Аюми Кисимото. Из рода черных кошек-сенсеев

1.Знакомство.

«И помни, – сказала черная бабушка-кошка – ты – представитель старинного кошачьего рода! Постарайся не ударить в грязь мордой! Уже давно в нашем роду не рождались черные–сенсеи, это большая редкость! Держи марку, дорогая! Спину ровно, нос по ветру, хвост - пистолетом. Повтори». «Хвост по ветру, нос пистолетом - быстро повторила малюсенькая черная кошечка – Бааа, не волнуйся, я все поняла и все помню». И бросилась ловить свой хвост. А он, редкая заразка, выскользнул прямо из лап и унесся, пришлось вертеться за ним как волчок.

«О, Великая Проматерь Кото-сама! Ну что мне делать с этим чертенком? Она ж минуту спокойно посидеть не может! - бабушка легким взмахом еще довольно сильной лапы остановила кружащийся черный пушистый волчок и продолжила - Аюми, детка, тебе выпала великая честь и одновременно сложнейшая задача – обучать людей! Это миссия сложная, почти не выполнимая, не всякому по плечу и по лапе. Если будут вопросы, сразу же связывайся со мной по мурр-связи. Поняла?»
Черный пушистик брякнулся на спину, глянул на бабушку своими болотными глазами и муркнул: «Соба-сан, не переживай, я справлюсь». И облизнула свою лапу, в знак данного честного слова.
- Ладно, мама-сан, оставьте Ваши поучения, мы не в Японии, мы, слава богу, в Питере, а родились дети вобще в лен.области. И все Ваши «преданья старины глубокой» здесь не работают – сказала вальяжная пестрая кошка-мама, подходя. Резво прижала мелкую кошечку лапой к полу и начала ее вылизывать. – Аюми, детка, ты опять глаза не умыла, что за заспатки, когда я тебя приучу к гигиене?
- Маам, хваааатит – безрезультатно вырывалась Аюми - я умывалась сегодня, чесное котеночье!
- Муся, ну что ты такое говоришь! – негодовала Бабушка - Как дворовая кошка не образованная, ей-богу! А еще потомок Кота Ученого! Ну как можно такое вобще говорить, тем более при детях! Ну, причем здесь Ленинградская область? А как же призвание?! А как же черный цвет!? - бабушка начинала кипятиться и фыркать.
- Едут! Едут! Лифт шумит! – истошно завопила подбегая маленькая кошечка-пеструшка. На скорости она не сумела затормозить, врезалась в Аюми и они покатились в клубке, выдавая друг другу оплеухи по ходу дела.
Хозяйка дома открыла дверь, и вошли две человечьи блондинки: мать и дочь. Это было очевидно, сделаны они были, словно под копирку, только с изрядной разницей в возрасте.
- Ой, мамочка! Смотри, какая она лапонька! – заголосила дочка-блонди.
А у старшей-блонди тут же включился мамкинский инстинкт и, взяв маленькую Аюми на руки, она залюлюкала: «И кто у на тут такой хорошенький? А? Кто у нас тут такой маленький? А кто такой черненький?»
- Я, конечно – ответила Аюми. – А у Вас, мадам, есть сомнения на этот счет?
- Аюми, они тебя не слышат, не забывай этого! – крикнула вдогонку Бабушка Соба-сан. – Удачи тебе малышка моя! Да хранит тебя Небо и Котосама!

И Аюми легко и радостно пошла на руки, в сумку и навстречу своей новой судьбе. Потому что черные-кошки-сенсеи из рода Кисимото всегда смело идут по пути своей судьбы. Ну, разве что глаза иногда забывают умывать. Да и кому мешают эти заспатки, ведь правда?


2. Урок первый. Терпение и чистота.

Семья куда пришла жить Аюми была не мала не велика: Папа-сан, Мама-сан (их именами Аюми решила себя не озадачивать, ибо и в своей семье звала старших по семейному статусу). Еще были двое детей: девочка Ляся-тян и мальчик Кито-кун.
Аюми сразу же поняла, что все в семье со своей придурью (со своей изюминкой, как говорила Бабушка Собо-сан.)

