Глупые птицы

        Сначала Арон прошел мимо. Свернул уже от пивзавода, перешел речку через деревянный мост и ступил на тропку через поросшую бурьяном улицу, когда шевельнулось  смутное какое-то воспоминание.
        Рыжего он, слава богу, видит впервые, но этот, низкорослый, с прилипшим чубчиком, он так знакомо шнырял глазами. Подобные шустрые глазки не часто встретишь и когда-то на них он уже напоролся…
        Нет, не было у него таких друзей, не было. Это точно. Хотя, какие там друзья, скорее наоборот. Знал он одного когда-то. Хорошо знал, даже слишком хорошо. Арон остановился и помедлил. В конце концов, какие проблемы. Прошло столько лет. И, кроме того, получился из него обычный работяга, а не «кровопивец», как предрекал этот, с чубчиком, двадцать лет назад..
        - Боря? – Неуверенно спросил Арон, вернувшись к мосту.
        - Вор? – Встрепенулся тот. – Вор, да. А у тебя что, деньжата завелись, лишние?
        - Я говорю – Боря. Ну, мы это… в школе… забыл? – Арон не решился разъяснить, что значит «это».
        - В какой школе? Постой, да уж не Абгаша ли ты, поганец мой родной? –
        Произнес он нараспев ласково гнусавым голосом. Арон вспомнил, как тот приучал себя когда-то говорить гнусаво. А теперь, похоже, привык намертво.
        - Ясно, Абрам, - утвердил Рыжий, - не видно, что ли?
        - Ну да, - неуверенно согласился Арон с Борей, - вспомнил, наконец? Где ты пропадал?
        Боря, пожалуй, другого имени и не помнит. Да никогда, видимо, и не знал. Стоит ли обижаться? Мишу из соседнего дома тоже звали Абрамом, а тут сам бог велел.
        - Неделя, как на воле. Пора, думаю кончать, - быстро сориентировался Боря, - баста. А то ведь сгниешь там, как свинина у завхоза в загашнике.
        Арон свинину ел и никогда не скрывал это от знакомым.
        Рыжий ехидно хмыкнул, сплюнул в воду, но снова промазал. А уткам до него не было дела. Они ныряли, что-то доставая из тины, выставляя наружу только ноги, да желто-белый зад.
        - Такие дела, Абрам, - продолжал Борис, не обращая внимания на Рыжего. - А у тебя что, всё считаешь, считаешь? Не надоело? Если бы я тогда столько пар штанов протер, как ты, я бы давно уже профессором был. Помнишь, как я четверку схватил у нашего Циркуля? Уважал меня Циркуль.
        Арон не помнил его четверку. И чтобы его дед уважал Бориса, тоже не помнил.
        - Нет, не считаю давно. Варю пиво, не до учебы. Тут старикан один рецепт редкостный подкинул, старинный, перестраиваемся. А ты-то сам как? На что живешь? – не подумав, спросил Арон.
        - Петрушка выходит. Мучаюсь. Дружки, вот, на дно тянут, - он тихо пихнул Рыжего, думая, что Арон не видит. – Как думаешь, может взяться за старое, послать всё к черту?
        Арону, видимо, отводилась роль положительного героя из кинофильма, и сейчас следовало отговаривать Борю от дурных намерений и взяться за перевоспитание. Но что-то не хотелось. Да и не лезло в голову ничего подходящего.
        Снизу послышался возмущенный гомон.
        - Во! – Обрадовался Рыжий. – Попал! Теперь главное не начать сначала. Ну их, этих уток. Я себя знаю: пока своего не добьюсь, не успокоюсь -  такой упорный.- Он замахнулся на птиц. – Да заткнитесь вы, тоже мне цацы. – Но те гневно продолжали возмущаться.
        Арону мучительно захотелось свернуть разговор, но он не знал как. Однако, он и сам, похоже, надоел Рыжему.
        - Ты лучше двигай отсюда, пока мне лень. – Процедил тот. Он, как бы сплевывал слова сквозь зубы, но очевидно было, что он просто подражает какому-то, ему одному ведомому, авторитету.
        - Заткнись, дубина ты недоструганная. – Остановил Рыжего Борис. - На что живем, говоришь? Перебиваемся. Три дня в рот ничего не брали, голодный, как собака.
        От Бориса так пахло, что поверить ему можно было, только, если допустить, что он не закусывал. Но держался он стройно и не был пьян. Арон торопливо достал пятерку, которую тут же выхватил Рыжий, и собрался уже прощаться, но Борис грубо отнял деньги у Рыжего и церемонно вернул Арону.
