Трагическое прозрение

©Розена Лариса Вениаминовна
                Посвящается Самому
                дорогому Человеку Б.М.             

Из книг: Розена Л.В. "СЕ стою у двери и стучу",Воронеж, Ц.Ч.К.И.2001; Екатеринбург, 2021, Ридеро; Лариса Розена - "Измена племени", Екатеринбург, 2022, Ридеро; Канал на Дзэне !Чудачка", см. внизу страницы- другие внешние ресурсы.
 
               

ТРАГИЧЕСКОЕ ПРОЗРЕНИЕ

Сборы были быстрыми и шумными. Родители уезжали в Китай на заработки. А дочь-балерину оставляли в Воронеже с тётей. День был ветреный, осенний.
-Николай, посмотри, какие страшные облака, - испугалась супруга, выглянув из окна на улицу. Она даже передёрнула плечами, - холодно!
-Не понимаю, что ты хочешь этим сказать? – удивлённо пробурчал муж.
-Погода нелётная, понятно? – раздражённо повысила она голос.
-Знаешь, заранее ничего неизвестно, - пытался он успокоить свою молодую, импульсивную супругу.
-Предки, не ссорьтесь, - ворковала возле них старшая дочь, - миловидная стройная Валечка, - мамуль, ты забыла свою любимую косметичку.
Девушка подняла её с кресла и протянула матери.
-Всегда при сборах что-нибудь забывается, поэтому я всегда люблю всё делать спокойно и основательно, а не так – быстро - быстро и поехали, - обратилась она с укоризной неизвестно к кому.
Повернувшись к дочери, механически поцеловала её в щёчку.
-Спасибо, родная! - и, смотря в глаза дочки, добавила, - Слушайся тётю Соню, хорошо, Валюш?
И вновь, чмок – чмок – чмок. На минутку присели, помолчали, и ещё раз, мама, умилённо взирая на дочь, повторила:
-Слушайся, я буду звонить, и спрашивать, как ты, поняла?
-Мамулечка, не бойся, обязательно буду слушать тётю! – обнадёжила та.
Все заспешили к машине. Когда Валя приехала домой после проводов, ей стало немного грустно. Она села в кресло, вытянула ножки, опустив хорошенькую кудрявую головку на худенькую грудь, задумалась.
Потом рассмеялась. Неужели она загрустила? Да нет. Это что-то на неё нашло. Сейчас она одна. Самостоятельная, молодая, красивая. Вообще-то и ей хотелось в Китай, но надо оканчивать училище… А всё-таки, здорово побывать за границей! Вот и Миша был во Франции. И разговаривает уже с ней свысока, будто она уборщица какая-то, а не будущая балерина. Подумаешь, старик. Ему уже тридцать лет, а всё ещё строит из себя мальчика. Хм!
Дребезжащий телефонный звонок отвлёк от праздных мыслей. Она, нехотя поднялась, и подошла к телефонной трубке. В голове мелькнуло: «Проверяет, дома ли я. Надоело!».
-Крошка, - раздались щёлкающие звуки, - как дела?
-Что у тебя там с телефоном? – раздражённо спросила Валя.
-Всё в порядке, а что? – опешил Мишель.
-Треск какой-то, - нехотя прокричала девушка.
-Это у тебя треск, у меня прекрасный японский телефон. Что нового?
-Предки в Китай умчались, и я вот, скучаю…
-Ну и хорошо, - обрадовано прожужжало в трубке.
-А чем они мне мешали, - удивилась собеседница.
-Да свободы, детка, мало было, - назидал приятель с другого конца провода, - с ними ты и жизни не увидела бы.
-Может, ты и прав, - задумчиво протянула Валечка, - знаешь, я написала недавно новое стихотворение. «Хочу, чтоб кто-нибудь подставил губы к моей душе, чтоб целовать её и выпить…».
-Кто нам мешает, - поддержал восхищённый собеседник.
На вечеринке, где они оказались с Мишей, шумно. Все пили, курили, смеялись, кричали, перебивая друг друга. Чтобы как-то сгладить неловкость от нового знакомства, Валентина решила прочитать стихотворение, только что сочинённое ею дома, почти перед выходом.
Очень мило улыбнувшись и немного потупив глаза, она вдруг проворковала:
-Хотите, я прочитаю свои стихи, а Вы послушаете и скажете, понравятся ли они Вам, хорошо?
-Стихи? Смотрите-ка! Грамотная. Ну, давай!
