Святки гладки

Борис Рябухин
СВЯТКИ  ГЛАДКИ
Это было в моей юности. На праздник Рождества я остался в Москве совсем один. Жена уехала с маленьким сыном в Киев  к родителям. Я  попрощался с ними на вокзале, помахал им на дорожку, пока поезд не скрылся в туманном далеке. Кстати, почему люди сколько веков машут руками  пассажирам, иногда с плачем, на вокзале. Из истории узнал, что раньше провожали в дорогу, с тревогой, потому что на пути были разбойники. Даже некоторые русские люди перед долгой дорогой соборовались, чтобы не пришлось без покаяния помирать  от разбойников.  А машут почему?.. Отбиваются от беды?
 И, собравшись домой с вокзала, уже затемно, вдруг  вспомнил, что ключи от оставил дома, а дверь запирала перед дорогой жена своими ключами. В квартиру не попадешь. Редакция журнала  давно закрыта. Из всех телефонов у меня в голове остался только свой номер и  номер давнего друга Сергея Станиславовича.  Куплю бутылку вина и пойду  к нему на праздник. Правда, он православных праздников не признает.
 – Боря, я тебе сочувствую, но Сергея нет дома. Загулял, –  сказала Люся,  жена друга. – А без него я тебя в квартиру не пущу, извини. Он такой ревнивец. Еще с гульбы – и побьет.
Отказ меня обескуражил.  Есть у меня знакомая, Таня, в подмосковном городке, но я не знаю ее телефона. Тужился, тужился вспомнить, бесполезно. И решил запоминать телефоны на мелодию подходящей песни. Потом так и сделал: «Пять Сот шейсят ДВА, тридцать ДВА восемнадцать», – запомнил навсегда, хоть Таня  давно там не живет.
На вокзале ночевать боязно.  Что делать? А завтра  – ломать слуховое окно над дверью?
Однажды мама ночевала у нашей дальней-дальней родственницы одну ночь, на полу. Пойду к этой старой учительнице  Вере Яковлевне. Что-нибудь куплю к чаю.  Надо бы позвонить, да номер телефона не знаю. Она жила в большом старинном доме около Ленинской библиотеки. Тоже придётся спать на полу. Это  –  страстотерпица. После войны приехала из узбекской эвакуации в родную Москву, а квартира ее уже занята. Оставшиеся в живых соседи по коммуналке ее пожалели её,  и упросили начальство  отделить ей часть их общего коридора с высокими потолками, перед одним окном, дверью.  Там уместился небольшой топчанчик, стол и  стул. И в этой столичной камере учительница  прожила почти пятьдесят лет.  Да еще  копила с пенсии по рублю, чтобы съездить в Минеральные воды полечить больные ноги. 
Конечно, она пустила меня переночевать  в своей квартире, и постелила на полу рядом с топчаном. Пожалела, что я попал на такой невеселый праздник. Но попросила громко не говорить, чтобы не тревожить соседей по квартире.
И не пустила в общую ванну помыть голову.
– Давай, Боречка, устроим сухую баню, – улыбнулась она. – Я научилась.
Она смазала мне густые волосы каким-то гелем, а потом долго расчесывала мою шевелюру, давая мне, как журналисту, интервью  о своей интересной жизни в центре Москвы. На интервью я сам ее надоумил, потому что даже радио у нее не было. Мы попили прекрасный чай с тортом, который я принес на Рождество. После крепкого сна на полу,  я перед иконой Казанской Божьей Матери  «славил»: «Рождество твое, Христе боже наш…».  И это слово «славить» воспринимал  не как прославление  ради поощрения, а как призыв обратиться к небу, где «Ангелы поют».
А  днем, я пытался «прорубить окно» в свою Европу. Доска проема  над запертой дверью было тверже самой двери. Соседи дали мне зубило, молоток, стремянку  и много советов. Подсадили меня в прорубленное отверстие. И, весь оцарапанный и мокрый, я вернулся в утробу квартиры вниз головой.
Сразу схватил забытые ключи  и положил их в карман теплой куртки. Заделал слуховое окно, и принял горячий душ.
В революцию, когда освободилась одна комната в этой коммунальной квартире, соседи хлопотали, чтобы ее отдали  Вере Яковлевне: она натерпелась!
Я приходил к ней в большую комнату с сыном. Мой Андрей распластался  на полу, раскинул руки и  воскликнул:
¬–  Вот как просторно!
А я до сих пор чувствую материнское  касание  расчески Веры  Яковлевны к моим волосам. И вспоминаю, как она, в восемьдесять лет,   после каждого падения на улице, говорила  мне по телефону:
– Боречка, я встаю с земли и шепчу: «Хоть бы годочек еще пожить!»
6 января 2020


Рецензии