Гораций Памятник

РЕЦЕПЦИЯ «ПАМЯТНИКА» ГОРАЦИЯ В РОССИИ
Герасимова С.В.
кандидат филологических наук, доцент, доцент
Московский политехнический университет, г. Москва

Аннотация: Сопоставляя творческий путь Горация и Ломоносова, автор статьи указывает общность перипетий в жизни поэтов. В результате первым переводчиком «Памятника» стал именно Ломоносов. На образный ряд русских переложений «Памятника», сделанных Державиным и Пушкиным, повлияла также 20 ода 2 книги («Лебедь»). Темы власти над временем и пространством объединены и усилены в русских переложениях.
Ключевые слова: Гораций, Памятник, экфрасис.

 RECEPTION OF HORACE'S «MONUMENT» IN RUSSIA
Abstract: While comparing the creative path of Horace and Lomonosov, the author points out the common twists and turns in the lives of poets. As a result, Lomonosov became the first translator of the «Monument». The figurative series of Russian transcriptions of the «Monument» made by Derzhavin and Pushkin was also influenced by the 20-th ode of the second book («The Swan»). Themes of power over time and space are combined and strengthened in Russian transcriptions.
Key words: Horace, Monument, ekphrasis.

Предложенное для анализа стихотворение (23 год до н.э.), первым переводчиком которого на русский язык стал М.В. Ломоносов (1711;1765), автобиографично [1], поэтому остановимся на жизни поэта, точнее обоих поэтов, поскольку их судьбы перекликаются. Ломоносов сделал первое переложение «Памятника», так как, видимо, ощущал свое духовное родство с Квинтом Горацием Флакком (08.12.65 до н. э., Венузия ; 27.11.08 до н. э., Рим). Оба поэта – выходцы из рабского звания, провинциалы, покорившие столицу, оба чувствовали свою социальную уязвимость, преодолевая ее страстью к наукам и талантом. Гораций, сын вольноотпущенника и скромного землевладельца, родился в римской военной колонии. Полноценными гражданами, порвавшими связь с предками-рабами, считались только внуки вольноотпущенников. Отец перебрался в Рим и работал на аукционах, торговал соленой рыбой, чтобы дать сыну достойное образование и оплатить обучение – Гораций упоминает отца в стихах только с любовью. В основе эстетики имперского Рима лежит традиция преодоления конфликта отцов и детей, идея социальной гармонии и общественной консолидации. Из римской школы Гораций перешел в платоновскую Академию в Афинах, где овладел греческим языком, вспомним, что и Ломоносов также учился сперва в Москве, третьем Риме, Петербурге, а затем за границей – в Германии.
После убийства Цезаря в 44 г. до н. э. Гораций воевал на стороне Брута. Возглавляемая им республиканская армия в 42 г. до н. э. была разбита имперскими войсками Антония и Октавиана. Земли в Венузии отошли к их ветеранам. После амнистии Гораций распростился с республиканскими иллюзиями и купил должность переписчика в Риме, вскоре став членом кружка Мецената и сторонником Октавиана Августа. Горацию как всякому гению было присуще чувство исторической перспективы и понимание правоты империи перед лицом почти столетних кровавых распрей, которыми закончился республиканский период истории Рима. Его переход от идеалов республики к воспеванию империи был выстрадан, ибо он сам прошел через ад войны, но, дорожа свободой (и следуя учению Аристиппа, основателя школы киренаиков), от должности секретаря Августа отказался. А затем приобрел (получил в дар?) (ок. 33 г. до н. э.) имение в Сабинских горах, на реке Тибур.
И Ломоносов, и Гораций стали реформаторами стихосложения каждый в своей стране. Ломоносов познакомился в Германии с силлабо-тоникой и привил эту традицию в России, а Гораций утверждает в «Памятнике», что обессмертил себя тем, что первым стал писать латинские стихи на эолийский, то есть греческий лад. Гораций ждет славы именно как поэт, сказавший новое слово в стихотворной традиции. Словом, Ломоносова можно назвать русским Горацием. Античная метрика была квантитативной, то есть учитывающей чередование долгих (;) и кратких (;) слогов, а не ударных и безударных. Ударение было музыкальным: на подъеме интонации вверх (акут) и при ее движении вниз (циркумфлекс).  Гораций, подобно грекам, пишет логаэдами, можно сказать, упорядоченными дольниками, в которых стопы разных размеров чередуются не произвольно, а в строго определенной последовательности. Он развивает традицию Катулла, которого недолюбливает за легкомысленность тем его стихов, потому, следуя за классиками, а не за новомодными александрийцами, первооткрывателем греческих размеров считает себя. Ода «К Мельпомене» написана 1-м (малым) Асклепиадовым стихом (; ; ; ; ; ; // ; ; ; ; ; ;), имеющим цезуру, или паузу (//), посредине. В первом полустишии представлен тримакр и анапест, а во втором – дактиль и амфимакр. Античная лирика не знала рифмы. Безударные окончания не читались (взяты в скобки). Буквы, обозначающие долгие гласные звуки, подчеркнуты снизу, хотя обычно знаки долготы и краткости ставятся сверху. Дифтонги (ае, au) читаются как один гласный. Ниже также предложен подстрочный ритмизованный перевод оды Горация, выполненный автором статьи. На цезуре столкновение ударений.

