Зимняя элегия - 2

Ветер с моря качает деревья и стонет в саду;
я привык, что зимой вспоминается с грустью о лете;
я на этой земле был не раз и в раю, и в аду,
рай и ад рядом  с нами всегда существуют на свете.

Я привык, что зимой легче думать о том, что прошло,
и яснее понять, что любил или, что ненавидел:
ты к байдарке у пирса несла из коморки весло,
я двулопастных вёсел тогда ещё даже не видел.

Мы ныряли потом, чтоб для плова тех мидий надрать,
и любовный прилив подхватил, закружил нас безбожно,
только время разлуки подкралось внезапно, как тать,
время – мастер подвохов, предвидеть всего невозможно…

К Аю-Дагу бегут тьмы барашков, орда за ордой;
на душе неуют, словно в душу вселили простуду;
я тебя не забуду весёлой всегда, молодой,
потому что я молодость нашу хмельную  вовек не забуду.

Было много друзей, было много подруг и вина,
было время, когда безразличны мы не были музе,
но с годами росла непонятная в сердце вина
за друзей, уходящих, за гибель надежд и иллюзий.

Что-то в мире не так, раз наш мир до сих пор не такой,
о каком нам твердили высокие книги и мамы,
и командует кто-то моею февральской строкой,
не давая ей бодрой, мажорной окраски упрямо.

Ветер с моря качает деревья и стонет в саду,
и нельзя совладать, с загрустившей о лете, душою,
и всё кажется мне, что с судьбою живу не в ладу,
всё мерещится, будто упущено что-то большое…