Папа-сан проводил жизнь в компьютерном мире нулей и единиц, хотя по сути своей был садовник и кулинар. «Если бы пошел по своему пути, - думала Аюми -  то был бы знатным бансаеведом». Все, что он сажал, колосилось и перло со страшной силой. Казалось бы воткни он игрушечного деревянного Буратину (валявшегося в ящике с детскими игрухами) в землю и тот бы зацвел и зазеленел.

Но папа-сан нашел выход своей истинной сути в мир. На балкончике своей квартиры, на высоте, где летают только чайки, он выращивал самый острый в мире перец. Балкончик не располагал к огородству, но Папа-сан умудрился превратить его в оазис для перцев.

Ходить на балкончике было совершенно невозможно из-за раскидистых кустов перца. На старинных реставрированных венских стульях стояли гигантские горшки, в них росли экзотические перуанские перцы.  Перцы висели как желтые или красные звездочки и радовали глаз. И все это очень напоминало дачу, где родилась и выросла Аюми. Поэтому Аюми сразу же полюбила заросли перца.  В них можно было рыть ямы, драть перчики, играть ими в футбол. Обрывать листья на кустах. Опять же горшки с перцами можно было использовать как туалетик.

«Очень даже уютненько, - думала Аюми –  а что? Мне нравится! Но Бабушка говорила, что я должна их чему то обучить. Начнем с чистоты и порядка! Да, на балконе вполне чисто и уютно, Мама-сан ходит сюда утром пить кофе. Но, как говорится – чище будет!» 
И Аюми развила бурную деятельность в перцовых садах.

Вскоре балкон был похож на большой взрыв (из которого по версии ученых родился мир). Аюми была довольна.
А вот мама-сан почему то не очень. Она с упорством бегемота убирала на балконе, ругаясь при этом, словно она не мама-сан, а какой то портовый грузчик из Йокогамы. И уговаривала Аюми ходить в туалет в новый красивый лоточек с древесными опилками.
«Ага, щаз» - говорила Аюми – сама туда ходи». И словно огородный олень уносилась вдаль, вдоль перцовых деревьев (ибо кусты таких размеров, да еще для маленького котенка были действительно деревьям подобны).

Папа-сан вел с Аюми душевные беседы, о том, что воспитанной кошке не дОлжно драть столь дорогие его сердцу и кошельку перцы и гонять ими в футбол. Ибо не кошачье это дело, уподобляться игрокам команды Зенит. Аюми слушала внимательно, кивала в знак согласия, говорила, мол «да-да-да-да, никогда в огород, в огород никогда» и продолжала резвиться с перцами.

Кормили Аюми хорошо, даже очень. Поэтому и стул у нее был отличный. Такой отличный стул, конечно, был всем очень нужен, вот стопудово нужен!  И Аюми его прятала. Зарывала, как клад. В горшках с перцем. Перец удивился и начал желтеть, падать духом и чахнуть. Вслед за ним стал чахнуть папа-сан. Он заламывал руки, изрыгал проклятия, возносил руки к небу и регулярно выкапывал клады Аюми, дабы спасти перец.

Пару раз Аюми была поймана  с поличным. В момент зарывания клада. Была зверски обругана и совершенно бесчеловечно потыкана носом в зарываемый продукт. «Да вы чЁ, совсем обалдели?  А с виду такие приличные люди? А если б вас носом тыкали в ваш унитаз?» – в  сердцах завопила Аюми. От возмущения и унижения даже удрала в тайное убежище (недавно порванное ею с обратной стороны кресло).
Минут  15 она дулась и обижалась, но потом простила неразумных хозяев. Ну что с них взять?  Ну, неразумные ж существа, ей богу.

Мама-сан приманивала Аюми как могла: сменила лоток и наполнитель. Теперь это были не деревянные опилки, а красивые мелкие камушки. Мама сан брала Аюми за лапки и показывала, как этими лапками надо разгребать ямку в лотке, чтоб спрятать клад. Аюми удивлялась, делала круглые глаза. Потом стала вытаскивать камушки из лотка зубами по одному и гонять по квартире. Раз уж перцы нельзя, то камни то можно ж?

