко мне это тоже относится.

Немца с сайта знакомств звали звали Карл, вернее, Карел, он был не совсем немцем, наполовину чехом, по маме, которая когда-то, по его словам - тридцать пять лет назад, вышла замуж за немца настоящего. Карел следил за собой, ходил на фитнес, стриг бородку у хорошего парикмахера, в общем, выглядел настолько молодцом, что вкрадывалось подозрение, что с той международной свадьбы прошло побольше лет, чем тридцать пять. Карел учился когда-то в вальдорфской школе и немного знал русский; в этих школах принято его преподавать, считается, что русский формирует какие-то там важные мозговые функции. Функции, впрочем, у него были вполне на месте: интересный, хорошо образованный мужик, каждый раз, когда ни с Димкой говорили по видео, он рассказал что-нибудь новое, то из своей жизни, то про политику, то про науку или литературу. Вначале Димка показывал Сергею Ивановичу свою переписку с Карелом, а потом перестал. Ну и по видео он, конечно, сам с ним говорил, по-английски, не втроем же. Впрочем, Димка общался по видео не только с Карелом, но Карел ему нравился больше всех. Нет, к Сергею Ивановичу Димка по-прежнему чувствовал что-то вроде любви, что-то родное и теплое, они часто смотрели вместе какой-нибудь пиратский фильм, Димке было интересно болтать с друзьями Сергея Ивановича, он познакомил его со своей Светкой, ей тоже было интересно. Сергей Иванович давал ей советы по поводу ее мальчиков, все же мудрость какая-то нажита, хоть и жены никогда не было. Они бегали иногда на премьеры, втроем, все это было очень мило, культурно, без нажима, и, вообще, здорово. И секс отличный. Однако, чем больше Димка общался с Карелом, тем больше он понимал, что если у тебя есть цель, то надо, сука надо к ней идти, иначе зачем вообще ставить цели. Жизнь это осуществление целей, считал Димка, сначала одной, допустим - поступить в универ, потом следующей, допустим - защититься, потом - уехать в Европу и так далее. Иначе - стагнация, спячка, разочарование, причем, главным образом, в себе.
-Сережа, ну что, отпустишь меня к этому Карелу?
Димка старался, чтобы вопрос звучал легко, вроде: ну что, опустишь меня в клуб? Он улыбался, когда спрашивал. Димка хотелось продолжения истории с этим Карелом (плюс у него там был заготовлены запасные варианты, дураком его никак не назовешь), но, в то же время, Сергей Иванович был ведь тоже родной человек, ради него Димка готов был даже на какие-то жертвы, хотя, наверное, не на совсем крупные.
-Съезди конечно, Митька! Денег одолжить тебе? Отдашь, когда сможешь.
-Не, спасибо, это будет уже слишком. Я тут сам поднакопил. А билет он мне взял уже.
Сергей Иванович тоже очень старался звучать легко. Время сейчас такое, тренды поменялись, надо учиться все делать именно что легко, беречь психику, не бояться учиться новому, менять работу, страну, отношения, если надо, короче - не заморачиваться. И это правильно, наверное, ведь не девятнадцатой век.

Димка писал ему из Германии, еще они общались по видео, Димка не хотел, чтобы у них были секреты друг от друга, он рассказывал Сергею Ивановичу про Карела, что да, мужик клевый, все вроде ок, но душа не ложится, чего-то в нем не то, может, запах, или делает все как-то не так. Димка пожил у этого Карела в Касселе, в земле Гессен, Hessen, самый центр страны, и дня через три сказал ему, что, вот, ну не лежит карта, сорри. Карел был добрый дядька, они остались друзьями, Димка оставался у него еще пару дней и встретился с еще тремя персонажами, живущими поблизости, в автобанной досягаемости, он ездил к ним на блаблакаре, а потом уехал на оставшиеся четыре дня в Берлин, к следующему, Дитмару.
Дитмар, наконец, понравился, и секс, и всё. То есть, как всё - всё не нравится никогда, такого не бывает, но жить можно. Дитмар вел небольшой бизнес, жил в собственной квартире на пятом этаже в тихом районе, у него было смешное хобби. В подвале у всех жильцов имелись отделения, комнатки с дверями, и в отделении Дитмара стояла огромная игрушечная железная дорога, с вагончиками и туннелями, он постоянно покупал к ней какие-то коллекционные паровозики, стрелки, кустарники, станционные домики, вытирал со всего этого пыль и проводил там много времени, нажимая кнопочки и наслаждаясь движением транспорта. Сергей Иванович объяснял Димке, что да, он такие, не стесняются своих увлечений, пусть даже детских, они вообще себя не стесняются, непуганая Европа, у них вместо номеров квартир фамилии на почтовых ящиках, это мы своих фамилий боимся; там дальнобойщик может завесить свою кабину плюшевыми куклами, ему пофиг, что скажут люди. В остальном Дитмар был вполне норм, только пока не торопился брать Димку замуж. Димка теперь рассказывал о своей жизни не только Сергею Ивановичу, но и другу Карелу.

