О человеках и стенах

Человек способен видеть и познавать
лишь окружающие его стены.

(с) Альбер Камю «Миф о Сизифе»


Кажется, я начал видеть сквозь стены.

Вспышка промелькнула перед моими глазами, так и не позволив мне допечатать отчет. В этот день я намеревался сделать презентацию, переплести несколько договоров, пересчитать годовой баланс и, черт возьми, вытрясти из Ласло квитанции по отделу маркетинга!
Удивление родилось намного позже, чем поток нежелательной информации хлынул в мой мозг. Пожалуй, случайный наблюдатель решил бы, что мне в голову пришла чудесная идея – например, бросить работу бухгалтера в «Тристеро» и найти работу получше. И только закоренелый коллекционер марок бы сразу распознал, что мое восприятие переживает кратковременный, но при этом удивительно-деморализующий коллапс.
Наконец, сработал полезный рефлекс, часть информации провалилась в фон, ушла в underworld – картина мира предстала передо-мной как ретушированная фотография, с которой терпеливо и въедливо удалили нелюбимого одноклассника, подростковые прыщи и учительницу по астрономии.
В соседнем кабинете сидели четверо работников: эйчарыня, мой прямой руководитель - словацкий эммигрант по фамилии Ровно, программист из отдела дизинформации с противной прической; четвертого человека я не знал.
 Трое играли в карты, и только погрустневшая после развода, эйчарыня, безмолвно наблюдала за бодрой игрой коллег. С этого ракурса я не видел карт соперников, с трудом мог разглядеть даже те их них, что в открытую лежали на столе.
Я не вижу сквозь карты.
Простая мысль промелькнула в моей голове. Я вернулся к холодной рассудительности - на фоне безумия, коллапса, полной бессмысленности и непредсказуемости происходящего, именно это замечание смогло вернуть мне чувство реальности.
Я нахмурился, сжал кулаки и напряг глаза так, словно от этого зависела моя премия ко дню святого Сильвестра. Тут же, фон и передний план поменялись местами, и я разглядел, уже не во всех подробностях, добрую толстушку Агату Андреевну из отдела маркетинга. В руках у нее был крупный бутерброд, купленный у торгового представителя подземной цивилизации, более известного в качестве торговца сэндвичами в 20 странах мира. Желудок протяжно заурчал: я в этот самый момент лишал его заслуженного перерыва на обед.
Как бы я не напрягался дальше, стены за кабинетом Агаты Андреевны не исчезали.   - Две стены, – констатировал я первое правило своего нового дара. Я вновь посмотрел на «картежников»-коллег и довольно хмыкнул.
Исчезают только две стены. Плюс, я не стал видеть лучше, расстояние сильно влияло на мои способности что-либо разглядеть. На данный момент, эти разрозненные знания были весьма бесполезными. Но я должен был узнать больше.
Между тем, карточный поединок закончился. Шеф получил три звучных щелбана – он стойко перенес наказание и пожал руку программисту с противной прической. Программист улыбнулся, принял поздравления и ушел. Вслед за его уходом, остальные работники попрятались по своим местам, исчезли и растворились в окружении, словно полуденные тени к закату.
Перегородка между рабочими местами оставалась непрозрачной. Похоже, стеной она не являлась.
Начальник направился в мою сторону, я схлопнул веки и опустил голову, спрятал, наконец, глаза – фигурально выражаясь, в стол – постепенно просчитывал свои следующие действия.
- Ты точно чувствуешь себя хорошо? – Ровно хлопнул меня по плечу, и я трагически качнул головой. Он мне помог своим проницательным простодушием.
- Мне очень плохо, пан Ровно, - мой голос дрогнул. В последний раз я так отпрашивался у мамы в пятом классе, когда отлынивал от «веселых» стартов. В начальнике, вероятно, проснулись отеческие чувства, и он по-родственному провел  тыльной стороной руки вдоль моего лба.
- Да ты весь горишь, голубчик, - констатировал начальник. – У нас совет через неделю, пойди-ка ты, полечись пару дней. По себе знаю – «С ОРЗ день не ходи – рюмку выпей и поспи.  Еще рюмку в день другой  – к третьему вернешься в строй».