        - Не уважаешь старого друга? Позвал бы в дом, угостил бы. Брезгаешь, родимый? Хоромы твои теперь где?
        Рыжий, наконец, принюхался к разговору и облизнулся. Глаза у него были водянистые и пустые, но всё равно не страшные. «Что можно такими глазами разглядеть?» - подумал Арон. Что три дня не ел как раз Рыжий, поверить было легче, так он был одет. Редкие волосы лоснились, а на мочках ушей были вытатуированы какие-то идиотские клипсы. То ли на спор, то ли в карты продулся, но не для собственной же радости?
        В голове Арона беспорядочно закружились мысли, но никакого повода отделаться от гостей найти не удавалось. Да и хоромы его расположились тут же, у моста. Это был старый, неуклюжий инвалид, в один этаж, с кучей флигелей, самодельных пристроек и веранд. Стоял он у склона холма и одним углом выпирал на проезжую часть улицы, потому что был старше и улицы, и моста. Сдвинуть его мешал холм, а сломать накладно, потому что его населением можно было бы заполнить целую пятиэтажку. Впрочем, по их улице и ездили-то не каждый день.
        - Да идти-то недалеко, - показал Арон Борису, - забыл, что ли?
        - Иди ты! – Удивился Борис. – На старом месте?
        Разумеется, Борис прекрасно знал место, где он в школьные годы караулил Арона по утрам, перед школой, отобрать свой законный ломоть хлеба. Это была для него единственная возможность как-то наполнить желудок, потому что отец учил, что водка – самый, что ни на есть калорийный продукт и сам не ел вовсе, разве только между запоями. А у Арона отец не вернулся с фронта и потому жил Арон привольно, сам себе голова.
        Борис внезапно вспомнил, как Абрам тогда ухитрился лишить его последнего куска: подкатил к местному придурку, Федотом, кажется, звали того верзилу. Впрочем, кликали они его Фитилем, а как его называли по-настоящему теперь и не вспомнить. Абрамчик и списывать тому Фитилю давал, и подсказывал, и втолковывал ему вечно какую-то ерунду заумную. Ну а придурок тот, после всего, конечно, пальцем не давал своего подхалима тронуть.
        - И снова здесь живешь? – Недоверчиво протянул Борис.
        - Да я и не жил нигде больше, с чего ты взял? Ладно. Пошли. – Он прерывисто вздохнул. – Только при маме я не Абрам. Арон меня зовут.
        - Чуйствительные гады. – С уважением отметил Рыжий, и напоследок ловко сплюнул через перила.
        Теперь он уже попал сходу. Утки захлопали крыльями и яростно заскандалили.
        - Ну, пусть Арон, не всё ли равно? – Недовольно процедил Борис. – Я сегодня добрый.
        - Маме не всё равно.
        - Ладно, - согласился Борис, - никак называть не буду. Ну, двинули, что ли?
        Он брезгливо посмотрел на домишко, опасаясь, что напрасно теряет время.
Мама штопала брюки.
        - Ты не один?
        - Нет, это Боря, мы учились до седьмого класса. А с ним Борин друг. Собери на стол, если можешь, мы ужасно проголодались. Ты Борю помнишь? – добавил он.
        Разумеется, она не помнила, и помнить не могла. Арон никогда о нем не рассказывал и в гостях у них Боря, конечно, не был. Она только уловила интонацию, отложила брюки, заколола иглу в подушечке на стене и, молча, вышла.
        - Чего это она в потолок уставилась? – Спросил Рыжий. – Нас боится?
        - Будет она кого-то бояться! – Арон оглядел Рыжего. – Она же вас не видит.
        - Здорово шьет. – С уважением сказал Борис. – Ну, не проймешь вас ничем.
        - Вот вам деньги, - открыл тумбочку Арон, - на две недели хватит, а там… 
Продолжая предложенную Борисом игру, он хотел было сказать, что потом они получат получку, если устроятся на работу, но фальш была бы слишком заметна и он замолчал.
        - На две недели хватит, - охотно подхватил Рыжий, - а там у тебя и получка подоспеет.
        Он выхватил одну купюру и с видом знатока посмотрел на свет. В кухне скрипнула дверь, и он торопливо сунул бумажку в носок.
        Мать несла горячие щи. Она быстро накрыла на стол и вновь принялась за шитье.
        - Во дают! – Борис обратил внимание Рыжего, как мать вдевает нитку в иголку. – Ну не пропадут нигде, соколы наши ясные.
        - Фигня всё, - не заинтересовался Рыжий, - притворяется. Лучше нас видит, вот те бог. - Он повернулся к Борису, уплетая щи. - Богато живете, а добро, небось, заныкали куда-то.... Не сильно нуждаетесь?