Сергей Иванович встретил Димку в аэропорту, они обнялись и у Сергея Ивановича даже навернулась непрошеная слеза.
Они поехали к Сергею Ивановичу, очень душевно провели время, много еще обсуждали этого Дитмара, что ведь не обязательно жениться, Димке ж можно поехать туда продолжать аспирантуру и под это дело получить вид на жительство. Все это, разумеется, не просто, но если есть желание, можно организовать. Главное, что Димке будет, где жить в Берлине.
Через месяц Дитмар приехал к Димке в гости, они жили у Димки в его крошечной квартире, Сергей Иванович с Дитмаром знакомиться не захотел, тяжело.
-Ну что, Митька, ты полюбил его?
-Да я и не собираюсь. Мне с ним комфортно, и ладно. Мне далеко не со всеми комфортно, такое дело.
-Ну, может потом полюбишь, со временем. А он тебя? Что ты чувствуешь?
-Ну он - да, вроде бы. Прямо об этом не говорит, но по взгляду чувствуется. Он боится, что я им воспользоваться хочу, нешто я не понимаю. А я что, я ж работать там хочу, не на шее сидеть. Ну, первое время посижу, но недолго.

Димка пошел на интенсивные курсы немецкого. Он уже наметил институт, куда он мог бы попытаться устроиться аспирантом - там, вообще-то, хватило бы и английского, но немецкий, конечно, тоже пригодится. Сергей Иванович ему преподавать отказался, преподавать близкому человеку это гиблое дело, губит отношения. К тому же, он не был учителем, просто знал язык.
Летом Димка полетел с Дитмаром на Канары. У них там вроде все сложилось и как-то осенью Димка сообщил Сергею Ивановичу, что через два дня уезжает в Берлин, на целевую разведку. Они выпили виски. Этот отъезд не был окончательным, с Димкиным трудоустройством в Берлине было еще ничего не понятно, но, тем не менее, можно было назвать их вечер прощальным, потому что, судя по всему, Дитмар там созрел и готов на очень много, вплоть до женитьбы. Разумеется, с брачным контрактом, бога ради, но готов.
После третьей рюмки Димка вдруг начал реветь.
-Что ты? Что случилось? Он же тебе нравится! И Германия тоже.
-Сережа, он, вроде и нравится, а не то все, ну не то. Он смеется другому, и эта дорога его железная, она у меня в печенках сидит. Он, ты понимаешь, заботится, все делает, все правила объясняет, но, он - как на работе со мной, понимаешь? Наверное, он все это искренне делает, а мне кажется, что неискренне. Он хороший, но мы с ними разные совсем, я даже не знаю, как это объяснить. Язык тела другой, мимика, хз. Вот если бы ты туда со мной поехал!
-Митенька. Ну кому я-то там нужен? Я ж даже не аспирант. Где мне жить? На что? А вид на жительство кто мне даст?
-Сережа, ну попроси Юргена, он поможет. Найдете какого-нибудь друга, оформишь с ним брак, будешь там переводить, здесь хату сдашь.
-Это утопия, Митька. Всю свою жизнь менять, а ты потом другого полюбишь. Нафига мне эта Германия, я там и так часто бываю, Питер на самом деле вовсе не плохой город для жизни, ты потом поймешь. Ну да, конечно, в смысле удобности, устроенности, там жить лучше, это да. А к этому Дитмару ты привыкнешь, не ссы, они ведь тоже люди. И европейцы. Сложнее, знаешь, с китайцами, вьетнамцами, эти вообще как с другой планеты. Мы, само собой, евразия, но больше евр, чем второе.
-Блять, Сережа, у них там кастрированная жизнь, все заорганизовано. Дитмар себе на старость откладывает с первой получки, ты представляешь, с двадцати двух, что-ли лет. Еще у него есть страховка на кладбище, на похороны. И еще какая-то. И он точно знает, где у него сколько уже накопилось, это же просто еб твою мать, надо же быть такими скучными людьми. И он ни в одно из этих накоплений никогда в жизни не влезет, чтобы ни случилось, ни за что. Чудо робототехники блять. И в отпуске также: сегодня мы можем потратить сто евро, давай же их тратить. Блять, вечер, а потратили только восемьдесят, у него проблемы, надо срочно проебать остальные двадцать, ведь запланировал. Нет, ну я тоже не прям такой сорвиголова, водка-цыгане-все-пропью, но не настолько же.

Димка нажрался в этот вечер. Сергей Иванович уложил его на бочок, подставил у кровати пустое ведро, вышел в ночной ларек за сигаретами, долго курил на балконе.
В аэропорту Сергея Ивановича знобило, хотя вроде ничем не болел, видимо, психосоматика. Потом это прошло.
Димка улыбнулся ему из очереди на проверку багажа и исчез, эта улыбка отпечаталась в мозгу, как вспышка, как фотография, Сергей Иванович ехал домой в метро, закрывал глаза и видел ее, снова и снова.
Димка прилетел через пару недель назад и опять улетел, уже надолго; они переписывались и часто говорили по видео.

Димка с Дитмаром жили сначала нормально, с сексом, месяца три, а потом стали жить без секса, как Юрген с Андреасом, вернее, не так, Димка просто у Дитмара жил, больше как сосед, или как друг, но не такой друг, как Юрген с Андреасом, а, скорее, приятель. Дитмар жаловался маме за кофе с пончиками, что вот приютил у себя этого русского, и брак с ним оформил, и кормит его, и денег не берет за коммунальные услуги, а секса нет. Мама сочувственно подливала еще кофе, говорила, что мол терпи, раз красивого захотел, ничего в жизни бесплатно не бывает.
Иногда Димка с Дитмаром выходили в свет вместе, посидеть в кафе с дитмарскими друзьями, все они были геи, с несколькими Димка уже по разику переспал, и Дитмар, разумеется, знал об этом.