Запах Родины

Скучаю ли я по Ташкенту, по нашему институту и городку САНИИФ? Конечно, скучаю и благодарна Судьбе за то, что подарила нам с сыном возможность жить там. Ташкент – огромный прекрасный, неповторимый  город. Его театры, кинотеатры, концертные залы, парки с озёрами, базары, чайханы, метро  и всё остальное останутся в моей памяти до конца. Там ведь прошла лучшая часть моей и нашей с сыном жизни. Ещё по молодости тоскую, а она, увы, ещё ни к кому не вернулась,- тоскуй – не тоскуй!
И сын мой с благодарностью вспоминает САНИИФ, Ташкент. Да и как не помнить прекрасный детский сад, замечательную школу, бассейн СКА, ухоженный городок, самые разные кружки, из которых сын выбрал авиамодельный, астрономический и танцевальный, места для игр, беготни и велосипедных прогулок. А рядом с волейбольной площадкой росла шелковица (тутовник), на которой детвора просто «гроздьями висела», собирая спелые вкусные ягоды. В этом и состояло его детское счастье. Впрочем, в детстве все везде бывают счастливы.

Я очень долго не могла решиться на переезд сюда, на Тамбовщину, в этот филиал нашего Московского головного НИИ, о котором мы в Ташкенте знали ещё с  80-х годов. Даже помню разговоры о том, что если вдруг ЧтО, нам всем будет куда перевестись. Но решать было необходимо. Не слушала и не слышала  предостережений коллег, не понаслышке знавших о тяготах жизни в Российской глубинке. И в октябре, за год до переезда, я поехала туда «на смотрины». Будущее место жительства представляло впечатление грустное, если не сказать – жуткое: холодно, уже подмораживало, но на улицах всё ещё грязь, а внутренние дороги не асфальтированы. Природный  газ обещают провести только через несколько лет, а котлы, предназначенные для газового отопления, топить предстояло дровами и углём.  А вот сам научный корпус представлял вполне благоприятное впечатление. По-моему, он построен по тому же проекту, что и наш, САНИИФский, административный корпус. Когда вернулась в институт, в наш городок, все спрашивали: «Ну как там?» Я так и отвечала: «холодно, осенняя грязь, нет природного газа и дорог.  «И Вы всё равно едете туда?» «Да, всё равно едем! – отвечала я. Всё спрашивала сына, сможем ли мы привыкнуть к холоду и резиновым сапогам? И мой мудрый одиннадцатилетний сын очень по-взрослому ответил мне:
- Маменька, не спрашивай меня. Я ничего этого не знаю, как ты решишь, так мы и сделаем. Я поеду с тобой хоть куда, мне с тобой нигде не страшно.
 Время тогда было непонятное, смутное, оставаться в Ташкенте, САНИИФе мне было просто страшно. И это была единственная возможность нам с сыном выехать оттуда, а самое главное, - сразу же поселиться в своей собственной, вполне благоустроенной  квартире и на следующий день выйти на работу. Как будто чувствовала, что придётся насмотреться  на мытарства других, приехавших туда в последующие годы, наслушаться всего.


Сын мой, к счастью, легко прижился здесь, а  с началом учебного года быстро нашёл друзей и всё у него пошло своим чередом. Правда, потом,  когда пришла  ему пора ездить на подготовительные курсы, к репетиторам и в пЕрвые годы студенчества,  он выговаривал мне с обидой, что завезла его в эту Тмутаракань. Но мне было намного сложнее во всех отношениях. В первые несколько лет почти каждую ночь во сне, стоя на коленях перед нашим директором, зав. лабораторией и моим научным руководителем, я плакала и просила их взять меня назад, в институт, в лабораторию. Но со временем привыкли ко всему, что нас окружало, приняли всё за дОлжное, нашли свою нишу в здешней жизни.