Постепенно ситуация накалялась. Балкон ежедневно разгребался и проветривался. Мама-сан ходила злая как соседская собака с дачи, где выросла Аюми. Папа сан защищал перцы как мог. Он купил хитроумные решетчатые покрытия, разрезал их и положил на дно горшков с перцами. Чтоб Аюми не могла в них ничего зарыть. « Ну и ладно – сказала Аюми – не больно то и хотелось». Ии начала ходить в туалет на решетчатые покрытия , не зарывая.

Апофеозом  обучения был день, когда Аюми в стремительном прыжке оттолкнулась от ящика для перцев (ящик был с метр длинной) и умудрилась его как то уронить.
Как она это сделала, никто не увидел. Было темно, была ночь. Так что торжества не получилось.
Мама –сан спросоня гавкнула и сказала, что уберет утром.  Папа-сан сходил в ночи на балкон, посетовал на разгром и бедлам и ушел спать. А Аюми так испугалась, что забилась под диван и сидела там до утра тихо. Размышляя о трудностях обучения людей и о том, что какое счастье, что этот ящик ее не раздавил в лепешку, вот был бы горестный конец ее  карьеры.

Утром Аюми первой тихонечко вышла на балкон и ужаснулась увиденному. «Да ну нафиг – сказала она сама себе – лучше я в лоток в туалет ходить буду, там очень даже так себе ничего. И моют его регулярно. Будем считать, что урок чистоты и терпения они прошли».
С тех пор Аюми, как умная кошечка,  ходила в туалет в свой любимый лоток. Но с большим интересом изучала унитаз и ванну…




3. «Аюми  - похититель носков.»

«Человечьи носки  - удивительно странная штука.  – Сколько бы у тебя их ни было, а из стирки всегда выуживается нечетное число. Как это происходит,  не знает никто. Вроде бы покупал четное количество носков. В шкаф клал - четное. Носил (ежели ты не одноногий пират) тоже четное».  -  Рассказывала мама-сан Аюми, разбирая стираные носки по парам.

Аюми внимательно слушала маму-сан и иногда комментировала: «Что никто-никто не знает? Даже  Кото-сама? (*Кото-сама - кошачье японское божество, почитаемое семьей Кисимото из рода черных кошек сенсеев).
Но не слышат люди телепатических речей. Не доросли они еще до уровня кошек.

«В стирку правда кидал все, что нашел», - продолжала мама-сан – «видимо, тут программа четности носков и сбивается. Как еще иначе понять, куда эти носки исчезают?»

«Стиральная машинка еще сожрать может», - предположила Аюми – «вон у нее рот какой здоровенный. Я когда в него залезу, всегда волнуюсь, съест в этот раз или пощадит. Но я для нее не вкусная видимо. Так может она носки любит? Не могут же они испаряться…»
Но мама-сан Аюми не услышала.

Аюми очень любила следить, что делают члены ее нового семейства. Пока мама-сан сортировала носки и складывала их  по парам, Аюми пыталась сделать то же самое. Коготком  цепляла носок, подтягивала к себе, брала другой, проводила сравнительный анализ.
Но иногда носки так извивались, что были похожи на каких-то странных неведомых рыб-угрей, плавающих в воздухе. Аюми так пугало это сходство, что она в панике подпрыгивала, пушила  хвост (он становился похож на толстую еловую шишку) и бросалась на носки.

Вскоре она убедилась, что носки действительно не то, чем прикидываются. Эти твари расползались по дому самым хаотичным образом. Во-первых, они оказались не парными животными, а видимо одиночками.
Как бы мама-сан не пыталась их объединить по подобию, цвету или размеру, в итоге они все равно разбегались по разным углам. Как бы Ляся-тян ни складывала их по полочкам и пакетикам в шкафах, это сволочье все равно обнаруживалось через пару дней в самых странных и неожиданных местах. Все это поражало юную Аюми. Она находила носки под кроватью, россыпью в шкафах, под подушкой, под компьютером папы-сан, и даже под одеялом Киты-кун.