        - Заработки у нас ничего, не жалуемся.
        - Налево, никак, стараешься, - не поверил Борис, - я вашего брата знаю. Ты и в школе был такой. Ласковый. Везде успеешь.
        - Так его! – Поддержал Рыжий, обгладывая кость. – Душить их.
        Арон вспомнил уток под мостом, но не придумал, как ответить. Мать отложила шитье и заинтересовалась разговором, но слышалось только громкое, неторопливое чавканье. Утолив первый голод, Борис вытянул ноги и сыто зевнул.
        - Послушаёй, Абрам, - начал он.
        Арон оглянулся, но мать будто бы не услыхала.
        - Послушай, куда вы заработки деваете?
        - Какие заработки?
        - Левые, какие ещё. Любая бабища, у пивной бочки, жиры отращивает, а ты на пивзаводе на зарплату живешь?
        - Я пивом не торгую. Микробиолог я. То есть, был. Сейчас я специалист по закваске.
        Борис кинул взгляд на обшарпанную мебель, на высохшего, лысоватого, с проваленными глазами Арона, на седую, сгорбленную старуху в застиранном переднике и вдруг понял, что напрасно теряет время. Да он и не верил никогда молве. Дураки это, обычные дураки. Только подлючие очень. Надо же, на улице высмотрел, домой затащил, другом прикидывается. И, будто бы, не замечает, что людей от одной морды его тошнит. Неспроста это. Он незаметно скосил глаз в окно, но там не было ни души.
        - Потарапливайся, дел полно. – Бросил он Рыжему, и направился к выходу.
Тот всё ещё ел и поперхнулся от обиды:
        - Пустые, что ли пойдем? А то нам пожрать было негде!
        - Ну-ну, давай, - презрительно хмыкнул Борис. – Сгони эту ведьму с кушетки, да сдери это драное покрывало. Зинка твоя тебе спасибо скажет.
        - Прячут они всё, нюхом чую! Эй, Абрам, добром отдай. Сам найду – хуже будет.
        - Молодой человек, - вмешалась мать. – Вы, кажется, едите?
        - Ну и ем. Спасибо не скажу!
        - Не надо спасибо. А только живот у Вас от этой еды не болит разве? А у Вас, - Она повернулась к Борису.
        Рыжий вдруг обхватил живот руками и согнулся.
        - И точно – ведьма. Отравила…
        Внезапно и Борис почувствовал какую-то неуверенность в желудке. Что-то шевельнулось там, защемило. Острая боль пронзила внутренности. Борис застыл на месте не в силах пошевелиться от ужаса и боли. Только теперь он понял, зачем его заманили в это логово.
        - Убью… гадов.
        - Убивали уже. Слез больше нет, не заплачу. Ты о себе подумай.
        Арон невольно прислушался к собственным ощущениям. Конечно, внушение, но как ей удалось? Откуда у нее это?
        Борис с напряжением вдохнул воздух. Новая волна страха, похожего на боль, прошла через каждую его жилку. Он шагнул к матери, коснулся вспотевшими пальцами платья и застонал. В этот момент он был уверен, что она может всё, что она простит, вылечит, а он будет благодарен ей до конца дней.
        - Ой, мать родная, спаси, бабуля. Спаси и помилуй. Никогда больше…. И другим скажу. Спаси от яда! – Борис, шатаясь опустился на подстилку и попытался обхватить ее колени. – Спаси меня!! Спаси.
        Мать отстранилась  и протянула руку над его вздрагивающим телом.
        - Встань уже. Это не мой яд, это твой. Из твоих пор проступает. Посмотри-ка на ладони.
        Борис поднес руки к глазам и стал поспешно вытирать ладони и свои брюки.
        - Если  я умру, у меня дружков полно.
        - Хватит пугать и ненавидеть. Не умрешь.
        Внезапно Рыжий почувствовал, что боль его отпустила. Он выпрямился и осмотрелся. Что он искал в этой убогой конуре? Он пинком помог Борису подняться и затравлено огляделся. Борис всё ещё не решался разогнуться. Проходя мимо Арона, он открыл, было, рот, но оглянувшись на мать, молча показал ему кулак и боком прошмыгнул в дверь. Арон не выдержал и хмыкнул, а Борис уже промелькнул за окном.
        Арон обнял мать.
        - Прости меня. Слава богу, я кое-что понял. Но ты-то!
        - Ты видишь, они просто трусы.
        - Наверное, и я трус.
        - Называется это по-другому, но долгое терпение пачкает душу.
        На речке сердито закричали утки. Это Рыжий переходил через мост.