- Не очень складно, - пожаловался я. – Этот ваш ямб почти что амфибрахий.
- Зато - правда, - начальник поправил очки и почесал лоб, покрасневший от щелбанов. – В общем, я хороший начальник, а не рифмовед. Даю тебе оплачиваемый отпуск.
С этими словами, Ровно издал некий крякающий звук, видимо подтверждавший, что миссия его окончена, покрутился у стеллажа с документами пару минут и вышел в дверь. Похоже, было, что щелбаны довели старенького мужичика до легкого помешательства.
С наихудшими опасениями я вновь поднял глаза. В этот раз перегрузка была в разы слабее, и я почти смог выключить свое «мистическое зрение». В копилку фактов прибыла еще одна коротенькая депеша – пол не является стеной. Очевидно.
Я наспех собрал в кучу свои вещи и покинул офис. Уверен, Нелли обидеться, что я ушел. Дэ-Дэ – мой сокурсник по медицинскому факультету – скажет, что я опять забыл поговорить с ним о последней серии нашего любимого медицинского сериала. Странно даже, как наши пути с Дэ-Дэ сходились и расходились. Мы оба бросили медицинский, я ушел на примат, он – на юрфак, так мы не виделись почти шесть лет. А затем – судьба свела нас вместе по странной иронии, у кулера в Тристеро.
Неудачное время я выбрал, чтобы переживать за нарушенные обещания. Есть фундаментальная причина, по которой видеть сквозь стены – не нормально.
Законы физики.
В своей жизни я прочел сотню-другую фантастических произведений, посмотрел приблизительно столько же фильмов, аниме, клипов, рекламы, мультов и сериалов с фантастическими сюжетами, а так же послушал несколько аудиопостановок о Докторе,  радиоспектакль по «Войне миров» и наконец, сходил балет по «Солярису». Футурошок – страх перед новым – вовсе не та вещь, которая сейчас могла бы сбить меня с пути.
Изначально, я определил восемь наиболее вероятных объяснений происходящему и отбросив наименее вероятные из них, пришел в трем возможным.
Объяснение первое – соматическое. Я в коме, мертв, под действием транквилизаторов, наркотиков, галлюциногенов, дымка, батончиков пейота, травы дьявола, переживаю конфабуляции, сошел с ума или получил тяжелые повреждения мозга, к примеру, вследствие инсульта, прионных болезней, вирусной или бактериальной инфекции, или гипер-\гиппо- экспрессии какого-либо гена.
Объяснение второе – метафизическое. Все ранее известные факты (или их часть) о функционировании нашей реальности – ложны. Возможные варианты – теория заговора, миф магия, матрица и аналогичные ей солипсистские, платонические и неомарксистские теории.
Объяснение третье – происходящее со мной нормально. Возможно, я ощутил на себе эксперименты пришельцев в форме зеленых или красных человечков, коров, куриц, прямоугольников, ровных квадратов, шестиугольников, двумерных и трехмерных сфер, листа мёбиуса и тессеракта. Возможно, все это эксперимент военных или фармацевтических компаний, или же Ватикана, РПЦ, ЦРП, Гугла, Яндекса, Sony, сайнтологов, русских националистов, оппозиционеров Навального, Собчак, Клинтон, генералитета КНДР, Чехословакии или Ирака.
Словом, потенциально, я мог стать жертвой любого из несистематических (предположительно!) явлений. Здесь я мог только предполагать. Многие из этих предположений были вообще не фальсифицируемыми, и по мнению Поппера, я бы никогда не смог доказать одно из них.
Я забегаю в магазин и покупаю Фанту  - между прочим, она была придумана во времена второй мировой в Германии. Прикончив классическую яблочную газировку, – оригинальная рецептура доступна только в качестве эксклюзивной партии – я выбрасываю пустую бутылку в мусорное ведро и бегу домой.
Вокруг никого – школьники возвращаются домой из школы, слежки тоже нет. Разве что мелькает какой-то надоедливый парнишка, который как две капли похож на Михаила Светова.