AD MELPOMENEN (К МЕЛЬПОМЕНЕ)
;;; ;;;Exegi monument(um) // Aere perennius
Я воздвиг монумент //бронзы литой прочней.
Regalique situ // pyramid(um) altius
Царских стел, пирамид // Выше вознесся он,
Quod non imber edax, // non Aquil(o) impotens
Чтоб и яростный дождь,// и Аквилона мощь (Акв. - ветер)
Possit diruer(e) aut // innumerabilis
Были немощны смыть // неисчислимейшей
Annorum series // et fuga temporum.
Лет чредою его, // временем, мчащим прочь.

Для полноценной рецепции оды русскому читателю нужны комментарии. Итак, пирамида Хеопса – одно из семи чудес света в Древней Греции, поэтому памятник Горация становится чудом света для Рима. Греки создали жанр экфрасиса, в котором описывали чудеса света и шедевры искусства. Любя путешествовать, они запечатлевали не красоты природы, а именно местные достопримечательности, - так сильна в них идея цивилизации, вырывающая человека из стихии природы, поэтому Гораций подчеркивает способность памятника противостоять дождю и времени, утверждая тем самым власть искусства над стихией времени. Древнекитайское искусство, наоборот, ориентировано на красоты природы. В жанровом отношении «К Мельпомене» Горация – экфрасис, описывающий памятник, порожденный духовным опытом поэта. Впервые несуществующий в материальном мире шедевр описывает Гомер, рассказывая о щите Ахиллеса, выкованном Гефестом, – так жанр экфрасиса органично входит в контекст «Илиады».

Non omnis moriar, // multaque pars mei
Нет, не весь я умру// большая часть меня
Vitabit Libitin(am): // usqu(e) ego postera
Леты, сна избежит,//в славе бессмертной мне
Creascam laude recens, // dum Capitolium
Век и век возрастать,// всходит покуда ввысь
Scandet cum tacita // virgine pontifex.
С девой, словно немой, // на Капитолий жрец.