-Что это ты? Твоя стихия – танцы, - засуетился Мишель.
-О, я многое чего умею, о чём ты даже и не подозреваешь, - бойко парировала девчушка.
Она немного кашлянула, будто певица, прочищающая горло, и, взмахнув широко руками, точно бросаясь в реку, начала читать:
-Я вздрогнула, и улететь хотела.
Но быт несчастный вдруг остановил.
И я от гнева так рассвирепела,
Что больше злиться не хватило сил.
Могу я жить лишь только в поднебесье.
Но Бог заставил по земле ходить…
Скажи, до боли в неизвестной песне,
Тебе смогу я грусть свою излить?
Реакция была слабой. Одни зевали, другие разговаривали, третьи шептались. Ей стало неловко. Кто-то вяло пробурчал:
-Да излей, излей, детка…
-А она - ничего, - протянул очень старый, лысый, мужчина, – сколько же тебе лет? – осклабившись, заинтересовался он.
Валечка потупилась, стало неприятно, что на неё так пристально смотрят. Она покраснела и молчала, как бы ни слыша обращения к ней.
Её уже раздражали все присутствовавшие.
-Самое распрекрасное время, нам пятнадцать, Вы меня понимаете? – объяснял оживлённо Мишель, немного подталкивая её вперёд.
-Ого, так она уже взрослая, - недоверчиво протянул старик.
-О, да, она не только взрослая, но живёт одна, без предков, - добавил ухажёр, ласково поглядывая на девушку.
-Ах, ты, моя сиротиночка, - заинтересовался Валей обрюзгший мужчина.
-Ничего я не сиротиночка, просто мои родители в Китай уехали, - растеряно защищалась она, с надеждой смотря на Мишеля. Разговор становился ей, крайне неприятен, - да и с тётей я, не одна, так что жалеть меня нечего.
-Ну, всё, детка, злиться не будем. Ты же пришла веселиться, да?
-Я? - удивлённо протянула Валя, - Ну да, а как Вы предлагаете веселиться?
-Надо кайф получить, - нехотя объяснял Мишель.
-Да, а что это такое? – заинтересовалась девчушка.
-Это то, что улетишь, улетишь…
-Куда улетишь, - смешалась она.
Вокруг послышались смешки, улюлюканье:
-Да она что, из тайги?
Ей стало стыдно, неловко, оказывается, она совершенно отстала от жизни, современной молодёжи, словом – паинька.
Дразня и подбадривая, ей дали попробовать сигареточку с секретом. Валюша затянулась и сразу закашлялась. Мишель презрительно рассмеялся:
-Я хочу, я хочу летать! Трусиха, - он демонстративно отвернулся и перестал обращать на неё внимание.
Вале стало обидно. Она что – слабачка? Нет, дотянет всю, ну не умирают же те, кто курит? А всё-таки это мерзко. Она давилась дымом, слёзы брызгали из глаз, хотелось выплюнуть эту дрянь и убежать. Руки дрожали, лицо покрылось капельками пота. Она нервничала. Но продолжала делать вид, что умеет курить. Поняв её состояние, Мишель взял девушку за руку, посмотрел каким-то странным взглядом и прошептал:
-Ты у меня молодец, детка, и стихи читаешь, и от всех не отстаёшь. Нет, нет, ты даже лучше их всех, серьёзно, - подхваливал он её, чтоб подбодрить.
Но она уже и сама осмелела:
-Ха-ха-ха! - весело смеялась девчурка. Её развезло. И вдруг, ни с того, ни с сего, стало казаться, что она в Китае, в большой красивой пагоде. И, даже, жрица храма. И сейчас к ней сошёл бог Буду, и ласково смотрит на неё. Она смело встречает его и ничего не боится. А вокруг-цветущие лотосы, зажжённые фонарики, павлины, необыкновенные ручейки журчат вдали.
Когда пришла в себя, с омерзением передёрнулась. Что это? Она в грязной липкой луже на полу, рядом какой-то подозрительный тип бесстыдно обнимает и щиплет.
-Что ты делаешь, мне больно, - оттолкнула она его руку.
-А мне нравится, крошка, - еле бормотал он.
