Мягкое печенье

Мы с Димой несемся утром сквозь дождь под тоскливое и саркастичное "yeah, right" Joji. Он водит впечатляюще уверенно для своего молодого возраста, он вообще для него довольно впечатляющий. Высокий голубоглазый блондин, на «ты» со спортом, победитель в генетической лотерее; машина, квартира, зарплата с тремя нолями в долларах, руководящая должность; рука стройной, умной и талантливой девушки нежно лежит у него на колене.

Но вот он едет сквозь дождь, туман и свою четверть века, подводя какие-то итоги, которыми, судя по лицу, недоволен. Погода за окном тоскливая, и мне хочется пощекотать его, чтобы он рассмеялся; чтобы мы разбились молодыми и красивыми; чтобы самой главной нашей проблемой посмертно осталось «не дотягиваюсь до солнца».

У него сегодня день рождения — у меня недавно тоже такой был. Я тогда подумала, что счастье — это беззаботно раскидывать мелкую сдачу по карманам, потому что тебе не придется ее искать. Не придется собирать забытые в супермаркетах копейки, чтобы купить питьевой воды. Не придется тащить баклажку через многочесленные объявления о радиоактивности роутеров в убогую комнатушку сумасшедшей засаленной старушки. Я тогда подумала, что счастлива. Интересно, как это работает?

Мы с Максимом едим мягкое печенье на обед, мы любим мягкое печенье. Шоколадное или апельсиновое, с сахарной пудрой, которая пачкает рот и джинсы. Снаружи румяная корочка, а внутри податливое, будто бы чуть сырое, тесто. У него в волосах седое пятно размером со старую гривневую монету. Как будто внезапно случилось что-то плохое, но не настолько, чтобы поседеть на всю голову. После новогодних праздников работается хорошо и приятно, но самое приятное то, что по дороге на работу мне ни разу не хотелось положить голову на трамвайные пути. И Максиму тоже, а ведь у него похмелье!

Другие люди кажутся мне загадкой — их хитрые улыбки и лукавые морщинки-сеточки в углах глаз. Кому-то постоянно не хватает тепла (я), а кто-то бежит от него и прячется за стеной ручной работы (ты). Клыки и души обнажаются на кухнях, люди сцепляются друг с другом как псы — кто-то в драке, кто-то в сексе. Любви и ненависти уже слишком много, и мы убавляем уровень чувств до симпатии и неприязни. Узнать друг друга тяжело, но пока еще возможно.

Теплый запах костра, куриная слепота ведет меня домой на ощупь. Я мечтаю о том, что скоро наступит весна, и мои ключицы, мои плечи, моя линия декольте будут свободно вдыхать первое тепло на границе с холодом. Я мечтаю «как в кино», мне мерещатся картинки и кадры из прошлого и будущего, из невозможного будущего. Там я подаю тебе истощенную руку с тяжелым золотом на запястье, и ты вынимаешь меня из машины, чтобы затащить в избыточно украшенное здание, где мы будем натянуто и морщинисто улыбаться, пока не выбьемся из сил. 30 лет назад отец уносил меня из таких же зданий, перекинув через плечо. Я притворялась спящей и хитро посматривала на ступеньки, остающиеся позади. Хочется закричать, что я не чувствую жизни, но мираж рассеивается. По дороге бежит складчатый мопс и растерянно повизгивает. В конце дороги горит в окне оставленный для меня свет.

Мы с тобой лежим вечером в постели, в окно стучит неутомимый дождь. Я утыкаюсь носом в твое плечо. Ты пахнешь как дом, как моя семья. Как и свою семью, мне бывает сложно тебя понять. Я пытаюсь просто принять, что мы разные, и это нормально. Что любить — это выбор, а не обязанность, и я делаю его каждую секунду, но я могу перестать, если очень устану (так я себе говорю). Конечно, я не могу перестать, но наверняка перестану в самый неподходящий момент.

Ты проводишь по моей руке пальцами медленно и задумчиво, словно они намагничены и ищут что-то у меня под кожей. Что удивительно, находят — я чувствую, будто что-то внутри меня изо всех сил стремится на поверхность, чтобы коснуться твоей руки; чтобы кошачьей спинкой ласково прогнуться под подушечками твоих пальцев. Мне сложно назвать это. Я касаюсь твоей руки в ответ, и чувствую так много всего, что слова меня подводят.

Я хочу спросить обо всем, что приходит мне на ум.

Но я не спрашиваю.