И тогда Аюми объявила этим загадочным воздушным рыбам войну!
При виде носков, она развивала активную деятельность. Если она видела носки на батарее, а там они периодически любили зависать и отсыхать, Аюми кидалась на них как дикий зверь и скидывала их с места отдыха. А вот не надо нам тут! Висеть, прикидываться мирной ветошью! Знаем мы вашего брата, чуть забудешься, глядь, а уже новые носки расплодились под кроватью или это старые удрали с насиженных мест.

Если носки лежали в корзинке для грязного белья, Аюми яростно хватала первый попавшийся экземпляр и начинала носиться с ним по комнате, чтобы вымотать его. Чтоб у него сил не осталось уползать из положенных мест. Чтоб мама-сан не сетовала и не переживала.

Обычно вся семья радостно поддерживала процесс воспитания носков. Стоило только Аюми  поймать носок и попытаться бегать с ним, кто то из семейства подключался и начинал бегать за ней. Видимо они хотели поддержать Аюми. Но для конспирации (чтоб не ругалась мама-сан) кричали: «Аюми, отдай носок! Аюми, брось носок!»

«Ага, вот прям щаз!» - не выпуская носок из зубов – отвечала Аюми – « Эту тварюгу надо проучить! А то она со своими сотоварищами совсем обнаглела. Порядка не признает, на месте не лежит, временами отвратительно пованивает. Не понятно, кстати, с чего. То ли у нее срок годности заканчивается, то ли… ну, дальше я эту мысль еще не продумала».

Заканчивались подобные воспитательные моменты весьма однообразно: приходила мама-сан, забирала воздушную рыбу-носок, возвращала на лежбище носков, на батарею. А Аюми слегка выдавала а-та-ташки.

И каждый раз Аюми протестовала: «Не, ну как так то!? Как так?! Я им помогаю, воспитываю их непослушные носки, и никакой благодарности в ответ? Еще и мне люлей перепадает! Говорила мне бабушка соба-сан: «Аюми , детка, не ищи справедливости под небом, не найдешь! Будь сама справедливостью под небом  и не пропадешь!»

И слегка обиженная Аюми уходила спать в гнездо под диван. Так как вся эта суматоха была весьма утомительна  для этого столь юного и столь справедливого существа.






4. «Как вы кошку назовете, так она и проживет»

Когда хозяева выбирали Аюми имя, они жестоко облажались.

Искали что-то связанное с чёрным цветом или ночью, в различных языках. Всем понравилось японское "Аюми". Звучало красиво, чарующе. Можно произносить на распев. Как в детстве, когда мамы звали всех домой:  «Ааааа-лёоооо-наааа, дааа-мооой!» 

Интернет, великий и ужасный, подкинул, что Аюми - это «гуляющая по ночным снам».
Такую красивую мистику семейство упустить не могло. Черная кошка, гуляющая по вашим снам, знающая ваши тайны и уютно мурчащая у вас под бочком, ну что еще нужно мечтательному кошатнику?

Правда в последствии выяснилось, что иероглиф обозначает не совсем прогулку по снам, а скорее движение в принципе. И в Аюмином варианте движение стремительное.

У  Аюми два режима: «Вкл». и соответственно «Выкл». Побежали и Упали. Ракета и тормоз. Бешеный котик и Дохлый котик.
Пока она существует только в этих двух категориях. Промежутки и полумеры нам не ведомы и нещадно отметаются.

У чёрной Аюми есть только чёрное и белое, чёрная шерсть почти повсеместно и белые волоски в ушах. И пара тройка белых волосин на груди.
Семейство до сих пор гадает то ли выщипывать их пинцетом, то ли красить в радикально черный цвет. (Ну, для аутентичности черной кошки.) Но, к единому мнению пока семейство не пришло, поэтому бездействует.

Все градации серого или не дай бог, какого другого оттенка, Аюмкой презираются.

В режиме "ракета" Аюми носится по квартире, как обосранный олень, пардон за наш японский диалект. Стукается головой о косяки и попадающуюся на пути мебель, что грозит ей стать "прелесть какой дурочкой".