У Горация сказано, что душа избежит не Леты, реки забвения, а Лебитины – древнеримской богини похорон и земли. Основная функция искусства и главная идея жанра экфрасиса – преображать смертное в бессмертное. Бессмертие – это бытие в памяти носителей культуры. В христианстве важнейшим атрибутом бессмертия души становится бытие ее в памяти Божьей, именно поэтому панихида завершается песнопением: «Вечная память». Человеку не дано вечной памяти, как и самой вечности, но античность наделяет коллективную память человечества атрибутами божественности и вечности. Христианин скажет: «Какое мне дело до бытия в человеческой памяти, если душа моя будет томиться в аду». Для античности бытие в памяти народов – единственно возможное бессмертие, ибо память сакрализуется как проявление вечного и божественного начала. Память о Грации будет жива, пока на Капитолийский холм будет всходить понтифик (жрец) с весталкой.
Великий Понтифик – это глава древнеримского культа. Ныне понтификом называют Папу Римского. Весталка – жрица Весты, хранительницы семейного очага и всего государства. Весталки хранили священный огонь, служили покровительнице брака, но сами оставались девственными и молчаливыми. Если весталка теряла невинность, ее погребали заживо в подземном склепе, потому что от ее жертвенного служения зависело благополучие Рима в целом. Весталки жили при храме тридцать лет (принимая жреческое служение в возрасте от 6 до 10 лет), а затем (годам к сорока) уходили на покой (часто оставаясь при храме). Привыкнув к чистоте и целомудрию, они редко выходили замуж.
В оде описан ритуал, совершавшийся на Новый год, отмечавшийся во времена Горация первого января. В этот день, погасив огонь, его вновь добывали трением дерева о дерево. Великий Понтифик и Верховная Весталка всходили на Капитолий, чтобы вознести молитвы о благополучии Рима. Бессмертие поэта неотделимо от обретенного в день Новолетия огня и Новогоднего ритуала в целом, ибо время и обновляется, и работает на вечность Римской цивилизации, в контексте которой обретает свое бессмертие поэт. Культ преображает стихию памяти и времени в строго структурированный космос, обретающий устойчивость и постоянство благодаря ритуалам и молитвам. Стихийное становится космичным и культурным.
Dicar, qua violens // obstrepit Aufidus
Скажут, где восшумел // Авфид раздольем вод,
(Авфид – река на родине поэта на юге Италии)
Et qua pauper aquae // Daunus agrestium
Где среди деревень,// Давн, иссохший давно,
(Выходец из Греции, Давн стал царем Апулии на юге Италии, на родине Горация. В древности проекциями мифологических героев могли стать реки, поэтому Давн и царь, и река, бедная водами.  Превращения описаны в «Метаморфозах» Овидия, повлиявшего на замысел «Фьезоланских нимф» Боккаччо, где реками стали нимфа Мензола и влюбленный в нее Африко. Давн достиг власти, вырвавшись из ничтожества, преодолев его как мелководная река. Гораций повторяет его судьбу. Примерно за десять лет до написания этих стихов Гораций приобрел имение в Сабинских горах, но поэт живет идеалом золотого века, прекрасного прошлого, а не прогресса и устремленности в будущее. Счастье для Горация неотделимо от идиллического хронотопа детства.).
Regnavit populor(um), // ex humili potens
Стал царем над людьми,//нищий великим стал:
(На стыке полустиший Гораций зашифровал слово «rex» - царь, признавая себя царем над поэтами, возвысившимся из ничтожества, как Давн. Поэты из кружка Мецената только утверждают имперскую власть, она еще не стала высшим авторитетом, поэтому, чтобы не вызвать народного непонимания, он скрывает это слово между строк, не желая эпатировать народ, провозгласив себя царем)
Princeps Aeoleum // carmen ad Italos
«Первым песнь преложил// он на латинский лад,
Deduxisse modos. // Sume superbiam
Речи греческой вняв».// Так возвеличь меня,
Quaesitam meritis // et mihi Delphica
Чтоб воздать по трудам,// лавром из древних Дельф
Lauro cinge volens, // Melpomene, comam.
 Кудри вольно увей,// о Мельпомена, мне (23 г. до н.э.)