 Я взлетаю по улице, поднимаюсь по лестнице в подъезде и проворачиваю ключ в замке – дома никого нет. Тут же распахивается шкаф, на пол летят коробки с барахлом. В основном это зачитанные до дыр книги – Хайнлайн,  Рэнд, Локк, Хайек, Фридман, Спунер…
Вот и он – маленький ночник в форме заснеженного домика, больше похожий на большой коржик или торт из-за массивного каменного «фундамента» в основании. Сквозь маленькие окна падает свет, а если этого недостаточно – можно снять «крышу».   
Я смахиваю с «коржика» пыль и напрягаю зрение. Одна стенка растворяется, лампочка внутри домика мешает увидеть, заднюю стенку, но вот! - она тоже потерялась. Нет, с карточным домиком не должно сработать. У карточного домика, по сути, нет стен, а есть только крыши.
Раздался стук в дверь.
Мои экспериментаторы пришли за мной? Я причешусь, накину жилетку. Она так выцвела от множества стирок. Выгляжу я довольно глупо.
На площадке стоит пакет, на котором красуется рисунок домика. Кто-то решил сыграть со мной в игру? Между совпадением и издевательством здесь разница - слабая. Я не вижу через пакет, но решаю вскрыть его.
Внутри нет ничего подозрительного – миленький плюшевый медведь лежит в ивовой корзинке. Я сберегу эту корзину для будущих пикников, а вот игрушку, пожалуй, подарю троюродному племяннику по линии сводной сестры брата моего дедушки со стороны матери.
Меня ожидают новые тесты способности, а так же я должен продолжить поиск новой информации. Запросы в гугле ничего не могут дать: тема внезапно проявленных способностей привлекает сумасшедших, фриков.
Денег заработать я бы мог легко. Как минимум, была возможность отправиться на премию имени Гарри Гудинни, получить миллион, к тому же оставив юмориста Панчина, седовласого Гельфанда и сагано-саскиндо-хокингопоклонника Сергеева в апофеническом состоянии.
Еще я был бы незаменимым шпионом, а точнее, военным разведчиком в индустриальной местности. Правда, перспектива работать на военную гос-машину не прельщала, скорее наоборот. Насилие над личностью – плохой способ для решения проблем, скорее общество должно избавиться от самих предпосылок любого рода насилия и неуважения к частной собственности.
Я бы мог следить за окружающими людьми так, чтобы собрать на них компромат. Конечно, воспитание, манеры и ценности не позволяют мне заниматься такими вещами. И потом, далеко не все люди скрывают секреты, которые легко раскроются, если вовремя посмотреть в их комнату. В этом смысле, технические навыки помогли бы мне намного больше узнать о мире и людях.
Мы все знаем, как работает зрение. Наши глаза улавливают излучение, в частности фотоны извне. Мое зрение должно работать на испускании элементарных частиц, если мы, конечно, исключим сверхестесственные гипотезы. При этом я не могу объяснить фундаментальное различие стен и всех остальных твердых предметов.
Это контринтуитивно.
Я собрал по дому картон, оставшийся от коробок для обуви, конфет и бытовой техники.  Наспех собранное сооружение было похоже на домик, и я даже постарался разукрасить его цветными фломастерами. Ровно этим и должен заниматься взрослый человек в разгар рабочего дня!
 Вот только, на кону стояла судьба моей картины мира: всего, во что я верил, чего знал и хотел бы узнать.
Домик получился славный, и я тут же опробовал на нем способность. Получается. Снова. Хорошо.
Еще разок.
А теперь я положу кусок картона спереди, чтобы он закрывал часть передней стены. Он исчез. Кусочки картона, пластелин, ручка на скотче – любая мелочь, - все предметы исчезали, стоило мне прикрепить их вплотную к одной из стенок.
Идеалистические концепции породили этот эксперимент, они были способны объяснить смысл происходящего. Мой разум выбирал стены, исходя из моего о них понимания.
Я не снял с полки книгу, чтобы прочесть определение стены и этимологию слова в словаре – конечно же, я воспользовался Википедией:
1. Вертикальная конструкция, наружняя или внутренняя перегородка в здании»
2. самостоятельное сооружение в виде сплошной протяжённой ограды
3. протяжённый объект, воспринимаемый как вертикальная преграда
По этимологии, это слово восходит к протогерманскому Stains, близкое к современному англо-немецкому Штайн и Стоун. Я тут же извлек одну из коробок из шкафа и взял в руки по куску мурманита и пирита -  красивые коллекционные камни, которые, по сути, являются колчедном (сернистым железом) и слоистым силикатом  (по сути, плотным куском песка).