В режиме "полный выруб", любой йог позавидует её позе трупа. В этом состоянии её можно брать за лапы, за тело, таскать под мышкой, как сумку, крутить как карусель. Аюми спит и видит сны. И ничто и никто не может ей помешать. 

Правда, один способ все-таки существует.  Найден он был случайно.
Кто-то переодевался и из кармана высыпалась мелочь. 
На звон монет, со скоростью падающей звезды, прилетела Аюми. С габровской прыгаю схватила в зубы монетку (причём, как ей это удалось, не понял никто) и уволокла ее в гнездо, под диван. Монетка выскальзывала из маленьких кошенятских зубок, падала, звенела, Аюми вновь и вновь подхватывала её и волокла, по-видимому в копилку или в сундучок, чтоб потом чахнуть над своим златом.
Теперь, когда нужно её разбудить, найти или поймать, все безжалостно этот метод эксплуатируют. Сыплют злато по полу, чтоб корыстное чудище тут же на него накинулось.

В режиме «Выкл». все семейство обожает Аюми, так как она со всеми спит, мурчит, лижется и ласкается. Все сразу готовы простить ей порванные тюли и покрывала, рассыпанные в радиусе 2-3 метра опилки из лотка и украденные со стола орехи. Которые потом обнаруживаются в самых странных местах квартиры.
Но к сожалению, этот режим не вечен…

С возрастом скорости передвижения Аюми по дому возрастают. На бегу она врезается в беспечных хозяев, повсеместно попадающихся ей на пути. Хозяева пугаются, потирают ушибленное место столкновения с Аюми и кричат ей вслед свои недобрые пожелания, которые, понятное дело, черной кошке глубоко по фигу.

Некоторые члены семьи уже начинают роптать и сетовать, что надо было назвать ее чем-то более спокойным, к примеру «Тормоз» или «Тупка». Для спокойствия и благоденствия семейства. 

Но как говориться, поздняк метаться. Имя произнесено, кошка названа и обмену не подлежит. Ни кошка, ни имя.
Терпения вам, о кошачьи хозяева. Ибо пути ваши трудны, а силы не бесконечны…



5.«Как Аюми всем помогала».

Аюми Кисимото была девочка работящая. Она искренне считала, что помогать её призвание и помогала всей семье.
Чуть в доме затевался какой-то кипеш, Аюми уже была там.

Утром она помогала Лясе-тян чистить зубы. Ляся-тян яростно, как ураган проходила щеткой по зубной эмали и кривила зеркалу мордахи. Зеркало, похоже обижалось, потому что отвечало ей тем же.

Аюми запрыгнула на раковину и полезла по Лясе-тян, как по пальме (это был обычный способ Аюми передвигаться по человекообразным).
Ляся-тян взвизгнула, плюнула в зеркало зубной пастой, проворчала что-то невнятное, по причине зубной щетки во рту. Но Аюми на руки все же взяла.
 - Что ты делаешь? - С круглыми (то ли от удивления, то ли от природы) глазами спросила Аюми.
- Ты чфто не видиф? Мелкая, не мефай, я зубы чишфу - ответила Ляся-тян.
- Я тоже хочу! Я тебе помогу!  Я тоже буду зубы чистить - сказала Аюми, любящая всем помогать.
И она стала грызть зубную щетку с другого конца.
Так они и висели на щетке, вцепившись в нее, каждая со своей стороны. Ляся-тян вскоре начала хмыкать, потом хихикать, потом в голос ржать.
Проходящая мимо мама-сан (была у мамы-сан такая особенность, вечно проходить мимо, как небезызвестный французский боцман), покачала головой и сказала: "Лясико, зайка, дай ей старую зубную щетку на растерзание. Не деритесь за эту". Мама-сан частенько не верно интерпретировала события.

Днем кто-то не до конца прикрыл кухонный шкаф и Аюми решила всех призвать к порядку и проучить. Она залезла в шкаф и выкинула из него все что смогла. На шорох и грохот прибежало все благородное семейство.
На счастье, все выкинутое из шкафа оказалось небьющимся.
- Шкафы закрывать за собой надо! Порядок сам не наводиться! - Фыркнула Аюми и махнув хвостом, удрала.