 Да и никакая это не глубинка, если областной центр рядом, при необходимости,  можно и пешком дойти. И город приятный, и люди добродушные. В пЕрвые же недели жизни здесь меня просто потрясла небольшая уличная картинка, произошедшая на моих глазах. Через дорогу, наискось от нашего дома, строили очередной дом, в котором предстояло жить  нашим же, САНИИФским переселенцам. Это мы были первыми, можно сказать «разведчиками», а после нас приехали многие. Из строительного песка сын построил городок Олимп(начитался Легенд и мифов Древней Греции). Я краем глаза видела, как мимо прошла женщина с двумя мальчиками. Дети, увидев городок, приняли его за крепость, повосторгались им, поиграли немного, но не тронули, ничего не разрушили и не забрали куртку,  случайно оставленную там сыном. Причём, мать наблюдала за ними издалека и я не слышала её переговоров с сыновьями. Просто чудо какое-то произошло!

Сейчас вообще всё прекрасно. Но счастьем назвать это – язык не поворачивается. Душа всё равно не поёт. Чего-то не хватает, а, скорее всего, - кого-то. Я до сих пор тоскую по городу, именно, по городу, по чистым тротуарам, мокрым от дождя улицам (как в Ташкенте) и всем прочим прелестям городской жизни, по живому общению с приятными моему сердцу людьми. Хочется иногда посидеть в Областной библиотеке, поискать и почитать что-то. Можно и в  Интернете всё найти и почитать. Но это всё не то. Вот только музыка спасает. Там есть всё, что душе моей дорого. Часто слушаю. А, вообще-то, я  тоскую не только по САНИИФу, но и по своим родным местам, по нашему славному Малеку, по своей родной Племферме. Там у нас, и в САНИИФЕ тоже, повсюду распространены лесопосадки разных пород деревьев, в основном ясеневые, тОполевые и акациевые. Как правило, посадки эти были в виде небольших рощиц шириной метров в сто и всегда располагашихся вдоль нашего канала Малек или других водоёмов. Было в этих рощицах светло и приятно. Особенно запомнился мне запах цветущей белой акации. И вдоль нашей улицы росли акации, то есть с самого детства мы вдыхали божественный аромат её цветов. А ещё мы в детстве ели чашечки цветков. Казались вкусными. На нашей улице, недалеко от нашего дома, в акациевой роще несколько лет подряд устраивали пионерский лагерь. Всё было там обустроено в соответствии с требованиями, предъявляемыми к учреждениям детского летнего отдыха.

Много лет назад, здесь, нам с сестрой в конце мая пришлось по делам побывать в одном большом старинном селе. Пришли, а там обеденный перерыв. Мы сели на лавочку между берёзок отдохнуть, и вдруг откуда-то донёсся чудесный, просто обалденный запах. Мы принюхались, узнали этот родной запах, пошли на него, вышли на цветущую белую акацию и стали просто упиваться этим запахом, а я сразу в слёзы, – Родиной запахло! Удивительно, но и там, и здесь акация почти ничем не отличается. Высокая, 6-7 метров и выше, стройная, независимо от толщины ствола, с  цветами, собранными в гроздья,  как в песне –«…белой акации гроздья душистые…». Мне кажется, что здесь она всё-таки немного ниже среднеазиатской, с более толстым стволом и распространена в основном, в лесах - на севере и северо-востоке, а здесь, в степной зоне Тамбовщины, встречается гораздо реже. Довелось мне видеть и жёлтую акацию, но она как-то не впечатлила меня: желтые цветы на фоне густой зелёной листвы выглядят не такими яркими и праздничными. Собирают здесь и акациевый мёд. Я иногда покупаю его.
До сих пор помню, что у нас акация зацветала 27 апреля, а здесь – ровно на месяц позже. Зато здесь 27 апреля начинают квакать прудовые лягушки, и поют эти жуткие и безобразные существа также красиво и мелодично, как и наши, среднеазиатские. И я каждый год с конца апреля наслаждаюсь  их пением. Вот это и есть тоска! По Родине!