-Да иди ты, - простонала она сквозь оглушающий туман, тошноту, разбитость. Попробовала подняться и шлёпнулась вновь на прежнее место. Так что же с ней? Ни лежать, ни стоять, ни сидеть могла… Кто-то другой подошёл, растолкал и всунул в рот сигаретку. Она выплюнула её. Подбежали ещё двое. Один поднял курево, разжал губы, вновь вставил ей в рот, второй сжал руки, уговаривая:
-Три затяжки и тебе сразу станет хорошо, ты не понимаешь, детка, и не спорь с взрослыми!
Девочка задыхалась, пришлось закурить. И, о, чудо! Она опять полетела, полетела…
Целый месяц Валентина не ходила в училище. Появилась как-то, испуганная, забитая. Стала делать растяжку у станка и чуть не упала. Тошнило, душил кашель. В голове зияла пустота. Её качало из стороны в сторону. Ничего не хотелось делать. Всё было совершенно безразлично. В чём она с кем она, где она…
Телеграмма, которую получили её родители, ошеломила:
«Вылетайте, Валя пропала».
Мать долго сидела без слёз над страшным известием. Ничего не понимала: как это – пропала? Валечка никогда из дома без разрешения не выходила… Что это – шутка? Но супруг спешно оформлял возвращение в Россию, домой, в Воронеж.
Дочку нашли быстро, но без головы…. Мама узнала её по родинке под левой лопаткой, да бородавочке. Окружающие боялись, что после похорон, мама сойдёт с ума. Всё ходила и ходила по дому, никому ничего не говоря. Ей жутко было сидеть одной в совершенно вымершей от бездонной тишины комнате. За окном – пустая даль, мутная и тревожная, как опустошающее настроение в её сердце. А разве был он у неё этот комок тепла? Всё человеческое выпало из неё, и остался приглушённый крик пустоты. А тоскующие окна и улицы, бежали куда-то мимо её полумёртвого взгляда. Боль, боль сплела паутину в трещине души и не давала лететь в воздух, к солнцу, к свету… Наступила для неё вечная ночь. А окна и улицы мчались, раздавленные пугающей пустотой. Дом, словно чужой, не согревал. Всего в нём было достаточно. Не было главного. Жизнь уплывала и уплывала из него. Как-то почувствовала себя совсем плохо. В полузабытьи подползла на несгибающихся ногах к кровати, без чувств упала на неё, смежила глаза и уснула.
Вдруг до обоняния стал доноситься запах гари. Потом дым от сигарет. Курили какую-то гадость. Видение становилось отчётливым. До слуха доносились всхлипы, повизгивания, увидела большое собрание людей. Они протягивали друг к другу руки, стонали, смеялись, обнимались. Из общей массы стал выплывать облик дочки. Стройное девичье тело чуть ли не обнажено. Волосы спутаны, глаза широко распахнуты, и вместо голубого, обычного, цвета, превратились почти в тёмно-синие, обведённые огромными синяками. Губы распухли. И казалось, будто она не в себе. И, вдруг, о, ужас! Все, находящиеся в комнате, стали подходить к её дорогой девочке и тушить о её лицо сигареты. Она завизжала, поспешно закрывая лицо руками, крик перемежался со стонами. В ответ все смеялись. Вдруг ещё один парень с наглой усмешкой, бритый наголо, захотел потушить свою сигарету о ту же «пепельницу». Валя взорвалась, ударив его по руке:
-Пошли вы! Всё напишу маме, всё! Хватит, замучили, замучили, о-о-о!
-Ах, даже так? – остервенело, завопил он, свирепо сверля несчастную жертву глазами. Вынув нож, начал бить им наотмашь в лицо девушки.
Кровь, крики, возня. И вдруг, совершенно искромсанную, голову отсекли и бросили в сумку.
Сон это был или явь? Мать ничего не понимала. Чувствовала в сердце такой холод, будто сейчас она умрёт сама… Какой ужас содеяли с её ребёнком! Быстро сползла с постели, побежала в ванную комнату, подставила голову под кран с холодной водой. И стала надрывно плакать… Муж услышал её стоны, подошёл, встал рядом. А она шептала, всхлипывая:
-О, какие звери, какой страшный мир! О-о-о-о-о!
Супруг бережно обнял её, закутал в полотенце и вновь уложил в постель. Но горечь из души не уходила. Сотрясала мелкая дрожь. Муж гладил её по голове, называл ласковыми словами, говорил что-то успокаивающее. Вернулся в ванную, взял из аптечки капли, разбавил водой, дал выпить. Когда она захлебнулась содержимым стакана, он, как маленькую, стал поить её с ложечки. Увидев, что ей холодно, принёс плед, укрыл. Вновь погладил по голове. Медленно тянулось время. Ближе к ночи, он раздел её, укутал одеялом и сел рядом, тихо напевая колыбельную песню, протяжную и нежную.
