Клоун
И это была загадка, как он, оставаясь грустным, был всегда веселым и даже порою смешным, но смешным он был только для людей, знавших его близко.
Падая и вставая, будучи ещё совсем маленьким, этот клоун всегда смеялся, умея выживать в любых ситуациях. Его умение при любых даже не лучших обстоятельствах жизни смеяться, и помогало ему выживать и выбираться из разных, даже самых гнусных переделок, оставаясь живым и здоровым, наверное, для того, чтобы он снова мог потом смеяться и веселить окружающих, которые никогда не были публикой, а он никогда не был шутом на искусственной арене цирка. Он выступал в той своей неизменной маске с широко улыбающимися белыми губами на арене жизни, где с годами его смех становился всё более саркастичным.
Он не был язвителен, этот его смех, он был только саркастичен и никогда его обладатель не переступал эту грань, иначе он перестал бы быть клоуном.
Правда, клоун и сам не знал об этом, о том,что пронеся через всю свою жизнь это своё умение всегда смеяться, даже тогда, когда было больно и не смешно, он таким образом позволил себе продлить свою счастливую и несчастливую одновременно жизнь и когда услышал от одного человека, когда-то бывшего его самым близким родственником, поучаствовавшего в зарождении его, клоуна, жизни, но так и не ставшего ему ближе, чем был и даже совсем не знавшим клоуна, но он сказал, глядя на неизменную улыбку, нарисованную белой краской на лице уже повзрослевшего клоуна, когда они случайно встретились правда, сразу же и расстались, он сказал, глядя в грустные и веселые одновременно глаза клоуна:
— Если бы не твой характер, ты бы не выжил.
Сказал и так и остался глупым человеком, каким был в понимании клоуна, хоть и на минуту прозревшим при этой их неожиданной и случайной встрече.
Он сказал и даже не понял, на сколько оказался прав, как и все те, кто не знал клоуна, а только видел его белого цвета улыбку, растянувшуюся и застывшую на его грустном лице клоуна.
Клоун послушал его тогда и сам сразу не понял или не осознал всю правоту сказанного.
Только много позже, когда его веселый смех стал саркастичным, не отменяющий того, что он всё равно оставался веселым, а сам клоун был добрым, несмотря на всё то зло, творящееся вокруг него, он смог оценить в полной мере весь смысл фразы, произнесенной тем человеком.
— Да, — тогда подумал он, когда понял наконец, как прав оказался тот глупец, ставший на минуту умным, — это не удивительно, что я, грустный клоун, вечно веселю людей, ещё и не будучи шутом, загадка заключается в другом, в том, как это я, будучи грустным, остаюсь вечно веселым и смешным для других, для тех, кто меня хорошо знает и знает всё о моей жизни, потому что для тех, кто не знаком со мной, я навсегда останусь просто клоуном с нарисованной белой краской и ничего не значащей улыбкой на моем неузнаваемом никем лице, потому что для того, чтобы его начать узнавать, для этого надо знать историю всей моей жизни, а это совсем не реально, ибо я ещё и широко улыбаясь, умею молчать разговаривая или не говорить ни о чем, во всяком случае, не о себе, оставаясь вечной загадкой для окружающих, так и считающих меня просто клоуном. Хотя это было совсем не так.
Я никогда не был простым клоуном, выступающим для зрителей на арене цирка.
Я всегда шёл по жизни с той весёлой улыбкой, которая с годами и приобретенным опытом стала саркастичной, и я всегда со смехом смотрел на эту жизнь, даже когда начинал унывать и погрязать в плохое от происходящего со мной и в этой жизни, но всё равно я всегда смеялся, не важно как, грустно или весело, саркастично или трагично, утирая слезы отчаяния на своём совсем не рисованном лице с той живой хоть и нарисованной улыбкой, я знал, что смех поможет мне преодолеть все трудности этой жизни, и потому смеялся, ещё будучи ребенком, падая и больно ударяясь головой и всеми местами своего уже тогда многострадального тела о твердыню жизни и о жестокости окружающей среды. Даже плача, я продолжал смеяться в душе, в той душе клоуна.
И жизнь, эта сука жизнь, беспощадная в своей жадности на добро и справедливость, благоволила ко мне, она не одаривала меня лишней справедливостью, её у нее просто не было никогда в наличии, она просто в ответ мне всегда улыбалась. Застенчиво и робко, потому что понимала, как виновата передо мной и не только передо мной, но и перед многими другими людьми, но я всегда на все её выпады смеялся, когда как, когда весело, когда иронично и саркастично. И ей просто ничего не оставалось, не любя меня, благоволить ко мне и отвечать мне улыбкой, просто иначе она не умела, она же была жестокой и непобедимой, эта сука жизнь, которая мстила всем смертью, как наказывала, делая добро и избавляя людей от страданий.
Вот и клоун давно не страдал
Он не умер ещё, он устал,
Вечно в будущее глядеть сквозь окно,
Где его ничего не ждало.
Потому и улыбка его,
Стала маской его,
Вечно мучающегося лица,
Но смеющегося пока...
Потому что он жил и не умер, а мог бы, правда, если только от смеха, от смеха понимания печали сущности вечного бытия.
7. 01.2020 г
Марина Леванте
Свидетельство о публикации №220010600714