Оба камня просканированы насквозь. Сомнения исчезают – заборы, которые мы бы решились назвать стенами, так же будут подвержены действию моей силы. Такая информация порождает множество новых вопросов, но я близок к тому, чтобы провести финальную рационализацию «взгляда сквозь камень»TM.
Ответ почивает на полке, прикрытый авторскими правами на мальчика, который выжил и перестал быть тупым. Я вновь беру в руки предмет, вот только на этот раз железную пластину. Так чел, соберись. Железо – тот же камень. Камни обращаются в стены.
Метод не работает. Логический движок моего маленького магического дара явно против читерства. Или же, этот неизвестный мне «рефери» живет по законам гегелевской диалектики, заставляет меня скрипеть зубами и биться головой об стол.
В исступлении я беру плюшевого Теодора и рву на две части. На пол падает записка с адресом, и я понимаю, что упустил-таки нечто важное. Не исключено, что мой незримый наблюдатель – провидец, и он знает мои действия на несколько шагов вперед. В таком случае, мне было бы глупо сопротивляться. Я беру записку, собираю ценные вещи в рюкзак и выхожу из квартиры. Чутье подсказывает мне, что я больше не вернусь.
У дома стоит большой дуб. Его толщина в обхвате составляет приблизительно три средних человеческих роста, то есть приблизительно полтора метра в диаметре. Раньше птицы любили вить гнезда на этом дереве, и маленькие корзиночки из веток, мусора и всякой всячины облепляли дерево, словно плоды. Мое глазение на почерневшее дерево – мой последний подарок самому себе. Дерево - огромно, оно сослужило большую службу всем вокруг. Дерево стало большим настолько, что больше не смогло жить дальше. Коммунист должен радоваться, глядя на это дерево.
Спустя пару минут я безмолвно миную дуб, скольжу вдоль улиц и сажусь в такси. Водитель перепутал улицу, остановился в другом квартале. Сейчас он нервно курит парламент и читает в телефоне сообщения от жены. Все водители такси женаты, разведены или мечтают найти жену. Таксисты – традиционалисты. Думаю, если монархисты, правые консерваторы, зеленые или национал-хайдеггерианцы захватят власть в стране – таксисты станут правящим классом, к ним примкнут ученые из девяностых, некогда отчаянно искавшие деньги в этой профессии. Шутка ли – сегодня таксисту можно доверять, ведь он, как и все традиционалисты, оказывается намного более пугающим внешне, чем действительно страшным по своей природе.
Мечтательно под Свиридова мы подбираемся к нужной мне улице. Это не кафе, – иронично замечает мой рулевой. И он, черт побери, прав.
Вместо кафе мы видим пещеру.
Я расплачиваюсь тысячной купюрой – этого более чем достаточно – и следую к входу. Я уже вижу внизу человека, он машет мне рукой. Его лицо мне кажется ужасно знакомым. Желтое. Голубое. Владимир. Александрович. Вот он уже почти поднялся ко мне.
Не может быть.
Они все здесь, и они все видят меня. Либертарианцы.
- Ты прибыл, - Зеленский улыбнулся фирменными зубами. Всего три человека в мире делают такие, и только двое из них говорят по-украински.
- Мы ждали тебя чуть раньше, - добавляет он. – Зайдешь?
- Зачем? – совершенно спокойно спрашиваю я. У меня ужасно чешется лицо, но я боюсь пошевелиться.
- Тебе же интересно, как мы будем строить новое общество, с нашими силами. Завтра ты вместе с нами вылетаешь в Австралию.
- И что мы будем делать, - я улыбаюсь фирменной улыбкой, правда мои зубы стоили намного дешевле.
- Строить австралибертарный рай, конечно же, - тоже Владимир отечески кладет руку на мое плечо.
– Что же еще?  - Добавляет он.
И правда.