Сердце бедняжки согревалось от ласки и заботы. И она поняла, что дом и близкие – это спасительный круг, за который ей надо ухватиться. Постепенно она стала вставать, но уже не смотрела бездумно в окна, а варила обеды и убиралась. И хотя она всё путала, пересаливала, сжигала, супруг хвалил и спокойно ел то, что она готовила. Однажды она хлопотала по дому больше, чем обычно, утомилась, и прилегла отдохнуть.
И снова ей снится сон. Видит небо. Ангелы вокруг. Откуда-то льётся Божественная музыка. Под ногами расстилается поле ярко-изумрудного цвета. Каждая травинка переливается, сияет, горит особым оттенком. Солнце светит лучезарно, ласково, приветливо. Пение необыкновенных птиц разносится вокруг. И так хорошо здесь, словами не передать. Поворачивается вправо и доченьку видит весёлую-весёлую. Такой она только в беззаботном детстве была. Обрадованная мать хочет обнять её, но у той вдруг подворачивается нога и она катится в овраг. «Ой, ой, ой, помогите, помогите же!», - стонет мать, подбегая к обрыву и заглядывая в страшную глубину. Дочь держится за маленький выступ, не падает ниже. Мать в отчаянии ложится на край, упирается ногами в землю и протягивает ей руку. Вот их пальцы уже соприкасаются, вот они ухватились друг за друга. Но ещё непрочно, ещё слегка. Мать почти вся свесилась вниз. Наконец она поймала руку дочери и тянет, тянет, тянет… Валя делает отчаянные усилия, то вскарабкается кверху, то вновь сорвётся… Борьба утомительна. Дочь в отчаянии. Но мать не сдаётся, понимает, что теперь всё зависит от неё. Она держится, всеми силами стараясь вытащить дочь. Валя нащупывает небольшую впадинку и упирается в неё ногами, крепко держась за протянутую руку. Подтягивается. Ну, ещё чуть-чуть… Ну совсем самую малость… И вот дочь спасена.
Внезапно сон резко оборвался и она проснулась. Вскочила с постели, подбежала к окну. Ей не верилось, что всё так бесследно исчезло, напряжённо стала всматриваться вдаль. Уже светало. Нежно-розовой дымкой окрасило сонное, позёвывавшее небо, по нему ползли разбуженные облака, шелестели ветки деревьев… «Боже мой, что это, что это?». Крупные слёзы беззвучно заскользили по лицу. Ей стало холодно и тоскливо. Вдруг она почувствовала, как мягкие, нежные ручки обняли её. Она вздрогнула и обернулась. Рядом стояла на босу ногу в ночной длинной рубашонке вторая, младшая дочь. Её волосы светло-каштанового цвета разметались в беспорядке по хрупким угловатым плечикам. Голубые глазки, слегка сонные и припухшие, согревали чистотой. Розовые невинные губки улыбались. Она была так трогательно беззащитна, что сердце матери дрогнуло, словно расширилось, дабы вновь вместить материнские любовь и тепло. И внезапным порывом они обнялись и расцеловались. Обе плакали, смешивая слёзы. «Мамочка, родненькая, прости меня, я буду тебя всегда слушать… Всегда, всегда…». Наденька что-то ещё лепетала, успокаивая маму, отвлекая от грустно-тягостных мыслей, как бы всем видом показывая: «Ведь у тебя же есть ещё я». Мама вновь поцеловала Надежду. И поняла, что должна жить, воспитывать вторую девочку. Её спасение теперь в молитве, обращённой к Богу… И в любви…
Розовые солнечные лучи стали проникать в тихую, отгороженную от мира, комнату. Мама уговорила Наденьку ещё поспать немного и проводила её до кроватки. Собрав последние силы, устремилась в храм. Быстрее, быстрее! Она даже не шла, бежала, спотыкаясь, и вновь спеша вперёд. Отныне её жизнь с Богом. Сон открыл ей истину – человек не умирает, душа продолжает жить! Каждой клеточкой своего сердца ощутила она, чтоб душа её дочери пребывала на небе, а не горела в адском огне, надо ей здесь, на земле, самой молиться Господу Богу всей душой и всеми устремлениями. И, может, Господь простит её грехи, старшей дочери, и сохранит младшую от ошибок былого безверия…