Заключение. 12 октября 2013 года

Заключение. 12 октября 2013 года

Я писал – и до поры рукописи Рулю не показывал. А потом взял, да и скинул по электронной почте все вышеизложенное. Он позвонил:
– Я прочел за выходные. Значит, ты увидел мои девяностые такими…
– Конечно. Подумай, и встретимся.
– Давай встретимся, вечером, в моих краях?
Что ж, его нынешние прекрасные края. Было часа четыре. Мы сидели на скамейке у фонтана, лицом к памятнику Курчатову. Сзади, в парке Покровское-Стрешнево, угасала золотая осень.
– Подумал, – сказал он несколько тускло, – но ты написал как-то… не так ярко, как было! И потом, преувеличения, порой фантастические, – это как там у вас там называется?
– Гротеск? Нет, пожалуй… Ну, может, – в паре мест есть уродливая фантастика… Я шел за твоими вечерними рассказами; конечно, у тебя не каждый про «дикие девяностые», оставим это другим авторам. Пускай стараются. Понимаешь, я тебя младше на десятку, и не помню жизни без мобильных, интернета, и для меня нефть всегда была сто?
– Да, первое, что тебе скажут в сегодняшней благодати, знаешь, что? Что, если бы ему восемнадцать исполнилось 22 июня 1941 года, чем мы старше, тем чаще апеллируем к юности, и так далее. Или, «черного кобеля не отмоешь добела», – скажут они про наше Десятилетие.
– Пускай отмывают своих кобелей от их девяностых, плевать, – я вспомнил свои финансовые неурядицы. – Встану в их ряды, я отмою любого, и подстригу под пуделя. Кто бы сказал, где эта собачья площадка?
– Встанешь ты, как же. Посмотри на число и год, забыл про Сдвиг?
– Кстати, поясни про него? Про Третьи и Четвертые года каждого десятилетия? Я все написал, но так до конца и не понял всей этой твоей вульгарной астрологии.
– Да, все просто, в каждом третьем году происходят события, а в каждом четвертом – их развитие ломает и меняет картину кругом, – он пояснял, слушал мои возражения. Потом говорили об отношении Руля к моим записям.
В общем, мы болтали долго, и в итоге пришли к выводу, что его отношение к девяностым – это его настроение.
Рядом с нами прикатил тележку из супермаркета и уселся бродяга. Он был пожилой, без следов склонности к излишествам на лице, но давняя уличная жизнь угадывалась в облике. Телега была наполнена книгами и одеждой.
– Это наш Цицерон, он философ, живет на улице, летом читает книжки, а зимой ночует в подъездах. Его зовут Андрей. Да, вы, молодняк, выгоните человека в минус тридцать, в ночь на мороз, верно?
– Ну в общем, так, в лучшем случае.
– Ты помнишь про имиджмейкера? Так вот. Я ему придумал индивидуальный бренд, удачный в его положении. Он теперь представляется Андреем Первозванным. И это работает. Раскрутился, называясь именем апостола. Какая мамаша выйдет с собачкой, утром, увидит его внизу, вспомнит, как сына крестила, и язык к гортани прилипнет заорать про ментов. Не представляешь, какие все суеверные стали, знаки, – ему теперь одежду и еду выносят, а год назад шугали из подъезда закаляться, в ночь, под дождь, или на мороз.
«А верно».
И я вдруг кое-что понял в записанном своей же рукой. И вдруг поверил про Сдвиг.
– Ему пятьдесят восемь, он так живет лет десять.
– Столько лет вести стритлайф? Не верю.
– Пойду поговорю с ним, ты же хотел потупить тут один?
– Стоп. Сдвиг, а я не вижу событий?
– Я тоже, но Сдвиг в четырнадцатом будет – и, уверен, в хорошую сторону.
Цицерон отложил книгу, и я удивился: «Ангел западного окна», Густав Майринк.
Я закурил, я смотрел на Курчатник, и на памятник, выкинул сигарету, и, уставший, сидел в полудреме. С соседней скамейки доносились разговоры:
– Чего сейчас читаешь, Андрей Георгиевич?
– Да вон Броделя этого, – он кивнул на томик.
– Знаком, и как тебе он, тяжело идет?
– Да нет, идет неплохо. И там как раз написано, откуда эта херня к нам прицепилась.
– Да, эту фишку со «Структурами повседневности» я еще в 90-х слышал, от одного философа – неформала, он сейчас в МГУ замдеканом социологического факультета работает, и в Генштабе лекции читает… А тогда!
Я слушал городского сумасшедшего и думал о своем. Сдвиг. Первый в моей сознательной жизни. Будет лучше, но как? Я, один из обладателей тайного знания, представлял, строил схемы.
– Сергей Петрович-то? Да, вон куртку подарил. Для кого-то воспоминания – минута, для него – смысл жизни; он из тех, кто не может выйти из дому, не выкурив той самой сигареты! А вечером зайти, не выпив того самого пива. Есть места, где ничего не меняется годами! Но здесь люди остаются позади. Такие чудаки, как Петрович, в мыслях о прошлом, – неинтересны.
– Совсем? – спрашивал Руль.
– Только когда что-то меняется в Большом Мире, их поднимают с дивана или с задворок работы! С тем, чтобы подвергнуть порке или публичной экзекуции.
– А смысл?
Сквозь полусон своих расчетливых фантазий я уже давно потерял нить их разговора.
– Да в надежде, в оправданиях Петровича, услышать, а что нам подскажет голос прошлого? А потом снова предают забвению, и сидят, ждут, когда кривая их вверх вытянет…
– А ну тут ясно, – они давно сменили тему, – если у человека появляется покровитель, то потом появится более сильный покровитель.
А я, погруженный в себя, выхватывал фразы их вечерней болтовни. Но вдруг проснулся – напротив сели две девушки, одна достала планшет, и они стали листать фотки. Неужели двадцать лет назад они бы сидели, пили пиво, и одна выдержит, и: «Молодой человек…»? Или как там они тогда обращались, скучая под козырьком метро, и пережидая дождь с бутылкой пива в руках?
Не верю. Поверим только в Сдвиг, – а остальное. Хм, остановлюсь на том, что я записал несколько десятков басен.
Руль подошел:
– Приятные девушки. Сочувствую.
Я спросил:
– Ничего, что я в книге часто обращаюсь к читателю от твоего лица?
– Нормально, ты же с диктофона работал, а там – все ты, да вы, – куда тут без ляпов!
– А можно просьбу? Ты же опубликуешь эту книгу, ты же не зря авторский договор попросил прислать?
– Думаю над этим.
– А можно, ты ее обнародуешь, как новый Сдвиг оформится, а то сейчас сам понимаешь, все прочтут, и кинутся.
– Да, не раньше, чем через год, мы же с тобой ясновидящих не корчим, как…
– Как Даня, – я успел раньше.

 
Отказ от ответственности. Если вы вдруг заметили что-то про себя, названия существующих организаций, то это досадное недоразумение и глупая случайность, которая ни к вам, ни к организациям, ни к населенным пунктам и так далее не имеет никакого отношения. Также в тексте можно встретить довольно много утрированных вещей. Они здесь не из вредности, а для более доходчивой иллюстрации.
 
Это произведение не является автобиографией автора, хотя автобиографические моменты в нем встречаются.

(с) Иван Абольников. июль – октябрь 2013