После еды иногда наступает такой момент, когда вся семья томиться в сладкой и сытой истоме и ленится убирать посуду. В лучшем случае посуда зависает в раковине. Но с появлением Аюми эта старая и добрая традиция канула в Лету.
Стоило посуде появиться в мойке, туда стремительно взлетела Аюми и все радостно затоптала. Что не затоптала – облизала, что не облизала – присыпала черной шерстью.
«Батюшки светы!»  - заголосила Мама-сан и отдала команду срочно спрятать тарелки и стаканы в посудомойку. Отныне и присно стадия «посуда в раковине» была запрещена. Причем на веки веков.

«Бинго!» - с видом победителя заявила Аюми, - «не фиг мусорить в раковине. Я вас научу чистоту любить!»

К вечеру Аюми обнаружила приоткрытую дверцу шкафа под раковиной. Оттуда, из мусорного ведра вкусно пахло объедками и прочими радостями и отходами жизни.

Когда Мама-сан зашла на кухню она обнаружила на полу прекрасную инсталляцию в стиле «Искусство против мусора». Прекрасные узоры из картофельных очистков, использованных салфеток и куриных костей были выложены на терракотовом кафеле и радовали взгляд своим новаторством и точностью линий.  С подоконника с видом заядлого художника на всю эту красоту смотрела Аюми.

Руки Мамы-сан сами потянулись за таблеткой валерьянки, сами засунули ее в рот и сами залили стаканом воды.  «АААА-ЮЮЮ-МИИИ!» - подобно трубе парохода загудела Мама-сан. На звуки пароходной трубы сбежались все.
В результате долгой и сложной деинсталляции родилось новое правило: «Кто забыл закрыть дверцу в шкаф с мусорным ведром, тот занимается демонтажом и уборкой арт-объектов на кухне».

«Убогие существа!» - закатывала глаза Аюми – «Никаких понятий о современном искусстве! Ну что вы ели слаще морковки и видели лучше Репина? Никаких понятий о модерне, я уж молчу про авангардизм!» - и она гордо пошла, сметая остатки картофельных очисток своим черным хвостом.

После Аюми заскочила в туалет и увидела, как срывают туалетную бумагу.
- Я тоже так хочу! - Мявкнула Аюми.
Дождалась, когда останется в туалете одна, подпрыгунула и зацепила рулон когтем. И вниз поехала прекрасная длинная бумажка. "Ух ты ж!"- обрадовалась она - как интересненько!"  И давай тянуть бумагу когтями дальше.

Когда Папа-сан открыл туалетную дверь, он не поверил своим глазам. И даже включил свет, чтоб проверить, верно ли он все понял.
В туалете гордо возвышался унитаз. Но в этом ничего нового не было. Рядом с унитазом столь же гордо возвышался сугроб из размотанной туалетной бумаги. За сугробом на задних лапах сидела Аюми и передними лихо разматывала остатки рулона.
Ох, - схватилась за сердце мама- сан - а как же это теперь обратно сматывать?

Пять минут бумагу сматывал Кито-кун. На семь минут хватило Ляси-сан. Дольше всех продержалась стойкая Мама-сан, она сматывала кривенький рулончик целых 11 минут. На 12 минуте её терпение лопнуло и она схватилась эту кучу (и рулончик в том числе) и лёгким но нервным движением руки отправила в мусорное ведро. (Не забыв закрыть дверцу шкафа.) Под недовольное ворчание Аюми.

- Слабаки! - резюмировала Аюми - я за пять минут все размотала, они втроем уже полчаса как собрать не могут! Сла-ба-ки!

"Значит так!" - изрекла мама-сан на резком выдохе, - с сегодняшнего дня у нас еще одно новое правило. И оно гласит: "Кто не закрыл дверь в туалетную комнату, тот и сматывает бумагу!"

И все испуганно разбежались по разным комнатам.

- Ничего, - довольно муркнула под нос чистоплотная Аюми - я вас научу и порядок наводить и бумагу сматывать. Ишь ты! Совсем обленились!
И она пошла довольно помахивая своим чёрным хвостом.