Ни шагу назад

Эпоха позднего Леонид Ильича: обувь от "Скорохода", костюмы и брюки - "Большевичка", рубашки
из пластмассы, полушерстяные "олимпийки", колбаса докторская за 2.20, но в Москве, трехлитровый
сок березы и водка везде, но водка с 11, а в доступном строителям коммунизма дефиците китайские
кеды с термосами.
Все его строители в 80-ом коммунизма уже не ждали, но с интересом ожидали, что же и скажут ли
что-то вообще об этом партия с правительством в 80-ом, или позже? В воздухе серость и безнадега,
а в буфете "Литвы" на Ломоносовском пиво хотя только и "Жигулевское", но зато с детского в 10.00
сеанса. На всех и до вечера сеансах фильм один и тот же, а в "Новостях дня" до кина "БАМ" и
вручение наград Леонид Ильичу или же уже другое вручение, но уже им другим деятелям той великой эпохи.
А чтоб злопыхатели и вражины наши удавились с зависти по решению партии, правительства и международной
спортивной общественности коммунизм в 80-ом на землю нашу благодатную, не смотря на тоже нашу, но уже
помощь интернациональную свободолюбивому афганскому народу, снизошёл-таки Олимпиадой Московскою из
стран народной только демократии и всего остального прогрессивного человечества, а других нам и вовсе
никогда и не надо было.
И вот чудо это Олимпиада 80 (коммунизм укороченный, но по нам москвичам бороздой глубокою проведенный)
наконец-то случилось: Москва пуста, на работу еду не на метро, а сидя в 111-ом, финские сервелат и
плавленный сыр "Виола", презервативы не Баковского, а индийского завода резиновых изделий, женские для
дней критических вместо ваты прокладки, а для спорта, и в Большой тоже пойдут, кроссовки "Ботас" ЧССР.
Да, мы там тоже были и не только по усам, но и внутрь и на выход счастья того крупного поимели.  Но миг
долгожданного от Карла Маркса, Ленина и Хрущева Никиты Сергеича чуда краток. Спортсмены, разбив все в
пух и прах рекорды, по странам своим мухой разлетелись, ни одна сволочь, хоть бы даже и для вида, убежища
политического в стране Счастья, Мира и Добра ни разу не запросила, а мы опять остались с Баковским заводом
и фабриками "Большевичка" и "Скороход".  Все прошло, улетело, испарилось, но у меня с радости той пара-таки
"Ботас" кроссовок осталась. Я с гордостью носил эту красоту везде, куда б ни заносило меня то славное,
кипучее время, но жестокий век и неровности дорог наших, ведущих нас  к следующим вместе с прогрессивным человечеством
успехам, кроссовки мои любимые поизносили. Пришлось перевести их на пенсию в тапочки на работе. Шли годы,
надевавшиеся без ложки задники полностью стерлись, испытывавшие наибольшее напряжение части кроссовок поистлели,
но мне и человечеству они все еще были родны, о славных коммунизма коротеньких на московской земле днях
напоминали и никаких даже мыслей о расставании не навевали. Замены же им, до второго на Землю коммунизма
пришествия, на планете прогресса и мира нигде не было и в грядущие пятилетки свершений наших великих по планам Госплана и не
ожидалось. Не имевшие же этого счастья остряки-коллеги, заметив трудности моего в кроссовках на поворотах
хода, прозвали их "Ни шагу назад", но было это неправдой, т.к. при достаточных ловкости и квалификации все
горизонтальные на полу направления нам с моими тапочками доступны были.
Так бы и вошли мы с человечеством в моих тапочках и в 21 век, но беда пришла раньше и откуда не ждали:
В отделе нашем работал себе симпатичный старичок-грек Панайот Елфимович Пассианиди лет 75-и от роду не менее.
Панайот Елфимович был коммунистом, но, как я полагаю, не КПСС членом, а по тому, что дела у него в отделе никогда
никакого не было, можно было верно судить, что был он коммунист из Греческой коммунистической партии.
Приверженные принципам интернационализма коммунисты нашей при ВЦ организации Панайота Елфимовича в свою организацию
радушно приняли и на все своей партии собрания звали. Пытливый же ум всех этих передовых средь обычных людей людей
готов был всегда и везде из жизни передового человечества препятствия разные неколебимо устранять. И вот как-то
после обсуждения их почетным собранием вопросов сложного международного положения и распределения заказов среди
передовых тружеников нашего ВЦ,  кто-то из тех героев того времени сфокусировал вопрос на моих с человечеством
тапочках. Тапочки мои вплелись в сложное между народами положение, которое они обостряли географической через
реку близостью ВЦ нашего Кремлю, откуда, с каких-то рыжиков, к нам могут обязательно зайти и обязательно же тапками моими ужаснуться. По-началу, вроде, решили они тапки мои извести по-тихому, но вспомнив мой
говнистый характер сорентировали единственного, хоть и греческой организации, коммуниста нашего отдела на
решительные в этом вопросе методы. Коварные же свои по этому вопросу планы они сохранили в полном секрете не
только от меня, но и от всех на свете империалистических разведок мира.
И вот сижу я себе качаясь на рабочем своем кресле, смотрю в окно на серый на набережной дом, а тапочки стоят себе
мирно подо мной на полу, как вдруг заскакивает к нам в комнату Панайот Елфимович, бросается под меня и на ниспадающей
траектории успевает выхватить один тапочек. Я тогда еще ничего не понимал, но после того, как Панайот выкинул его
через мое плечо в открытое окно на крышу сарая опытного производства, инстинктивно вскочил и, ни о чем все еще не
догадываясь, перекрыл старику дорогу к теперь уже единственно доступному  тапку. Панайот же стал на ломанном
русском стыдить меня за тапки, рассказал все подробности того исторического их собрания по случаю очередного их съезда и в наглом негодовании предлагал организовать трансфер и второго из моих тапок на крышу, чем
довел до меня, наконец-то, не смысл, но физику происходящего. Я офигел, послал на Панайота и всю их долбаную от Маркса
ячейку и второго тапка им зачем-то не отдал, хотя и за первым на крышу от безысходности не полез. Тапок лежал на
крыше под окном, и я с тоской наблюдал, как каждой осенью и весной его поливали дожди, а зимой накрывал снег. Меня эта
картина удручала, и казалось, что я так и помру на своем месте с видом на тапок, что изменения нас ждут только
с тапками, которые могут забрать и выбросить, но через некоторе время развалился Союз, КПСС с комсомолом и сочувствующими энергично ушли в "рынок" и "демократию", нас из
комнаты той пересадили, а потом и вовсе из здания на построенный по учебникам марксистско-ленинским капиталлистический мороз выгнали. Изменения в жизни случились - начальники так сумели ее закрутить, что теперь они имеют возможность также легко отбирать, но уже не разово и старые полусгнившие тапки на выброс, а регулярно и что-то гораздо более пригодное для извлечения с того прибылей.