Гораций обретет власть над временем и будет увенчан Мельпоменой (музой трагедии, а у Горация шире – музой поэзии), как пифией из Дельф, лавровым венком, символом вечно зеленой обновляющейся жизни и триумфа, благодаря тому, что он первым переложил эолийские (греческие) мотивы, то есть гармоничные стихи Алкея и Сапфо, на латынь. Поэт мыслит себя культурным героем, принесшим, подобно Прометею, свет поэзии, ассоциирующийся с Новогодним огнем Весты (предком Благовестия).
Эта ода никого не воспевает, ибо сам поэт называл свои произведения песнями, а не одами. Идея стихотворения восходит к деятельности Солона, воздвигшего себе памятник тем, что приказал убрать с полей обедневших греков долговые камни. Стихотворение завершает изначальный цикл од, состоящих из трех книг (III : 30), и на уровне смысла рифмуется с венчающей вторую книгу одой (II : 20), именуемой иногда «Лебедь», в которой говориться, что поэт в посмертии превратится в лебедя, созерцающего с высоты полета «Босфора берег, гетулов Сирты…» [2, 100]. В оде «К Мельпомене» поэт утверждает свою власть над временем, а в оде «Лебедь» - над пространством, перечисляя народы, которых он видит с птичьего полета и которые будут помнить его в вечности. Рим расширяется до обозримой вселенной.
Первыми переводчиками «Памятника» стали Ломоносов (1847, точное переложение пятистопным ямбом) и А.Х. Востоков (1781;1864) (1802, только в его эквиритмичном (то есть написанном первым асклепиадовым стихом) переводе отразилась двойственность Давна – это и река, и царь; в других переводах появляется только Давн-царь). Незадолго до Востокова, в 1795 г., сделал свой вольный перевод Г.Р. Державин (1743;1816), впервые соединивший мотивы «Памятника», в котором называются только италийские земли, и «Лебедя», где звучит мотив торжества духа поэта над всей ойкуменой.
Если в «Памятнике» Граций называет земли, связанные именно с Родиной, соединяя архетипы золотого века и золотого детства, то в «Лебеде» и в вольных переложениях Державина и Пушкина представлено множество народов: у Пушкина и Державина это народы Российской империи. В этих переложениях соединены власть над временем и власть над обширным пространством. Каждый из поэтов по-своему определяет причины жизненности своей Музы. Державин следует идеалу классицизма и готов исполнить роль философа при троне, чтобы «истину царям с улыбкой говорить». Пушкин верит в бессмертие своей лиры, так как он «милость к падшим призывал», то есть к декабристам, которых он в молодости считал героями. Поэт говорит уже не с улыбкой, а обнажает тяжелые раны современности – в этом христианская и реалистическая зрелость его поэзии. Среди самых известных переложений нужно назвать переводы К.Н. Батюшкова (1826) (1787;1855), который создает игривый перепев «Памятника» Державина; и А.А. Фета (1854) (1820;1892), следующего оригиналу. Батюшков, Пушкин и Фет переводят русским аналогом александрийского стиха (шестистопным ямбом, не соблюдая, однако, принципа парной рифмовки).
Нужно также отметить, что «Памятник дважды переводил» В. Брюсов (1873;1924). В 1912 году – русским налогом александрийского стиха (это вольное переложение, отражающие индивидуалистические веяния символизма), а позже появился эквиритмичный перевод, строго следующий форме и содержанию оды Горация. В советское время «Памятник» обычно печатался в переводах А.П. Семенова-Тян-Шанского (1866;1942), сына знаменитого географа и путешественника, или С.В. Шервинского (1892;1991), или Н. Шатерникова (1871;1940). Все эти поэтические опыты точны и эквиритмичны, но с той оговоркой, что регулярный тримакр в русских стихах невозможен. Шатерникову, как и Востокову, удается сохранить двусоставность образа Давна, что способствовало тому, что именно его поэтический опыт использован в изданной Академией Наук «Истории всемирной литературы», утверждающей, что Гораций чаял «бесконечности поэзии во времени» [3, 462].
1. Дуров В.С. Незнакомый Гораций. Мир повседневности римского поэта эпохи Августа. 2-е издание. - СПб.: Издательство Олега Абышко, 2017. – 256 с.
2. Гораций, Квинт Флакк. Собрание сочинений // вступ. статья доктора фил. н. Духова В.С. ; СПб. : Биографический институт, Студиа биографика, 1993. ; 446 с.
3. Гаспаров М.Л. Литература времени утверждения империи // История всемирной литературы: в 9 тт. Т. 1. ; М. : Наука, 1983. ; С. 453;467.
© С.В. Герасимова, 2019